Связь доступной мишени с неудовольствием

Ассоциации с аверсивными событиями играют весьма важную роль в том, что жертва может подвергаться сильнейшей атаке. Если бы мы но какой-то причине чувствовали себя плохо, то с большей вероятностью направляли бы свою агрессию на тех, кого можем обвинить в своих несчастьях. Перефразируя формулировку Долларда и его коллег (1939), мы можем сказать (как показано на рис. 3-6), что агрессия, возбужденная неприятным событием, с наибольшей силой бывает направлена на того, кто воспринимается как источник неудовольствия.

Существует как минимум две причины этого эффекта. Атака частично может быть попыткой устранить или уменьшить аверсивную стимуляцию. В дополнение к этому воспринимаемый источник теперь ассоциируется с негативным аффектом; как результат, его простое присутствие может возбуждать враждебные мысли и воспоминания, равно как и внутреннюю стимуляцию к агрессии. Это положение можно сформулировать в более общем виде следующим образом: люди, получившие в глазах окружающих негативное значение (может быть, в связи с происшедшими ранее неприятными инцидентами), могут с особенной легкостью стать жертвами аверсивно генерированной агрессии.

Исследования животных свидетельствуют в пользу этой возможности. По крайней мере в одном эксперименте животное легко становилось жертвой агрессии просто потому, что оно сталкивалось с животным-агрессором, которое перед этим подвергалось воздействию электротоком. Люди могут вести себя подобным образом. Так, например, Риордан и Тедеши показали, что участники эксперимента проявляют большую враждебность к человеку, который просто присутствовал, когда у испытуемых вызывали страх, и который, в отличие от них, не подвергался аналогичному воздействию (см.: Ulrich, Hutchinson and Azrin, 1965; Riordan and Tedeschi, 1983).

Применение анализа к интерперсональным отношениям. Смещенная враждебность и феномен «козла отпущения». Смещение враждебности, на мой взгляд, часто имеет место, когда невиновный индивид или группа становится жертвой агрессии, проистекающей из другого источника. Несомненно, подобное вам знакомо. Всем нам известна история о том, как человек, рассерженный своим боссом, придя домой, накричал на жену, которая дает подзатыльник сыну за какую-то мелкую провинность, который, в свою очередь, даст пинка своей собаке. Все эти персонажи были спровоцированы, но, не в силах или не желая атаковать своего мучителя, разряжали агрессию на ком-то другом. Иногда мы называем невинную жертву козлом отпущения.

Обычная интерпретация феномена козла отпущения исходит из того, что жертва подвергается атаке, потому что он или она доступна и ее безопасно атаковать. Частично такое предположение верно. Муж вполне мог резко выговаривать своей жене просто потому, что она «попалась под горячую руку» (и, быть может, также потому, что делала что-то такое, что его раздражало). На мой взгляд, однако, здесь имеет место смещение враждебности. Почему некоторые этнические группы или группы меньшинств с особой легкостью становятся козлами отпущения? По моему мнению, во многих случаях мишенью оказывается некто, кто уже вызывает антипатии и, таким образом, наделен негативным значением.

Какие бы еще факторы ни играли свою роль, описанный процесс вносит свой вклад в порождение такого явления, как превращение негров и евреев в козлов отпущения (см.: Berkowitz, 1962, chapt. 5, а также Miller, N. Е., 1948). Неблагоприятное состояние дел генерирует агрессивное побуждение, которое направляется на доступную, безопасную и вызывающую антипатию группу.

Связанные с экономическими трудностями нападения белых южан на негров явно обусловливались подобным образом, по крайней мере вплоть до 30-х годов текущего столетия. До того как экономика Юга стала многоотраслевой, как в настоящее время, экономическое благополучие этого района было прямо связано с ценами на его главную продукцию — хлопок. Целые сообщества страдали от тяжелых финансовых кризисов, когда цена на хлопок падала. Исследователи нашли, что до конца 30-х годов за резкими падениями цен на хлопковом рынке в этом регионе страны нередко учащались случаи линчевания(см.; Hovland and Sears, 1940; Mintz, 1946). Другие статистические данные говорят о том же. Так, например, в 1930 году произошел 21 случай линчевания. Южные графства, в которых происходили эти акты насилия, были экономически более отсталыми сравнительно с теми, в которых случаев линчевания не было (см.: Berkowitz, 1962, р. 136-137). Во всех этих случаях чернокожие, ставшие жертвами насилия, могли, разумеется, сделать что-то, оскорбившее белых. Однако небогатые фермеры привыкли враждебно относиться к неграм вообще. Они находили в них готовую мишень для своих агрессивных побуждений, порождаемых тяжелым экономическим положением.

