Приватизация общественной собственности в странах Балтии – Латвии, Литве и Эстонии – началась сразу же после провозглашения ими независимости в 1991 г. и была одним из важнейших звеньев в цепочке усилий, предпринимавшихся этими странами для становления и развития структур рыночной экономики.
Эстония добилась быстрых успехов в передаче государственной собственности в частные руки. Здесь с самого начала была обеспечена наиболее последовательная в Балтии государственная политика приватизации. Нормативная база банкротств предприятий здесь была очень жесткой и бескомпромиссной, а законы о банкротстве неукоснительно соблюдались. Практически не было случаев государственной помощи предприятиям, оказавшимся на грани банкротства, путем выкупа неликвидного имущества, списания долгов или предоставления кредита, как это было в Латвии, и особенно в Литве, где разработана специальная программа поддержки предприятий, работающих на экспорт. Это ускорило процесс разгосударствления, так как предприятия были поставлены в условия жесткого выбора между приватизацией и ликвидацией. Перспектива ликвидации, в свою очередь, заставляла привлекать стратегических, как правило, иностранных партнеров.
В Эстонии раньше, чем у соседей, распространилась практика создания при больших производствах малых предприятий с высокой степенью организационной и финансовой самостоятельности. Нередко малые предприятия превращались в полностью контролируемые руководителем исходного холдинга частные фирмы. Многие удачливые эстонские предприниматели сперва учредили свой бизнес именно в форме «малого государственного предприятия».
Первоначально преимущество при покупке предприятий с численностью до 450 человек (80 процентов всех предприятий республики) отдавалось его коллективу. Но после создания в 1992 году Эстонского приватизационного агентства преференции на тендерах получили иностранные покупатели, которые смогли привлечь наибольшие средства для реконструкции и развития предприятий, обеспечить эффективное управление. При этом ими строго выполнялись условия по социальной защите персонала (в том числе финансирование переквалификации кадров, соблюдение достаточно высоких нормативов выходных пособий при увольнении и пр.).
Собственного капитала в Эстонии было немного. Даже крайне выгодная перепродажа российских цветных металлов в начале 1990-х не позволила деловому миру Эстонии заработать столько денег, чтобы выкупить продаваемое государством имущество. Цены на основную массу объектов были не слишком высокими, но в их модернизацию нужно было вложить огромные средства. Поэтому был привлечен иностранный капитал. В общей сумме иностранные инвестиции в экономику Эстонии за годы независимости составили 7,6 миллиарда долларов. Основными странами-инвесторами стали Финляндия, Швеция, США, Германия. Больше всего иностранцы вкладывали денег в финансы, затем в торговлю и промышленность.
В настоящее время иностранцам принадлежит полностью или частично большинство крупных и средних фирм Эстонии. Сегодня у зарубежных собственников более 85 процентов акций эстонских банков; ведущие из них («Хансабанк», «Юхисбанк», «Сампо») стали частью гигантских финансовых объединений Скандинавии. Через владельцев этих фирм, предприятий и банков, основная масса которых рекрутировалась из стран Европейского союза, Эстония в значительной степени интегрировалась в европейскую экономику еще до ожидаемого вступления в ЕС. Эстония оказалась единственной республикой бывшего СССР, в которой во время разгосударствления собственности (около 1200 крупных и средних промышленных объектов) подавляющая ее часть (около 70 процентов) была продана иностранным владельцам. При этом низкорентабельные предприятия были реализованы по сравнительно невысоким ценам, но с жестким условием быстрых последующих инвестиций на модернизацию и реконструкцию производства. Выполнение этого условия строго контролировалось.
Крупнейшие продажи состоялись в 1996—1997 годах, когда американская компания «Baltic rail service» купила две трети акций государственных железных дорог «Ээсти раудтее» (это был первый случай разгосударствления железнодорожного транспорта на постсоветском пространстве), датчане приобрели такую же часть акций эстонской авиакомпании «Эстониан эйр», а международный консорциум «Esco holding» — 70 процентов акций государственной судоходной компании «Эстониан шипинг».
