В ЧЕМ СМЫСЛ ОПРИЧНИНЫ ИВАНА ГРОЗНОГО?

Наверное, сложно найти более спорный период в истории России, чем правление Ивана Васильевича IVГрозного. С одной стороны, в начале его правления был проведен ряд либеральных реформ, к России были присоединены Казанское, Астраханское ханства. С другой стороны, нельзя забывать о поражении в Ливонской войне, экономическом кризисе и усилении закрепощения крестьян.Однако наиболее жаркие споры вызывает скорее сама личность Ивана Грозного, и проведение им жестокой политики опричнины с 1565 по 1572 год, во время которой государство было поделено на две части (опричнину и земщину), а ее следствием стали тысячи смертей от рук опричного войска.

По сути своей опричнина была беспрецедентным явлением в истории России из-за чего спектр мнений о ее предназначении крайне широк и включает в себя как и максимально негативную оценку периода, так и положительную. Оценка историками всего семилетнего периода разделяется на четыре вектора:

· борьба с боярством;

· необъяснимое безумие царя;

· централизация страны и попытки создать эффективную армию;

· религиозные репрессии.

Концепция создания опричнины как более эффективного (или лучше сказать «продуктивного») способа борьбы с боярством, была распространена в основном в дореволюционную эпоху. Так этой позиции придерживались такие историки, как С.М.Соловьев вместе с К.Н.Бестужевым-Рюминым и В.О.Ключевский. Однако и в наше время такой взгляд продолжает существовать, и именно его можно встретить в «Истории России» под авторством А.С.Орлова, В.А.Георгиева, Н.Г.Георгиевой и Т.А. Сивохина.

По мнению Соловьёва, спусковым крючком в накале отношений между боярством и Иваном IV стала болезнь царя в 1553 году. Заболевание Ивана Васильевича было настолько сильным, что в Боярской Думе возник вопрос о передаче власти. Иван Грозный был здесь однозначен, считая, что наследовать престол может только его сын царевич Дмитрий, который на момент событий находился в младенческом возрасте. В «Истории России с древнейших времен» С.М. Соловьев приводит его слова: «кто не хочет служить государю-младенцу, тот и большому не захочет служить; и если мы вам не надобны, то это на ваших душах»[2]. Состоятельность решения, особенно с учетом его почти ультимативностью, вызывала в кругу приближенных жаркие споры: Петр Щенятев-Патрикеев, Семен Ростовский и Иван Турунтай-Пронский в качестве альтернативы хотели присягнуть князю Владимиру Старицкому. К этой же кандидатуре был склонен духовник царя Сильвестр. Если Иван Грозный и раньше испытывал недружественные чувства к боярству, о чем можно судить из его речи к народу с Лобного места и со слов Курбского, то неповиновение во время его болезни он воспринял как личное предательство, это обострило его ненависть в несколько раз. По мнению Соловьева, именно во время болезнив голове Ивана Грозного зародилась мысль о том, что он не может никому доверять, потому что окружен врагами. Эта идея прогрессировала последующие 11 лет (с болезни в 1553 до введения опричнины в начале 1565), за время которых произошел серьезный разрыв с прежним окружением, были отправлены в ссылки такие бояре, как князь Дмитрий Курлятев и Михайла Воротынский с семьями, а близкий царю князь Андрей Курбский бежал в Литву. «Врагов много, я не в безопасности, нужно принять меры для спасения себя и своего семейства, в случае неудачи нужно приготовить убежище на чужбине», как говорит Соловьев: «эта мысль стала теперь господствующею в голове Иоанна»[3]. Таким образом разделение русской земли на опричнину и земщину стала универсальным выходом из ситуации: «если нельзя было прогнать от себя все старинное вельможество, то оставалось одно средство - самому уйти от него»[4]. С помощью введения опричнины царь смог приблизить к себе новых людей, угодных только ему, которые были достаточно благонадежны. Да, в опричнину могли входить бояре, но теперь это были только те бояре, которых был готов видеть рядом с собой царь. Отъезд в Александровскую слободу до введения опричнины помог Ивану Грозному понять, что народ будет верен ему при любых его действиях, тем самым он легитимизовал все казни, которые он устраивал при любых возникновениях угрозы измены. В целом, этой же концепции придерживается в К.Н. Бестужев-Рюмин в «Русской истории», а А.С.Орлов добавляет, что ведение такой жесткой политики было единственным способом достижения сильной, почти абсолютной, самодержавной власти, в обход боярско-княжеской оппозиции и боярских привилегий.[Орлов А.С., Григорьев В.А., Григорьева Н.Г., Сивохина Т.А. 2017 с.83]Кроме того, паранойю царя отмечает В.О.Ключевский. С его точки зрения опричнина являлась политическим убежищем, где Иван Грозный мог скрыться от «крамольного» боярства (более того в землях опричнины он видел свою «частную собственность», хоть и на пол государства), а опричники были высшей полицией по делам государственной измены. Однако вся затея с опричниной в целом вышла довольно бесцельной, так как Ивану Грозному не удалось устранить боярство как класс, на что он рассчитывал с позиции Ключевского, так как, во-первых, мишени Иван Грозный выбирал совершенно хаотично, а, во-вторых, царь не предлагал ничего взамен боярству из-за того, что ставил опричников не вместо них, а исключительно против. [Ключевский В.О. 2004]

