Под игровым элементом культуры здесь не подразумевается, что игры занимают важное место среди различных форм жизнедеятельности культуры. Не имеется в виду и того, что культура происходит из игры в результате процесса эволюции – в том смысле, что то, что первоначально было игрой, в последствии переходит в нечто, игрой уже не являющееся, и что теперь может быть названо культурой. Ниже будет развернуто следующее положение: культура возникает в форме игры, культура первоначально разыгрывается. И те виды деятельности, что прямо направлены на удовлетворение жизненных потребностей, как, например, охота, в архаическом обществе предпочитают находить себе игровую форму. Человеческое общежитие поднимается до супрабиологических форм, придающих ему высшую ценность, посредством игр. В этих играх общество выражает свое понимание жизни и мира. Стало быть, не следует понимать дело таким образом, что игра мало-помалу перерастает или вдруг преобразуется в культуру, но скорее так, что культуре в ее начальных фазах свойственно нечто игровое, что представляется в формах и атмосфере игры. В этом двуединстве культуры и игры игра является первичным, объективно воспринимаемым, конкретно определенным фактом, в то время как культура есть всего лишь характеристика, которою наше историческое суждение привязывает к данному случаю. Это воззрение перекликается с мыслями Форбениуса, который говорит в своей книге «История культуры Африки» о становлении культуры как выросшей из естественного бытия игры. Тем не менее, отношение культуры к игре воспринято Форбениусом чересчур мистически и описано нередко слишком зыбко. Он манкирует необходимостью прямо указать пальцем на присутствие игрового элемента в фактах культуры.
В поступательном движении культуры гипотетическое отношение игры и не-игры не остается неизменным. Игровой элемент в целом отступает по мере развития культуры на задний план. По большей части и в значительной мере он растворился, ассимилировался в сакральной сфере, кристаллизировался в учености и поэзии, в правописании, в формах политической жизни. При этом игровое качество в явлениях культуры уходило обычно из виду. Однако во все времена и всюду, в том числе и в формах высоко развитой культуры, игровой инстинкт может проявится в полную силу, вовлекая как отдельную личность, так и массы в опьяняющий вихрь исполинской игры.
Представляется очевидным, что взаимосвязь культуры и игры следует искать в высоких формах социальной игры, то есть там, где она бытует как упорядоченная деятельность группы, либо сообщества, либо двух, противостоящих друг другу групп. С точки зрения культуры сольная игра для самого себя плодотворна лишь в малой степени. Ранее было сказано что все основополагающие факторы игры, в том числе игры коллективной, уже существовали в жизни животных. Это поединок, демонстрация, вызов, похвальба, кичливость, притворство, ограничительные правила. В двойне удивительно при этом, что именно птицы, филогенетически столь далеко отстоящие от человеческого рода, имеют так много общего с человеком: тетерева исполняют танцы, вороны состязаются в полете, шалашники и другие птицы украшают свои гнезда, певчие птицы сочиняют мелодии. Состязание и представление, таким образом, не происходят из культуры как развлечение, а предшествуют культуре.
Коллективная игра носит по преимуществу антитетический характер. Она чаще всего разыгрывается между двумя сторонами. Однако это не обязательно. Танец, шествие,представление могут быть начисто лишены антитетического характера. Антитетическое вовсе не должно означать состязательное, агональное или агонистическое. Антифонное пение, два полухория, менуэт, партии или голоса музыкального представления, столь интересные для этнологов игры, когда противоборствующие силы стараются отнять друг у друга некий трофей, суть образчики антитетической игры, которая вовсе не обязана быть полностью агональной, хотя соревновательный элемент в ней зачастую присутствует. Нередки случаи, когда вид деятельности, означающий уже сам по себе замкнутую игру, например исполнение драматической или музыкальной пьесы, в свою очередь, снова может стать предметом состязания, если его подготовка к исполнению оценивается в рамках какого-нибудь конкурса, как это было с греческой драмой.
