Гражданское право
В IX—XII веках закладывались основы гражданского права. В отличие от стран Западной Европы Русь не знала рецепции римского права. Даже Крещение Руси и привнесение канонических норм из Византии не изменили положения: имущественные отношения регулировались нормами обычного права, принимавшиеся нормативно-правовые акты во многом развивали традиции, устанавливали судебную практику князей, а порой закрепляли совершенно новый порядок.
Субъектами имущественных отношений были все свободные, включая иностранцев. Только холопы не рассматривались в качестве участников гражданско-правовых отношений, они являлись объектами права. Гражданская правоспособность возникала с момента рождения. Гражданская дееспособность наступала по достижении совершеннолетия, однако конкретно возраст совершеннолетия в законе не определялся. Помимо совершеннолетия важную роль играло и отделение от родителей. Возрастом совершеннолетия для мужчин, вероятно, можно считать 15 лет, поскольку по достижении этого возраста допускалась самостоятельная деятельность и заканчивалась опека, если отец ребенка умер. Девушки становились дееспособными при замужестве.
Прекращение правоспособности связано со смертью или получением статуса холопа. Поступление в монашество должно было если не прекращать гражданскую правоспособность, то, во всяком случае, ограничивать ее, ибо Студийский устав запрещал иметь какую-либо собственность монахам.
Основным субъектом имущественных отношений являлись монастыри, церкви, архиерейские дома. Это были юридические лица. Уже церковный Устав Владимира Святославича говорит о предоставлении храму Пресвятой Богородицы десятины, известны многочисленные пожалования монастырям и церквям. Ряд статей Русской Правды указывает и на вервь как на юридическое лицо, во владении которого находятся земли.
Объектами правового регулирования являлись вещи и действия третьих лиц, связанные либо с передачей имущества, либо с личными услугами. Древнерусское право не делило имущество на движимое и недвижимое в смысле особого определения его статуса. Различие между движимым и недвижимым имуществом, как видно из нормативных актов, состояло в том, что движимые вещи активно участвуют в гражданском обороте, т. е. по поводу них заключаются различного рода сделки, недвижимые же имущества слабо "втянуты" в оборот. Недвижимость можно было передавать по наследству. Источники содержат сведения о пожалованиях монастырям сел, в которых жили изгои. Однако указаний закона о купле-продаже земли нет.
Уже в рассматриваемый период складывается представление об имуществе, находящемся вне оборота частных лиц. Это земли, по которым проходит торговый тракт — "гостинец" (ст. 77 Пространной Правды), мосты (мостовые) в городе (ст. 43 Краткой Правды). Как земли, находящиеся в общем пользовании, они фактически изъяты из оборота, и заботу об их надлежащем содержании берет на себя государство.
Особую роль в древнерусском праве играли сделки. Нормы обычного права детально регламентировали процесс совершения сделки. Обилие символов, сложность процедуры позволяли одновременно выявить волю сторон и обеспечить доказательства самого факта совершения сделки. Первоначально сделка имела исключительно устную форму. Обязательным условием признания сделки действительной считались наличие свидетелей и совершение символических действий: битье по рукам, передача символа и какие-то манипуляции с ним (например, привязать ключ к поясу — ст. ПО Пространной Правды). Постепенно некоторые элементы процедуры совершения сделки заменяются. Скажем, свидетельство сборщика торговых пошлин, мытника, заменяло присутствие свидетелей.
Древнерусское право не знает срока исковой давности. Так, ст. 37 Пространной Правды дает возможность добросовестному владельцу требовать у продавца краденой вещи возмещения вреда, даже если он его "познаеть... на долзе", т. е. узнает через продолжительное время.
Вещное право Древней Руси включает право владения, право собственности, залоговое право (в зачаточном состоянии).
Право владения исторически предшествует праву собственности. Владение защищается законом от насилия и самоуправства независимо от того, законно оно или нет: "Аще познаеть кто, не емлеть его, то не рци ему: мое, нъ рци ему тако: пойди на свод, где еси взял" (ст. 14 Краткой Правды). Однако даже если доказано, что владение является добросовестным, т. е. владелец вещи не мог предполагать, что приобретает вещь у несобственника, имущество передается собственнику вещи.