Несмотря на глубокую аргументацию, ни один из приведенных выше историков не объясняет толком причину столь резкой отмены опричнины, более того введение запрета на употребление самого названия опричной земли («опричнина» была замена словом «двор»). В учебнике Орлова отмечается разложение армии, в частности опричного войска, которое подтвердилось в 1571 году после поражения крымским татарам. [Орлов А.С. 2017 с. 84] Ключевский говорит о том, что бесцельность опричнины привела к совершенно обратным последствиям: чувство самосохранения скорее сплотило бояр, чем уничтожило. [Ключевский В.О. 2004]

Совершенно противоположный взгляд на всю политику опричнины был у многих других историки. Так Н.М.Карамзин, Н.И.Костомаров и Д.И.Иловайский списывали все семь лет репрессий на безумие царя, исключая возможность любых рациональных политических обоснований введения опричнины. Особенно четко держит этот курс Н.И.Костомаров, который, описывая весь период правления Ивана Грозного, постоянно обостряет внимание на его психической неуравновешенности и морально-нравственном разложении (от разврата, включая «содомитские» связи, до природной жестокости). Интересно будет заметить, что вся религиозность царя, по его мнению, так же была продиктована эмоциональными перепадами: «если, среди совершаемых злодеяний, по-видимому, находили на него порывы раскаяния и он отправлял в монастыри милостыни на поминовение своих жертв, то это делалось из того же, скорее суеверного, чем благочестивого, страха Божьего наказания»[5].

Костомаров пишет о том, что из-за ментальных травм, оставленных московским пожаром и народным бунтом, Иван Васильевич Грозный превратился в марионетку в руках своих приближенных, в частности священника Сильвестра, и введение опричнины было ответной реакцией на осознание своей безвольности. Царь желал абсолютной власти в качестве компенсации упущенных лет, им руководили жажда мести и животная озлобленность. В сочетании с тем удовольствием, которое он получал от пыток и мучительных казней это и привело к установлению деспотии в государстве, а страх потерять вновь обретенную власть создавал в его глазах существование измены во всех слоях общества.На безумие царя опирается Н.М.Карамзин, однако с его точки зрения катализатором зарождения тиранических наклонностей послужила смерть царицы Анастасии и «предательство» Сильвестра и Адашева. Бегство Курбского и планы Сигизмунда против Русского царства окончательно помутили его рассудок. Из Александровской слободы он вернулся тем деспотом, котором его и запомнила история: «он так изменился, что нельзя было узнать его: на лице изображалась мрачная свирепость; все черты исказились; взор угас; а на голове и в бороде не осталось почти ни одного волоса, от неизъяснимого действия ярости, которая кипела в душе его»[6].

