24 декабря, в день начала русского зимнего наступления, генералу Эйзенхауэру и его главным помощникам приказали, как упоминалось выше, вернуться в Лондон, чтобы принять на себя руководство планированием вторжения во Францию. Со времени конференции в Касабланке планами вторжения занимался генерал—лейтенант Ф. Морган. Первую высадку предполагалось осуществить силами 3 дивизий, но так как и Эйзенхауэр и Монтгомери сочли это недостаточным, то число дивизий увеличили до 5. Увеличение сил требовало значительных изменений в деталях, поэтому день «D» был перенесен с 1 мая на 5 июня.
Это изменение было согласовано 21 января на первом совещании Эйзенхауэра[370]с командующим союзными военно—морскими экспедиционными силами адмиралом Б. Рамзаем, командующим союзными экспедиционными воздушными силами главным маршалом авиации Т. Лей—Маллори и командующим союзными экспедиционными сухопутными силами генералом Монтгомери. Сухопутные силы состояли из 1–й американской армии, включая 82–ю и 101–ю воздушно—десантные дивизии, и из 21–й группы армий. Командовал 1–й американской армией генерал О. Брэдли. 21–я группа армий состояла из 1–й канадской армии генерал—лейтенанта X. Крерара, 2–й английской армии генерал—лейтенанта М. Демпси, 6–й воздушно—десантной дивизии генерал—лейтенанта Ф. Браунинга и других союзных частей.
Районом вторжения наметили бухту Сены, потому что она защищена от преобладающих западных ветров Котантенским полуостровом, а также вследствие того, что, подвергнув бомбардировкам мосты на Сене и Луаре, представлялось возможным стратегически изолировать северо—западную часть Франции.
Справа и слева от района высадки расположены два больших порта — Шербур и Гавр. Оба они, так же как и бухта, находились в радиусе действий истребителей, базирующихся в Англии, а так как Шербур расположен на самой оконечности Котантенского полуострова, то, сломив сопротивление на полуострове, его можно было полностью окружить.
|
|
Общее протяжение фронта высадки составляло около 70 миль: от города Киневиль, что южнее Барфлера, до устья реки Орн. Американцы должны были высаживаться на западной половине этого участка, а англичане — на восточной. Задачей первого дня было выйти на линию Сен—Мер—Эглиз, Карантан, Байе, Кан. Город Кан имеет порт, связанный каналом с морем.
Коротко говоря, план действий был следующим: во—первых, создать плацдарм, включая Шербур и Кан, и площадки для аэродромов; затем «двинуться в Бретань с целью захвата портов южнее Нанта»; наконец, «устремиться на: восток вдоль Луары в направлении Парижа и на север за Сену с целью уничтожить как можно больше германских войск в этой западной зоне».[371]
«Это продвижение, — пишет генерал Монтгомери, — должно было отрезать все силы противника, находящиеся южнее Сены, мосты через которую предстояло разрушить бомбардировками с воздуха».[372]Во время этих действий 7–я американская армия генерал—майора А. Патча должна была высадиться в Южной Франции и наступать вверх по долине Роны.
Генералу Эйзенхауэру противостоял фельдмаршал фон Рундштедт — главнокомандующий немецкими силами на Западе.
Понимая, что германские армии чрезмерно растянуты по всему западному театру военных действий и что абсолютное господство в воздухе принадлежит противнику, Рундштедт считал, что Францию следует эвакуировать и что войска, находящиеся во Франции, надо отвести на германскую границу. Хотя Гитлер не хотел об этом и слышать, однако оставил Рундштедта главнокомандующим на Западе. В феврале Гитлер назначил фельдмаршала Роммеля командовать войсками во Франции. Это давало в руки Роммеля группу армий «Б», которая состояла из 7–й армии, расположенной в Нормандии и Бретани, и 15–й армии, стоявшей на побережье Па—де—Кале и во Фландрии, с 83–м корпусом в Голландии. Кроме группы «Б», у Рундштедта имелась группа армий «Г», состоявшая из 1–й и 19–й армий, стоявших на побережье Бискайского залива и в Ривьере. Группой «Г» командовал фельдмаршал фон Бласковиц. Всего у Рундштедта было 50 пехотных и 10 танковых дивизий.
