Властная идейная трансформация
Цикл передач "Обретение смыслов". Властная идейная трансформация.
Степан Сулакшин: Добрый день, друзья. Сегодняшний термин немного необычен – властная идейная трансформация. Необычность его в том, что это новый термин. Жизнь идет вперед, и нас иногда упрекают: мол, а что же вы, не читали учебников для первого класса, не открывали словарей, букварей, в которых все уже написано до вас? Так вот, написано – иногда довольно беспомощно, иногда довольно фрустрирующе, т.е. не будучи расположенным к активации человека на действие. Вот какой-то смысл в голову пришел, глазки прижмурил, тебе хорошо, и Бог с ним, с этим смыслом, пусть он гуляет где-нибудь за печкой. Так вот, как я уже говорил, подход другой – активно-деятельностный, поэтому пишем вновь, думаем сами, делаем открытия и пытаемся привнести, в том числе в научную дискуссию, в научный оборот, новые термины. Новая мысль, новое понимание, новые теории, новые открытия, новая терминология. Этот термин сегодня – из числа таких. Властная идейная трансформация. Начинает Вардан Эрнестович Багдасарян.
Вардан Багдасарян: Итак, элита сегодня – вороватая, непрофессиональная, компрадорская. Это, в принципе, очевидно всем, и давно назрела такая интенция – разогнать действующую элиту и заменить ее новой. Но дело тут не только в персонах. Персоны собираются, выстраиваются под определенную идеологию, и, в принципе, этот дискурс возникал и ранее. Вспоминаем «мифологизированную» версию вот этой полемики между большевиками и народовольцами, между братьями Ульяновыми, когда Ленин, разрабатывая стратегию революцию и осуждая народовольческий террор как действенную практику, рассуждал примерно так: ну что, убьешь одного царя – поставят другого, убьешь одного чиновника – придет другой; надо менять систему. Поэтому вопрос по отношению к трансформации заключается не просто в замене политической элиты, – потому что, опять-таки, повторю тезис, элита выстраивается под определенную идею, под определенную парадигму идейную, – а в замене самой системы, о замене идеологии. Идеологии могут быть разные, идеологии могут быть направлены как на укрепление государственности, так и на ее подрыв. Достаточно вспомнить другой пример: я сказал о подготовке идеологической инверсии, которая привела к революции 1917 года, но сейчас забывают о перестройке.
Понятно, что там была выдвинута другая идеология, которая нанесла существенный удар по стране, по государственности, но забывают зачастую, как первоначально звучало наименование, – не просто «перестройка», а «перестройка кадровой политики».
Первоначально-то вопрос был поставлен о кадрах, о замене политической элиты, а затем – под какую новую идеологию выстраивать новую элиту – это потянуло за собой и другие вопросы. И сейчас тоже есть идеология – это идеология корпоративного капитализма, это идеология либерализма. Понятно, что либерализм плохо вяжется, скажем, с какими-то автосубъектными началами, с персонифицированной моделью власти, но именно такая версия либерализма, как бы закрепленное право меньшинства для стран периферии, – посмотрим на Латинскую Америку, на страны Африки, – она везде была и есть именно такой. То есть мало сменить элиту – необходимо заменить еще и идеологию, это означает поменять модель. Поэтому, когда мы говорим «идейно-властная трансформация», мы имеем в виду не только смену власти, но и смену идеологии этой власти. Причем, если говорить трансформации, существует два аспекта этого понятия – преобразование и преображение. То есть, если речь идет о властной идейной трансформации, подразумевается не просто смена кубиков, а, – вот по отношению даже к государственности этого не было представлено, скажем, в католической теологии, – преображение, т.е. в католической теологии говорилось о трансформации как преобразовании.
