В моменты значительных потрясений и переломов, периодически возникающих в процессе развития любого общества и связанных с существенными деформациями условий и образа жизни людей, внезапно образующимся вакуумом ценностей, изменением материальных показателей, неясностью жизненных перспектив и неизбежным обострением противоречий, экстремизм становится одной из трудно изживаемых и наиболее опасных характеристик общественного бытия.
Опыт развития событий в современной России и ряде республик бывшего Советского Союза показал, что роль, и значение экстремизма оказались явно недооцененными и это во многом способствовало целой серии трагических событий, непременными участниками и жертвами которых были и молодые люди.
У отставленной, таким образом, от «большой жизни» современной молодежи (которая «выбирает пепси»...) на первых местах в структуре ценностей оказались благополучие в любви и семейной жизни, здоровье, материальная обеспеченность и бытовой комфорт, духовно и культурно богатая жизнь, а политика—лишь на 15-м месте (последнем месте в анкете).Все внимательней поглядывает молодежь в сторону развитого Запада и не очень развитого Востока. И если бы сейчас представилась возможность уехать туда насовсем, то уехали бы не 10—12%, как раньше, а, как показал опрос, уже 32,5%, т. е. каждый третий!4
Молодежный экстремизм как массовое явление последнего десятилетия нашей жизни, выражающееся в пренебрежении к действующим в обществе правилам и нормам поведения или в отрицании их, можно рассматривать с различных позиций. Ученые вправе исследовать философско-психологическую природу экстремизма, чтобы охарактеризовать этот феномен во всех его частных и общих проявлениях, классифицировать и типизировать случаи экстремистского поведения. Не менее важным является и установление связи между политико-экономическим состоянием общества и ростом экстремизма в молодежной среде.
Однако попытаемся взглянуть на данную проблему с иной стороны. По некоторым данным можно предположить, что взрыв молодежного экстремизма обусловлен происходящей ныне коренной ломкой стереотипов поведения, складывавшихся веками и освященных культурой.
Говоря о стереотипах поведения, следует, по- видимому, учитывать два типа культуры: народную, основанную на обычае, родословную от традиционной культуры античности и пронизанную христианским мировоззрением.
Каждому типу культуры соответствует и определенный тип сознания: мифологический или исторический. По М. Элиаде,7 мифологический и исторический типы сознания противопоставлены по качеству восприятия времени. Мифологическое время сакрально, циклично и сохраняется лишь в «коллективном бессознательном». Историческое время линейно, • необратимо и доступно индивидуальной памяти.
В основе ритуальной культуры лежит постоянно возобновляющаяся целостная картина мира, в то время как классическая европейская культура ориентирована на дискретность. Принцип единообразного поведения, неизменности и обязательности для всех членов коллектива имеет в культуре ритуального типа самодовлеющий характер. Ритуал является здесь практически единственным синкретическим средством отчуждения, хранения и возобновления родового знания, первичным инструментом развития «коллективного бессознательного».
В качестве субъекта 'познания в ритуальной культуре выступает род. В классической европейской культуре субъектом познания становится человек, выделившийся из рода. Следовательно, классическая европейская культура связана с развитием индивидуального сознания и дает множество образцов поведения, разрабатывая весь спектр его возможностей по отношению к норме. В качестве инструмента индивидуального познания, адекватного реальности, используется прежде всего язык.
По Ю. М. Лотману, переход от культуры ритуального типа к современной культуре связан с процессом специализации семиотических систем, и, в первую очередь, с распространением письменности, которая кардинально изменила структуру памяти. Культура начала ориентироваться на выработку новых текстов, а не на воспроизведение уже известных.8
М. Элиаде первым из исследователей этой проблемы подробно прослеживает переход из мифологического состояния в историческое и объясняет его становлением нового христианского самосознания.8
Ритуальная культура зиждется на причинно-следственных связях с жизнью и представляет собой как бы вплетенную в реальность канву, служащую основой коллективного познания.
