ИСТОРИЯ
МОЕГО ОДИНОЧЕСТВА
(Разве, чтобы что-то оценить, нужно это что-то потерять?)
Г. (редакция 2010г.)
Посвящается моим детям и внукам..
"Не бей лежачего, судьба, не бей лежачего,
Дай мне шанс еще разок подняться!
Очень больно становиться неудачником,
Но еще больней им оставаться…"
(С. Осиашвили.)
В книге использованы стихи Франсуа Вийона, Леси Украинки, В.Асмолова, Р.Булгачева, С.Михайлова, С.Медяника, В.Третьякова, А.Медведева, Г.Заречного, О.Митяева, В.Корецкого, В.Исетского, А.Гарнизова, В.Калины, Л.Захаровой.
Весна 2006 года. Я еду за рулем своей старенькой "Ауди" по красивым улицам Москвы. Я живу здесь уже шестой год, но никак не могу привыкнуть к этому огромному мегаполису, к его суете, пробкам на дорогах и толпам людей, снующих вокруг, все куда-то спешат, торопятся жить. И только одна я живу здесь, словно в глухом лесу, закрывшись в своем одиночестве. Мои плечи, бывшие когда-то красивыми, опускаются все ниже и ниже от непосильной и тяжелой ноши, которую я несу на них уже много лет, надеясь на то, что случится вдруг чудо, и кто-то родной и очень близкий поможет мне. В машине играет магнитофон, Владимир Асмолов поет песню про одиночество, близкую моему душевному состоянию:
"Вновь чашу дней моих
Наполнит пустотою до краев хмельное одиночество мое,
Потом заплачет вдруг неясно, почему,
И льдинка расхохочется во тьму.
Что делать, раз так хочется ему?...
Я– в круге серых дней, как будто в карусели дежавю,
Не знаю, как, когда и где живу.
Но пьянство - не порок и горе –не беда,
Есть кое-что похуже, господа, когда в душе такая пустота…
Как по глухому по лесу бреду по мегаполису
И на плечах беду свою несу.
Скажи, кому захочется под этой ношей корчиться,
Таща в свое унылое жилье, хмельное одиночество своё?..
Я слушаю эту песню, а по моим щекам катятся непрошенные слезы. Когда-то я была веселой, жизнерадостной, удачливой, уверенной в себе и своем будущем. Я, словно птица, парила в небе, расправив свои огромные крылья. Все у меня получалось легко, задуманное сбывалось, я уверенно шла к поставленной цели, не сворачивая с намеченного пути. Но птица погибает без крыльев. Так погибнет и человек, если отнять у него полет души, потому что трудно ходить по земле умеющему летать. А ведь я когда-то умела летать. Кто-то сказал, севший на мель мечтает о наводнении…
Часто я вспоминаю слова своей любимой бабушки: "Высоко летать может каждый, а вот падать умеют не все. Научись, доченька, падать, чтобы не разбиться на смерть, чтобы больно ударившись о землю, ты смогла встать и продолжить свой путь. Только так ты сумеешь выстоять в этой жизни."
Я давно уже научилась и падать, и вставать, и идти вперед. Только сейчас вставать и идти дальше становится все трудней…
Я еду по главным улицам столицы, а над моей дорогой плывет горький дым разлук и потерь… Много мечтаний разбилось. Разбилось, рассыпалось в травах. И ныне, в лунные ночи, блестят там росой серебристые капли–осколки мечтаний, как слезы…
Когда-то я очень любила зиму, теперь я ее боюсь. Боюсь… Неужели я еще чего-то боюсь? Я, женщина, разочарованная во всем: в друзьях, мужчинах, любви, в продажных докторах, в детях, в правде и законодательстве нашей страны, в справедливости на Земле. И это не громкие слова, это–правда, пережитая мной! На собственных примерах я убедилась в том, что стоит только споткнуться, не упасть, нет, а только слегка споткнуться, тебя никто не подхватит, и ты упадешь от напора толпы, которая ещё и пройдет по тебе. А ведь в этой толпе– и твои лучшие друзья, и даже близкие родственники, но они сразу же отвернутся или сделают вид, что не видят тебя и пройдут мимо. До правоохранительных органов и нашей Власти достучаться будет просто невозможно, не поможет ни Конституция, ни суд по правам человека, тогда-то и появится возможность узнать, что человек не имеет никаких прав. Не поможет ни наш Закон, ни правительство нашей страны. Просто лишний раз придется убедиться в том, как беззащитен в этом Мире человек, и ошибался М. Горький, говоря, Человек–это звучит гордо.
В такие трудные минуты разочарования человек обращается к Богу, ища защиты у Него, зная, что Он так же всесилен, как вера человека в Него!
