В дореволюционной России одни теоретики права и практики признавали судебный прецедент в качестве источника права, хотя и с оговорками о том, что это некая вспомогательная, дополнительная по отношению к закону форма права. Другие же авторы полностью отрицали прецедент в качестве самостоятельного источника. Так, например, к ним можно причислить В.С. Нерсесянца, который полагает, что судебная практика во всех ее проявлениях представляет собой лишь правоприменительную деятельность. "Повышение роли судебной власти в современных условиях состоит вовсе не в наделении ее законодательными полномочиями, а в том, что она стала независимой и полновластной защитницей права и правового закона... Она не издает законы, а защищает правопорядок, по справедливости воздает каждому свое, т.е. применяет право" [3].
Также и И.Б. Новицкий [4] отмечал: «В советском государстве не может быть места для судебного прецедента. Советский суд является проводником и стражем законности, он должен строго следить за тем, чтобы общие нормы закона (и подзаконных актов) неукоснительно соблюдались всеми гражданами, должностными лицами, учреждениями и, прежде всего, – самим судом». Более того, судебная практика не может и не должна создавать новых норм права, новых законов, она должна укреплять действующие законы. Преобладала позиция, согласно которой советские судебные органы осуществляют правосудие как одну из форм применения законов, не связанную с правотворческими полномочиями суда при разрешении конкретных дел. У законодателя шире социальный кругозор и, соответственно, возможность учета в процессе принятия решений значительно большего числа факторов. Новицкий являлся одним из представителей тех, кто выступал против прецедентного права.
Иного же мнения придерживался С.И. Вильнянский [5]. Он считал, что судебная практика должна получить признание как один из источников права. Более того, он считал, что судебная практика создает своего рода стабильность и устойчивость в применении права, так как способствует предвидению судебного решения в случаях, прямо не предусмотренных законом или недостаточно ясно им трактуемых. Данная позиция в советское время не получила должной поддержки, т.к. противоречила марксистско-ленинскому учению о праве, которое относило судебный прецедент к институтам буржуазного права.
Похожего мнения придерживается и В.М. Жуйков: "...полагаю, становится очевидно, что и роль, и значение судебной практики значительно возросли, поэтому было бы правильным официально признать судебную практику Верховного Суда РФ по конкретным делам источником права, придав опубликованным решениям Верховного Суда РФ, имеющим принципиально важное значение, силу прецедента и предоставив судам РФ право ссылаться на них в своих решениях" [6].
К числу сторонников идеи признания судебных решений и судебной практики источниками российского права помимо названных личностей относится и Р.З. Лившиц. В своей статье "Судебная практика как источник права" он пишет: "Отход от нормативизма как единственного правопонимания дал теоретическую возможность признать судебную практику источником права". Р.З. Лившиц в статье также говорит о том, что в России стал складываться механизм судебного прецедента. "Мы видим, что судебная практика в самых различных проявлениях - и при отмене нормативных актов, и в разъяснениях пленумов, и при прямом применении Конституции, и при разрешении конкретных споров - оказывается источником права. Принятые судебные решения служат образцом для будущих судебных решений, т.е. складывается механизм судебного прецедента... Механизм судебного прецедента сегодня предстает в таком виде: принятие решения - апробация решения Верховным Судом РФ или Высшим Арбитражным Судом (если решение принято иным судом) - опубликование - применение его другими судами. Такова сложившаяся реальная ситуация" [7].
Начиная с самого конца 20 века, наша страна претерпела большие изменения, которые, естественно, коснулись и права. Отход от нормативизма дал теоретическую возможность признать судебную практику источником права. Многие российские ученые правоведы рассматривают реальную возможность введения судебного прецедента как источника права. А пока относя Россию к континентальной системе права, наука теории права в основном отрицает судебное правотворчество. Хотя в России официально судебный прецедент не признается источником права, тем не менее, он играет немаловажную роль на практике. Судебный прецедент представляет собой более гибкий механизм преодоления пробелов в законодательстве. При наличии пробелов в праве, его отставании от жизни высшие судебные органы фактически издают нормы, вносящие изменения и дополнения в действующую систему нормативного регулирования общественных отношений. Именно эти обстоятельства предопределяют все более отчетливое движение российской правовой системы к восприятию прецедента как полноценного источника права.