Куда более весомое значение личности царицы Анастасии уделяет историк Д.И.Иловайский. По его мнению, во время брака с Иваном IV царица сдерживала все его дурные наклонности, и после ее смерти пороки царя вырвались на волю. [Иловайский Д.И. 1890]К тому же он уже начал сомневаться в том, имеет ли он полную власть в стране, царю казалось, что все решения за него принимает круг его приближенных, будто бы он еще несовершеннолетний. Таким образом введение опричнина, по мнению этих историков, все еще была выплеском внутренних эмоций и никакого рационального объяснения не имела.

В годы советской историографии было популярно переосмысление эпохи правление Ивана Грозного, «обеление» его имени, в частности это касалось проведения политики опричнины. Можно считать, что во многом изменение подхода было связано с периодом сталинских репрессий, во время которых пострадали больше трех миллионов человек. В двадцатом веке опричнину Ивана Грозного стали рассматривать как прогрессивную политику, направленную на централизацию государственности и усиление обороноспособности армии. Эта традиция восходит еще к работам С.Ф.Платонова «Иван Грозный» и Н.А.Рожкова «Происхождение самодержавия в России», в последнем автор даже назвал опричнину победой «самодержавной власти царя над олигархическими тенденциями боярства»[7]. Как пишет Платонов, разделение территорий на земщину и опричнину способствовали более ускоренному проведению реформ, и репрессии царя были направлены не против отдельных лиц, а против самого государственного строя.Важно также отметить, что, по мнению историка, в опричнину входили все важные земли государства, а в земщине оставались только рубежи. [Платонов С.Ф. 2016]Историк Р.И.Виппер считал, что учреждение опричнины в первую очередь являлось военно-административной реформой. Причинами учреждения он называл трудности Ливонской войны, которая создавала необходимость в дисциплинированной армии.

С этими выводами можно поспорить, и некоторые достойные аргументы были уже приведены раньше. Во-первых, опричная армия не была ни в какой степени хорошо дисциплинированной и эффективной, что показало сожжение Москвы крымскими татарами в 1571 году. Привыкнув к убийству мирного населения (в том числе женщин, стариков и детей), опричное войско не смогло оказать должного противостояния войскам хана Девлет-Гирея. К тому же, внутренние склоки, доносы друг на друга начали разъедать опричнину изнутри. Объединение и централизация государства тоже кажется довольно спорным утверждением, так как последствия правления Ивана Грозного, в частности последствия опричнины, были настолько сильны, что привели к Смутному времени в начале семнадцатого века (социальная нестабильность и отсутствие наследника). Выше уже было сказано, что репрессии Ивана Грозного были направлены слишком хаотично, чтобы считать их за проявление прогрессивного реформирования.

Чтобы понять еще одну версию проведения опричнины нужно взглянуть на основные тенденции мировоззрения не только в России, но и во всей Европе. Если смотреть на опричнину через призму мировой истории, становится понятно, что подобные репрессии могли отвечать не только политическим задачам или необъяснимому безумию царя, но и религиозным целям (не будем забывать, что вся опричнина являлась в конце концов подобию монашеского ордена, сходству с котором историки обычно уделяли либо незначительное внимание, либо не рассматривали эту сторону вопроса вообще). На момент проведения опричнины религиозное безумие все еще охватывало Западную Европу. К примеру, в Нидерландах и Португалии инквизиция была установлена только в 1522 и 1536 годах соответственно, в Испании прошло полвека с ее апогея под руководством Торквемады, а до упадка ее власти во время французской революции и полной отмены в 1834 году оставалось еще далеко. Примерно параллельно правлению Ивана Грозного в Швейцарии происходили репрессии на религиозной почве Жана Кальвина, который превратил Женеву в подобие полицейского государства (если исходить из книги Стефана Цвейга «Совесть против насилия»), и само течение «кальвинизм» в середине шестнадцатого века проникло в страны Восточной Европы, куда более близкие к Русскому Царству, к примеру, в Венгрию и Речь Посполитую.