Классическая европейская культура во многом опосредует процесс, кульминацией которого становится новая картина мира, выработанная наукой нашего времени.
Смена культурных эпох влечет за собой четкую смену стереотипов и норм поведения. Наиболее болезненными оказываются пограничные области, когда старые стереотипы уже не отражают изменившейся реальности, но еще продолжают существовать в жизни старшего поколения и навязываются молодым традиционной системой воспитания и образования.
Тотальный кризис конца XIX—начала XX в., горячей точкой которого стала Россия, естественным образом был связан с тем, что классическая европейская культура исчерпала свои функции так же, как в свое время исчерпала их культура ритуальная. Общество оказалось на пороге существования, не связанного нормой, а, следовательно, и законом.
Не случайным является временной разрыв между рождением нового эпоса, фиксирующего позицию человека в потоке жизни, и появлением на свет - целого поколения людей, вынужденных познавать жизнь заново и изнутри, рассчитывая лишь на самих себя и свое целостное восприятие мира.
Если иметь в виду поколение в целом, можно предположить, что в истории развивающейся личности постепенно шла отработка все новых и новых признаков, психических свойств и качеств интеллекта. Именно с этим процессом был связан, по-видимому, и нараставший конфликт «отцов» и «детей», характерный для эпохи господства классической европейской культуры.
На протяжении длительного периода противостояние «отцов» и «детей» происходило по одному из периферийных личностных признаков при преемственности признака доминирующего — стремления к постоянству. Естественным образом сохранялись и стереотипы поведения, область которых изменялась и обогащалась за счет периферии.
В конце XIX—начале XX в. на фоне всеобщего кризиса сформировалась программа смены основного системообразующего признака личности: стремление к стабильности, фиксированности положения, уступило место движению, изменению, т. е. устойчивой динамической целостности мироощущения.
Эта программа и оказалась реализованной в поколении современных молодых людей, лозунг которых «Перемен! Мы ждем перемен!» с особой силой прозвучал в конце 80-х годов.
Изменилось и качество конфликта «отцов» и «детей». В нынешней ситуации молодежь хорошо ощущает несоответствие навязываемых ей культурных стереотипов и норм поведения— жизни, а вместе с этим отказывается понимать и принимать всю традиционную культуру.
Постоянно возникают моменты неадекватного, с нашей точки зрения, поведения молодежи не только в экстремальных, ситуациях.
Наблюдения показывают, что процесс социализации молодых людей идет по двум основным направлениям и прямо зависит от развитости чувства целого, от крепости духа.
У молодежи, воспитанной в традиционной культуре, основной конфликт разворачивается на ментальном уровне, между осознаваемой ею реальностью и культурными стереотипами восприятия и осмысления мира. Поведение здесь вторично. При необходимом и достаточном развитии чувства целого люди этого типа легче соотносят свое поведение с осмысленной целостной картиной мира.
Для молодежи, растущей, в основном, вне классической европейской культуры, наиболее существен конфликт на поведенческом уровне. Люди этого типа познают жизнь опытным путем, абсолютизируя собственный опыт и признавая лишь тех, с действиями которых входят в резонанс (эффект узнавания). Врожденные способности обусловливают у них высокую скорость постижения жизни и наработки навыков ориентирования в постоянно меняющемся потоке событий. Резкое неприятие чуждой формы поведения слишком часто толкает этих молодых людей на преступление, так как этика нового поколения еще не сформирована, чувство меры не выработано и нормы не установлены.
В современной системе воспитания и образования в большинстве случаев не осознается факт качественного изменения объекта педагогических усилий. Более того, оставаясь по сути неизменной, система эта становится поставщиком типичных ситуаций, способствующих экстремистскому поведению молодежи. Практически создаются дополнительные условия для постоянного возобновления экстремистского комплекса. Почти единственным противовесом служат некоторые меры для экстренных случаев, вроде телефона доверия.
