Айвазян А.А.
Проблемы и особенности гражданственности в молодежной среде анализируются и прогнозируются на основе, прежде всего, социологических исследований. Но, не менее важной проблемой «здесь» и «сейчас» – в нашем российском обществе и государстве, для нашей молодежи, является проблема полицентричности моделей понимания патриотизма и гражданственности. Кто такой идеальный гражданин? Кто такой идеальный патриот? Вариантов определений (порой, прямо противоположных) может быть бесконечное множество. Негативно оценивая современную молодежь («Они – не патриоты…», «У них нет ценностей…»…), любой взрослый человек вкладывает свое субъективное понимание этих ценностей. При этом вкладывается собственный образ патриота и/или гражданина. И таких образов оказывается бесконечное множество. Как преодолеть субъективность, ангажированность, как объективировать «пространство образов»?
На наш взгляд, прежде всего, необходимо «очертить методологические границы понимания» этих образов, моделей. То есть, ответить на вопрос – что же не является «гражданственностью»? Какому феномену противопоставляется «гражданственность»?
Методологическое исследование связано с рядом сложностей и проблем. Любая методология представляет собой систематизированную "схему", целостную конструкцию, имеющую рамки самоограничения. Попытка методологического анализа категории гражданственности не может быть не связана со схематичностью и определенно установленными рамками понимания. Отдавая себе отчет в этом, мы, преднамеренно, изначально обрисовываем контуры понимания гражданственности: какое общество является гражданским, какое – нет; гражданин какого государства обладает гражданским самосознанием, какого – не обладает. Такая условная жесткая дифференциация "гражданского" и "негражданского" позволит определить базовые признаки этих понятий и придерживаться методологической последовательности.
Совершенно очевиден умозрительный подтекст "гражданских" категорий (гражданское общество, гражданская культура и т.д.). В пространственно-временном континууме гражданственность выступает как качественная характеристика развитости общества, гражданских прав и свобод личности и т.д. То есть, уровень социально-политической реальности примеряется нормами априорно выстроенной научным сообществом модели.
Гражданственность, в большинстве своем, моделируется в трех ракурсах: в антропологическом (гражданин), социальном (гражданское общество), и политическом (демократическая политическая система).
Человек становится гражданином государства с определенного возраста, юридической регламентации «гражданства» государства. Де-юре, он получает определенные права и обязанности по отношению к этому государству. Де-факто, он может их не ощущать, ими не воспользоваться. К примеру, в тоталитарном политическом режиме (если не брать случайности) человек не ощущает своих прав, свободу на свои права. Если с юридической точки зрения граждане двух государств могут иметь равные права и обязанности, то де-факто, они могут быть разные в зависимости от типа политического режима каждого государства.
Свобода – базовый признак гражданственности. Она не ощущается в тоталитарном режиме. Стало быть, говоря о гражданственности человека, мы не можем не упомянуть его субъект-объектные взаимоотношения с государством: в каком государстве он живет, осуществляются ли его права в этом государстве.
Человек – государство, государство – человек, от этих взаимоотношений во многом зависит мера гражданственности. В этом аспекте человек – политическое существо (Аристотель), структура гражданственности которого содержит в себе, прежде всего, элемент политического. Политичность в контексте гражданственности мы рассматриваем в узком «демократическом» значении. И взаимосвязь человека с государством, (как взаимосвязь двух структурообразующих элементов гражданственности), есть взаимосвязь человека не с идеоцентричным или теоцентричным типом политической системы, а с демократическим.
Другая ипостась гражданственности – гражданское общество. Нас интересуют его реальные эмпирические признаки. По определению, это – общество, относительно независимое и свободное от государства. А характеристика человека в таком обществе его независимость (материальная, интеллектуальная, моральная) от самого общества и от государства.
В данном аспекте из анализа исключается традиционное общество (в духе «общности» Ф. Тенниса). Под последним можно понимать тот его тип, где доминирует формализованная культура, где действия человека детерминируются традицией (религиозной, культурной, идеологической), обычаями, обрядами. В традиционном обществе существует оппозиция: свой-чужой, друг-враг, нет свободы действий. Есть определенные табу, через которые нельзя перешагнуть. Человек детерминирован в своих действиях скорее кровно-родственными, морально-этическими, культовыми императивами, нежели свободно рациональными, критическими соображениями.