Возможно ли, что предшествующая антипатия способствовала также смещенной агрессии, которая веками была направлена против евреев? Люди, переживавшие возмущение, обиду, негодование из-за лишений и всевозможных жизненных трудностей, нападали на евреев, обвиняя их во всех своих бедах, в большей степени просто потому, что они еще детьми научились ненавидеть эту социальную группу. Другими словами, евреи (и некоторые другие национальные меньшинства) становились мишенью для смещенной враждебности, по крайней мере частично, по причине их негативного значения — ранее установившейся ассоциации с неблагоприятным положением дел.

Люди с физическими недостатками как аверсивные стимулы. Не только чернокожие и евреи могут ассоциироваться с неблагоприятным положением дел. Подумайте о людях с физическими недостатками или страдающих тяжелыми длительными заболеваниями. Для многих «нормальных» эти несчастные люди также связаны с негативными вещами по причине их нетрудоспособности и/или страдания. Разумеется, большинство из нас относится с сочувствием к больным или имеющим физические дефекты людям. Мы их жалеем и иногда даже идем на какие-то жертвы, чтобы им помочь. Однако где-то в глубине души они могут вызывать у нас неприятные ассоциации, и в результате мы относимся к ним, по сути дела, амбивалентно. До настоящего момента я не сказал ничего оригинального. Ряд социальных ученых отмечали это явление — смешение позитивных и негативных чувств к людям с физическими дефектами. Я, однако, иду дальше. В силу их негативного значения люди с физическими недостатками нередко подвергаются дурному обращению со стороны «нормальных», особенно если последние не задумываются о том, что делают.

Подтверждение необдуманного дурного обращения получено в двух проведенных мной и Энн Фроди экспериментах (Berkowitz & Frodi, 1979). Во втором из них студенток университета, которых вначале подвергли оскорблению, просили «осуществлять надзор» за мальчиком, которого они наблюдали на телеэкране. В половине случаев на телеэкране показывали мальчика с внешностью скорее «странной», нежели нормальной, а некоторые из испытуемых также слышали, что мальчик, разговаривая, заикается. После того как телевизор был выключен, мальчик якобы начинал выполнять серию учебных заданий, а испытуемым сообщали о каждой ошибке мальчика. Выполняя роль осуществляющих контроль, они должны были за каждую ошибку наказывать мальчика включением неприятного шумового «удара». По схеме использования «машины агрессии» Басса испытуемые были свободны в выборе интенсивности наказания (шума) в диапазоне 10-балльной шкалы, начиная от мягкого до решительно неприятного. Важно отметить, что испытуемые, осуществляя надзор, в то же время должны были выполнять еще и другое задание, так что они не были целиком сконцентрированы на своих действиях, когда нажимали на включающие шум кнопки.
На рис. 3-9 показана средняя интенсивность наказания, которому подвергали мальчика эмоционально возбужденные испытуемые за якобы допущенные им ошибки при выполнении всех 10 заданий. Читатель может видеть, что несколько рассеянные испытуемые проявляли большую готовность или желание наказывать, когда они воспринимали мальчика как страдающего двумя физическими недостатками: как имеющего странную внешность и заикающегося. У несчастного ребенка, имеющего оба дефекта, были все шансы быть подвергнутым импульсивному дурному обращению со стороны все еще рассерженных испытуемых, по-видимому, в силу того, что для женщин он обладал наибольшим негативным значением.

РЕЗЮМЕ

Продолжая обсуждение эмоциональной агрессии, автор посвятил эту главу усиливающим агрессию влияниям негативного аффекта. Исследования на людях так же, как и на животных, показывают, что разного рода аверсивные стимулы, включая болезненные удары электротоком, ненормально высокую температуру и гнилостные запахи, могут стимулировать враждебность и агрессию. Агрессия не является неизбежной; испытывающее страдание животное или человек может предпочесть борьбе бегство, а открытая (явная) агрессия может включать защитный компонент. Во многих случаях, однако, как люди, так и животные, подвергаемые воздействию неприятными стимулами, проявляют тенденцию атаковать подходящую жертву, особенно если альтернативный способ действия оказывается невозможен. Важно отметить, что такое случается, даже когда агрессия не может ослабить аверсивную стимуляцию.