А преображение – это не просто замена кубиков, это меняется сам материал, это создается нечто принципиально новое на новой идеологической парадигме. И вот несколько лет назад, в 2011 году (на самом деле она была у нас подготовлена в 2010 году) вышла книга у нас в соавторстве со Степаном Степановичем «Властная идейная трансформация: исторический опыт и типология», где, собственно, впервые эта категория и была введена. Мы описали в ней четыре основных типа – как технологически осуществляется властная идейная трансформация, и разобрали, насколько желаем, чем чреват и возможен ли каждый из описанных типов применительно к выдвижению идеологии, связанной с жизнеспособностью страны, приходу профессиональной, национально ориентированной элиты. Расскажу об этих четырех типах. Первая модель – демократическая, когда новая властная элита приходит в результате демократических выборов. Однако рассмотрение существующей процедуры демократических выборов (как это осуществляется и какие здесь действуют технологии), – а главное, что отсутствует реальная политическая сила в виде партии, которая могла бы это все осуществить, – говорит о том, что эта модель властной трансформации имеет мало шансов. Вторая модель описывалась как модель дворцового переворота.
Для него характерен некий раскол элит, появление части элиты, которая, в общем, готова выступить в качестве актора этой трансформации. Опять-таки, анализ существующей элиты в современной России показывает, что вряд ли идентифицируется такая группировка, поэтому вероятность этого сценария тоже невелика.
Мы говорили о третьем варианте трансформации, который, по нашей оценке, наиболее желаемый и наиболее вероятный, – это вариант цезарианской трансформации.
Он традиционен для России, учитывая такой автосубъектный характер российской власти: царь обращается к народу, он реализует некий поворот в дни такой особой национальной напряженности угроз, царь говорит, что вот бояре – крамольники, плетут сети заговора, надо что-то принципиально менять, народ откликается на этот призыв. И вот эта цезарианская модель трансформации, запущенная автократором, действует. Мы говорили о том, что этот вариант достаточно вероятен, делали ставку на него. Но сейчас оценки показывают, что шансы этого вариант снижаются, потому что от автократора соответствующих решений приходится ожидать достаточно долго. Были произнесены некие слова, но от слов к делам переход осуществляется достаточно медленно. И, наконец, четвертый вариант, тоже классический, это вариант революции. Насильственный вариант, с широким привлечением и участием народных масс, народ осуществляет вот эту трансформацию. Понятно, этот вариант наиболее кровавый, он приводит к наибольшим потрясениям, но, к сожалению, шансы именно этого варианта, исходя из оценок протестных настроений в обществе, нереализации тех вызовов, которые существуют, становятся все более вероятными. И, если мы посмотрим, насколько реализуемы вот эти варианты в плане выдвижения новой идеологии, тут тоже большой вопрос. Демократический вариант: ну, вроде у нас существующий политический спектр выстроен под идеологию (ЛДПР – националисты, Зюганов – коммунисты, «Парнас» – либералы, «Единая Россия» – консерваторы), но на самом деле это все из одного центра выходящее распределение, это раскладка по тем классическим идеологиями, которые были прежде.
Сейчас-то вопрос другой, сейчас вопрос о формировании, выдвижении новой идеологии. Эти партии, которые выстроены под эту модель, они на это не отвечают. Дворцовый переворот: ну, речь-то как раз идет о том, чтобы сменить эту элиту. Значит, нужна антиэлитарная идеология, а чтобы существующая элита сама же выдвинула антиэлитарную идеологию – это вряд ли возможно. Тем более что ее система кооптации сегодня такова, что она не позволяет надеяться, что в рамках нее какая-то идеология, кроме идеологии прибыли, возможна. Цезарь и цезарианская трансформация, насколько здесь возможно выдвижение новой идеологии. Этот вариант возможно, но стоит вопрос о том, что есть такое упование, по сути дела, на одну фигуру, все завязано на этой фигуре. Значит, страна, народ ожидает от фигуры, выдвинет он новую идеологию, не выдвинет, т.е. вся страна сводится к персоне. Но с персоной может разное случиться, персона может и выдвинуть эту идеологию, и не выдвинуть, а на кону-то стоит вся страна. И, конечно, когда прошли выборы 2012 года, вот здесь, казалось бы, персона-то и должна была все принципиально поменять, – вот приходит с новыми идеями и с новой командой и т.д. Чем дальше уходим мы от этой рубежной даты (заканчивается уже 2013 год), там шансы на то, что будет вот эта инверсия, уменьшаются. Ну и, наконец, революция.