Право собственности на движимые вещи возникает раньше права собственности на недвижимость, прежде всего на землю. С того момента, как князья начинают учреждать станы, погосты, ловища и села, начинают раздавать, а родовая знать присваивать земли, населенные смердами, изгоями, свободными общинниками, возникает и право собственности на такие земли. Ведь именно населенные земли представляли значительную ценность. Субъектами права собственности на землю становятся частные лица, феодалы и общины.
Среди способов приобретения права собственности источники древнерусского права выделяют передачу, а практика свидетельствует о давности владения, завладении, отделении плодов.
Передача права собственности осуществлялась на основании договоров (например, купли-продажи, дарения) и наследования, обязательно публично, сопровождалась определенным обрядом, использовались символы. Передача права собственности являлась физическим актом, т. е. имущество или символ, олицетворяющий вещь, реально передавались новому собственнику.
Давность владения была способом приобретения права собственности на землю. Владение селами и территориями (волостями) было естественным шагом к возникновению права собственности на них. Давность владения в Древней Руси достаточно близка завладению, чему способствовала некоторая неопределенность границ владений как частных лиц и общин, так и самого государства. Из статей Русской Правды, посвященных феодальному землевладению, видно, что урожай, собираемый в селе феодала, принадлежал ему как хозяину земли. То же можно сказать и о приплоде скота. Таким образом, отделение плодов и приплод являлись естественными основаниями возникновения права собственности.
Прекращение права собственности связывалось с передачей, уничтожением, потерей вещи. Древнерусское право знало и такой специфический способ, как судебное постановление. Достаточно интересно в данном случае такое наказание, как "поток и разграбление", где разграбление подразумевает насильственное изъятие имущества у собственника по решению суда. Статьи 54 и 55 Пространной Правды предполагают возможность принудительной продажи имущества должника и его самого.
Русская Правда говорит об общей собственности детей до раздела наследства отца (ст. 99, 102, 103, 108 Пространной Правды). Предполагается, что в случае смерти главы семьи до достижения детьми совершеннолетия наследство переходит под управление их матери или опекуна, которые отвечают за сохранность имущества.
В древнем праве существовала и общинная собственность. Субъектом здесь выступала вервь, которая являлась юридическим лицом, объектом — земля, находившаяся в ее владении. Интересно, что гражданское законодательство даже капиталистической России именует этот вид собственности "общинное владение".
К вещным правам относится залоговое право, т. е. право на чужую вещь для обеспечения требований по обязательству. Древнейшее право Руси не знало залога как оформившегося института. Однако в связи с тем, что в ряде случаев обеспечением исполнения обязательства служил сам должник, можно рассматривать как разновидность залога закупничество. Залог личности был возможен, поскольку были возможны продажа и самопродажа в холопство.
Основаниями возникновения обязательств в древнейший период являлись договор и правонарушение.
Недоверие к контрагенту вызывало необходимость искать способы заставить его выполнить взятые на себя обязательства. Выставление должником поручителя (поручника) — наиболее древний из известных памятникам права способов обеспечения обязательств — встречается в Русской Правде (ст. 14 Краткой Правды). Уже упоминавшийся выше самозаклад при закупничестве тоже был способом обеспечения обязательства.
Законодательство Древней Руси мало говорит о способах прекращения обязательств. Однако, вероятнее всего, практика знала естественные основания: исполнение обязательства и смерть субъекта обязательственного отношения в случае, если характер обязательства обусловливался личными качествами стороны. Была известна и новация (замена прежнего обязательства новым): при гибели товара купец должен был деньгами возместить утраченное (ст. 54 Пространной Правды). Таким об-
разом, вместо договора комиссии имеем новый договор — договор займа.
Обязательства из договоров были наиболее распространенными обязательствами. Существенные условия действительности договора, порядок совершения договора, толкование его определялись главным образом самими сторонами.