Если воспользоваться терминологией Фердинанда Тенниса ("общество" и "общность"), то применительно к " гражданскому " и "традиционному", первое – "общество", второе – "общность".[i] К основным социальным институтам гражданского общества он относит ассоциации, корпорации, общественные организации. Традиционная общность функционирует благодаря общине, семейным, родовым, соседским связям. Гражданское общество направлено в будущее, традиционная общность живет прошлым.
Но, с другой стороны, "традиционность" – еще не "консервативность", если под последней понимать "…поле напряжения между традицией и новизной."[ii] В консервативном обществе традиция – всего лишь индикатор политической культуры, но не самоцель, как в традиционных общностях. Поэтому традиционная общность – "догражданское" состояние, а консервативность «включается в пространство гражданственности».
Само «пространство гражданственности» («цивильности», «цивилизации», от «civil») замыкается в определенных парадигмах, сформированных научным сообществом и становится мультипарадигмальным. Тем самым, гражданственность – интегральная характеристика норм, ценностей, образцов поведения человека в определенном политическом времени и пространстве.
То есть, гражданственность определяется имманентным состоянием человека, общества и государства, а гражданское самосознание личности – это имманентная личности рефлексия общественного и политического сознания. И процесс развития самосознания человека (формирования самосознания личности) связан с воздействием государства и общества на человека. Анализ этого процесса начнем с описания основных императивов "государства" и самосознания личности в контексте политического и гражданского.
"Государство" можно рассматривать и как "часть", и как "целое" (П. Рикер). Как "часть" государство – социальный институт, организационно-управленческая подсистема политической системы. И одним из главных элементов его функционирования является идеологический механизм правящей партии или правящей элиты в целом. Идеология или идеологии – тот императив, посредством которого происходит влияние государства на сознание индивида, то есть, субъект-объектное отношение. "Идеология регулирует, интегрирует и направляет деятельность индивидов во всех сферах жизни общества... Правящая идеология – это не только идеологическое учение, но и четко организованная целостная структура, которая пронизывает все общество, выступает интеллектуальной основой его формирования".[iii]
Нас интересует то "пространство" идеологий, которое конституирует политику, а не детерминирует ее. Это "пространство" идеологий "гражданских" партий – "пространство" от левоцентризма до правоцентризма, не радикальное "пространство". Хотя дихотомия левые/правые довольно-таки условная. Можно согласиться с мнением Ю.Н.Давыдова, что "...в прежней триаде – центр, левые, правые – в рамках которой преимущество обеспечивалось силам, ориентированным на прогресс,... намечаются изменения: в самом существенном пункте левые оказываются гораздо ближе к правым, чем к центру (как это было прежде)".[iv] Классические либеральная и консервативная идеологии трансформировались в неолиберализм и неоконсерватизм. Если неолиберализм добавил этатистские функции к свободам личности, социальную ориентированность государства, то неоконсерватизм пересматривает формулу "все, что новое – чуждое" и одобряет самоуправляемость общества. Таким образом, нельзя усмотреть существенной разницы между этими двумя идеологиями, в частности, и между идеологиями в пространстве "гражданственности" в целом. В современных политических процессах идеология – не цель, а средство в политических играх. В решающий для игры момент любой политический субъект может не воспользоваться этим средством и, более того, он может применить другое средство, другую идеологию (или идеологему). Только при этом другая идеология (согласно принятой нами методологии) находиться в "пространстве гражданственности", иначе не будет политики, не будет игры и идеология будет детерминировать политику (как в тоталитарных режимах).
Стало быть, неоконсерватизм, неолиберализм как основные идеологии демократического режима (хотя имеют место и многие другие узконаправленные идеологии, например, идеологии "зеленых", феминистские, пацифистские движения и др.) вбирают в себя все человеческие блага. Они адресуются ко всем слоям, учитывают их интересы и потребности. Различие только в базисных ценностях и направлениях этих двух идеологий. Можно говорить о биполярности "гражданских" идеологий: с одной стороны, вечное "совершенствование" политической системы – прогресс, вечный идеал, с другой стороны – имманентное воспроизводство "самого себя": своих национально-государственных лидеров, героев, архетипов и т.д. Это тенденция к глобализации, к "стиранию" границ, стремление к "гражданскому миру", с одной стороны, и локализация каждой политической системы, с другой.
