ЧЕРЕЗ БАЙКАЛ
Очерк
Славное море – привольный Байкал,
Чудный корабль – омулёвая бочка!
Из байкальской песни
Ну вот я и в дороге. Как бодро чувствуется на морозном воздухе, когда повозка скользит и бойкие лошади мчат вас по ледяному полю реки! На берегу мелькают чьи-то заимки, хижины с тускло мерцающими огнями, далее – синее глубокое небо с мириадами звёзд, внизу – снежная пустыня. Как вольно, когда вы очутитесь одни с самим собою, а назади остался город с его тёмными улицами, пиликающими фонарями, с его мелочной жизнью, сплетнями, каверзами, с его пошленькими интересами.
Теперь вы глаз на глаз с природой, правда, холодной, бесчувственной, безучастной, но всё-таки навевающей на вас что-то спокойно-торжественное и более возвышенное, чем оставленный вами муравейник.
Кругом – застывшая Ангара, неспокойная, бурная, стремительная, она теперь скована зимою; груды льда и сверкающих зелёных пластин загромоздили берега и исполосили поверхность, – видно, что не сразу застыла она: прежде была борьба. Но всё-таки стихийная сила сковала и её. Бурная, страстная, порывистая жизнь сломлена под конец борьбы. Река оставила след своей борьбы в холодных навороченных пластинах, след страшных усилий, которые она напрягала, но её порывы, движение всё-таки были остановлены.
А когда-то здесь сверкала прозрачная вода, солнце играло на ней, ходили валы и чувствовался прибой. Так волновалось живое когда-то сердце, кипело негодование, как эти волны, и всё-таки настала неподвижность, и смерть, и безмолвие. В этом застывшем покое, после всего пережитого, есть что-то внушительное, какое-то царственное величие. Человек и природа одинаково в этом мёртвом сне величественны.
|
|
А вон и замёрзшее море – Байкал. Мне пришлось переезжать его утром, в солнечный день. Предо мной лежала бесконечная белая пелена в 30 вёрст. С одной стороны скрывались высокие утёсы и горы, посыпанные снегом, а там, вдали, где-то в белой дымке зимнего утра, как дальние облака, выступали другие. Мы на поверхности озера.
Огромными зеркальными полосами выступает зеленоватый лёд с мраморными прожилками. Сквозь этот лёд сверкает прозрачная глубина загадочного озера, и чудится: там, в глубине, растут леса и гигантские травы*. (* Летом в прозрачных водах озера, говорят, виднеются в страшной глубине как будто леса; может быть, это водоросли, или иллюзия от неровного дна.) Снег заметает зеркальную поверхность, видны местами «тороса», груды льда; они лежат иногда, как длинные морены, означая след сомкнувшихся трещин. По берегу видны также груды нагромождённого льда, около береговых утёсов, это остатки сокуев, гигантских наслоений льда. Осенью они выглядывают бесконечным рядом бугров, высотою до 5 аршин, внутри пустых, с воронкообразными отверстиями наверху. Эти отверстия образованы бьющимися осенью в берега волнами, поднимающими лёд, снег и пену, которые постепенно смерзаются от сильных морозов.
Далее следуют тороса и нажимы – льды, надвинутые друг на друга. Байкал, говорят, имеет свойство, ещё не объяснённое, выдвигать даже зимою льды на берега; точно так же загадочно происхождение его трещин, то раздвигающихся, то сдвигающихся. Долго не устанавливается Байкал. Осеннюю картину этого бурного моря и борьбу его перед замерзанием рисует нам в поэтическом описании один из наших земляков, иркутянин, покойный писатель Н.В. Ушаров, посвятивший Байкалу хорошенькую монографию:
|
|
«Но зима всё более сковывает льдами бурное море; вокруг носящихся судов образуются плавучие ледяные плоты, или острова, вёрст по 10 в пространстве; раздавленное судно налитою водою смерзается со льдами, его обледенелые паруса и снасти давно изорваны, размётаны вихрем; его мачты и бока изрублены на дрова, его жизненные запасы истощены; пловцы едят всё, что попало, и, как тени, бродят по плавучему ледяному острову с надеждою примкнуться к берегу. Всё шире и далее смерзается море, ледяные мосты протягиваются между плавучими островами и берегами, и схватывают их друг с другом, как руки помощи, и, как не ярится стихия, зима берёт своё, она куёт да куёт понемногу, без устали: то там набросит ледяное покрывало на грудь могучей соперницы, то здесь загородит её льдинами. Что день, то меньше простора волнам, и сорокаградусные морозы довершают своё дело; обессиленное море убито; оно ещё вздрагивает, ещё бьётся, раздвигает льды, даёт трещины и нажимы; но кончено, – внезапный подводный треск, грохот и гул от берега до берега дают знать, что море встало, что великан уснул мёртвым сном, и что это последний трепет, последний признак жизни. Вода приходит в равновесие, поднимает и коробит горизонт льда, силясь его выправить.