Правовое регулирование договора купли-продажи первоначально осуществлялось нормами обычного права, а затем и Русской Правды. Заключение договора требовало присутствия свидетелей. Развитие торговли к XII веку привело к упрощению обрядности. Статья 37 Пространной Правды требует лишь наличия двух свидетелей или мытника (сборщика торговых пошлин), чтобы доказать факт купли-продажи имущества. Устав о холопах Владимира Мономаха дает возможность узнать, какова была форма заключения договора купли-продажи холопа. Устав говорит, прежде всего, о продаже в холопы свободного человека. Договор заключается в присутствии самого объекта продажи — это первое условие. Вторым условием законности сделки являлось наличие двух свидетелей. Третье условие было связано с передачей ногаты (самой мелкой денежной единицы).
Древнерусский закон не выделяет договор мены. Общепризнанно, что мена в историческом отношении предшествует купле-продаже, причем мена господствует в период натурального хозяйства, а купля-продажа начинает преобладать с установлением товарно-денежных отношений. Достаточная урегулированность договора мены нормами обычного права объясняет, почему он даже не упоминается в Русской Правде.
Развитие торговли ведет к появлению особого вида договоров, заключаемых между купцами, — договора комиссии. Пространная Правда говорит о купце, который идет с "чюжими кунами" либо имеет на руках "чюж" товар. Здесь налицо посредническая сделка, при которой доверенное лицо заключает от своего имени, но за счет доверителя торговые сделки.
Договором, более всего привлекавшим древнего законодателя, являлся договор займа. Закон предполагал, что объектом договора могут быть любые заменимые вещи, а не только деньги (куны), что вполне естественно при господстве натурального хозяйства. Закреплялись различные формы заключения договора займа в зависимости от его условий. Займ до трех гривен мог осуществляться без свидетелей. В случае спора истец присягал в доказательство своей правоты. Займ свыше трех гривен совершался в присутствии свидетелей. Особое положение купцов позволяло им кредитовать друг друга без соблюдения общеобязательных формальностей, что давало возможность "искать" долг и без свидетелей, используя в качестве доказательства личную присягу. Такой порядок сложился из-за специфики торговой деятельности, необходимости сохранения купеческой тайны, сугубо доверительных отношений внутри достаточно узких купеческих корпораций.
Проценты по договору займа не являлись обязательным условием данного договора. Даже в период расцвета ростовщичества при князе Святополке Изяславиче в Пространной Правде (ст. 50) говорится о процентах в условном наклонении: "Аже кто даеть куны в рез...". Процитированная статья подчеркивает волю сторон при определении размеров процентов. Интересно замечание закона, что при даче взаймы под проценты необходимо присутствие послухов. Проценты взимались при краткосрочном займе помесячно. Если долг не отдавали в течение года, то уплачивались так называемые третные резы. Закон не говорит о периодичности выплаты этих процентов. Вероятно, они взимались раз в год, хотя некоторые авторы считают, что раз в четыре месяца. Последнее предположение сомнительно, поскольку речь идет не о третном резе, а о "кунах в треть", т. е. проценте в размере "два на третий", или 50 процентах суммы долга. Взимание процентов осуществлялось впредь до выплаты долга, что на практике вело к кабальной зависимости.
Восстание 1113 года вызвало законодательное ограничение взимания процентов. Возможность брать третные резы ограничивалась либо трехкратным взиманием процентов без права получения суммы долга, либо двукратным взиманием процентов с правом получения долга (Устав о резах в Пространной Правде). В ст. 53 оговаривалось, что годовые проценты в размере 10 кун на гривну (по счету Пространной Правды 1 гривна = 50 кун), т. в. 20 процентов в год, допускались при долгосрочных займах.
В случае невыплаты долга должник мог быть по ст. 47 привлечен к уголовной ответственности с обязанностью уплатить долг кредитору, т. е. при отсутствии у него имущества ему угрожала продажа в холопы. Банкрутский устав Владимира Мономаха определил порядок взыскания долгов с обанкротившихся купцов. Впервые в истории русского законодательства вводится понятие "несчастное банкротство". Такой банкрот освобождается от обязанности немедленной уплаты всех долгов. Несчастным считается банкротство, наступившее вследствие действия непреодолимой силы. Умышленное (точнее — виновное) банкротство давало кредиторам право самостоятельно решать судьбу своего должника. При злостном банкротстве долг взыскивался в обязательном порядке, а удовлетворение требований кредиторов осуществлялось в предусмотренной законом последовательности. В первую очередь удовлетворялся иноземный купец, по незнанию доверивший товар банкроту, во вторую — князь, в третью очередь — остальные кредиторы, причем те, кто уже получил достаточно много процентов, могли быть лишены права участвовать в разделе.