Поэтому, идеология как "...мысль, уже "вышла" за пределы себя самой в своем собственном бытии, уже не является более только теорией; когда она мыслит, она ранит или примиряет, сближает или разделяет, она разрывает, расчленяет, она соединяет и воссоединяет, она уже не может не освобождать и не порабощать".[v] Происходит "деидеологизация" мысли (Р.Арон, С.М.Липсет, К.Поппер). Но идеология – не только мысль, не только теория сама по себе, она является средством достижения конечных целей для политической партии – власти. А к власти "приводят" политического актора граждане, электорат. Мы подходим ко второму императиву политики, уже непосредственно влияющему на гражданское самосознание личности (в части его политического сознания) – политическим технологиям. Возникновение технологий, надо полагать, есть результат того времени, когда играть в политику стратегическими средствами (например, идеологиями) стало невозможно. Политика приобрела бифуркационно временной характер: все решает ситуация, обстоятельства, условия политического поля "здесь" и "сейчас".
Программы партий и движений, их стратегические цели и задачи ("пространство идеологий") становятся недостаточно "доступными" для политического сознания общества. Появляются технологии, которые позволяют "внедрить" "пространство идеологий" в сознание электората, "подать" информацию на общедоступном и понятном электорату языке. При этом политический процесс делится на избирательные процессы, во время которых в максимально короткий срок и функционируют технологии. Средства массовой информации выполняют роль ретрансляторов, коммуникаторов политической информации. При этом сознание каждого индивида не просто принимает информацию, но и находится под ее психологическом воздействием. Здесь индивиду важно превратиться из "объекта" в "субъект" (в этом его гражданская, политическая сущность). Из широкого спектра вариантов, своих представителей в политическом сообществе человек должен выбрать самостоятельно, сохраняя психологическую дистанцию между огромным массивом убеждающей информации и собственным рациональным выбором, используя собственную политическую организованность (уровень политической социализации). Человек как субъект сам осознает свой выбор, если обладает гражданским самосознанием (в данном случае, в политическом понимании). Здесь различие между политическим сознанием и гражданским самосознанием индивида заключается в том, что обладание политическим сознанием – необязательно о-сознание – самосознание.
Но вернемся к информационно-политическим технологиям, к современным средствам трансляции и ретрансляции политических идеологий или идей. Они являются средствами политических акторов для достижения власти. При этом "поле власти" понимается "...как пространство игры, внутри которого владельцы капитала (разных его видов) борются именно за власть над государством, то есть над государственным капиталом".[vi]
Если борьбу за "власть" можно представить как определенную "игру", то политическое поле можно сравнить с "зеленым сукном" казино. Каждый игрок делает ставки и играет, применяя профессиональное мастерство и ловкость. При этом есть правила игры (Закон в политическом "поле"), которые нельзя нарушать, хотя наиболее ловкие и изощренные игроки применяют нестандартные способы игры, нарушая правила де-факто, но де-юре оставаясь "законопослушным" (в политическом поле – это "черный PR"). Цель игры – выигрыш "капитала" (в политическом поле – "государственного капитала").
Только, в отличие от карточной игры, игра "в политику" осуществляется в присутствии электората, она нацелена на электорат, и выигрыш в этой игре зависит от выбора электората. А что касается "ставок" игроков, то они различны, нет равных возможностей. Конечно же, играет роль профессионализм "игроков", но зачастую количество "ставки" играет решающую роль – "экономика определяет политику" (К.Маркс). "Гражданственность" относительно экономической базы политических игроков проявляется в "прозрачном" использовании ими установленной избирательным правом суммы денег (а не ее "превышение"). Свидетельством такого рода гражданской "зрелости" является реформирование, на практике (эмпирически) – финансирование предвыборных кампаний. "Общественное восприятие слишком сильного влияния "больших денег", а не идей на политику привело к переменам. Например, Канада, Великобритания, Испания, США, Япония, Австралия пересматривают или уже пересмотрели положение о финансировании предвыборной кампании. Одной из основных международных тенденций этого опыта является стремление к открытости через отчетность. Поскольку финансирование предвыборной кампании трудно контролировать, основной идеей является дать возможность избирателям самим решить, кто является лучшим кандидатом, и убедиться в том, что они знают, кто стоит за этим кандидатом. Отчетность является ключом к решению этой задачи". [vii] То есть отчетность – это "гражданский акт", который способствует сохранению демократического режима, политической открытости.