Если мы посмотрим революционные сценарии, чаще всего, – если мы говорим не просто о замене власти, а об идеологической инверсии, – через революцию осуществляются вот эти идеологические инверсии.
Но для этого нужно формировать конртсистему, для этого, учитывая опыт Российской империи, революционное подполье. Она создает принципиально иной мир, она создает не просто идеологию, а другой тип жизни, другое образование, другую науку – все другое. Когда вот эта идеология, альтернативная модель, формируется, тогда, вот символически, по факту уже подготавливается и осуществляется идейная трансформация. И, в общем, вопрос, который сегодня адресуется к России, понятно, что развитие без трансформации, если мы общефилософскую вот эту тему развития берем, без смены качественных моделей не осуществляется. Рост не всегда ведет к развитию. Поэтому идейная трансформация грядет, идейная трансформация необходима.
Степан Сулакшин: Спасибо, Вардан Эрнестович. Владимир Николаевич Лексин.
Владимир Лексин: Степан Степанович совершенно четко определил нашу не совсем простую миссию беседы, сказав, что тут есть такой, самый для нас, наверное, существенный для нас момент, который позволяет нам вступать в диалог с вами. Это то, что мы каждый раз этот смысл пытаемся определить и для самих себя, более четко сформулировать то, что нам кажется самоочевидным, выстроить некую логику существования этих слов, которые мы считаем ключевыми и смысл которых мы разбираем в нашем общем разговоре. И здесь, говоря о властной идейной трансформации, мне казалось бы очень важным обозначить, что это такое за идейная трансформация, что такое идеология, кто такие идеологи, и почему она все-таки меняется, почему она трансформируется. Идеология – слово очень популярное и на самом деле очень простое. Она бывает политическая, религиозная, она бывает самая разнообразная, но в любом случае это специфическая форма сознания и совокупности представлений о целях, о ценностях, о тех или иных общественных отношениях, характерных для тех или иных общественных групп, которые, собственно, и формируют вот эту специфическую форму сознания и отношений к целям и ценностям своего существования и своего развития.
За любой идеологией всегда стоит в конечном смысле стремление либо к установлению, либо к сохранению, либо к смене власти как таковой. Вот поэтому мы идеологию часто называем властной идеологией, а смена идеологий сейчас чаще всего бывает как раз сменой вот этой основной, что ли, парадигмы, даже самой власти как таковой.
При этом идеология, – а это, я повторю, специфическая форма сознания, это очень мощная мотивирующая сила в обществе, – она может быть как мобилизующей, так и деморализующей.
Она может служить средством консолидации людей и средством впадения их в полную беспомощность перед лицом той же самой власти. И наконец, она может быть самозваной, придуманной, заимствованной откуда-то, и она может быть научной, сформированной вот в среде тех самых людей, способных отразить те или иные общественные интересы. А чьи интересы-то? Это интересы бизнеса, интересы определенных групп, определенных классов, как раньше говорили. Но их кто-то должен выразить, вот кто то-то должен дать им такую «вербальную оболочку». Эти люди называются идеологами. И если целью идеологии является формирование того или иного отношения к власти, то задача большинства идеологов – приблизиться к власти или стать внутри этой власти или стать частью этой самой власти. Это очень важно представить. Мы знаем, кто является нашими теперешними идеологами, кто были идеологи времен перестройки и первых реформационных действий. Это очень важно представить – что они хотели, чего они достигли и что они делают сейчас в этой самой власти как таковой. Причем сама идеология может трансформироваться очень быстро, – самый характерный пример – это примерно полтора года (или около года), это смена идеологии после краха фашистской Германии и того, что произошло на территории Германии. Очень быстрая смена идеологии, которая, надо сказать, усилиями власти, усилиями общества, усилиями СМИ очень быстро была вкоренена в сознание большинства немцев и не только их. Медленная смена идеологии – Соединенные Штаты: почти столетие прошло от отмены рабства до той поры (до смерти Мартина Лютера Кинга), когда наконец создалось впечатление, что афроамериканцы, или черные, – точно такие же люди, с теми же правами, и отсюда начались все эти идеи толерантности и т.д.