Жизнь! Какое замечательное слово! Как жаль, что жизнь дается человеку всего лишь раз. Жаль, что неподвластны нам ее часы, несущиеся по кругу, и неумолимо отсчитывающие наше время, и невозможно ни остановить, ни перевести их назад. Как бы я прожила свою жизнь, если бы мне пришлось начать все сначала? Повторила бы я свои ошибки вновь, наступила бы на те же самые грабли или сумела бы обойти все острые углы, постелив соломки туда, где придется упасть?..
Я уже еду по окраинам Москвы и продолжаю думать о том, что вот сейчас я выеду на свою любимую трассу "Москва–Челябинск" и с ветерком помчусь по ней в свои родные края, где родилась я и выросла, к своим любимым березам, туда, где шумят мои родные сосны и ели, где ждут меня мои сестры–Уральские горы, с которыми я прощаюсь каждую осень и прошу ждать меня до весны, где по крутым склонам, поднимаясь высоко в горы, выхожу из машины, поднимаю руки вверх и, вдыхая чистый горный воздух, кричу: "Здравствуйте, горы мои любимые! Я приехала к вам!!!", туда, где навсегда остались лежать в сырой земле мои родные, любимые люди. Каждое лето я приезжаю в свой родной город, где меня давно уже никто не ждет…
А когда-то здесь жила моя милая мама. Встречая меня, она говорила, что вместе с собой я привожу много свежего воздуха, и ей становится легче дышать. Я подъезжала к дому на чужой машине и, глядя на наши родные окна, просила водителя сигналить до тех пор, пока мама не выглянет в окно, и, увидев меня, с улыбкой выбежит мне навстречу. Теперь же, я тихо подъезжаю к родному подъезду, выхожу из своей машины, молча смотрю на окна, ставшие мне чужими, и с горечью понимаю, что больше никогда не увижу здесь родное лицо своей мамы. Иногда я нахожу в себе силы зайти в подъезд. Я поднимаюсь на третий этаж, подхожу к двери нашей квартиры, на стене– все тот же звонок, и мне так хочется нажать на него… Я сажусь на ступеньку, на которой когда-то в далеком детстве сидела, провинившись, и ждала, когда мама простит и пустит меня домой. Сижу и тихо плачу…
Желтая луна спит за облаками…
В небо я смотрю, словно, в темный лес,
Где-то среди звезд заблудилась мама,
И она глядит с любовью на меня с небес…
Сколько лет прошло, а я -тот же самый,
Никогда не жду от судьбы чудес,
В самый трудный час у меня есть мама,
И она глядит с любовью на меня с небес…
Если на душе -и тоска и осень,
Сам себя гоню от привычных мест,
Мама за меня Господа попросит,
Ведь она глядит с любовью на меня с небес…
Ну, вот я, наконец-то, выезжаю из Москвы и вижу, как оживает вокруг природа, она пробуждается от зимней спячки, и мне хочется слиться с ней воедино. Природа и музыка. Это то, что я любила всегда, то, что не предавало меня никогда и шло со мной в ногу по всей моей жизни. Я любуюсь природой и слушаю свой любимый, русский лирический шансон, который полюбила с недавних пор. Говорят, до шансона надо дожить, чтобы суметь сердцем понять эти замечательные песни. Я дожила и открыла для себя мир замечательных песен, которые лечили душу и помогали мне выживать. Я узнала, что в России есть замечательные шансонье. В их песнях я узнавала себя, словно пели они про мою жизнь. Слова некоторых песен иногда подсказывали мне выход из той или иной ситуации, и я старалась найти в них успокоение. Вот и сейчас я слушаю песни про жизнь, у меня впереди целых два дня пути, есть время подумать, вспомнить весь пройденный путь, и проанализировать свои поступки. Как получилось, что я осталась одна с разбитым сердцем и нежеланием жить?
Раньше, еще в далекой молодости, когда злые языки плели про меня разные небылицы, я верила, что чужая грязь ко мне не прилипнет и легко отмахивалась от них рукой, говоря: "А судьи кто? Мои судьи- это мои дети. Вот вырастут они и, если скажут, что я- плохая мать, значит, я прожила свою жизнь зря." Дети выросли, и однажды мой любимый сын сказал мне, что я плохая мать, что я лишила его детства, лишила отца, что я всегда думала только о себе, что я- биологическая мать...
А через несколько лет моя милая дочь повторила мне почти то же самое. Она высказала мне, что с детства ненавидела меня и мечтала скорее от меня уехать, но я присосалась к ней, как пиявка, и испортила всю ее жизнь.
Однажды после очередной ссоры я решилась на великий грех…Зачем жить, если я не нужна своим детям? Да и что я за мать, если дети ненавидят меня, не хотят меня знать…
Но Настя вызвала скорую и спасла меня от смерти.