Итак, можно сказать, что политические идеологии и политические технологии являются основными императивами государства как политического сообщества – как "части" общества. Они являются основными факторами влияния на политическое сознание человека: идеологии "доносятся" до человека посредством технологий. Эти два императива являются способом "проверки" гражданского самосознания личности и основным условием реализации политического процесса.
Но государство еще и "целое" (идентично с обществом). Существует определенный "дух" "государства" в "обществе" и в "человеке". Один из современных ученых Пьер Бурдье, перефразируя цитату М.Вебера: "Государство есть человеческое сообщество, которое внутри определенной области – "область" включается в признак! – претендует (и с успехом) на монополию легитимного физического насилия", [viii] считает, что государство претендует также на "символическое насилие… Если государство в состоянии осуществлять символическое насилие, то оно воплощается одновременно в виде специфических структур и механизмов и "субъективно" или, если хотите, в головах людей, в виде мыслительных структур, категорий восприятия и мышления" [ix].
То есть помимо того, что государство – это политическое сообщество, социальный институт управления, оно "занимает" один из "срезов" сознания человека – политическое сознание, формирование которого происходит посредством навязывания "...(в частности через школу) категорий мышления, которые мы спонтанно применяем ко всему, что есть в мире, а также к самому государству".[x]
Школа (в том числе и высшая), на наш взгляд, осуществляет такие функции государства, как образовательная и воспитательная. В школе воспроизводятся национально-государственные идеологические символы, мифы и т.д. Это те "максимы", которые государство "внедряет" через школу в политическое сознание общества. Процесс формирования политической социализации индивида (подростка) начинается в школе. У выпускника школы (почти гражданина) формируется гражданское самосознание. Во всяком случае, это цель, которую ставит перед собой любое демократическое государство. Это – должное. Но достигается ли оно в сущем. Например, гуманитарные дисциплины "внедряют" в сознание подростка элементы гражданственности, гражданской культуры, имманентные национально-государственной общности: это основные положения Конституции, национально-государственные праздники, символы, мифы, герои, то есть исторически преемственные, устоявшиеся "отборные" элементы политической культуры. Но существование индивида со - временно, он живет в определенное политическое время. И происходящий в нем (во времени) политический процесс вносит свои коррективы, изменения в политическую социализацию индивида.
Итак, попытаемся резюмировать соотношение "политического" и "гражданского" в ракурсе "государства". Гражданское самосознание личности, на которое влияют императивы государства (и как "целого", и как "части") содержит элементы должного, идеального. Любой идеал имеет морально-этическую сущность. Стало быть, соотношение "политического" и "гражданского" необходимо рассматривать с морально-нравственных, ценностно-нормативных позиций. "Политика предстает в качестве сферы осуществления стремления к благой жизни. Вот почему в начале "Никомаховой этики" Аристотель вводит политическую связь как реализацию преимущественно этических целей". [xi]
Это "стремление" политики есть должное, перспектива, идеал. А какова политика в сущем, насколько она соотносится с моралью? И. Кант считал, что "...истинная политика не может сделать шага, не присягнув заранее морали" [Кант 1994: 49].[xii] Гегель же по этому поводу заметил, что "...нравственная субстанция, государство, имеет свое наличное бытие, то есть свое право, непосредственно не в абстрактном, а в конкретном существовании и что лишь это конкретное существование, а не одна из многих считающихся моральными заповедями мыслей может служить принципом его деятельности и поведения" [Цит.по: Мерло- Понти 1996: 88].
Надо полагать, вопрос об отношении морали к политике не простой. Как реальность, политика считается "грязным делом" и нередко выступает по ту сторону от морали. И в то же время "пространство политических идей и идеологий" всегда "окрашено" морально-ценностными императивами. Это противоречие "снимает" соотношение политики и гражданственности как соотношение демократического "сущего" и вечно идеального "должного".
Такое соотношение можно сравнить с соотношением "нравственности" и "морали", где первое – это "политика", а второе – "гражданственность".
Политика – нравственна (имеет свои "нравы"), она находится во времени и пространстве. Политика "здесь" и "сейчас" отличается от политики "там" и "тогда" или "там" и "сейчас" – она всегда относительна, всегда проявляет свой "характер" ("нравы").