Итак, в данный момент источниками конституционного права в России признаются:
1. Конституция РФ, конституции республик, входящих в состав РФ, а также уставы других субъектов РФ (края, области, города федерального значения, автономной области, автономного округа).
2. Федеральные конституционные законы, федеральные законы конституционно-правового содержания.
3. Постановления Государственной Думы и постановление Совета Федерации.
4. Договоры и соглашения. Среди них - договоры и соглашения, заключаемые РФ с другими суверенными государствами, и внутренние договоры и соглашения, заключаемые между Федерацией и ее субъектами или между субъектами Федерации.
Как видно, в перечисленных источниках права судебный прецедент отсутствует.
Однако, сразу следует заметить, что действующее законодательство и сложившаяся правоприменительная практика уже сейчас позволяют выделить некоторые категории судебных решений, которые фактически признаются источниками российского права. К ним относятся решения Конституционного Суда Российской Федерации, постановления Пленумов Верховного Суда РФ и Высшего Арбитражного Суда РФ, которые принимаются по вопросам разъяснения законодательства и обобщения судебной практики. В отдельную группу таких судебных решений следует также выделить решения судов общей юрисдикции и арбитражных судов по делам о признании нормативных правовых актов несоответствующими закону. А ратификация Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод сделала обязательными для России решения Европейского суда по правам человека, что означает, что российские граждане и юридические лица получили возможность обращаться для защиты своих имущественных и личных неимущественных прав в Европейский суд по правам человека. Россия признает юрисдикцию Европейского суда по правам человека обязательной по вопросам толкования и применения Конвенции и Протоколов к ней в случае возможного нарушения Россией положений этих договорных актов, когда предполагаемое нарушение имело место после вступления их в силу в отношении России.
Отмечая возрастающую тенденцию, направленную на признание судебной практики в форме прецедента как источника российского права, многие авторы, не без оснований, указывают на то, что такое признание, несомненно, будет способствовать обогащению, как теории источников, так и самого российского права. Кроме того, оно будет содействовать восполнению пробелов в праве, в нормативно-правовом регулировании.
Наконец, применительно к отдельным отраслям права и соответствующим им отраслям юридической науки признание прецедента, а еще шире - судебной практики в качестве источника права безусловно будет создавать благоприятные условия и предпосылки для их дальнейшего развития и совершенствования.
Нужно сказать несколько слов о значении решений Конституционного Суда в стране [8]. Так, в статье 87 Федерального конституционного закона
«О Конституционном Суде Российской Федерации» определено, что «признание не соответствующими Конституции Российской Федерации федерального закона, нормативного акта Президента Российской Федерации, нормативного акта Правительства Российской Федерации, договора или отдельных их положений является основанием для отмены в установленном порядке положений других нормативных актов, либо договоров, основанных на признанных неконституционными полностью или частично нормативном акте, либо договоре, либо воспроизводящих их или содержащих такие же положения, какие были признаны неконституционными».
Согласно статье 79 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» решение Конституционного Суда Российской Федерации окончательно, не подлежит обжалованию и вступает в силу немедленно после его провозглашения. При этом решение Конституционного Суда Российской Федерации действует непосредственно и не требует подтверждения другими органами и должностными лицами. Из анализа содержания названных положений Закона о Конституционном Суде становится очевидным исключительность и особое значение решений Суда для правового регулирования в России [9]. Они:
- являются решениями первой и одновременно последней, окончательной судебной инстанции;
- обязательны для всех органов государственной власти, в том числе для власти законодательной, исполнительной и судебной;
- способны активно влиять как на формирование законодательства, так и правоприменительной практики;
- влекут за собой последствия нормативного характера, в ряде случаев приобретают императивное значение для разрешения конкретных дел.