Все получилось, как у С. Есенина: "Те, кого любил я, отреклись, те, кем жил, забыли про меня…" Вот с тех пор и не радуюсь я ничему, переживая свою трагедию.
Кто-то сказал, что дети счастливы тогда, когда счастливы их родители. Неужели это так? Но если я не стала счастливой, то почему же должны страдать мои дети? Жизнь будто играла со мной в домино, постоянно подкидывая мне костяшки "пусто–пусто".
Кто же виноват в том, я что осталась одна, что нет у меня подруг, что так рано ушли от меня мои родные и близкие, что не ужилась я ни с одним мужем, потеряла детей?
Мне захотелось вспомнить всю свою жизнь, с самого начала, с тех моментов, которые помню сама и о которых рассказывали мне мои мама и бабушка. Я остановила машину, вышла и закурила. Нужно было немного успокоиться, прийти в себя от тех воспоминаний, которые нахлынули на меня…
Я всегда брала с собой свою любимую собачку, она ездила со мной повсюду. Чапа, русский той-терьер, маленькая, худенькая, с вытянутой мордочкой, стоячими ушами и тонкими, длинными лапками. Сотрудники ГИБДД, подходя к моей машине, боялись протянуть свою руку за моими документами, так грозно лаяла она на них, улыбаясь, просили меня выйти из машины и все до одного умилялись, глядя на Чапу. Они даже прощали мне мои мелкие нарушения ПДД, и все это, благодаря моей верной подружке. Вот и сейчас я выгуливаю свою собачку, она бегает по траве, и я чувствую рядом с собой защиту.
Чапе исполнилось 15 лет, я взяла её двухмесячным щенком, и все это время она прожила со мной, дважды серьезно болела, но я выхаживала ее, как человека, и просила Господа, чтобы он не забирал её у меня. Чапа понимала каждое мое слово, а когда оглохла, стала понимать каждый мой жест и каждый взгляд. Она и умирала на моих ладонях, все лизала мою руку, а из глаз катились слезы. Она по-своему прощалась со мной, - мой единственный, верный и преданный друг. Я кремировала ее трупик, прах -в будочке для умерших собак, и я не расстаюсь с ним никогда. Хочу, чтобы положили его в мой гроб, когда я умру. За всю мою жизнь у меня была единственная преданная душа, душа моей Чапы…
Я погладила ее, общение с ней всегда успокаивало меня. Мы сели в машину, чтобы продолжить свой путь, я вновь включила магнитофон, и воспоминания вернули меня к самому началу моей жизни…
Я родилась в маленьком Уральском городке на юге Башкирии. По словам мамы, я росла трудным ребенком. В детском саду у меня было две воспитательницы, я даже помню их имена. Одну звали Елизаветой Ивановной. Я очень любила ее и была первой ее помощницей: помогала ей накрывать на стол, раздавать детям альбомы и карандаши, убирать игрушки. Вторую звали Марией Гавриловной, я жутко ее не любила и старалась сделать ей как можно больше пакостей. В ее смену я постоянно стояла в углу за то, что хулиганила, в сон час мешала детям спать, сыпала в компот соль, проливала суп на скатерть и на себя и радовалась, когда она злилась. Мария Гавриловна говорила моей маме, что хуже этого ребенка у нее никогда не было, и что мама со мной еще наплачется. Елизавета Ивановна, наоборот, говорила, что я– чудный ребенок и подсказывала маме, что со мной нужно обращаться по- особенному и только добром: " Если гладить вашу дочь по головке, она сделает для вас все, что вы захотите, у нее очень добрая душа, она умеет жалеть и сочувствовать,- это ценное качество. Но, если вы будете кричать на нее, требовать и командовать ею, она будет все делать наоборот и только назло, и вы никогда ничего от нее не добьетесь. Относитесь к своему ребенку, как ко взрослому человеку, ни в коем случае не ущемляя его достоинств, и вы вырастите чудесного человека." Мама прислушалась к советам воспитателя и вскоре поняла, что та была права.
За мной в садик чаще всего приходил мой любимый дядя, брат мамы, а я пряталась от него в шкафчике для одежды, капризничала, требовала, чтобы за мной пришла сама мама.
Я очень любила маму! Моя мамочка была для меня самым любимым и родным человеком. Вспоминаю, как она водила меня к зубному врачу. Это был самый трудный поход в жизни моей мамы. Я сидела в кресле, зажав рот руками, и не поддавалась ни на какие уговоры врача открыть рот. В конце концов мама была вынуждена увести меня из кабинета с незалеченным зубом. Домой мы возвращались по лесу, мама остановилась возле сосны и, прижавшись к ней спиной, горько заплакала. Мне стало не по себе, мне было очень жалко маму, и я машинально начала собирать землянику, растущую прямо под нашими ногами, затем подбежала к маме, протянула ей букетик ягод и, пообещав открыть рот, повела маму назад, к зубному врачу, лишь бы только мама не плакала. Вернувшись в зубной кабинет, я мужественно терпела боль, а мама называла меня умницей.