В то же время на наших глазах на протяжении одного поколения сверхактивно развивается антипедагогика, представленная во множестве направлений: от рок культуры, порнографии и насилия до банд неофашистов.
Воздействуя сразу на несколько каналов восприятия с резким превышением допустимых норм, явления антикультуры быстро подавляют в молодом человеке естественную защитную реакцию, благодаря чему ловко производится подмена реальной целостности крепко сработанным суррогатом.
Возможность и легкость такой подмены объясняются не только детской неразвитостью чувства целого у молодежи, но и чрезвычайной сложностью духовной ситуации. В условиях, когда для старшего поколения в большинстве своем духовность представляется частью культуры и на нее переносятся познанные рационально закономерности развития последней, т. е. в условиях духовного невежества учителей и родителей, молодежь поставлена перед проблемой самостоятельного выбора между добром и злом.
Вероятно это и стало причиной возникновения и широкого распространения так называемой «субкультуры».
Молодёжная субкультура
Под культурой понимаются убеждения, ценности и выразительные средства, которые являются общими для какой-то группы людей и служат для упорядочения опыта и регулирования поведения членов этой группы. Воспроизводство и передача культуры последующим поколениям лежат в основе процесса социализации—усвоения ценностей, верований, норм, правил и идеалов предшествующих поколений.
Система норм и ценностей, отличающих группу от большинства обществ, называется субкультурной. Она формируется под влиянием таких факторов, как возраст, этническое происхождение, религия, социальная группа или местожительство. Ценности субкультуры не означают отказа от национальной культуры, принятой большинством, они обнаруживают лишь некоторые отклонения от нее. Однако большинство, как правило, относится к субкультуре с неодобрением или недоверием.
Иногда группа активно вырабатывает нормы или ценности, которые явно противоречат господствующей культуре, ее содержанию и формам. На основе таких норм и ценностей формируется контркультура. Известный пример контркультуры— хиппи 60-х годов или «система» в России 80-х годов.
Элементы как субкультуры, так и контркультуры обнаруживаются в культуре современной молодежи в России.
Под молодежной субкультурой понимается культура определенного молодого поколения, обладающего общностью стиля жизни, поведения, групповых норм, ценностей и стереотипов.
Ее определяющей характеристикой в России является феномен субъективной «размытости», неопределенности, отчуждения от основных нормативных ценностей (ценностей большинства).
Так, у немалого числа молодых людей отсутствует четко выраженная личностная самоидентификация, сильны поведенческие стереотипы, обусловливающие деперсонализацию установок. Позиция отчуждения в его экзистенциональном преломлении просматривается как в отношении к социуму, так и в межгенерационном общении, в контркультурной направленности молодежного досуга.
Социальное отчуждение проявляется чаще всего в апатии, безразличии к политической жизни общества, образно говоря, в позиции «стороннего наблюдателя». На уровне самоидентификации проявление каких-либо определенных политических установок минимально. Вместе с тем эмоциональность, легковерность и психологическая неустойчивость молодых людей умело используются политическими элитами в борьбе за власть.
«Участие в политической жизни» в шкале ценностных суждений, предложенных в ходе анкетного опроса учащимся старших классов петербургских школ, заняло последнее место (это занятие привлекает лишь 6,7% опрошенных). Только каждый четвертый из старшеклассников (25,5%) готов жить для других, даже если придется поступиться своими интересами, в то же время почти половина выборкй (47,5%) полагает, что «в любом деле нельзя забывать о собственной выгоде».
«Политикой» интересуется лишь 16,7% опрошенных, отсюда закономерно проистекают и неопределенные политические позиции старшеклассников: лишь треть из них (34,4%) имеет сложившиеся политические убеждения (по самооценке), в то время как вдвое большее число либо вообще ими не обладает, либо никогда не задумывалось об этом (соответственно 29,5 и 37,1%).3
Существует мнение, что аполитичность молодежи закономерный результат чрезмерной идеологизации воспитания прошлых лет, а активная политизированность граничит с социологией. Вряд ли можно согласиться с подобной позицией: если в стабильном обществе приоритеты частной жизни закономерны и естественны, то в ситуации системного кризиса социальная индифферентность молодых чревата необратимыми последствиями для будущего страны. Не менее тревожно и то, что политизация отдельных групп молодежи приобретает черты политического и национального экстремизма.