К началу 1998-го в Эстонии было приватизировано 483 крупных предприятия с 57 тысячами работающих. Масштаб денежных средств, поступивших от иностранных покупателей, позволил первым правительствам Эстонии обеспечить финансирование различных социальных программ. Это ослабило социальное напряжение, вызванное экономическим кризисом 1990—1993 годов и жесткими процедурами банкротства в промышленности, особенно предприятий союзного подчинения, так как спрос на продукцию большинства из них полностью прекратился. В то же время последовательная политика ликвидации нерентабельных предприятий обеспечила госбюджету высокий уровень поступлений от промышленности. Так, в 1998 году 82 процента предприятий страны были прибыльными3.
В настоящее время готовится приватизация телекоммуникационного холдинга «Ээсти телеком», а также всех портовых сооружений Таллина, включающих четыре морских порта.
Приватизация в Латвии во многом напоминает эстонскую модель, но при более медленных темпах. Здесь чаще использовался индивидуальный подход, допускались отступления от принятой программы. Правда, и промышленные предприятия в Латвии были крупнее эстонских, что заставляло в большей мере учитывать социальные аспекты. Тем не менее социальное напряжение здесь было заметнее, в силу большей безработицы и нехватки средств на финансирование социальных программ.
Уже в ноябре 1991-го местным органам власти было разрешено проводить приватизацию мелких предприятий (торговля, бытовые услуги, пищевая промышленность и т. п.). В течение двух лет муниципалитеты завершили приватизацию этого сегмента. Наибольшее количество предприятий было отдано в лизинг, что помимо выгоды для бюджета позволило избежать дальнейшего роста безработицы.
В 1994 году создано Латвийское приватизационное агентство, и вскоре образовался ваучерный рынок. Все государственное имущество республики, включая землю, леса и инфраструктуру, оценивалось в 3 миллиарда латов (примерно 6 миллиардов долларов), и на эту сумму населению выдавались сертификаты. Пик приватизации крупных предприятий пришелся на 1997 год. А к концу 1998-го было проведено в общей сложности свыше тысячи тендеров, охвативших 96 процентов государственных предприятий. Это принесло бюджету страны более 360 миллионов долларов и гарантии на 48 тысяч рабочих мест, а удельный вес частной собственности в народном хозяйстве превысил 73 процента. В отличие от Эстонии, в процессе приватизации латвийских предприятий иностранный капитал не был так широко представлен. Лишь 28 процентов всего основного капитала отечественных предприятий (1,37 миллиарда долларов) принадлежит иностранцам. Нерезиденты предпочитают вкладывать в такие отрасли, как транспорт и связь, коммерческие услуги, перерабатывающая промышленность.
Сроки действия приватизационных сертификатов в Латвии постоянно продлеваются, а населению обещают их реализацию на предстоящих продажах оставшейся государственной собственности. Так, на середину 2002 года на счетах физических и юридических лиц оставалось 10,9 миллиона сертификатов (из которых рядовым гражданам принадлежало более половины) номинальной стоимостью 28 латов каждый. То есть население республики спустя десятилетие после начала приватизационного процесса располагало еще ресурсом в 315 миллионов долларов для участия в приватизации оставшихся предприятий.
Наиболее интересно приватизация проходила в Литве. На первом этапе полностью отдали рынку все то, что непосредственно работало на массового потребителя, что реально зависело от потребительского спроса, то есть сферу торговли. Затем все, что работало на тех, кто работает на потребителя, и т. д. Стадийность диктовалась тем, что эффект рыночных зависимостей распространяется волнами, с определенным лагом между ними. То, что торговец почувствует немедленно, до пищевой или легкой промышленности дойдет через квартал, а для тех, кто делает оборудование для этих отраслей, — через год-полтора. И далее по цепочке. Реализация такого подхода, естественно, требовала существенно большего времени.