Маму я не только любила и уважала, но и боялась. Она была очень строгой, мне доставалось от нее даже ремнем. До 10 класса я возвращалась с прогулок домой не позже 22-х часов, в противном случае - сидела на ступеньках под дверью и ждала, когда мама впустит меня, а потом еще и получала словесную взбучку.
Об отце в моих детских воспоминаниях ничего хорошего нет. Часто пил, издевался над мамой, даже стрелял из охотничьего ружья дома - в муху на потолке, в паука на полу. А однажды ночью, когда мы с мамой бежали от него, стрелял нам вслед, наверняка, не в нас, а вверх, чтобы попугать, но все равно было страшно. Отца я боялась, не оставалась с ним дома, он часто наказывал меня, ставил в угол. Очень часто отец ездил на охоту, иногда он брал меня с собой. Я не любила охоту, мне было очень жалко уток, в которых отец стрелял, я даже пыталась ему помешать. В то время, когда он тихо подплывал на лодке поближе к плавающим уткам и целился в них, я незаметно бралась рукой за камыш, растущий рядом прямо из воды, и проводила по нему пальцами снизу вверх. Камыш издавал звук, похожий на свист, утки, испугавшись, взлетали, я ликовала, а отец кричал, что выбросит меня из лодки, если я сделаю это еще раз.
У моего отца были замечательные родители, мои дедушка и бабушка. Бабушка была ласковая и добрая, она никогда не кричала, не наказывала, а только обнимала и ласкала меня. Дед был очень строгим, но со мной у него это не получалось, слишком любил он меня, свою единственную внучку.
Помню огромный дедушкин дом, красивый сад, двор с баней и летней террасой, где все они жили. Когда приходила я, для меня открывались все дверцы шкафов с конфетами и печеньем, кастрюли с едой (особенно я любила бешбармак). Все грядки в огороде были моими, а так же- цветы, яблоки, малина, смородина, виктория, вишня…Мне разрешалось все, ведь я была единственной внучкой, остальные были внуками. Я росла вместе с двоюродным братом, который был старше меня на пять лет. Мы лазали с ним на сеновал, где висела конская колбаса, сделанная дедом. Брат поднимал меня на руки, и я срезала кончики колбасы, а потом мы с ним ели ее, лежа на сене, и слушали, как ворчал дед: «Кто же ворует колбасу?»,- знавший наверняка имена этих воришек.
В пять лет я уже умела читать и писать, а когда мне исполнилось семь лет, я решила стать балериной. С раннего детства я занималась в гимнастическом кружке, тогда это называлось именно так, и руководитель кружка говорила, что у меня фигура– балерины, что я очень пластичная, гибкая, артистичная, и из меня может получиться вторая Майя Плисецкая. Мне вдруг очень понравилась эта идея, я сказала об этом маме, и та пошутила: "Напиши письмо в Ленинград, в балетную школу." А я взяла и написала. И мне ответили, что в балетное училище им. А.Я.Вагановой принимаются дети с семи лет, с хорошими данными, а для этого я должна приехать с родителями и пройти отборочный тур. Если ребенка зачисляли на обучение, то он учился там же и в общеобразовательной школе, а это означало то, что я должна буду жить в Ленинграде без родителей.
Мне нравилась эта задумка, я стала собираться в дорогу, и, как ни странно, мама поддержала мое желание посвятить свою жизнь балету. Но тут вмешался дедушка. Он не одобрил нашего решения поехать в Ленинград, стал убеждать маму в том, что ребенок не должен жить без родителей. "Посмотри, дочка,"– говорил дед,– "какая у тебя еще маленькая девочка, ее может обидеть любой чужой человек, неужели тебе ее не жалко? И как ты сама будешь жить без нее, ведь это ваш единственный ребенок, ты будешь скучать и переживать? Выброси эту идею из головы и ребенка не настраивай на поездку, сумей убедить ее в том, что ей это не надо." Так разбилась моя хрустальная мечта о балете, дед все решил за меня. Я помню ласковый и добрый взгляд своего дедушки. Так смотреть умел только он, смотрел и приговаривал:" Не знаю, внучка, не знаю, что из тебя получится."
Дед и бабушка очень любили друг друга, жили дружно и никогда не расставались. Дед был уважаемым человеком, занимал в городе большую должность. Часто он рассказывал нам с братом о своей дружбе с Василием Васильевичем Блюхером, сыном легендарного Маршала Советского Союза В.К. Блюхера. Мы внимательно слушали рассказы своего деда.