Усугубляется и межгенерационное отчуждение, включающее широкий спектр неприятия—от разрушения внутрисемейных контактов (по критериям взаимопонимания и взаимного доверия) до противопоставления «нас» (как ценностного, так и деятельностного) всем предшествующим, «советским» поколениям.
Противопоставление образа «мы» и «они» традиционна, достаточно вспомнить хотя бы хрестоматийный роман И. С. Тургенева «Отцы и дети». Однако сегодня у молодого поколения нередко выливается в полное отрицание всех «папиных» ценностей, включая историю собственного государства. Эта позиция особенно уязвима, если иметь в виду собственную аполитичность молодых людей, их устраненность от участия в решении социальных проблем для общества, а не только групповых или корпоративных (сотрудничество)—для себя.
Особенно явственно это противопоставление прослеживается на уровне собственно культурных (в узком смысле) стереотипов молодежи: есть «наша» мода, «наша» музыка, «наше» общение, а есть—«папино», которое предлагается институциональными средствами гуманитарной социализации. И здесь обнаруживается третий (наряду с социальным и межгенерационным) аспект отчуждения молодежной субкультуры—культурное отчуждение.
Именно на этом уровне субкультура молодого поколения приобретает заметные контркультурные элементы: досуг, особенно юношеством, воспринимается как основная сфера жизнедеятельности, и от удовлетворенности им зависит общая удовлетворенность жизнью молодого человека. Общее образование для школьника и профессиональное для студента как бы отходят на другой план перед реализацией экономических («зарабатывать деньги») и досуговых («интересно провести свободное время») потребностей.
Наряду с коммуникативной (общение с друзьями) досуг выполняет в основном рекреативную функцию (около одной трети старшеклассников отмечают, что их любимое занятие на досуге—«ничего неделание»), в то время как познавательная, креативная и эвристическая функции не реализуются вовсе или реализуются недостаточно
Ценности национальной культуры, как классической, так и народной, вытесняются схематизированнымистереотипами—образцами массовой культуры, ориентированными на внедрение ценностей «американского образа жизни» в его примитивном и облегченном воспроизведении.
Любимыми героями и в определенной степени образцами для подражания становятся, по данным опросов, героини так называемых «мыльных опер» (для девушек) и видеотриллеров типа Рэмбо (для юношей). Однако вестернизация культурных интересов имеет и более широкую сферу приложения: художественные образы экстраполируются на уровень группового и индивидуального поведения молодых людей и проявляются в таких чертах социального поведения, как прагматизм, жестокость, стремление к материальному благополучию в ущерб профессиональной самореализации.
Потребительство проявляется как в социокультурном, так и в эвристических аспектах. Эти тенденция присутствует в культурной самореализации учащейся молодежи, что косвенно обусловлено и самим потоком преобладающей культурной информации (ценности массовой культуры), способствующей фоновому восприятию и поверхностному закреплению ее в сознании.
Выбор тех или иных культурных ценностей чаще всего связан с групповыми стереотипами достаточно жесткого характера (не согласные с ними легко попадают в разряд «отверженных»), а также с престижной иерархией ценностей в неформальной группе общения.
Групповые стереотипы и престижная иерархия ценностей обусловлены половой принадлежностью, уровнем образования, в определенной мере местожительством и национальностью реципиента, однако в любом случае суть их одна: культурный конформизм в рамках неформальной группы общения и неприятие других ценностей и стереотипов, от более мягкого в среде студенческой молодежи до более агрессивного в среде учащихся средней школы. Крайним направлением этой тенденции молодежной субкультуры являются так называемые «команды» с жесткой регламентацией ролей и статусов их членов.