Над широким ледяным зеркалом появляется утром зимнее солнце; оно поднимается над селенгинскими горами, лёгкая изморозь, как саван, ложится на лёд; белые, покрытые снегом утёсы, как молчаливые старцы, смотрят друг на друга с берега на берег».
|
|
Байкал, покрытый зимней пеленою, смирен и безопасен. Несутся по нему через замерзшие воды спокойно лихие тройки из Забайкалья и Иркутска. А посмотрите, между тем, над какою бездною несутся они. Ледяная кора на море толщиною всего в 5 четвертей, немного более аршина, а внизу – грозные воды и пучина; эта ледяная кора над морем-озером на 600 вёрст в длину и от 30 до 90 вёрст в ширину, – вот тот мост, та тонкая кора, которая связывает берега. И тем не менее, человек спокойно пробирается по ней, как по висячему мосту. Временами, правда, Байкал даёт трещины, и в этих грозных трещинах плещется вода, но сибиряк научился и с ними справляться, небольшую трещину в четверть или две перескочит на лихой тройке вместе с повозкой; если трещина в аршин и более – плахи положит и перетащит повозку, иногда объедет, а то, если весною и осенью водное пространство и зажоры велики, найдёт и другое средство. Очертит лёд, втащит повозку, лошадей, отделит ломами льдину, на которой стоит экипаж, и переплывёт, как на плоту, через воду, а потом опять покатит по льду. Проваливаются зимою в трещины редко, опасность существует только тогда, когда лёд ещё тонок и трещины сходятся, пересекаются. Говорят, что трещины появляются внезапно. Описывают, что образование щелей сопровождается страшным гулом, похожим на пушечный выстрел. Щели загадочно появляются и потом так же быстро исчезают.
Нам передавали живущие на берегу, что раз во внезапно образовавшуюся трещину провалился целый ряд обозных лошадей с возами; пока возчики ахали, трещина сомкнулась, и они остались без возов. Таковы таинственные явления грозного озера. Когда случаются провалы, лошадей приходится вытаскивать. Ушаров передаёт оригинальный способ спасать лошадей, существовавший несколько лет назад, может быть, существующий и теперь. Провалившаяся лошадь не может выбиться из трещины, её тогда быстро отпрягают, перерезывают гужи, накидывают на шею петлю и начинают душить, пока она не всплывёт боком, тогда её легко вытащить; приводят в чувство ударами кнута, а потом усиленно гонят, чтобы она разогрелась. Способ поистине первобытный!
Несмотря на тонкий лёд, трещины, заносы и бураны, люди не робеют и путешествуют. Даже забайкальские дамы, часто одни, в повозках, с истинно героической твёрдостью переезжают Байкал, чтобы попасть к иркутским увеселениям. Я так же совершенно спокойно переезжаю замёрзшее озеро. Устав смотреть в морозную мглу, я начинаю дремать в своей кошеве, не обращая никакого внимания, что под тонким льдом находится морская пучина. Солнце пригревает, я дремлю и припоминаю, каким я видел тот же Байкал летом года два назад. Он был красив и величественен, увесистые берега его круто спускались к берегу, вдали, за 30 вёрст, в синей дымке, виднелись высокие горы, и зелёная морская волна грозно плескалась; она была прозрачна, берег из прелестного подбора гранитных зёрен и всяких обломков.
Я любовался тогда на это озеро в его могучей ширине. По берегам его можно видеть целые панорамы сменяющихся скал, живописных грозных утёсов. По ту и другую сторону это озеро окружено мощными горами. И при всём том от него веяло чем-то диким, пустынным. Эти бесконечные воды, страшная пучина их и дикие скалы, скорее, вас устрашали. Грозная стихия, дикая местность давит вас, леденит, и вы чувствуете себя до бесконечности малым, ничтожным и сиротливым.
И я припомнил другие озёра, виденные мною в Европе. Теперь в тихой дремоте среди зимы, на ледяном поле сибирского озера они стали грезиться мне. Вот оно – Женевское озеро, окружённое садами, виллами; красивые Альпы высятся вокруг, но эта картина не страшит вас, а рисуется какой-то чудной декорацией.