Разновидностью договора займа можно считать закупничество.
Договор дарения упоминается только в ст. 93 Пространной Правды. Речь идет о подарках мужа жене. Одаривали движимым имуществом. Текст статьи дает возможность предположить, что дарение осуществлялось торжественно, при свидетелях: муж "возлагал" подарок на жену. Скорее всего, речь шла об украшениях, дорогой верхней одежде (шубе, например).
Немного говорит Русская Правда о договоре личного найма. Видимо, он был достаточно хорошо урегулирован нормами обычного права. Статья 110 дает понять, что наем порождал отношения, близкие к холопству. Вероятно, первоначально поступление в услужение приравнивалось к поступлению в холопы: человек попадал под власть домовладыки и становился челядином.
Краткая (ст. 25) и Пространная (ст. 14) Правды, а также иные источники упоминают рядовича (княжеского и боярского), жизнь которого оценивается в 5 гривен, что в 8 раз дешевле, чем жизнь свободного и стоит так же, как жизнь холопа. Однако термин, которым обозначается этот мелкий служащий в хозяйстве князя или боярина, свидетельствует о том, что в основании его службы лежал договор — ряд. Устав Владимира Мономаха несколько меняет существовавший ранее обычай обращать в холопы всех, поступающих в услужение. Статья 110 касается довольно узкого круга лиц — тиунов (управляющих, ключников). Тиун мог стать холопом, если при его поступлении на службу не было специально оговорено сохранение за ним статуса свободного.
Форма договора была устной, вероятно, в присутствии свидетелей, заключение договора сопровождалось обрядом привязывания ключа к поясу.
Договор подряда представлен в Русской Правде своей разновидностью — государственным подрядом. Краткая (ст. 43) и Пространная (ст. 96, 97) редакции говорят о строительстве городских укреплений и ремонте мостов. Сторонами в договоре выступают: подрядчик — городник, мостник с отроком (учеником или подмастерьем), заказчик — община (городская в случае строительства городских укреплений, городская или сельская в случае ремонта мостов). Поскольку в работах было заинтересовано государство, условия договора четко определены: подрядчик на свой страх и риск обязуется выполнить работы, заказчик оплачивает их в соответствии с "прейскурантом".
Договор поклажи упоминается в ст. 49 Пространной Правды. Поскольку договор поклажи основывался на чисто дружеских отношениях, заключался он без свидетелей. Поклажепри-ниматель (хранитель) оказывал поклажедателю безвозмездную услугу, благодеяние. В связи с этим закон не предусматривает ответственности хранителя за сданный на хранение товар. В случае спора он подтверждал свою правоту присягой.
Обязательства из правонарушений широко представлены в древнерусском праве. Гражданско-правовые правонарушения порой неотделимы от преступлений, лишь признак публичности наказания (штраф в пользу государства в большинстве случаев) служит ориентиром при их разграничении. Соответственно различаются штрафы в пользу государства и возмещение вреда в пользу потерпевшего.
Общая норма об обязанности возместить причиненный вред содержится в ст. 18 Краткой Правды. Лицо, нанесшее вред чужому имуществу, обязано заплатить пострадавшему его цену независимо от того, останется ли оно у причинившего вред или будет возвращено собственнику. Частный случай обязанности возместить вред содержится в Уставе о закупах. За переданные ему в пользование плуг и борону закуп несет ответственность в том случае, если сам работал на них в момент их порчи. Закуп отвечает, если вред скотине будет нанесен в связи с тем, что он не завел ее в хлев и не запер.