. В силу особенностей нормативно-обязательного характера правовых позиций Суда представляется возможным признать за ними значение источников права в качестве правовых прецедентов. Подтверждением такой возможности является и тот факт, что Суд в своих последующих решениях нередко ссылается на ранее принятые им решения, что характерно для прецедентного права.
Анализ российской правовой системы позволяет также придти к заключению о том, что судебная практика уже является источником права. Так, к числу судебных актов, содержащих нормативные предписания, могут быть отнесены: 1) решения Конституционного Суда Российской Федерации; 2) нормативное толкование Пленума Верховного Суда и Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации; 3) решения судов общей юрисдикции, отменяющие нормативные акты субъектов Федерации в случае их противоречия федеральному законодательству; 4) решения судов по аналогии закона и права, а также на основе норм права, содержащих некоторые оценочные понятия.
Надо заметить, что Конституционный Суд РФ и суд общей юрисдикции или арбитражный суд рассматривают совершенно разные дела по своей сути, хотя в резолютивной части решения или приговора суд ссылается на решения Кoнституционного Суда РФ, так как они обладают обязательной силой. Но фабулу дела Конституционный Суд РФ не рассматривает. Более того в соответствии с п. 7 ст. 3 федерального конституционного закона "О Конституционном Суде РФ" Конституционный Суд РФ при осуществлении конституционного производства воздерживается от установления и исследования фактических обстоятельств дела во всех случаях, когда это входит в компетенцию других судов или иных органов. И с одной стороны, постановления Конституционного Суда РФ можно считать не судебный прецедентом, а скорее нормативно-правовым актом, хотя происходящее на практике говорит немного об обратном.
При рассмотрении тех или иных категорий дел суд часто восполняет пробелы, существующие в законодательстве, если таковые пробелы есть. Не дожидаясь решения законодателя, который должен сам заполнять эти пробелы в праве, Конституционный суд формулирует определенные правовые позиции, которые и становятся общеобязывающими, что тоже очень похоже на прецедент. То есть практика показывает, что Конституционный суд - это единственный в России судебный орган, который действительно формулирует некие новые правовые нормы, не существующие или не существовавшие до того в законодательстве. То есть, по сути, создает судебный прецедент.
Сказанное выше можно обосновать путем анализа нескольких судебных актов, посвященных восполнению Конституционным Судом РФ и Высшим Арбитражным Судом РФ пробелов в правовом регулировании отношений по перераспределению публичной (государственной и муниципальной) собственности на земельные участки.
К примеру, в одном из направленных в Конституционный Суд РФ запросов утверждалось, что существующие законоположения, допускающие возможность безвозмездной передачи муниципального имущества в федеральную собственность или собственность субъектов РФ без согласия собственника - органа местного самоуправления, несоразмерно ограничивают право собственности муниципальных образований, ставят их в неравное положение с такими собственниками имущества, как Российская Федерация и субъекты Российской Федерации, и тем самым противоречат статьям 8, 12, 130, 132 и 133 Конституции Российской Федерации.
Рассмотрев данный запрос, Конституционный Суд РФ указал, что положения части 11 статьи 154 Федерального закона от 22 августа 2004 года N 122-ФЗ (в редакции Федерального закона от 31 декабря 2005 года "О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с совершенствованием разграничения полномочий"), устанавливающие порядок безвозмездной передачи в федеральную собственность и собственность субъектов Российской Федерации имущества, находящегося в муниципальной собственности, в связи с разграничением полномочий между федеральными органами государственной власти, органами государственной власти субъектов РФ и органами местного самоуправления, в системе действующего правового регулирования предполагают необходимость волеизъявления органа местного самоуправления на такую передачу, согласованных действий между органами местного самоуправления и соответствующими органами государственной власти Российской Федерации и субъектов Российской Федерации и не могут рассматриваться как позволяющие исполнительному органу государственной власти Российской Федерации или субъекта Российской Федерации, осуществляющему полномочия собственника имущества, принимать решения о передаче имущества из муниципальной собственности в собственность субъекта Российской Федерации или в собственность Российской Федерации в одностороннем порядке, игнорируя волеизъявление об этом органов местного самоуправления [10].
