А как Днестр форсировали

Шёл солдат

Вернулся Александр Иванович Грешнов в Кременки после пятилетнего отсутствия. Позади был долгий солдатский путь: …участие в Курской битве в составе 78 гвардейской дивизии, и уже после госпиталя до самой Праги, до конца войны с Германией – в одной и той же 52 дивизии. Форсировал Северный Донец, Днепр, Днестр, Дунай (дважды), Буг…

Кроме своих городов и сел освобождал Будапешт, Вену..., прошел по дорогам Румынии, Болгарии, Венгрии, Австрии, Чехословакии. Встречался с американцами, видел разбомбленный союзниками Дрезден…

Под Прагой надеялись, что война для них закончилась. Правда, поговаривали об угрозе со стороны Турции. Оказалось: через всю страну состав промчит на Дальний Восток. дорогую солдатскую медаль. Обнял, поцеловал... Скорее всего, с тех пор и прилепилось к немуВойна с Японией.

В общей сложности пробыл рядовой Александр Грешнов на фронте больше трех лет. И все время на передовой.

- Больше девяти лет стажа мне за войну начислили. Да еще два года службы после войны в Китае. Всего одиннадцать с лишним лет.

Семь боевых медалей заслужил. В том числе – «За боевые заслуги». И самые дорогие – солдатские: «За отвагу». У Александра Ивановича Грешнова их две. Все, прошедшие войну, знают, что стоит за этим.

А еще восемьдесят две благодарности от Верховного Главнокомандующего. Как свидетельство того же долгого солдатского пути к Победе.

 

* * *

Подошла пора, и его повезли мальчишки помладше на призывной пункт.

Голодные три месяца - на переподготовке в Инзе. По помойкам собирали кожуру картофельную. Потом полегче уже было в Мелекессе. Там хоть речка рядом была. А затем - "странствия" по растерзанной врагом России.

 

Видимо, справедливо

называют Курскую битву одной из самых главных битв Второй Мировой. И одной из самых страшных.

78 дивизия занимала позиции под Белгородом. Сначала тридцать километров наши отступали: ничего не убирали. Потом то же самое немцы проделали. Понятное дело, война: мы били, но и нас не жаловали. Здесь немцы "тигры", "фердинанды" применили. Страшное месиво кругом. Упасть негде: или железо искореженнoe, или лошадь смердит, или трупы человеческие разлагаются. И немцкие, и наши. Те самые родненькие, с кем несколько дней назад под огнем пластался.

Страх, сколько погибло. Горы трупов. Смрад стоит. С ног сшибает. И жара к тому же нестерпимая. Но живой хоть и смерть предполагает, но хочет и дома побывать. Дышать нечем от жары и трупного смрада. Но надо падать в этот ад. Так как немец ведет страшный огонь. И выбора другого нет: головы не поднять.

Терпи солдат! Немец дуром об­стреливает. А выдержать надо. До Северного Донца бы добраться, а там полегче будет. И не думали, что сюрпризы продолжатся. Немцы, отступая, все колодцы испоганили: или убитого бросят, или собаку. Чтобы и воды испить не могли.

 

Под Белгородом и конину ели

Уже красная, с запахом. Чуть сухой полынью дух перебьешь... Вот как желудок чего-нибудь про­сил...

Крапива, чеснок дикий, щавель...,- вот далеко не полный перечень трав в солдатском котле.

Правда, к тому времени и восьми­литровые американские банки с консервированной колбасой начали пос­тупать. И если крошечка от этой кол­баски попадет солдату, то считай, тебе сегодня повезло.

А хлеба, если утром дадут, то не вытерпишь и сразу съешь.

Терпи до следующего дня. На войне почему-то всегда есть хотелось. А еще было желание отдохнуть от тяжелой работы.

Это только в плохих фильмах война показана в стрельбе одной да сплошных подвигах. А там – постоянная работа и преодоление каких-то, часто непредвиденных трудностей.

 

Вот так тяжело было

правее Кривого Рога. Сказали бы: дадим вам отдохнуть только в том случае, если на узеньких дощечках проспите. Согласились бы на все условия.