Все преступления по Русской Правде, включая и представляющие исключительную общественную опасность — разбой, поджог и конокрадство, влекли возмещение вреда пострадавшему. Интересно, что ст. 83 Пространной Правды говорит о порядке возмещения вреда при поджоге: сначала уплачивались убытки пострадавшему, а затем преступник подвергался потоку и разграблению.
При убийстве помимо штрафа, виры, — уголовного наказания, — с виновного взыскивалось головничество — возмещение вреда в пользу семьи потерпевшего. Размер головничества Русской Правдой не определялся, поскольку зависел от конкретных обстоятельств. Нанесение телесных повреждений влекло не только возмещение потерпевшему за потерю трудоспособности, определявшееся строго фиксированной суммой, но и оплату расходов на лечение. Особой защите подлежали честь и достоинство женщины. Во многом это было связано с тем, что материальное благополучие женщины зависело от ее замужества. Поэтому изнасилование, равно как и распространение слухов о половой распущенности женщины или девушки, влекло существенные взыскания в пользу потерпевшей. Размер компенсации зависел от социального положения жертвы: чем выше был ее социальный статус, тем больше она могла потерять материально в случае, если "засядет" в девках (т. е. не выйдет замуж) или если ее муж потребует развода (что допускалось при распутстве жены). Интересно, что при оскорблении чести и достоинства мужчин гражданско-правового возмещения вреда не следовало.
Умышленное (т. е. преступное) уничтожение или порча имущества, естественно, влекли возмещение вреда. К уничтожению чужого имущества относилось и убийство чужого раба.
Характеризуя наследственное право Древней Руси, отметим, что нормативно-правовые акты того времени знают наследование по завещанию и наследование по закону или обычаю. Наследство называлось "задница", или статок, т. е. то, что остается после смерти человека.
Древнейший правовой документ Руси — Договор Руси с Византией 911 года — говорит об "обряжении" — наследовании по завещанию. Русская Правда называет завещание "ряд". Кроме мужчины, хозяина дома, в качестве завещателя могла выступать женщина. Это естественно, ибо в древнем русском праве существовала раздельная собственность супругов. Закон больше внимания уделяет завещанию мужа, что вполне понятно, поскольку основные богатства находились в его руках.
Источники дают возможность предположить, что наследниками по завещанию, как и по закону, являлись близкие родственники умершего, обычно, сыновья. При наследовании по завещанию определялась доля каждого из сыновей, в то время как в случае отсутствия завещания это сделать они должны были сами.
Законодатель не ограничивал свободу завещания матери. В случае жестокого отношения к ней сыновей она могла либо всех их лишить наследства, либо завещать его тому, кто был к ней добр. Если все сыновья были к ней "лиси" (лихи, дурно обращались), она могла завещать имущество дочери, даже замужней.
Форма завещания была устной. Однако в некоторых случаях возможно было и письменное его оформление. Статья 13 Договора Руси с Византией 911 года говорит о завещании умершего "в Грецех" русского: "Кому будеть писал наследити именье". Возможно, здесь сказались два обстоятельства:
1) влияние византийского права;
2) смерть вдали от родных, "на чужих руках".
Наследование по закону или обычаю — более раннее основание наследования. Круг наследников определялся характером патриархальной семьи, где решающая роль принадлежала мужчине. По общему правилу наследование шло по мужской нисходящей линии. Преимущество кровнородственных связей четко видно из статей Русской Правды. Дети наследуют только после своих родителей: если в семье был отчим, дети от первого брака получали наследство лишь после родного отца. При наследовании детей действовал принцип "сестра при братьях не наследница". При наследовании по закону имущество поступало неразделенным, и сыновья сами решали, делить ли его и каким образом. Однако при любом разделе дом должен был остаться младшему сыну.
В ст. 90 и 91 Пространной Правды речь идет о наследовании дочерей в случае отсутствия сыновей; из имущества смерда после выделения части на приданое дочери все остальное поступает князю, видимо, как выморочное наследство. Однако нужно иметь в виду, что в этом имуществе главное место занимали сельскохозяйственный инвентарь и скот (вряд ли можно предполагать, что дочерей изгоняли из отцовского дома после смерти их родителя). Для женщин это имущество не представляло интереса, поскольку они не играли решающей роли в сельскохозяйственном производстве, а князь был заинтересован в передаче орудий и средств труда новым работникам.