Среди общих признаков игры отмечалось выше напряжение и непредсказуемость. Всегда стоит вопрос: повезет ли, удастся ли выиграть? Даже в одиночной игре на ловкость, отгадывание или удачу (пасьянс, головоломка или кроссворд) соблюдается это условие. В антитетической игре агонального типа этот элемент напряжения, удачи, неуверенности достигает крайней степени. Стремление выиграть приобретает такую страстность, который грозит полностью свести на нет легкий и беспечный характер игры. Однако здесь выявляется еще одно важное различие. В чистой игре наудачу напряжение играющих передается к зрителям лишь в малой степени. Азартные игры сами по себе суть примечательные культурные объекты, однако с точки зрения культуросозидания их надо признать не продуктивными. В них нет прока для духа или для жизни. Иначе обстоит дело, когда игра требует сноровки, знания, смелости или силы. По мере того как игра становится труднее, напряжение зрителей возрастает. Уже шахматы захватывают окружающих, хотя это занятие остается бесплодным в отношении культуры и, кроме того, не содержит в себе признаков красоты. Когда игра порождает красоту, то ценность игры для культуры тот час же становится очевидной. Однако безусловно необходимой для становления культуры подобная эстетическая ценность не является. С равным успехом в ранг культуры игру могут физические, интеллектуальные, моральные или духовные ценности. Чем более игра способна повышать интенсивность жизни индивидуума или группы, тем полнее она растворяется в культуре. Священный ритуал и праздничное состязание - вот две постоянно и повсюду возобновляющиеся формы, внутри которых культура вырастает как игра в игре.
Здесь сразу встает еще раз вопрос: правомерно ли всякое состязание безоговорочно включать в понятие игры? Мы видели, что греки отнюдь без колебаний относили агон к «paidia». Впрочем, это легко объяснялось непосредственно самой этимологией обоих слов. Во всяком случае слово «paidia» выражало детское в игре столь непосредственно и ясно, что могло быть применено к серьезным игровым состязанием только в производном значении. Напротив термин агон определял состязание с другой стороны с другой стороны: исходным значением слова агон была по-видимому, «встреча» - агора. Тот факт что у эллинов большинство состязаний, по всей вероятности, происходило в атмосфере полной серьезности, отнюдь не может служить достаточным основанием для отделения агона от игры. Серьезность с которой происходит состязание, ни в коем случае не означает отрицания его характера. Ибо она обнаруживает все формальные и почти что все функциональные признаки игры. Серьезность с которой происходит состязание, ни в коем случае не отрицает его характера. Ибо она обнаруживает все формальные и почти что все функциональные признаки игры. Они все словно соединились в одном слове «wedcamp»- состязание: campus- это игровое поле, пространство, и weden- символическое установление дела или вещи, о которой идет спор, точка, несущая в себе напряжение. Укажем еще раз на примечательное свидетельство из Второй книги пророка Самуила, где смертельный поединок тем не менее называется игровым термином, который относится к смысловому гнезду глагола «смеяться». На одной греческой вазе изображается схватка в сопровождении игры флейтиста, что должно означать ее агональный характер. Празднества в Олимпии знавали поединки со смертельным исходом. Жестокие кунштюки, в которых Тор и его друзья в присутствии Утгарда-Локи состязаются с его слугами, были названы словом «leika», принадлежащим почти целиком сфере игры. Нам не казалось слишком рискованным квалифицировать разделительную семантику игры и состязания в греческом как результат более или менее случайного несовершенства в абстрагирования его общего понятия. Короче, на вопрос, правомерно ли подчинять состязание как таковое категории игры, можно положа руку на сердце дать утвердительный ответ.
Состязание, как и любую другую игру, следует считать до некоторой степени бесцельной. Иначе говоря оно протекает внутри самого себя, и его исход не составляет части необходимого жизненного процесса группы. Популярное присловье «важны не камушки, а важна сама игра» достаточно это выражает; иными словами, финальный элемент игрового действия, его целеполагание в первую очередь заключается в самом процессе игры, без прямого отношения к тому, что за этим следует. Результат игры как объективный факт сам по себе несуществен и безразличен. Персидский шах, который во время визита в Англию отклонил предложение присутствовать на скачках, мотивируя это тем, что он знает, что одна лошадь бегает быстрее другой, был со своей точки зрения совершенно прав. Шах не хотел вторгаться в чужую ему игровую сферу, он хотел остаться в стороне. Исход игры либо состязания важен лишь для тех, кто в качестве игрока или зрителя включается в игровую сферу и принимает правила игры. Они становятся партнерами по игре и хотят быть партнерами. Для них не безразлично или не безынтересно, кто победит – Ньерд или Тритон.