Суток бы пять на этой дощечке пролежал. И ни разу бы не перевер­нулся.

 

Съел бы все,

что подвернется. (Нет, кухня не отставала, просто брать неоткуда было продукты.)

Хлеба дадут - сожмешь его в кулак, а потом не выдержишь.

Кукурузный початок торчит из-под снега. Понятно, что это за кукуруза.

Молотком не разобьешь. Целиком нахватаешься, что сможешь одолеть. Потом и живот может музыку сыграть. Голодные, но вперед рвались. Дурью перли, только бы немцев скорее погнать со своей территории.

 

На сопке дзот

Обстреливает немец на все че­тыре стороны. Ни вдохнуть, ни выдохнуть. А вправо, в низине, -наша часть.

Собрали несколько человек и пос­тавили задачу: надо заставить замол­кнуть дзот. Сначала перебежками можно было в бурьяне передвигаться. А как 70-80 метров осталось - один песок пошел. И выглянуть невозмож­но, а надо подниматься. Ведь ждут, надеются.

За эту высотку наградили рядового Грешнова самой солдатской медалью "За отвагу". И не последней. Связис­тов наградами не очень баловали, хотя большое дело они делали. Дру­гое дело - чистая пехота. О ней заботы всегда больше.

 

По Украине шли

уже потрепанные все: и наши, и немцы. В полку - один батальон, в батальоне - лишь рота, а в роте - всего взвод.

И так бывало: оставят минимум в минометном расчете, а остальные хором как можно громче "ура" кри­чат. Победную эстафету до немцев передают, чтобы у них мысли заро­нить пагубные о нашем полном над ними преимуществе.

 

А как Днестр форсировали

Правее Бендер это было. Радости полны штаны. Потому что немца гоним.

Еще снежок. Но все теплее и теплее становится. У Александра фуфайка под шинелью. Снял ее: жарко стало от этих радостных маршей. А как ввзглнул, зажмурился от жути: вся под­кладка от вшей белая, Крадучись (чтобы никто не заметил), Днестру "по­дарил" фуфайку (долго она выручала солдата) вместе с живностью. Огля­нулся. Зря прятался. Другие пример­но то же самое проделали.

А к вечеру думает: "... А ночи-то холодные еще". У немца убитого тельничек "занял". И не побрезговал.

Встреча с союзниками

Шли, как ни в чем не бывало. И вдруг команда поступила - полу­чить обмундирование: гимнастер­ки, пилотки. Сапоги по необходи­мости сменили.

Оказывается, с американцами встречаемся.

Ясно стало, почему переодели. Выглядели наши солдаты, даже обновленные, по сравнению с ними, похуже. Они какие-то холеные, чистенькие в своих беретах и на студобеккерах.

Потом на досуге начали сравни­вать. Заметили странности. В случае тревоги наши кубарем с грузовика скатятся. Во все четыре стороны.

А у них лестница выбрасывается, и сходят по порядку.

Петрухин, командир орудия, после изучения союзников заявил:

- Никакие они не вояки против наших ребятишек. Пока они со своего студебеккера сойдут, я один их из автомата перестреляю.

Со всем их оружием. Не приучены они к войне.

Были и возражения. Но большинст­во согласились с такой оценкой.

Ведь, если б наши части не поторопились к Берлину, то немцы окружили и разгромили бы дивизии союэников...

- А сейчас, видишь, вот какая страна развитая экономически. А мы со своим умением в глубокой яме оказа­лись. Ведь вся Европа встречала, как долгожданных, наши части. Болгары столы на улицах накрывали. Все "братушками" называли. Югославы приветствовали: "Добро дошли руси!"

 

Душа человек был!

Командиром батареи еврей Броншвай был. Солдат хранил. Зря людей на смерть не посылал.

Отстаивал свое мнение до конца. Командир дивизиона, когда осердится очень в ответ на настойчивость комбата, крикнет в сердцах, все пере­путав:

- "Кронштейн", прекрати понап­расну говорить...