В имуществе бояр и дружинников особую ценность имели земли, населенные зависимыми людьми. Передача имущества боярским дочерям, равно как и дочерям дружинников, определялась потребностями развивающегося феодального общества сохранить феодальное землевладение. Дочь боярина, получив в наследство земли с крестьянами, могла, выйдя замуж, передать их по наследству своим детям. Из круга феодального землевладения они не должны были выйти.
Особо регламентируется выделение вдове, дочерям, а также церкви на помин души части из наследства. Часть отличает от наследственной доли то, что это имущество не включает в себя долги. Часть могла быть определена в завещании, а могла быть установлена самими наследниками.
Русской Правде знакомо выморочное наследство, например смерда, не имевшего сыновей. Знают выморочное наследство и обе редакции церковного Устава князя Ярослава: имущество церковных людей, не имевших наследников, поступало церкви.
Семейное право
Уже отмечалось, что семейно-брачные отношения до Крещения Руси регулировались нормами обычая, и государство вообще не вмешивалось в эту область. Крещение, принесло на Русь многие нормы византийского права, в том числе касающиеся семейно-брачных отношений. Семья находилась под покровительством православной церкви, вот почему семейно-брачные отношения регулировались в основном нормами церковного права. Этот порядок был закреплен в церковных уставах князей Владимира и Ярослава, включивших в церковную юрисдикцию отношения, которые в подавляющем большинстве случаев до того не были объектом правового регулирования вообще.
До Крещения Руси заключение брака осуществлялось путем похищения невесты женихом ("умычка"). В Повести Временных лет этот языческий способ заключения брака приписывается древлянам, радимичам и некоторым другим племенам. Молодежь из разных сел собиралась на берегах рек и озер на игрища с песнями и плясками, и там женихи "умыкали" невест.
Автор летописи — монах — негативно, конечно, относился ко всяким языческим обычаям, но даже он не стал утаивать, что "умычка" совершалась по предварительной договоренности жениха и невесты, так что слово "похищение" здесь, в общем-то, не подходит. Церковь стремилась к укоренению церковного брака, поскольку в первую очередь в семье давалось христианское воспитание детям.
Христианская церковь требовала также, чтобы между лицами, вступающими в брак, было достигнуто соглашение. Устав князя Ярослава, говоря о добровольности вступления в брак, велел родителям бережно относиться к желаниям детей. Если сын или дочь противились вступлению в брак, а родители пытались силой заставить их сделать это или, наоборот, сын или дочь хотели вступить в брак, а родители воспрещали, и их чадо пыталось что-либо сотворить с собой, то наступала ответственность родителей перед церковным судом.
Брачный возраст устанавливался по византийским законам в 14—15 лет для мужчин и в 12—13 лет для женщин. Этот возраст определялся римской нормой брачного возраста.
Христианство запретило практиковавшееся на Руси многоженство. Состояние в браке становится препятствием к вступлению в новый брак. Устав князя Ярослава грозил церковным домом (вероятно, заточением в монастырь) юной жене, из-за которой мог пошатнуться предшествующий брак мужчины. Последнему предписывалось "с старою жити".
Препятствием к вступлению в брак являлись родство и свойство.
Стремясь укрепить брачные узы, церковные уставы запрещали скрытые формы нарушения брачного законодательства: супружескую измену, половые сношения между родственниками и свойственниками. Церковный устав Владимира Святославича осуждал прелюбодеяние, особенно обнаруженное в момент его совершения ("заставанье"). Согласно книге "Второзаконие"1 (гл. XXII, ст. 22), обоих следовало предать смерти, причем в этом сюжете идет речь о ситуации, когда с кем-либо заставали замужнюю женщину. О женатом мужчине, которого могли бы застать с незамужнею девушкой, ничего не говорится, что и понятно: не мужское это дело детей рожать. Византийские же законы смягчали наказание до отрезания носа. В ситуации, когда заставали женатого мужчину с замужней женщиной, брак прелюбодейки подлежал расторжению, а прелюбодею, напротив, запрещали разлучаться с женой. Запрет половых сношений между близкими родственниками и свойственниками ("в племени или в сватьстве поимуться") основывался на книге "Левит" (гл. XVIII, ст. 6—21; гл. XX, ст. 10—20), где предусматривалась в основном смертная казнь за его нарушение.