Но в любом случае она происходит, вот идеологическая трансформация происходит непрерывно, она идет постоянно. И здесь есть такой старый «слоган» – «из Савла в Павла», вот обращение, когда идеологи переворачиваются, когда те, кто раньше, скажем, проповедовал идеи коммунизма, идеи развитого социализма и т.д., в течение какого-то очень короткого времени стали идеологами абсолютно противной такой идеи. Вот о них говорят: это из Савла в Павла. О чем здесь идет речь, кто такой Савл? Это был римский молодой человек, 26 лет ему было всего, богатый достаточно. Он был иудей, но он был римский человек. Он был одним из тех, кто побивал камнями, или, по крайней мере, присутствовал при этом, когда побили камнями святого Стефана – ужасная смерть. И он был гонителем христианства. И вот 26 лет, по дороге в Дамаск, куда он шел для того чтобы расправиться с христианами, он встретил Бога, он «встретил Истину», как он потом говорил. Он понял, что нужно жить по-другому, нужно проповедовать другое. Произошло очень быстрое преображение, он стал тринадцатым, самозваным, скажем так, апостолом и человеком, который создал христианство. До него даже понятия такого не было, ведь его убили за год до того, как было написано первое Евангелие.
И здесь что важно понять – то, что человек обрел Истину, истинное знание.
И вот это вот истинное знание заставило его не только полностью переменить свою идеологию и сознание тех людей, которыми он управлял, вот истина как таковая. Что является главным – поиск истины, и вот истинные понятия о ценностях, истинные понятия о целях, истинные понятия о том, что нужно народу. Идеологи – это всегда слуги народа, они должны выражать интересы народа. Или это интересы клана, интересы какой-то группы, интересы каких-то зарубежных групп, которые хотят расправиться со страной. Это очень важно понять. Поэтому каждый раз, когда мы говорим об изменчивости идеологии, мы должны иметь в виду то, что изменяют ее идеологи, руководствуется этими изменениями власть. Власть чаще всего сама подбирает себе идеологов. Власть и идеологи в современном мире сплачиваются необычайно тесно. Вот понять, что же все-таки стоит за властными идеологическими трансформациями, зачем они нужны и откуда ветер дует – это самое важное, наверное, для того чтобы обрести смысл вот этих самых слов, которые мы сегодня разбираем. Спасибо.
Степан Сулакшин: Спасибо, Владимир Николаевич. Откуда взялся этот термин, почему он стал актуальным. Сама жизнь подсказывает, что существует повторяющиеся, очень важные для человеческих сообществ явления, они требуют обозначения, требуют понимания и требуют использования на практике. О чем речь – о том, что реальная власть (т.е. люди, их полномочия и управленческая программа действий), она меняется время от времени. Бывает, мирно, бывает, немирно – революции, перевороты, выборы. Кроме этого, что есть управленческая программа действий, откуда она берется, из чего она проистекает. Никакое человеческое осмысленное действие не бывает без целеполагания – оно либо инстинктивное, такого биологического, природно-животного происхождения, либо осознанное, осмысленное. Но в любом случае оно опосредованно или вытекает из ценности, т.е. важной для человеческой жизни какой-то характеристики, какого-то предмета.
Итак, активная компонента, ценностная компонента, определяющая значимость для человека этих категорий, и такая административно определенная компонента – конкретные люди с конкретными полномочиями.