А бабушка никогда не работала, она растила детей и занималась домашним хозяйством. Жили они в достатке, бабушка никогда не ходила по магазинам, она даже не знала, где они находились, но в доме всегда все было, дети были ухожены, а бабушка выглядела просто королевой. Я любила рассматривать ее гардероб, примеряла ее наряды, а бабушка обещала отдать мне все это, как только я вырасту.
Когда мне исполнилось девять лет, мама ушла от отца, ей надоело терпеть его постоянные пьянки, скандалы, ревность, побои. После развода моих родителей, я продолжала общаться с дедом и бабушкой так же, как и раньше, они очень переживали это неприятное событие, а, чтобы отец не беспокоил маму, дед отправил его в другой город, и устроил на хорошую работу. Вскоре отец получил там квартиру и женился на другой женщине. Только тогда отец понял, что любит меня, а я переживала разлуку с ним. Теперь мне очень не хватало отца, я смотрела на своих подружек, которые ходили со своими отцами на лыжах, катались на санках, ходили в кино и магазины. Забившись в укромный уголок, я тихо плакала, не осознавая того, что когда отец был рядом, он никогда не ходил со мной в кино, не катал меня на санках, не бегал на лыжах. Только тогда я в этом не нуждалась, а теперь мечтала об этом и завидовала другим.
Дедушка умер, когда мне было 12 лет. Следом за ним через год умерла и бабушка. Даже и в этом они оставались верными друг другу, словно не могли и не хотели жить друг без друга. Эта потеря болью отозвалась в моем детском сердечке.
Мама вышла замуж второй раз. Отчим был хорошим и добрым человеком, но я встретила его в штыки. Всем своим видом я показывала свою неприязнь к нему, не слушалась его, грубила и дерзила, а потом жаловалась маме, что отчим меня обижает и наказывает. Между ними вспыхивали ссоры, отчим не мог доказать, что он не причиняет мне зла, мама верила мне, а я радовалась, что отчиму плохо. А он так страдал от незаслуженных упреков моей мамы, ведь на самом-то деле мой отчим был замечательным человеком и ко мне относился по-отечески.
А вскоре наша семья увеличилась. В июне 1964 года у меня появился родной братишка Володя. Разница в возрасте между нами была 12 лет. Из роддома я несла его сама, не отдавая никому, и только прижимала к себе этот родной, долгожданный комочек. Я всегда хотела иметь сестренку или братишку, мне было скучно одной, но я понимала, что без участия отца у меня не может быть ни того и ни другого.
Володечка родился очень красивым, с большими глазами, был спокойным и постоянно улыбался. Он стал любимцем всей нашей семьи, отчим был счастлив, он постоянно помогал маме и купать, и пеленать, и кормить Вовочку, вставал по ночам, когда тот плакал. Вот в это время я стала относиться к отчиму, как к отцу, и впустила его в свое детское сердце. Но и братишка очень скоро остался без отца. У отчима обнаружили рак желудка, и когда Володе было всего полтора года, его отец умер, покончил жизнь самоубийством... Так и росли мы с братиком без отцовской любви и мужской руки.
Бабушка по маминой линии была очень строгая и деловая, она прошла две войны, партизанила с дедом на Дальнем Востоке, похоронила двух мужей,– одного–в гражданскую, другого– в Великую Отечественную войну, имела боевые награды. Она одна вырастила пятерых детей и имела медаль за материнство. С ней я прожила большую часть своей жизни.
В школе я училась хорошо. Я была всесторонне развитой девочкой, очень любила математику и литературу, участвовала в математических олимпиадах, писала стихи, пела, и танцевала. У меня был дрессированный кот, я придумывала клоунады и танцевальные номера с ним и выступала на школьной сцене. Учителя называли меня артисткой. Но поведением я отличалась от своих одноклассниц. Я росла атаманкой, дружила больше с мальчишками. Дружбы с девчонками у меня не получалось, с ними мне было неинтересно, они все время сплетничали друг про друга, обсуждали наряды и прически да еще, кто с кем и зачем. С мальчишками было проще. Я ходила с ними в лес на лыжах, каталась на коньках, гоняла по полю мяч, читала им стихи, и они слушали меня и просили почитать еще что-нибудь. Со мной дружили самые лучшие мальчики нашей школы: Саша Яблонский, Эдик Бахтияров, Витя Глазков, Урал Фагалов, Разиф Фатыхов, Вовчик Перепелкин, Вуля Заманов, - девчонки завидовали мне и старались подружиться со мной, чтобы быть поближе к ним. А те, что посмелее, несколько раз пытались побить меня, они поджидали меня в подъезде толпой, но я умела изворачиваться, отбивалась ногами, а дралась я по- мужски, ведь у меня были хорошие "учителя". На следующий день после драки мальчишки устраивали разборки всем тем, кто пытался обидеть меня. Защита у меня была отличная, и вскоре девчонки отстали от меня и отвернулись. Настоящих подруг у меня никогда не было, а мне очень хотелось иметь подругу, одну единственную, но такую, которая всегда сумела бы понять меня, которая познавалась бы не только в беде, но и могла разделить со мной мою радость без чувства зависти и злобы. Такой была я сама, такую же подругу и искала, слишком серьезно относилась я к дружбе.