Гражданственность исходит из морали, она, в некотором роде, недосягаема. Это абсолют, к которому человек всегда стремится, постоянно совершенствуется. Это – не "бытие" (как политика), а "становление". Гражданственность, как мораль трансформируется во времени и пространстве за счет "части" политики (как нравственности), той "части", которая может становиться моралью. Но в этой трансформации не меняется суть, содержание, меняется лишь форма. Стало быть, гражданственность есть содержание, политика – форма. Первое без второго не может существовать так же, как второе без первого. Там, где нет политики, нет гражданственности и, наоборот. Но гражданственность – это не только политика, вторая только придает "форму" первой, совершенствует и "двигает" ее. В первом приближении гражданское самосознание личности ("содержание") имеет необходимую ему "форму" – политическое сознание. Последнее воспроизводится с помощью государственных императивов. Есть ли другие формы гражданского самосознания? Возможно ли оно без политического сознания? Для ответов на эти вопросы рассмотрим гражданское самосознание личности с позиции "общества".
Если государство как часть (политическое сообщество) и как целое ("дух" государства) воспроизводит и транслирует свои ценности, символику, формализуя и кодифицируя их целерационально, то "общество" (как в локальном, так и в глобальном его понимании) культивирует "себя" (культивируется) в большинстве своем хаотически, иррационально, архетипически.
Проанализируем основные императивы локального общества как основания для развития гражданского самосознания личности.
Человек, уже родившись, является носителем общественного сознания и национально-традиционной культуры. Важную роль в процессе культивирования общества играют архетипы (предшествующие формы), которые составляют содержание коллективного бессознательного. Последнее "представляет собой часть психики, которую в терминах отрицания можно отличить от личностного бессознательного по тому факту, что первое не обязано своим существованием, в отличие от последнего, личному опыту и, следовательно, не является индивидуальным приобретением. Элементы коллективного бессознательного своим существованием обязаны исключительно наследственности..." [Юнг и др. 1997: 339].
То есть прежде чем развиваются рациональные элементы, в структуре сознания человека имеют место иррациональные, подсознательно-наследственные элементы. Последние являются "частью" коллективного бессознательного, национально-традиционных механизмов, где основу традиции составляет феномен "...вечного и непрерывного мышления" [Юнг 1997: 96]. Здесь стирается грань между генезисом сознания человека, отдельно взятого индивида, основу которого составляет дорациональное, архетипически "подчиненное" мышление, и генезисом общественного сознания, основу которого также составляет дорациональное, догражданское (по политическому времени) традиционное мышление.
"Коллективное общественное сознание локальной общности... практически самодостаточно и не испытывает особой потребности и необходимости ни в ином теоретико-концептуальном знании, ни в специализированных средствах его трансляции. Главной и (постепенно) единственной константой, централизованной институцией культуры, "организующей" идеологические и нравственные механизмы функционирования сферы коллективного сознания (и поведения) общности, становится церковь" [Кузьмин 1997: 60]. Речь идет о теоцентричном догражданском, дополитическом времени, где преобладало традиционное сознание (господство Веры над Разумом). И это исторически догражданское сознание догражданского общества сопоставимо с генетико-архетипическим "уровнем" сознания (в части бессознательного) человека. Предположительно, весь исторический процесс развития общественного сознания (от традиционного, догражданского по постиндустриальное, современное сознание) воспроизводится генезисом гражданского самосознания современного человека. Это, по выражению Гегеля, "единство исторического и логического".
Следуя этой гипотезе, вернемся к роли архетипов в формировании гражданского самосознания. К.Юнг считает, что "... только понимание своей архетипической природы, восприятие своего "нормального" несчастья sub specie aeterni (с точки зрения вечности - лат.) помогает человеку совладать с ним и обрести волю к жизни" [Юнг 1997: 10]. К.Юнг полагает, что архетипы мешают проявлению сознательности: рефлексии, сомнения, мысленные эксперименты "... чужды бессознательному, инстинктивному уму (mind) первобытного человека... Стремление человека прогнать инстинктивные порывы, его сопротивление инстинкту и есть та сила, которая создает сознание. Инстинкт принадлежит природе и стремится увековечить природу, тогда как сознание способно лишь стремиться к культуре или ее отрицанию" [Там же: 14].