Властная идейная трансформация. Слово «трансформация» – конечно, англицизм, и когда ищешь смысл, то, вероятно, не вполне корректно сводить розыск смысла к переводу с одного языка на другой. Слово «трансформация», которое содержит в корне русский аналог «изменчивость», имеет две коннотации или два смыслового бытия: первое – как процесс (происходящая трансформация, трансформирование), а второе – как завершенная изменчивость, уже состоявшееся новое качество, состояние, характеристика, трансформация как финишное состояние. Поэтому властная идейная трансформация – это смена идеологии и управленческой платформы у государственной власти. Идеология и платформа здесь первичны, а вот люди, т.е. те чиновники, которые полномочиями на управление обладают, вторичны и производны (чуть ниже мы увидим, что это именно так). Поэтому в определении все-таки не идет речь о смене людей – это менее важно. Идеология – это, конечно, собрание ценностей, и идейная изменчивость – это смена вот этого набора ценностей. Ценность позволяет установить цель, потому что цель для человека в его деятельности – это характеристики, желаемые им по каким-то причинам, характеристики предмета его деятельности. Так вот, желаемость по неким причинам отражает ценность, т.е. позитивность для человека, для человеческого сообщества. Позитивность в смысле направления изменчивости, прогресса этой изменчивости. Ведь трудно себе вообразить, а если это и можно вообразить, то это некое извращение, это некая ненормальность, когда человек вдруг желает себе плохого – себе, окружающим, обществу. Поэтому по определению получается, что ценность – это светлая, позитивная компонента изменчивости.
А когда изменчивость планируется как результат человеческой деятельности, то возникает понятие «цель». Цель – это управленческая категория.
Поэтому смена, изменчивость идейная, идеологическая – это, конечно, изменение набора ценностей. Ну, и согласитесь, что даже этого достаточно, чтобы возникал новый план действий по их достижению и реализации. Управленческая платформа, она, конечно, связана производно и неразрывно с набором ценностей. План производен от идеологии. Идеология у государства есть всегда, и, коль скоро государство – одно на территории (не бывает множественности государств, при этом исчезает само понятие государства), она всегда едина, она консолидирована. Действительно, происходить она может из ценностных мировоззренческих истоков, источников – например, из религии, из светской идеологии, из научной идеологии, из лоббистской клановой идеологии, если государство является таким корпоративным, клановым, лоббистским государством. Множество идеологий как отражение принципа идеологического плюрализма, обеспечение пространства для поиска идей, для поиска лучших решений – вещь хорошая, вещь полезная, но государство как организующее начало, как центр управления развитием единой страны не может иметь множества идеологий. И в этом отношении нужно всем понимать, что источник несуразностей, деградации, растерянности, неопределенности в развитии современной России – это конституционный запрет на государственную идеологию. У нашей страны, как единого государства, субъекта, идеология запрещена. Значит, мы как страна, как народ, как власть в России не имеем возможности объявить объединяющие нас ценности, это запрещено. Не имеем возможности их использовать для установления целей развития. А если нет целей развития, то куда корабль без руля и ветрил может двигаться?
Вот он так вот и болтается, как известный «кораблик» в известной проруби. Так вот, смена идеологии, управленческой платформы происходит разными путями, сегодня об этом говорилось – мирным или немирным. Мирный – это выборы, добровольная смена идеологии и платформы управления правящей группировкой. Немирный – это перевороты разного уровня и сорта, революции, оккупация, утрата суверенности государства. И, как мы здесь видим, смена правящей группировки не обязательна – одни и те же люди могут, поменяв идеологию, поменять управленческую программу. Например, сегодняшняя российская элита, сегодняшний лидер страны, президент, вполне был бы поддержан населением страны, 90 с лишним процентов которого не разделяет фактическую либерально-космополитическую доктрину России. Он был бы поддержан этим большинством и на выборах, и в его, скажем, индивидуальной акции на основе президентских полномочий, право-законодательной инициативе, вообще авторитетности и политического лидерства этого института. Те же самые люди могли бы менять курс страны, и такое в ее истории было: НЭП (новая экономическая политика), сталинский ренессанс тридцатых годов, переход от хрущевского периода к брежневскому, переход, наконец, от ельцинского периода к путинскому – в определенной части. Очень значимая часть не изменилась, собственно, это и есть сегодняшний вызов. Поэтому, друзья, властная идейная трансформация – это явление, это процесс, это событие в истории многих стран и нашей страны, но это совершенно актуальный политический термин, категория, понятие для сегодняшних вызовов в России. Смена идеологии управленческой платформы государственной власти в современной России, властная идейная трансформация – назрела. И в следующий раз – слово из воздуха, термин с улицы, из телевизоров и радиоприемников, из газет вот в ваших руках – настолько он сейчас «горячий» и распространенный – термин «мигрант». Разберемся. Всего доброго.