На этом фоне взгляд историка А.Л.Юрганова может казаться вполне обоснованным, и именно его интерпретация событий кажется мне наиболее близкой к правде. В своей статье «Опричнина и Страшный суд»Юрганов отталкивается от восприятия опричнины самим Иваном Грозным и его современниками, и транслирует идею, которая радикально отличается от более ранних подходов к проблеме: истинная причина проведения опричнины была подготовка к апокалипсису, «рождеству Антихристову», которое в христианстве усиленно ожидали, начиная с 1492 года (7000 лет со дня сотворения мира). Историк исходит из нескольких вопросов, на которые не обращали внимания ученые, работавшие над периодом опричнины, до него. Во-первых, что такое безграничная власть? Во-вторых, почему была необходима религиозная составляющая в системе репрессий? В-третьих, почему царь так резко отменил опричнину, негативно реагировал на все любые ее упоминания и отчаянно каялся в 1579 году уже после окончания репрессий?

Подход Юрганова отличает от остальных более глубокий анализ текстов современников Ивана Грозного, интерпретация действий царя и деталей опричнины через Библию и другие религиозные источники, семантический анализ терминологии периода, а также взгляд на всю ситуацию именно глазами средневекового человека.

Первое, что замечает Юрганов, — это отсутствие алогичности и хаоса в казнях Ивана Грозного. Нет, несмотря на то что жертвы опричников не относились к какой-то определенной социальной группе, их смерти нельзя назвать беспорядочными. Для начала приказы Ивана Грозного исходили именно из церкви. Кроме того, для жертв опричнины создавалось отдельное письменное приказание, в котором было указано, как именно они должны быть «растерзаны и казнены». Если анализировать пытки и методы умерщвления, можно понять, что все они обладали эсхатологической идеей, то есть так или иначе соотносились с библейскими представлении о загробной жизни. Такая педантичность проявляется даже в таком массовом убийстве, как поход на Новгород в 1570 году, где погибли тысячи человек.

Следующий важный пункт в понимании опричнины кроется в осознании царя народом в православной культуре, особенно в Средние века. Традиционно царь в глазах подданных являлся наместником Божьим, и его власть уподоблялась власти божественной. На основе этого Иван Грозный вполне мог взять на себя функции пастыря, да и не только пастыря, а самого Бога-карателя, и решить очистить свое государство от греха и скверны, в частности измены, отступничества. Убийство не казалось ему в то время тяжким преступлением, и это завязано на понимании смерти в Церкви, и вообще на отношении к человеческому телу в средневековье.

Первое, что стоит отметить, это то, что взгляд на человеческий организм людей 21 века и людей «Темных веков» радикально отличался. Эта разница хорошо показана в книге современного английского историка Джека Хартнелла«Голое Средневековье», в которой он исследует проблему понятия телесности в эту эпоху. Из-за того, что в то время в основе мировоззрения находилась религия, «почти все в Средние века были убеждены, что физическое здоровье напрямую связано с духовным благополучием»[8]. Следовательно, недуги, от травмдо эпидемий, воспринимались как кара Божья за греховную жизнь. Юрганов в своей статье обращается к эсхатологическим трудам православной Церкви, где смерть показана не только как прямое следствие первородного греха, но и даже как благодетель. Гнев Бога же - прямое очищение душ. Так как царь выполняет волю Божью на земле, быть убитым рукой его - высший дар. [Юрганов А.Л. 1997]

Атрибутика опричников и план Опричного дворца в Александровской слободе, по мнению Юрганова, также наделены сакральным смыслом и обладают религиозной символикой.

Интерпретация внешнего вида опричника Юрганова крайне отличается от трактовок других историков, несмотря на то что сохраняет внутри себя традиционный смысл «выметания» измены из страны.

Все понимание конца света Иваном Грозным, вплоть до дат и неизбежного Божьего наказания, зиждется на «Откровении» Иоанна Богослова, книге пророка Иезекииля и «Откровении» МефодияПатарского, широко известного на Руси. На некоторых русских иллюстрациях событий страшного суда XVI века присутствуют песьи головы, также эта символика сквозит в сюжетах наказания грешников, которые встречались в том числе и на фресках в Александрове. Именно поэтому Юрганов делает вывод, что «символический смысл опричной атрибутики не сводим к наказанию вообще; суть в ином: Божье наказание осуществляется избранными людьми царя в “последнее время”»[9].