Но главное отличие Литвы состояло в том, что здесь не было прямого использования процедуры банкротства, а основной акцент делался на усилия по реструктуризации государственных предприятий до начала приватизации. На первом этапе персонал имел возможность покупать относительно дорогие средние, а иногда и крупные по размеру предприятия за приватизационные чеки. Эти чеки были индивидуальными и не предназначались для свободного обращения, что исключало проведение «ваучерных аукционов» — главного рычага приватизации «по-российски». Поэтому здесь почти три четверти членов коллективов промышленных предприятий имеют в них свою долю собственности. Таким образом, литовская модель приватизация оказалась наиболее социально ориентированной. Что касается крупных предприятий, то уже в сентябре 1991 года началась продажа долей их собственности на ваучеры в рамках установленных денежных квот. В декабре 1991-го был создан специальный государственный инвестиционный фонд и увеличена доля акций, продаваемых членам коллектива на льготных условиях.
Быстрое развитие процесса разгосударствления на ранних стадиях в Литве способствовало тому, что пик приватизации здесь произошел значительно раньше, чем у соседей, в 1992 году. А большая часть крупных и средних предприятий была приватизирована уже к концу 1994-го. И только после этого было образовано Литовское приватизационное агентство — с целью продажи оставшихся крупных предприятий, уже не за чеки, а за наличные деньги.
Первый этап приватизации в Литве, названный ваучерным, продолжался до 1996 года и дал возможность аккумулировать на специально открытых в литовских банках 2,6 миллиона индивидуальных инвестиционных счетах 2,6 миллиарда долларов. В этот период приобретались прежде всего жилые помещения, находящиеся в собственности у государства, а также акции предприятий, на которых работали лица, получившие ваучеры. Таким образом, население получило возможность реального участия в процессе разгосударствления собственности. Результатом этого стала передача в частные руки абсолютного большинства площадей квартирного фонда, большей части предприятий промышленности и сельского хозяйства. Это обеспечивало Литве формирование широкого слоя собственников, что в меньшей степени удалось ее соседям, Латвии и Эстонии, и не удалось России.
То обстоятельство, что во всех трех республиках с течением времени постепенно увеличивается число служащих, не владеющих долей собственности, иллюстрирует естественную тенденцию концентрации капитала. Но этот процесс идет в цивилизованной форме, когда большинство населения не отчуждается от раздела государственной собственности. Социальный эффект цивилизованно осуществленной приватизации заключается в том, что акционер решает сам, оставаться собственником или продать свои акции.
До конца 1996 года в республике было приватизировано 5714 хозяйственных субъектов, из которых 2928 крупных и средних — через открытую подписку на акции, 2726 малых предприятий — через аукционы, 12 компаний — через тендеры на лучший бизнес-план. Удельный вес частного сектора в Литве составил 68 процентов с высокой долей работников-акционеров. Оставшаяся треть государственной собственности была приватизирована за наличные деньги. Первые литовские собственники, не располагавшие собственными финансовыми ресурсами, достаточными для участия в аукционах, пользовались, как правило, долгосрочными кредитами литовских банков. Литовские банки, в свою очередь, не могли за счет собственных активов покрывать весь объем кредитов и поэтому обращались за кредитами в банки западноевропейские. Поэтому и в Литве многие предприятия были куплены, по сути, на зарубежные деньги. Но в отличие от Эстонии, литовцы значительно чаще сами становились собственниками.
Таким образом, второй этап приватизации осуществляется исключительно за счет привлечения денежных средств. Наряду с гражданами Литвы право на участие в приватизации государственной и муниципальной собственности получили иностранные инвесторы. Доля акций, проданных стратегическому инвестору, здесь, как правило, не превышает 49 процентов, то есть сохраняется национальный статус компании. При продаже крупных хозяйственных объектов чаще всего использовался тендер. Наиболее крупные стратегические объекты в порядке исключения было разрешено приватизировать путем переговоров, что в случае с продажей трети акций концерна «Мажейкяй нафта» американской компании «Вильямс интернэшнл» привело к громкому политическому скандалу.