То есть, в земельном и гражданском праве существовал серьезный пробел, заключающийся в отсутствии правовых норм, регламентирующих порядок перераспределения имущества между различными формами публичной собственности. Указание Конституционного Суда на невозможность одностороннего распоряжения одним органом публичной власти недвижимостью, принадлежащей другому публично-правовому образованию, является еще одним шагом по налаживанию цивилизованных отношений в сфере оборота государственной и муниципальной недвижимости. Законодательством достаточно подробно рассматривается лишь выкуп таких участков из частной в публичную собственность.
Другим примером восполнения того же пробела в праве явилось нормотворчество Высшего Арбитражного Суда РФ. При этом речь шла об обратной ситуации, связанной с защитой федеральной собственности на природные ресурсы от посягательств муниципалитетов.
Суть приводимого ниже судебного акта состоит в решении вопроса о закреплении права муниципальной собственности на городские леса. Согласно ст. 8 Лесного кодекса РФ лесные участки в составе земель лесного фонда находятся в федеральной собственности, а формы собственности на лесные участки в составе земель иных категорий определяются в соответствии с земельным законодательством. Из ЗК РФ и иного земельного законодательства следует, что земель лесного фонда в рамках других категорий земель (включая земли населенных пунктов) не может быть по определению; земельное законодательство о городских лесах и соответствующих землях практически не упоминает, а вопросы собственности на них никак не регулирует.
В муниципальном законодательстве данный вопрос о публичном собственнике городских лесов решен однозначно: согласно ст. 50 Федерального закона от 6 октября 2003 г. "Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации" в состав муниципального имущества входит "имущество, предназначенное для организации благоустройства и озеленения территории поселения, в том числе для обустройства мест общего пользования и мест массового отдыха населения". Типичным примером озелененных территорий как раз и являются городские леса. Однако данная неопределенность порождала многочисленные споры, и Высший Арбитражный Суд РФ неоднократно был вынужден высказывать свою позицию.
Так, в Определении Высшего Арбитражного Суда РФ от 16 июня 2008 г. № 16490/07 "О передаче дела в Президиум Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации", в частности, было указано, что лесной фонд является федеральной собственностью особого рода и имеет специальный правовой режим. Иное толкование приводило бы к несоразмерному ограничению права собственности Российской Федерации, поскольку означало бы, что прекращение права федеральной собственности на участок лесного фонда в результате автоматического перевода спорного участка из земель лесного фонда в земли поселений (населенных пунктов) происходит по воле и в интересах муниципального образования "Чебаркульский городской округ", Челябинской области в отсутствие согласия самого собственника - Российской Федерации и при игнорировании того обстоятельства, что лесной фонд представляет собой публичное достояние многонационального народа России и как таковой является федеральной собственностью особого рода. Довод на ст. 8 ФЗ "О переводе земель или земельных участков из одной категории в другую" о том, что перевод земель из земель лесного фонда в земли поселений осуществлен автоматически - посредством установления городской черты муниципального образования, основан на неправильном толковании и применении этого Закона [11].
Таким образом, Высший Арбитражный Суд РФ, в сущности, создал новую норму права.
В качестве одной из функций Конституционного суда является толкование Конституции. И здесь нужно также рассмотреть, имеют ли эти решения по вопросам толкования Конституции прецедентный характер. Примером может служить и постановление от 31 октября 1995 г. по делу о толковании ст. 136 Конституции РФ.
По данному делу Конституционный Суд установил следующее: Конституция РФ, регламентируя порядок внесения поправок в Основной Закон, определяет в ст. 136, что поправки к гл. 3—8 Конституции РФ принимаются в порядке, предусмотренном для принятия федерального конституционного закона, и вступают в силу после их одобрения органами законодательной власти не менее чем 2/3 субъектов Федерации.