Культивирование "естественных" элементов общества происходит, предположительно, благодаря образованию и воспитанию. Таким образом, последние факторы – своего рода, связующее звено между иррационально-архетипическими и целерациональными императивами. Язык, культура народа (так же как и императивы "государства") воспроизводятся в сознании ребенка воспитанием и образованием целерационально, они как бы "накладываются" на генетически-архетипический фундамент. "Образование теснейшим образом связано с понятием культуры и обозначает в конечном итоге специфический человеческий способ преобразования природных задатков и возможностей" [Гадамер 1998: 51].
Надо полагать, именно образование формирует "рациональную" часть и создает баланс между сознательными и бессознательными элементами в структуре гражданского самосознания. Для Гегеля образование состоит в том, что "каждый отдельный индивид, поднимающийся из своей природной сущности в сферу духа, находит в языке, обычаях, общественном устройстве своего народа заданную субстанцию, которой он желает овладеть..." [Там же: 56]. То есть доминирование "природных сущностей" постепенно заменяется доминированием гражданственности культуры. Последнее и есть "заданная субстанция". Она рождается в "обществе" и "обществом".
О бразование – это связующее звено между культивированием общества и воспроизводством "государства". И если "содержание" образования есть культивирование локальной национально-традиционной культуры, то "форма" образования - есть воспроизводство национально-государственной культуры.
Содержание не бывает без формы. Гражданская культура культивируется в "обществе" и "оформляется" в государстве". В этом аспекте "общество" "входит" в "государство" (иначе эта была бы традиционной общностью без "государства").
Таким образом, политическое о-сознание своей сущности есть первая "форма" гражданского самосознания личности. Это – результат политической социализации индивида, процесса, "... в котором в несколько этапов под влиянием прежде всего типа семейных, властных отношений, а затем отношений со сверстниками формируется определенная картина политического мира" (Шестопал 1995. С.8), - а также о-сознание своей политической социализации. Гражданское самосознание политически социализированного и осознанного индивида есть психологическое ощущение своих обязанностей, своей роли в политическом процессе. Он обладает набором знаний, адекватных политическому времени и пространству, когда и где он существует. В структуре его сознания преобладает рациональное мышление, которое регулирует иррационально-эмоциональные порывы, не дает выплеснуться "антигражданским" элементам (проявлению радикальных политических мыслей и поведения).
Итак, политическое сознание индивида, в котором с рождения заложены наследственно-генетические архетипические элементы, развивается под воздействием императивов "общества" – локальной общности (семья, этнос, нация), главным образом воспитания и образования – и под воздействием императивов "государства" – идеологий, технологий, образования. При этом степень политической осознанности индивида прямо пропорциональна степени осознанности себя гражданином, первой формы гражданского самосознания.
Можно допустить, что гражданское самосознание личности ограничивается этой формой – психологическим ощущением себя гражданином "своего" государства, политическим "субъектом" (а не "объектом"). Однако, согласно логике нашего исследования, гражданственность включает также неполитическую сущность человека, субъекта гражданского общества (или сообщества). Поэтому гражданское самосознание личности может иметь и второй уровень, вторую форму существования, для анализа которой необходимо рассмотреть детерминанты гражданского общества как условия для дальнейшего развития гражданского самосознания (от первого до второго уровня).
Неполитический "срез" сознания и культуры в целом (то есть еще и поведения) не может называться "гражданским", если индивид политически не социализирован (в той степени, в которой мы понимаем политическую о-сознанность). Отсутствие психологического самоощущения и самоосознания гражданства (гражданином государства) у индивида говорит о догражданственности его сознания. Хотя гражданственность индивида культивируется из традиционных, "извечных" основ локального общества, тем не менее она "оформляется" в "государстве" и "государством". Индивид – участник политического процесса (глобального или локального). При этом он может быть не непосредственным, а опосредованным участником.
Гражданственность общества культивируется высоким уровнем социализации индивидов, их независимостью от государства, горизонтальными "субъект-субъектными" отношениями. Субъект гражданского общества может не участвовать в политике, но он политически социализирован, развитие его самосознания прошло стадию политического о-сознания.