Данные исследований показывают, что досуговая самореализация молодежи осуществляется вне учреждений культуры и относительно заметно обусловлена воздействием одного лишь телевидения—наиболее влиятельного институционального источника не только эстетического, но и в целом социализирующего воздействия. Народная культура (традиции, обычаи, фольклор и т. п.) большинством молодых людей воспринимается как анахронизм. Попытки внесения этнокультурного содержания в процесс социализации в большинстве случаев ограничиваются приобщением к православию, между тем как народные традиции, безусловно, не ограничиваются одними лишь религиозными ценностями. Кроме того, этнокультурная самоидентификация состоит а прежде всего в формировании положительных чувств в отношении к истории, традициям своего народа, т. е. того, что принято называть «любовью к Отечеству», а не в знакомстве и в приобщении к одной, пусть даже самой массовой, конфессии.
Возникновение такой, а не иной, с указанными особенностями молодежной субкультуры обусловлено целым рядом причин, среди которых наиболее значимыми представляются следующие.
1. Молодежь, живет в общем социальном и культурном пространстве, и поэтому кризис общества и его основных институтов не мог не отразиться на содержании и направленности молодежной субкультуры. Именно поэтому не бесспорна разработка любых специально молодежных программ, за исключением социальноадапционных или профориентационных. Любые усилия по коррекции процесса социализации неизбежно будут наталкиваться на состояние всех социальных институтов российского общества и прежде всего системы образования, учреждений культуры и средств массовой информации. Каково общество — такова и молодежь, а следовательно, и молодежная субкультура.
2. Кризис института семьи и семейного воспитания, подавление индивидуальности и инициативности ребенка, подростка, молодого человека как со стороны родителей, так и педагогов, всех представителей «взрослого» мира, не может не привести, с одной стороны, к социальному и культурному инфантилизму, а с другой—к прагматизму и социальной неадаптированности (в некоторых случаях опосредованно)—и к проявлениям противоправного или экстремистского характера. Агрессивный стиль воспитания порождает агрессивную молодежь, самими взрослыми приуготовленную к межгенерационному отчуждению, когда выросшие дети не могут простить ни воспитателям, ни обществу в целом ориентации на послушных безынициативных исполнителей в ущерб самостоятельности, инициативности, независимости, лишь направляемых в русло социальных ожиданий, но не подавляемых агентами социализации.
3. Коммерциализация средств массовой информации, в какой-то мере и всей художественной культуры, формирует определенный «образ» субкультуры не в меньшей степени, чем основные агенты социализации—семья и система образования. Ведь именно просмотр телепередач наряду с общением, как уже говорилось,—наиболее распространенный вид досуговой самореализации. Во многих своих чертах молодежная субкультура просто повторяет телевизионную субкультуру, которая лепит под себя удобного зрителя.
Молодежная субкультура есть искаженное зеркало взрослого мира вещей, отношений и ценностей. Рассчитывать на эффективную культурную самореализацию молодого поколения в больном обществе не приходится, тем более что и культурный уровень других возрастных и социально-демографических групп населения России также постоянно снижается.