Церковь рассматривала брак не только как плотский союз, но и как духовный, поэтому браки допускались лишь между христианами. Если иудей ("жидовин") или мусульманин ("бесерменин") вступал в половую связь с русской девушкой, то он наказывался штрафом в 50 гривен в пользу церкви, а девушку заключали в церковном доме; если же русский мужчина творил блуд с "бесерменкою" или "жидовкою", то его отлучали от церкви и наказывали штрафом в 12 гривен. Обращает на себя внимание отсутствие запрета по отношению к христианам неправославным — католикам. Видимо, до агрессии католиков на Русь в XIII веке отношение к ним было терпимым.
Совершение брака после Крещения Руси должно было происходить в форме церковного венчания. Практика же знала и сохранение прежних, языческих форм заключения брака, что осуждалось законом.
Источником запрета совместной добрачной жизни неженатого мужчины и незамужней женщины ("смилное") могла служить книга "Исход" (гл. XXII, ст. 16—17), согласно которой на мужчину возлагалась обязанность выплаты выкупа (вена) и женитьбы на девице, а в случае отказа отца отдать ее в жены этому мужчине, он обязывался выплатить отцу столько серебра, сколько полагалось за вено девицы. По византийским законам добрачная связь влекла для мужчины подобные же последствия — различные выплаты девушке в зависимости от его материального достатка. Этих последствий можно было избежать лишь в случае заключения брака. Понятно, что церковь стремилась направить природное влечение людей в русло семейной жизни.
Хотя христианство видит в браке нерасторжимый союз мужчины и женщины (ибо то, что соединил Бог, человек расторгнуть не может), греческая церковь допускала возможность расторжения брака. Не разрешалось самовольное расторжение брака без церковного судебного разбирательства ("роспуст"). Церковь стремилась убедить вчерашних язычников в том, что брак должен заключаться на всю жизнь и в идеале оставаться нерасторжимым. Обоснованием нерасторжимости брака служили книги Ветхого и Нового Заветов: "Бытие" (гл. II, ст. 21—25), Евангелие от Матфея (гл. XIX, ст. 1—12), Евангелие от Марка (гл. X, ст. 1—12) и др. Однако не все христианские церкви признавали ссылки на Библию достаточным обоснованием нерасторжимости брака (Православная церковь в Византии, в частности). Тем не менее, идеал имел определенный смысл. Люди должны были привыкнуть к мысли, что брак почти нерасторжим, и стремиться выработать такое поведение, которое бы позволило им ужиться, а не расходиться по всякому малозначительному случаю.
Перечень поводов к расторжению брака почти целиком был заимствован из византийских законов, в частности из Прохирона, но с учетом русских традиций. Итак, брак растрогался, когда:
1) обнаруживалось, что жена слышала от других людей о готовящемся злоумышленнии на власть и жизнь князя, а от мужа своего утаила;
2) муж заставал жену с прелюбодеем или это доказывалось показаниями послухов;
3) жена вынашивала замысел отравить мужа зельем или знала о готовящемся другими людьми убийстве мужа, а ему не сказала;
4) жена без разрешения мужа посещала пиры с чужими людьми и оставалась ночевать без мужа;
5) жена посещала днем или ночью (не имело значения) игрища, несмотря на запрещения мужа;
6) жена давала наводку вору похитить имущество мужа или сама что-либо похищала или совершала кражу из церкви.
Обращает на себя внимание то, что повод к разводу могла дать только жена, но не муж, которому, очевидно, предоставлялась большая свобода в семейной жизни. Так воспитывался взгляд на мужа как на главную фигуру в брачном союзе, в котором жена должна вести себя праведно и мужебоязненно, что и, как предполагалось, способствовало укреплению семьи. На мужа возлагалась роль воспитателя жены, что хорошо видно из статьи церковного Устава князя Ярослава, согласно которой деятельность жены, хотя и не угодная церкви, не расценивалась как повод к разводу. Например если жена колдовала ("ча-родеица, наузница, или волхва, или зелеиница"), муж должен был наказать ее, но не разводиться.