Друзья не бывают плохими…
Лгуны, гордецы, молчуны, назвав вас друзьями своими,
Мы каторжно обречены на долготерпенье,
На муку прощать и любить до конца,
Протягивать павшему руку, губами касаясь лица,
Взлетевшему ввысь–улыбаться, самим оставаясь в тени,
Мы в них не вольны ошибаться, пусть даже ошиблись они.
Своей не навязывать воли. И это–наука наук.
Пусть даже сожмемся от боли, когда отдаляется друг.
В себе, а не в друге, источник вины и беды находить.
История дружбы–подстрочник… И нам его переводить.
Исправив ошибку сурово, путь новый для друга торить.
На то нам и вверено Слово, чтоб правду в глаза говорить!
Об этом и взрослым, и детям мы не устаем повторять.
Но друга корить перед третьим: не друга–себя потерять.
Друзья не бывают плохими! Слова эти звёздно звенят.
Мой друг, если доброе имя твое оболгут, очернят,
А ты, ужаснувшись, защиты моей не услышишь в ответ,
То знай: в этот час не забыт ты, а просто в живых меня нет.
Я очень любила музыку, кино, книги и стихи, в школе мне постоянно поручали проведение вечеров, диспутов, новогодних огоньков, и я со всем этим неплохо справлялась, да и любила я заниматься культмассовой работой.
Мама моя была партийным работником, она редко бывала дома, поэтому большую часть воспитания я получила от бабушки. Она была очень умной женщиной, давала мне такие советы, которые я помню до сих пор. Тогда ещё я не совсем понимала значения многих из них, но пронесла их по всей своей жизни. А какой дружной была наша маленькая семья! Бабушка пекла самые вкусные на свете пироги и говорила мне:"Учись, пока я живая." А я отмахивалась: "Отстань, бабушка, у меня муж будет готовить, а печь пироги я никогда не буду."
Какими счастливыми были эти годы, когда мы собирались всей семьёй за столом, взрослые пили домашнее вино из черноплодной рябины, дети- компот, ели вкусные пироги и пели песни. Самой любимой семейной песней была "По Дону гуляет казак молодой." Затем мама просила меня спеть ее любимую песню "Расцвела под окошком белоснежная вишня". И я с большим удовольствием пела для мамы, а она мне подпевала. А как хорошо пела сама мама!!! Её голос звучал, словно ручеёк. И было дома тепло и уютно.
Мама работала одна и не баловала меня нарядами. Но я умела шить и вязать, у меня был отличный вкус, и я изощрялась: распущу мамину старую кофту и свяжу себе модную кофточку, поношу её немного, опять распущу и свяжу новый свитер. И так несколько раз. А если мама отдавала мне своё платье, вышедшее из моды, у меня был праздник. Из широкой юбки я шила себе платье по последней моде, выкройки делала тоже сама из обычных газет, этому учили в школе на уроках труда. Учителя говорили маме, что она меня балует покупками и удивлялись, узнав, что очередное новое платье я сшила сама. Часто я вспоминаю нашу классную даму, которую я очень уважала. На выпускном вечере она сказала мне: " Ты такой человек, у тебя никогда не будет золотой середины. Все будет или очень хорошо или очень плохо. Ты не умеешь наполовину любить или на половину ненавидеть, тебе надо все или не надо ничего!" А я удивлялась, как она была права, именно таким человеком я и была.
Я росла некрасивой, обычной провинциальной девчонкой, с незаурядной внешностью. Длинный нос, косички, большие очки. Мальчишки не влюблялись в меня, я для них была "своим парнем" и другом. А я мечтала о принце на белом коне и о большой и светлой любви. В восьмом классе я впервые влюбилась. Моей первой любовью стал Лабазин Саша. Я училась в музыкальной школе, у моей учительницы по фортепьяно был жених, который приходил к ней в школу. В него-то я и влюбилась. Саша был старше меня на пять лет, он не обращал внимания на ученицу своей девушки, а моё сердечко замирало, когда он заходил в мой класс, садился на стул и ждал окончания урока. У меня сразу же немели пальцы, и я не попадала ими на нужные клавиши. Но моя учительница уже не видела этого, она была полностью поглощена разговором с любимым, и ей было не до меня. А я завидовала ей черной завистью, на мои глаза наворачивались слезы ревности и обиды. Я уходила домой с надеждой на то, что вырасту и уведу у нее Сашу. Вскоре его забрали в армию, а я познакомилась с его мамой (она работала продавцом в продуктовом магазине), узнала его адрес и написала ему письмо. Он ответил мне открыткой, а я призналась ему в любви. Саша не писал мне писем и лишь поздравлял меня открытками с очередными праздниками. Но я и этому была рада,- мой любимый писал мне, значит, у меня есть шанс. Я твердо решила ждать его из армии и не разменивать себя по мелочам. К его возвращению я закончу школу, поступлю в институт, похорошею, да и его девушка, возможно, не дождется его, ведь она на много старше меня.