Поэтому культивирование личностного самосознания в гражданском обществе следует рассматривать, начиная с первого уровня – политической социализации, которая является первым условием дальнейшего развития гражданского самосознания. Вторым условием можно считать уровень свободы личности: внутренней и внешней. Необходима "... психология самостоятельной, самодеятельной, потенциально не ограниченной в своей самореализации индивидуальности с ее могучей раскрепощенной энергетикой личной независимости и гражданской свободы, с чувствами собственного достоинства и чести и одновременно с тем – с грузом индивидуальной ответственности и долга, с установкой на всемерную активность, предприимчивость и инициативу, вытекающими из необходимости полагаться в этом огромном и изменчивом мире только на самого себя" [Кузьмин 1997: 62].
Это – свобода "духа" (Гегель), внутренняя свобода. Но она находится в отношениях взаимозаменяемости и взаимозависимости с внешними факторами свободы. Можно согласиться с тем, что "... условием существования гражданского общества является не объективно обусловленный порядок, а самодеятельность его членов и образуемых ими ассоциаций, то есть свободная, сознательная деятельность людей" [Резник 1998: 21]. Свобода проходит через весь спектр детерминант и императивов гражданского общества. И как одно из условий развития гражданского самосознания личности свобода детерминируется скорее внешними факторами, которые и обеспечивают личности самостоятельность, самоуправляемость, определенную независимость от государства. Ведь речь идет об обществе надгосударственном, наднациональном – о "мировом правовом гражданском обществе" (И.Кант). Личность в таком обществе по определению свободна. Но эта свобода достигается не только значимостью "быть...", но и значимостью "иметь"...
Стало быть, третьим условием развития гражданского самосознания (до второго уровня) можно считать частную собственность. Последняя де-факто является признаком экономической свободы индивида. Априорные и апостериорные определения сущности и существования "среднего класса" есть ни что иное, как понимание экономикоцентричности гражданского общества. Устанавливается определенный имущественный ценз, по которому в "пространстве" Запада определяется человек из среднего класса – слоя, который составляет примерно 70-80 % в социальной структуре общества. Для глобального понимания общества такая схема вполне приемлема: человек – "гражданин мира" и волен сам выбирать "пространство" своего существования, для этого есть вполне конкретное условие – имущественный ценз, "прожиточный максимум" для "своего времени" и "любого пространства".
Однако логика нашего исследования проходит не только через "глобальное общество", но и через локальное общество (имеется в виду общество определенного государства). Исходя из этого, имущественный ценз детерминируется не только для западного пространства в целом, но и для локальных обществ с учетом неравномерного экономического развития последних. Поэтому одновременно с имущественным цензом среднего класса можно говорить об имущественном цензе среднего слоя, как о слое экономически наиболее развитом, но адекватном своему обществу своего государства. Ибо, исходя из методологии нашего исследования, это – политически о-сознанный индивид, у него есть психологическое ощущение гражданской принадлежности. Изолированный от общества и государства индивид не может быть субъектом гражданского общества.
Либеральный принцип – моя свобода кончается там, где начинается свобода другого – подводит нас к другому наиболее важному условию развития гражданского самосознания – праву. Последнее можно понимать в наиболее широком смысле: право внутреннее (морально-категорический императив) и внешнее (соотношение права и закона).
Право, помимо своей объективной формы существования, – это "особого рода сложные эмоционально-интеллектуальные психические процессы, совершающиеся в сфере психики индивида" [Петражицкий 1909: 84]. Это внутренние, морально-нравственные нормы, которых придерживается каждый индивид. Это самоощущение, самовосприятие мира, некоторый баланс между предубеждениями и осознанностью. В этом аспекте можно согласиться с предположением К.Юнга: "Одна из напастей, от которой страдает современный человек, – это раздвоение личности. И это не психология, а обычное явление, наблюдаемое повсеместно" [Юнг и др. 1997: 17]. К.Юнг полагает, что "единство" сознания ".. слишком легко... порывается. А способность контролировать эмоции, весьма полезная с одной стороны, с другой выглядит довольно сомнительно, ибо лишает человеческие отношения разнообразия, яркости и теплоты" [Там же. С.19].
Отсутствие "единства" сознания и характеризует субъект гражданского общества. Человек целерационален, он ощущает нормы "договорного начала", ощущает меру личностной свободы. Но одновременно человек находится под воздействием своих предубеждений, комплексов, которые формируют темперамент и характер [Фромм 1998: 59-251].
Эта двойственность: рациональн