|
|
Из них 36 пехотных и 9 танковых дивизий располагались на территории от Голландии до Лориана на берегу Бискайского залива, при этом большая их часть была сосредоточена на побережье Па—де—Кале. В Нормандии было 9 пехотных и одна танковая дивизия. Назначение Роммеля для немцев оказалось большим несчастьем. Хотя он и фон Рундштедт соглашались удерживать французские порты до последнего человека, чтобы ими не воспользовался противник, однако фельдмаршалы расходились в вопросе о том, каким способом отражать вторжение. В то время как Роммель предпочитал дать бой противнику на месте высадки и поэтому настаивал на необходимости иметь сильные прибрежные гарнизоны с близко расположенными резервами, мнение фон Рундштедта было диаметрально противоположным. Идея Рундштедта заключалась в том, чтобы позволить противнику высадиться, и затем, прежде чем он сможет создать плацдарм, нанести ему контрудар крупными силами. Это означало, что главную массу войск следовало держать на достаточной глубине в тылу береговой обороны. Такое расхождение во взглядах привело к компромиссу, что вообще является на войне самыми…худшим. Пехоту выдвинули вперед, а основная масса танков осталась позади. В результате в момент кризиса взаимодействие между ними было неудовлетворительным.
|
|
Сам характер расположения оборонительных сооружений на побережье усугублял ошибку в группировке сил, ибо по форме оборонительные районы были вытянутыми, имели небольшую глубину или совсем ее не имели. Укрепления представляли собой цепь сооружений, тянувшихся вдоль берега и связанных между собой препятствиями, как подводными, так и установленными на берегу. В тылу никакой второй оборонительной полосы не было, поэтому вся оборонительная система фактически представляла собой подобие линии Мажино. Как бы это ни казалось удивительным, но и Гитлер и Роммель также твердо полагались на эту линию, как французы полагались на линию Мажино в 1940 г.
Более того, немцы допустили другой серьезный просчет. Они были убеждены, что главная высадка произойдет в Па—де—Кале, и поэтому не только значительно сильнее укрепили побережье Па—де—Кале, но и выделили для его обороны более мощные силы, чем для любого другого сектора. Зная об этом, генерал Эйзенхауэр делал все возможное, чтобы поддерживать немцев в заблуждении путем такого движения судов, как если бы он намеревался производить высадку именно там, где предполагали немцы. Об этой хитрости он говорит:
«Нельзя преувеличить значение этой чрезвычайно успешной ложной угрозы, она принесла нам огромную пользу как во время высадки, так и во всех действиях в течение последующих двух месяцев»[[373]
После того как было решено увеличить первый эшелон вторжения с 3 до 5 дивизий, перед Эйзенхауэром возникла проблема изыскать дополнительный тоннаж. Он пишет:
«Даже учитывая суда, которые будут построены за оставшееся время… нужно было… подумать об изъятии судов или со Средиземного моря или же с Тихого океана, чтобы получить требуемое количество».[374]
Генерал Маршалл говорит то же самое. Он указывает, что «союзникам нужно было решать бесчисленное множество проблем в связи с осуществлением намеченного плана действий» и что «самой большой из них была острая нехватка десантных средств».[375]
Хотя, как он сообщает, высадка десанта в Южной Франции считалась весьма важной для вторжения в Северную Францию, все же со Средиземного моря было взято 68 десантных судов, «чтобы покрыть потребности наступления через Ла—Манш, как оно тогда планировалось». В результате «операция в Южной Франции, которую прежде намечали провести одновременно с вторжением в Нормандию, была отложена на несколько месяцев, с тем чтобы использовать десантные суда сначала в Ла—Манше, а затем быстро перебросить их на Средиземное море».[376]
Помимо десантных судов, не хватало также буксиров, паромов и лихтеров для погрузки боеприпасов и, кроме того, требовалась огромная армада кораблей для конвоирования и прикрытия десантных войск. В конечном счете для этой цели было использовано 702 военных корабля и 25 отрядов минных тральщиков. А всего при форсировании Ла—Манша было занято более 5 тыс. судов и 4 тыс. единиц высадочных средств. Эти цифры показывают, сколько маловероятной была возможность германского вторжения в Англию в 1940 г.