А перед окончанием школы у меня появились первые поклонники.
Саша Верясов. Скромный, симпатичный мальчик. Он учился в техникуме, приходил к нам школу на дискотеки, дарил мне цветы и конфеты, провожал вечерами домой, а однажды объяснился мне в любви. Я не могла ответить ему взаимностью, ведь я ждала другого. Я предлагала ему свою дружбу. Мы ходили с ним в кино, гуляли по улице. Я рассказывала ему, что жду из армии парня, Саша молчал, но я видела, что он переживает и не теряет надежды. После окончания техникума Саша уехал, он звал меня с собой, но я просила его забыть обо мне. А сама не забыла этого хорошего, доброго юношу. Он очень нравился моей маме, а ей понравиться было трудно. Знаю, что сейчас Саша живет в Башкирии, занимает высокую должность, в его жизни все сложилось замечательно, все удалось. Я очень рада за него и, вспоминая о нем, я желаю ему всего самого доброго в жизни.
Гена Масленцов. Он был старше меня года на четыре, вернулся из армии, когда я заканчивала десятый класс, очень хорошо пел и играл на гитаре. Гена писал мне стихи, посвящал песни и очень нравился мне, как человек, как друг, ведь любила-то я другого. Каким же замечательным парнем был этот Гена! Я до сих пор вспоминаю его, помню все его песни, сохранила тетрадку с его стихами. Гена служил в Венгрии, он рассказывал мне о людях, живущих там, о красивой природе, озёрах. И я тоже полюбила Венгрию, не видя её. В последнее время на радио "Шансон" часто крутят песню "Почему ты замужем". Ее когда-то пел Гена. Когда я услышала эту песню по радио в первый раз, то удивилась, я не слышала ее уже тридцать лет. Сразу же вспомнился Гена с его гитарой, а сердце сладко заныло, то была ностальгия по юности… Гена очень любил журавлей, много грустных стихов посвятил этим птицам, и я тоже полюбила их. Когда после окончания школы я уезжала поступать в институт, Гена сказал мне на прощанье: "Вспомни обо мне, когда будут улетать журавли…" И теперь, когда я вижу в небе журавлей, на моих глазах невольно появляются слезы, сердце разрывается от тоски. Где ты, мой верный друг, по каким дорогам идешь, как сложилась твоя жизнь, счастлив ли ты, жив ли еще, помнишь ли обо мне?
А любила я вопреки всему человека, который меня и в серьёз-то не принимал.
До последнего звонка в школе я не знала, в какой институт хочу поступить. Я мечтала стать актрисой, но мама запретила даже думать об этом, говоря о несерьёзности этой профессии. А я почему-то боялась ослушаться маму, ее слово было для меня законом. Мама решила за меня, она отправила меня поступать в Горно-металлургический институт. А мне было все равно, куда поступать, желаний никаких не было, я бредила сценой. Стала сдавать экзамены,– математика- 5, сочинение– 5, а физику завалила. И не потому, что не знала предмет. Попалась трудная задача, преподаватель стал помогать, а мне стало стыдно, ведь я считала себя умной, а тут задача не получается. Я встала и ушла, хотя преподаватель в след говорил, что у меня– две пятерки, он поставит мне тройку, и я пройду по конкурсу. Но моя гордость, совершенно тогда никому не нужная, одержала надо мной верх. Я ушла и, конечно, не поступила. А когда опомнилась, что я натворила, было поздно. Только тут я сообразила, что возвращаться домой с поражением мне нельзя, мама "убьёт", не простит такого позора, что ее дочь провалилась. Стала машинально соображать, что же мне делать. Пошла в деканат. Там мне предложили остаться учиться на вечерних подготовительных курсах. А для этого я должна была работать по – специальности. Поступала я на ПГС (промышленное и гражданское строительство), значит, работать я должна на стройке. И пошла я на стройку ученицей маляра–штукатура.
Маму пришлось обмануть, сказать, что не прошла по конкурсу на дневное, буду учиться на вечернем. Не могла я сказать маме правду, но не потому, что боялась, а потому, что не хотела расстраивать, разбивать ее мечту и веру в меня, ведь она так хотела гордиться мной, знать, что я не хуже других. В то время поступить в ВУЗ было на столько престижно, что родители поступивших детей гордились ими так, будто они в космос слетали. Я не хотела, чтобы моей маме было стыдно за меня за то, что я провалилась на экзаменах.