Личные и имущественные права супругов обусловливались главенством отца и мужа в семье, что определялось всем укладом жизни Древней Руси. Положение женщины в обществе зависело от социального положения ее отца или мужа: церковные княжеские уставы говорят о жене и дочери "великих бояр", "нарочитых людей", "простой чади". Вплоть до 1926 года по русскому праву супруги имели раздельное имущество и брак не создавал общей совместной собственности супругов. Имущественные споры между мужем и женой ("промежи мужем и женою о животе") Устав Владимира Святославича относил к церковной юрисдикции.
Личные и имущественные отношения между родителями и детьми тоже строились на основе традиционных правил, с изменениями, внесенными каноническими нормами. Власть отца была непререкаемой, ему принадлежало право решать внутрисемейные споры, наказывать детей. После его смерти до совершеннолетия детей родительская власть переходила к матери.
Статьи Русской Правды о наследовании имущества говорят о раздельности имущества родителей и детей.
Достаточно мягко относится закон к внебрачным детям. Церковный Устав Ярослава, конечно, наказывает девушку, которая, живя в доме отца и матери, рожала добрачного ребенка. Наказывает Устав и жену, родившую внебрачного ребенка (по Пространной редакции умерщвлявшую его). Однако осуждается и оставление незамужней девушкой младенца или избавление от плода ("или девка детя повържеть"). Основная мысль законодателя ясна: дети должны рождаться в браке, но если уж незамужняя зачала, то должна дать жизнь младенцу. По византийским законам даже попытка избавления от плода каралась телесным наказанием и изгнанием женщины из места ее проживания.
Таким образом, мы видим, что брачно-семейные отношения регулировались запретительными нормами. Церковь столкнулась с такими проявлениями языческих воззрений, которые противоречили христианским взглядам на брак и семью. За запретами, нарушение которых влекло уголовные наказания, гражданско-правовую ответственность или церковные епитимий, вырисовывается тип отношений между мужчиной и женщиной, который соответствовал бы христианскому образцу.
Потребность в опеке появляется при возникновении малой семьи и касается прежде всего горожан. Сельские жители, имевшие большие семьи, редко сталкивались с положением, когда после смерти родителей в доме оставались только малые дети.
Особые сложности выпадали на долю тех горожан, которые жили вне общин: купцы, княжий мужи. Оставшиеся у них сиротами дети требовали заботы, а их имущество сохранения. Именно функцию воспитания сирот и сбережения имущества выполнял опекун.
По древнерусскому праву ребенок нуждался в опеке лишь в том случае, если лишался обоих родителей. Если в семье оставалась мать, то родительская власть после смерти отца переходила к ней. Известную сложность представляла ситуация, когда мать во второй раз выходила замуж. Она не могла в таком случае сохранять власть глав» семьи — главой семьи становился ее муж. Однако по естественным причинам она все равно оставалась самым близким для детей человеком. Поэтому наряду с ближайшими родственниками к исполнению опекунских обязанностей Русская Правда допускала и отчима.
Права и обязанности опекунов в основном состояли в заботе о личности и имуществе подопечного. Закон прямо говорит об обязанности опекуна кормить и "печаловаться" о подопечном. Осуществление этой обязанности было в принципе безвозмездным.
Управление имуществом подопечного налагало на опекуна ряд обязанностей. При вступлении в опекунство он должен был принять движимое имущество. Письменного перечня не составлялось. Русская Правда вообще не знает никаких письменных документов, но все имущество — челядь, скот, товары — передавалось в присутствии свидетелей (видимо, соседей), именуемых в законе "люди". При достижении подопечным совершеннолетия имущество публично возвращалось ему опекуном. Закон специально оговаривает, что любой приплод ("от челяди плод или от скота") является собственностью подопечного. Только прибыль от торговли поступала в доход опекуну — "прикуп ему собе" — в качестве вознаграждения за труды. Понятно, что прибы