Играют на интерес; в этом термине выражается, как нельзя лаконичнее сущность игры. Этот интерес не есть материальный результат игрового действия, например, мяч попал в лунку, но есть факт идеального порядка, что игра удалась либо сыграна. Удача приносит игроку удовлетворение, которое может быть более либо менее длительным. Это верно и для игры в одиночку. Приятное чувство удовлетворения повышается от присутствия зрителей, однако их присутствие нельзя считать непременным условием игры. Любитель пасьянса испытывает двойную радость если кто-нибудь наблюдал его игру, но он будет и радоваться и в одиночестве. Весьма существенным является тот факт, что своей удачей можно похвалиться перед другими. Удильщик являет пример такого бахвала.
Теснейшим образом связано с игрой понятие выигрыша. В одиночной сфере еще не означает выигрыша. Понятие выигрыша вступает в силу только тогда, когда игра ведется одним против другого либо двумя противными партиями.
Что такое выигрыш? Что выигрывается? Выиграть означает взять верх в результате игры. выигран почет, заслужена честь. И эта честь, и этот почет постоянно идут непосредственно на пользу целой группе, из которой вышел победитель. Тут мы снова сталкиваемся с весьма важным качеством игры: завоеванный в ней успех переходит с отдельного человека на целую группу. Но еще более важен следующий показатель. В агональном инстинкте далеко не в первую очередь проявляется жажда власти либо воля к господству. Первичным является стремление превзойти других, быть первым и на правах победителя удостоиться почестей. И только во вторую очередь встает вопрос, расширит ли вследствие этого личность или группа материальную власть. Главное выиграть, взять верх. Чистейший образец конечного торжества, которое проявляет себя не в чем – то буквально зримом или дающем наслаждение, а в самой победе как таковой, дает шахматная игра.
Люди борются или играют ради чего-то. В первую и последнюю очередь борются или играют ради победы, но победе сопутствуют разные способы наслаждаться ею. Прежде всего ею наслаждаются как торжеством, триумфом, справляемым группой в радостных восклицании и славословии. В качестве длительного следствия из этого вытекает честь, почет, престиж. Так же во всякой игре есть ставка. Ставкой может быть какая-нибудь материальная ценность, заклад (чисто символический предмет) или приз.
Заключение
Подлинная культура не может существовать без определенного игрового содержания, ибо культура предполагает известное самоограничение и самообладание, известную способность не видеть в своих собственных устремлениях нечто предельное и высшее, но рассматривать себя внутри определенных, добровольно принятых границ. Культура все еще хочет в известном смысле играться – по обоюдному соглашению относительно определенных правил. Подлинная культура требует всегда и в любом аспекте, а честная игра есть не что иное, как выраженный в терминах игры эквивалент порядочности. Нарушитель правил игры разрушает и культуру. Для того чтобы игровое содержание культуры могло быть созидающим или подвигающим культуру, оно должно быть чистым. Оно не должно состоять в ослепление или отступничестве от норм, предписанных разумом, человечностью или верой. Оно не должно быть сиянием, которым маскируется намерение осуществить определенные цели с помощью специально взращенных игровых форм. Подлинная игра исключает всякую пропаганду. Она содержит свою цель в самой себе. Ее дух и ее атмосфера – радостное воодушевление, а не истерическая взвинченность. Сегодня пропаганда, которая хочет завладеть каждым участником жизни, действует средствами, ведущими к истеричным реакциям масс., и поэтому, даже когда она принимает игровые формы, не может рассматриваться как современное выражение духа игры, но только как его фальсификация.
Список литературы
1.Культурология: Учебное пособие для студентов высших учебных заведений. – Ростов н\Д: изд-во «Феникс», 2000, - 608 с.
2.Хейзинга Й. Homo Ludens. М., 1992. 240 с.
* Хейзинга Й. Homo Ludens. М., 1992. С.7-240.