В этот момент я ругала свою неуместную гордость, которая так меня подвела, ругала свой характер, который никак не могла изменить, как ни старалась. И я осталась на подготовительных курсах, сняла себе комнату и начала новую жизнь. Никто и представить себе не смог бы, что я,– изнеженная модница, смогу работать на стройке. Сейчас и самой не верится, как могла я таскать носилки с раствором, ведра с краской, как могла малярить и штукатурить, а вечером бежать в институт на занятия. Худенькая, хрупкая девочка с музыкальной душой, я сумела все, возможное и невозможное.
Но вскоре я поняла, что на подготовительных курсах мне делать нечего, ведь я хорошо училась в школе и прекрасно знала программу, которую нам давали на курсах. Один из преподавателей посоветовал мне стать вольнослушателем. Это означало то, что я могу ходить на занятия первого курса, обучаться вместе с ними по программе института, но сдавать экзамены и зачеты я не могла, так как не считалась студенткой. Я согласилась. Вместе с вечерниками я училась на первом курсе. Мне нравились занятия, я полюбила начертательную геометрию. Ко мне обращались студенты с просьбой помочь им с чертежами, и я с удовольствием всем помогала. Все у меня получалось, усталости не ощущалось. Вот только постоянно чувствовалось угрызение совести, что мама не знала всей правды. Но я точно знала, что следующий год будет моим, я буду учиться на дневном отделении. Итак, днем я работала на стройке, вечером училась, а по ночам писала письма своему любимому Саше в Иркутск. Весной у него заканчивался срок службы, а значит, я скоро увижу его. Но Саша написал мне, что остается в Иркутске, будет работать на авиационном заводе, а в Учалах ему делать нечего. Я расстроилась, а позже узнала от его матери, что его любимая девушка, моя бывшая учительница музыки, его не дождалась и вышла замуж за другого. Честно говоря, я была безумна этому рада, вот только не знала, как же мы с Сашей увидимся, если он не вернется домой.
Приближался Новый год. У студентов начиналась сессия. Я вместе со всеми готовилась к экзаменам, хотя понимала, что в этом институте буду просиживать время зря. Поработав на стройке, я поняла, что это вовсе не то, чем бы я хотела заниматься всю свою жизнь. Меня не прельщал диплом инженера–строителя, я хотела посвятить себя искусству, только там я буду поистине счастлива. Что делать, я не знала. Мама так радовалась за меня, так гордилась мной, что я просто не могла разочаровать или обидеть ее. Мама с гордостью говорила всем знакомым и родственникам, что ее дочь учится в престижном ВУЗе. И я против своей воли так и плыла по маминому течению, надеясь в глубине души на какие-нибудь перемены в будущем.
На Новый год я поехала домой и узнала, что Саша тоже находится здесь. Я побежала к нему. Подошла к двери, слышу, что в квартире гуляют, играет музыка, слышится смех… Нажимаю на кнопку звонка, жду. Вдруг дверь открывается, на пороге стоит ОН, самый любимый и долгожданный, которого я ждала всю свою маленькую, но сознательную жизнь.
Саша долго смотрел на меня, не узнавая, перед ним стояла девушка, превратившаяся из гадкого утенка в юного лебедя… А когда понял, что это - я, схватил пальто и шапку и, бросив гостей и друзей, ушел со мной. Всю ночь мы бродили по городу, и не могли наговориться и наглядеться друг на друга. Я рассказывала Саше, как мечтала о нашей встрече и ждала его со службы, а он говорил о себе, о своих планах на будущее, как ни странно, они совпадали с моими, и удивлялся, какая я умная и красивая. Наши взгляды на жизнь были одинаковыми, между нами было много общего. Саша смотрел на меня и постоянно говорил одну и ту же фразу: "Если бы я знал, что дома меня ждет такая замечательная девушка, я приехал бы раньше и, возможно, не остался бы работать в Иркутске!" Мне были приятны его признания, впервые в жизни я целовалась, да еще с любимым человеком, о котором так долго мечтала! Крупными хлопьями шел снег, сверкали фонари, мы не замечали мороза, нас согревала любовь. Мы, словно дети, играли в снежки, смеялись, катались с горки, а потом под моим окном слепили снежную бабу. Последний час мы все же провели в моем подъезде, грелись у батареи и никак не могли расстаться. На следующий день Саша пришел к моей маме и попросил у неё моей руки, сказал, что забирает меня с собой. Вот тут-то все и началось. Мама быстро разбила все наши планы. Она сказала Саше, что, во-первых, мне еще нет 18-ти лет, а в