Припомнилось Лаго-Маджоре, LagodiLucano, LagodiComo, которые я видел в яркий солнечный день под итальянским небом. Небо Италии так же сине и прозрачно, как сибирское, но какая разница в воздухе! Там веет теплом, негою, здесь – леденящим холодом. Помню этот воздух при переезде из Швейцарии, когда С.-Готард скрылся в зареве заката и замелькали огни на итальянской стороне. Тёплая ночь ласкала и нежила, как бархат, издали навевало запахом нежных цветов. Помню маленькое местечко Биеланцону, с его красивыми улицами, садами и скалою, увенчанною замком.
Я отправился в Люкорно, чтобы видеть красивейшее итальянское озеро. Дорога шла по прекрасной долине, виднелись скалы и замки, повсюду – нежная и роскошная зелень, из гор плещут водопады. Люкорно смотрится как игрушка, он весь увит зеленью, расцвечен флагами. На берегу – вилла Rossobella, целый дворец с волшебным садом, бьющими фонтанами, обсаженными огромными тропическими растениями. Вдали сверкает озеро под ослепительными лучами солнца. Оно утопает как бы в золотой дымке, а вдали – нежные синеватые абрисы гор, с мягкими тонами. Эти горы тонут в фиолетовом блеске, а вершины их окружены розовыми пурпурными облаками.
Озеро тихо, спокойно, по нему скользит лодка; вы смотрите на эти воды, на эти тающие облака, на берега с зелёными рощами, виллами, замками, и всё это веет на вас жизнью, как будто кивает и улыбается, как те курчавые головки, которые виднеются в тёмных амбразурах окон, обвитых плющом. Тихо скользит лодка с лодочником в широкой шляпе; вечереет, декорации меняются; под фиолетовыми и розовыми от заката солнца горами выплыла луна, как золотой шар, а в воздухе что-то дрожит и тает. Вдруг с берега, точно звук дрогнувшей струны, донеслась итальянская ария: тихая, нежная, полная страсти песня замирающей любви, исполненная робкой тоски и мук и невыразимого блаженства...
– Ну вот, приехали! Не угодно ли отдохнуть, сударь, гостиница!
Я вздрогнул. Предо мною была та же бесконечная ледяная даль, слепящая глаза, крутил буран. Мы были на озере, но предо мною, среди навороченного льда, стояла дощатая лачужка.
– Что же это такое? – спросил я ямщика.
– Гостиница-с, обозные останавливаются, может, вы не зайдёте ли, а лошадки отдохнут.
Я зашёл. Это была наскоро сколоченная избушка, с плохой скамьёй, грязным столом, железной печкой и, наскоро, кроватью из досок, на которой валялось какое-то тряпьё и овчина. В углу стоял нелужёный самовар, несло какой-то солёной похлёбкой, и душком, и махоркой. Около печки сидел коренастый мужик, по виду или спиртонос, или байкальский контрабандист. Баба в огромных сапогах чистила рыбу.
– Прикажете, может, похлёбки, омуль не свежий, да ничего!
Вот забайкальское Rossobella, – подумал я, и решился съесть грязной похлёбки, потому что голод меня мучил. Я сидел и допивал чашку чая, погружённый в свои грёзы и воспоминания, на этом оледенелом море, среди зимней пурги, в оригинальном отеле, как вдруг услышал под собою гул, как будто раздавались раскаты грома.
– Что это такое? – спросил я.
– Это море гуляет! – был ответ.
Море бушевало там, подо льдом, под моими ногами, в тёмных безднах, когда я сидел здесь, в этой жалко слепленной хижине, на утлом льду.
В путь! Буран заметает. Чем ближе к берегу, тем резче выступали из белого тумана высокие горы с утёсами, покрытыми суровыми снегами. Ветер завывал, вихорь метал снег. «Люкорно», – мелькнуло в голове, но воображение застыло, его сковала холодная действительность. Ступай скорее, ямщик, несись скорее, тройка! Скучно! Холодна, неприветлива ты, Родина, со своею ледяной пустынею! Не отогрело тебя ещё солнце, сжимается сердце от холода, в бесконечную снежную даль несут вас лихие кони. Где проглянет тёплый, ласкающий луч, где огонёк согреет вас, где станция, где приют, что вас ждёт на дальнем пути, впереди – Бог весть!
1889
Вопросы и задания
1. От чьего лица ведётся повествование в очерке?
2. Где и когда происходит действие очерка?
3. Сколько частей можно в нем выделить? Озаглавьте каждую из них?
4. О каком произведении русской литературы заставляет нас вспомнить финал очерка? Какие фразы и образы из текста очерка помогают это сделать?
5. Прочитайте очерк Н.С. Щукина «Море или озеро Байкал». Определите сходство и различия произведений.