Наблюдается тенденция к дегуманизации и деморализации в содержании искусства, что проявляется прежде всего в принижении, деформации и разрушении образа человека. В частности, это фиксируется в нарастании сцен и эпизодов насилия и секса, в усилении их жестокости, натуралистичности (кинематограф, театр, рок-музыка, литература, изобразительное искусство), что противоречит народной нравственности и оказывает негативное воздействие на молодежную аудиторию. Отрицательное влияние на аудиторию эскалации сцен насилия и секса в кино, на телевидении и видео доказывается многочисленными исследованиями.6 С конца 80-х годов ситуация в нашем массовом искусстве, особенно в экранных видах искусства, стала резко изменяться, приобретая все более негативный характер. В частности, «идолы потребления» (поп-, рок-музыканты, шоумены, королевы красоты, культуристы, астрологи, экстрасенсы и т. п.) вытеснили «идолов производства» (рабочие, крестьяне, ИТР и т.д.) на теле- и киноэкранах. По данным исследований, проведенных сотрудником лаборатории социальной психологии НИИКСИ А. Т. Никифоровым, среди 100 фильмов, наиболее популярных в ленинградских видеосалонах в 1989 г., 52% имели жанровые признаки боевика, 51%—эротики (порой неотличимой от порно-), 27%—комедии (преимущественно эротической), 18%—кунг-фу (фильмы карате), 14%—ужасов и т.д. (в одном фильме могут присутствовать признаки нескольких жанров). При этом, по мнению экспертов-киноведов Я. Б. Иоскевича и С. Л. Шолохова, среди этих фильмов не было ни одного, отличающегося высокой художественно-эстетической ценностью, и только 5% обладали «определенными художественными достоинствами». Следует отметить, что число видеосалонов в Ленинграде в конце 80-х годов достигало 1 тыс. С начала 90-х годов типичный репертуар видеосалонов распространился и на экраны кинотеатров. По данным А. Т. Никифорова, репертуар кинотеатров по частоте демонстрации с конца 1991 г. более чем на 80% состоит из зарубежных фильмов указанных жанров (боевики, эротика, ужасы, карате). В 1994 г. это число превысило 90%. Среди отечественных фильмов преобладает подражание тем же западным образцам.7
На телевизионном экране все чаще также демонстрируются насилие и эротика, особенно в связи с распространением негосударственного местного и кабельного телевидения, по которому обычно идут все те же западные малохудожественные фильмы.
С социально-психологической точки зрения несомненно, что экранное насилие и агрессивная эротика вносят свой вклад в криминализацию современной жизни, особенно влияя на детей, подростков и молодежь, которые составляют основную аудиторию кинотеатров и видеосалонов. Как известно, преступность среди них неуклонно продолжает расти. Не случайно в развитых западных странах общественностью созданы организации типа Международной коалиции борьбы против телевизионного насилия (США). Применяются всевозможные возрастные ограничения. В российском обществе против подобных негативных явлений пока выступают только отдельные высокодуховные и истинно культурные люди, такие как Патриарх всея Руси Алексий II; митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн, ныне скончавшийся; академик Д. С. Лихачев; директор Пушкинского дома проф. Н. Н. Скатов
В заключении хотелось бы еще раз сказать об актуальности исследований, связанных с проблемами молодежи. Исследования в этой области социологии необходимы для разрешения того кризиса, который переживает сегодня Россия. А связь таких аспектов социологии молодежи, как молодежная субкультура и молодежная агрессивность очевидна. Только тщательные и систематические исследования в области социологии молодежи могут помочь понять причины происходящего в нашем обществе конфликта поколений.Необходимо понять суть молодежных исканий, отрешиться от безусловного осуждения того, что несет с собой молодежная культура, дифференцированно подходить к явлениям жизни современной молодежи.
Список литературы
1. Кон И.С. Социология молодежи. В кн.: Краткий словарь по социологии М., 1988.
2. Кон И.С. Молодежь. БСЭ. 3-е изд.
3. Социология молодежи. Под ред. В. Т. Лисовского Из-во СПбГУ. 1996.
4. Молодежный экстремизм. Под ред. А. А. Козлова. Из-во СПбГУ.1996.
5. Сорокин П. Человек.Цивилизация.Общество.М.,1992
6. Семенов В.Е. Искусство как межличностная коммуникация. СПб, 1995.
7. М. Элиаде. Космос и история. М.,1987.
8. Ю.М. Лотман. Несколько мыслей о типологии культуры. В кн.: Язык культуры и проблемы переводимости.
9. Никольский Даниил. Молодежный экстремизм и молодежная субкультура.