Теоретическая модель, основанная на подобных наблюдениях, предполагает, что и переживание гнева, и проявление агрессии осуществляется в виде последовательного процесса. Сначала, как предполагается, негативный аффект, порождаемый аверсивным стимулом, возбуждает как тенденцию к борьбе, так и тенденцию к бегству. Относительная сила этих противодействующих тенденций определяется биологическими факторами, научением и ситуативными факторами. Рудиментарное переживание гнева возникает из порожденных негативным аффектом физиологических, экспрессивно-моторных и когнитивных изменений, ассоциированных с тенденцией к борьбе, в то время как первичное чувство страха основывается на связанных с бегством физиологических, моторных и когнитивных реакциях. Эти чувства протекают параллельно их соответствующим поведенческим проявлениям, но не детерминируют их. С этой точки зрения, гнев скорее сопровождает, нежели создает подстрекательство к агрессии.

Данная модель также предполагает, что но крайней мере у человека, а возможно, и у других видов животных, экспрессивно-моторная готовность напасть на жертву сопровождается желанием причинить вред или даже уничтожить ее. Это подтверждается результатами эксперимента, показывающими, что люди, испытывающие боль, обнаруживают тенденцию причинять ущерб другим. Я полагаю также, что негативный аффект с особой легкостью может возбуждать чувство гнева и агрессивные наклонности, когда негативный аффект интенсивен, имеются специфически подходящие и доступные жертвы и когда индивид изначально не намеревался избегать неприятной ситуации.

Согласно проведенному в этой главе анализу, первые автоматические и непроизвольные реакции на негативный стимул могут быть быстро модифицированы, если эмоционально возбужденный человек будет думать о своих чувствах, о вызывающих их событиях, о том, как он понимает свое состояние, и о социальных правилах, касающихся эмоций и действий, которые могут соответствовать данным обстоятельствам. Таким образом, начальное рудиментарное переживание гнева может быть интенсифицировано, обогащено и дифференцировано, подавлено или вообще устранено.

Я полагаю, что полезно представлять эмоциональное состояние как сеть специфических чувственных составляющих, экспрессивно-моторных реакций, мыслей и воспоминаний, организованных таким образом, что активизация любого из компонентов имеет тенденцию к распространению и таким образом активизирует другие связанные с ним составляющие. Мысли и/или воспоминания, имеющие агрессивное значение, таким образом, могут генерировать агрессивные чувства и даже тенденции к агрессивным действиям.

Данные исследований, согласующиеся с этой формулировкой, показывают, например, что аверсивная стимуляция продуцирует враждебные и/или связанные с агрессией мысли, даже если никто намеренно не обращался плохо с испытуемыми, что печальные обстоятельства часто порождают не только печаль, но и гнев и что депрессивное состояние может возбуждать гнев и вызывать импульсивные акты агрессии. Однако, уделяя внимание своим чувствам, переживающие негативные эмоциональные состояния люди могут осуществлять самоконтроль, сдерживая свои порожденные негативным аффектом побуждения и, может быть, также уменьшая воспринимаемый ими собственный гнев.

Исходя из того факта, что эмоциональная агрессия подвержена автоматическим ситуационным влияниям, и развивая связанные с ним представления, глава заканчивается обстоятельным обсуждением роли определенных внешних стимулов (агрессивных ключевых сигналов). Я полагаю, что определенные стимулы окружающей ситуации могут интенсифицировать или даже активировать агрессивные наклонности, если стимулы имеют агрессивное значение и/или ассоциированы с болью и страданием. Эффект оружия является примером первого вида влияний, и довольно много исследований подтвердили его присутствие, особенно если испытуемые в данный момент находились в относительно возбужденном состоянии. Второй вид влияний проявляется в импульсивных и необдуманных актах агрессии, которые «нормальные» люди часто совершают в отношении лиц с физическими дефектами, по-видимому, в силу того, что вид этих несчастных напоминает «нормальным» о страдании и других неприятных состояниях.