На книге пророка Иезекииля основаны и другие неотъемлемые элементы периода опричнины. Так Опричный дворец был построен по образцу Града Божьего, которое дается в 40-й и последующих ее главах. К пророчествам Иезекииля также отсылает расположение территорий опричной Москвы. Сугубо религиозным значением обладали детали интерьера дворца, храмовая декорация одной из церквей и даже трапезы царя. В сожжение Опричного дворца и Москвы ханом Девлет-Гиреем историк видит истинную причину завершения политики опричнины: в этом действе Иван Грозный увидел недовольство Богом той ролью, которую решил выполнять царь. Ведь как иначе Бог мог позволить разрушить воссозданный Град Божий на земле? При этом сложно связывать окончание опричнины с несостоявшимся Армагеддоном, ведь всё-таки точной даты Страшного Суда на тот момент не существовало, конец света уже несколько раз переносился, и «подождать ещё чуть-чуть» наверняка не составило бы проблемы.

Интересно также будет учесть то, что о приравнении самого слова «опричнина» к «царству божьему» в письмах Курбскому писал ещё историк С.Б.Веселовский. В переписке с Грозным угадывается ловкая игра слов, которая основана на соотношении синонимичных слов «опричь» и «кроме». В эпоху Ивана Грозного царство Бога, царство вечного света находилось за пределами земного мира («земщины»), то есть опричь. Кроме него также существовало царство мрака, царство сатаны, царство кромешной тьмы. Курбский в ответ на письма Ивана Грозного называет его войско «кромешниками», то есть войском сатаны, в то время как сам Грозный расценивает их как светлых рыцарей Бога, «опричников».[Веселовский С.Б. 1963] Если, по мнению Веселовского, это не более чем остроумная игра слов и ирония, на мой взгляд, вполне реально считать в рамках концепции Юрганова, что речь о войсках тьмы и света на самом деле велась абсолютно серьезно.

Сам ученый в рамках семантического анализа терминологии больше уделяет внимания понятию «Избранная рада» (неофициальные советники царя в 1549-1560 годах), исходя из употреблений слова «избранный» в Библии, он приходит к выводу, что мужи царя были избраны именно для борьбы со злом. Этому кругу он противопоставляет опричников-кромешников, как слуг дьявола, поставленных на место истинных избранников Бога и царя. [Юрганов А.Л. 1997]

Таким образом Юрганов делает вывод, что опричнина Ивана Грозного являлась своеобразной проекцией религиозного представления о будущем на земле, где опричные казни являлись аналогом чистилища перед Судным днем. Абсолютная власть царя в представлении Ивана Грозного основывалась на исполнении воли Бога об искоренении греха на Руси во спасение душ грешников, которых царь предавал смерти.

Из данной работы можно понять, как сильно разделяются мнения об опричнине. Наиболее продуманной концепцией, на мой взгляд, является идея А.Л. Юрганова о религиозном смысле опричнине. Нельзя говорить о том, что опричнина Ивана Грозного была прогрессивной политикой, все ее негативные последствия (тысячи смертей, экономический кризис, поражение в Ливонской войне, возникновение ситуации в социуме, которая породила смуту) видны на лицо. Мотив в виде ненависти к боярству тоже спорен, потому что под опалу попали далеко не только бояре, пострадали тысячинезнатных людей. Концепция Юрганова вовсе не отрицает, а только дополняет идею о безумии царя, раскрывая такие стороны политики, которые вводили в ступор Карамзина, Костомарова и Иловайского (работу Костомарова вообще сложно считать объективной, вся глава «Русской истории в жизнеописании её главнейших деятелей», посвященная Ивану Грозному, просто сквозит ненавистью к его личности). Важным бонусом является подтверждение всей теории Юрганова в завещании Грозного марта 1579 года. Конечно, нельзя с точностью сейчас утверждать, кто именно из историков прав, да и в эссе приведены далеко не все исследования на эту тему. Однако кто знает? Может и в России была своя инквизиция?