Конституционный Суд пришел к выводу о том, что процедура принятия данных поправок существенно отличается от процедуры принятия как федерального закона, так и федерального конституционного закона. В связи с этим положения ст. 136 Конституции РФ могут быть реализованы только в форме специального правового акта — закона Российской Федерации о поправке к Конституции РФ [12]. Как известно, в тексте Конституции РФ такой закон не упоминается.
В постановлении от 28 ноября 1995 г. по делу о толковании ч. 2 ст. 137 Конституции РФ Конституционный Суд определил субъекта, полномочного решать вопрос о включении в текст Конституции нового наименования субъекта РФ и акта, опосредующего это включение. Так, в п. 1 резолютивной части постановления устанавливается, что изменения наименования республики, края, области, города федерального значения, автономной области, автономного округа включаются в текст ст.65 Конституции РФ указом Президента РФ на основании решения субъекта Федерации, принятого в установленном им порядке. В спорных случаях Президент использует полномочия, предусмотренные ч. 1 ст. 85 Конституции РФ.
Во всех случаях Конституционный Суд предлагает такие решения, которые непосредственно связаны с Конституцией, а это позволяет характеризовать их как правотворческие акты.
Изложенное позволяет сделать однозначный вывод о том, что постановления Конституционного Суда РФ по вопросам толкования Конституции РФ выступают в качестве источников права. При этом они являются источниками не только конституционного, но и гражданского, уголовного, трудового и других отраслей российского права.
Но за последнее время стало известно, что несмотря на непризнания судебного прецедента в качестве источника права официально, в одной из газет была опубликована информация о том, что «Конституционный суд поддержал формирование прецедентного права в России, но потребовал, чтобы этот процесс был поставлен в жесткие рамки и урегулирован на уровне закона. Прецедентное право в последние годы активно внедрялось в системе арбитражных судов: Высший арбитражный суд (ВАС) требовал учета нижестоящими судами его правовых позиций по конкретным делам. Юристы считают, что ВАС теперь должен будет существенно скорректировать созданные им же правила рассмотрения дел.»[13]
ВАС активно занимается формированием прецедентов с 2005 года и постановил, что толкование правовых норм может содержаться как в постановлениях пленума ВАС, обобщающих судебную практику, так и в постановлениях президиума ВАС по конкретным делам. Правовые позиции ВАС являются обязательными для всех арбитражных судов, а дела, которые к моменту создания прецедента были решены иначе, должны быть пересмотрены. При этом стереотипные дела пленум ВАС предложил пересматривать по вновь открывшимся обстоятельствам в суде первой инстанции. Возможность такого пересмотра определяет коллегия из трех судей ВАС, предварительно рассматривающая надзорные жалобы, а дел, подпавших под эту процедуру, уже насчитываются сотни.
Несколько компаний—потребителей электроэнергии пожаловались в КС. В 2006-2007 годах арбитражные суды удовлетворили иски этих компаний, но в марте-апреле 2008 года судьи ВАС определили, что дела должны быть пересмотрены по вновь открывшимся обстоятельствам. При новом рассмотрении дел иски компаний-потребителей были отклонены. Жалобу компаний КС рассматривал на пленарном заседании 30 ноября.
КС согласился с тем, что ВАС имеет право давать «абстрактное толкование применяемых арбитражными судами норм права и формировать соответствующие правовые позиции». Но проблема в том, что прецедентам придается обратная сила: на их основе могут пересматриваться решения, принятые раньше. А это, по мнению КС, допустимо только в исключительных случаях — например, когда прецедент повышает защиту граждан в спорах с государством.
КС не стал признавать неконституционными положения Арбитражного процессуального кодекса и их толкование пленумом ВАС, но в своем решении установил для прецедентов жесткие рамки. Правовые позиции ВАС могут иметь обратную силу только в исключительных случаях и только при условии, что ВАС сам укажет на обратную силу прецедента. КС также решил, что мнение коллегии из трех судей ВАС о возможности пересмотра дела по вновь открывшимся обстоятельствам не является для судей первой инстанции обязательным. А главное, КС обязал в течение полугода внести изменения в арбитражное процессуальное законодательство, урегулировав процедуру с учетом позиции КС.