Для облегчения высадки все автомобили, танки и другие механизированные средства были герметизированы, чтобы они могли идти наполовину в воде, а если нужно, то и совсем под водой. Так как высадка должна была проводиться на открытых низких берегах, было построено 5 искусственных причалов, известных под названием «Гузберри», для чего затопили 60 брандеров. Кроме того, построили 2 гавани из заранее собранных блоков, которые можно было буксировать по морю отдельными секциями. Они были известны под названием «Малбери» и имели размеры каждая примерно с гавань Дувра. Сверх этого был подготовлен известный под названием «Плутон» подводный трубопровод (потом их стало несколько) для подачи бензина через Ла—Манш.
План действий авиации делился на две части: подготовительный этап и этап высадки. Целью первого этапа было ограничить подвижность противника: 1) путем нарушения работы французских и бельгийских железных дорог; 2) путем разрушения мостов в северо—западной Франции; 3) путем налетов авиации на аэродромы противника в радиусе 130 миль от района боев. Выполнение первой задачи начиналось в D–60, второй — в D–46 и третьей — в D–21. Для второго этапа предназначалось следующее количество самолетов—истребителей: 54 эскадрильи для прикрытия мест высадки, 15 эскадрилий для прикрытия морских перевозок, 36 эскадрилий для непосредственной воздушной поддержки, 33 эскадрильи для наступательных действий истребительной авиации и эскортирования бомбардировщиков и 33 эскадрильи служили в качестве ударной группы. Итого выделялась 171 эскадрилья.
Основной целью воздушных налетов на железные дороги и мосты было изолировать не только район высадки, но и всю передовую зону действий между Сеной и Луарой. Намечалось разрушить железнодорожные и шоссейные мосты через обе эти реки. Успешное выполнение задачи помешало бы противнику перебросить 15–ю армию на запад от Сены, а войска, находившиеся в Южной Франции, — на север от Луары. Если не считать разрыва между Орлеаном и Фонтенбло, эти разрушительные бомбардировки превращали всю передовую зону в стратегический остров. За Сеной и Луарой находилась другая линия бомбардировок на воспрещение вдоль Мааса и канала Альберта, мосты и переправы через которые были весьма важными для снабжения 15–й немецкой армии. В случае разрушения этих переправ и мостов 15–я армия оказывалась стратегически запертой. С одной стороны, были бы нарушены линии ее снабжения, а с другой — пути продвижения на запад для нее были бы ограничены. Это означало, что быстро усилить 7–ю германскую армию западнее Сены было бы невозможно.
В налетах на железные дороги главным объектом было уничтожение локомотивов путем бомбардировок паровозных депо. Было отобрано 80 таких «нервных центров», и ко дню высадки более 50 из них было так сильно повреждено, что если «перед бомбардировками общее количество военных поездов, направлявшихся во Францию, превышало 100 в день, к концу апреля оно в среднем снизилось ~до»4 8, а к концу мая — до 25 в день».[377]В этом нет ничего удивительного, ибо на указанные центры, главным образом во Франции, было сброшено не менее 62 тыс. т бомб.
Кроме налетов на коммуникации, союзные воздушные силы решали и другие подготовительные задачи, из которых самыми важными были налеты на немецкие береговые батареи, оборонительные сооружения, радиолокационные станции и аэродромы.
Береговые оборонительные сооружения подвергались бомбардировкам в течение нескольких недель, предшествовавших высадке, а за день до нее были совершены налеты бомбардировщиков на 10 сверхтяжелых батарей с радиоприцелами на побережье Нормандии, а также и на все побережье Северной Франции. Это делалось с целью ввести противника в заблуждение в отношении истинного района вторжения. На объекты было сброшено более 14 тыс. т бомб.
Все эти бомбардировки, называть ли их стратегическими или тактическими, являлись подготовкой к предстоящему сражению, подготовкой к вторжению, с которым они были связаны так же непосредственно, как в боях 1916–1917 гг. была связана артиллерийская подготовка с движением пехоты в атаку. Возможно, что союзники кое в чем несколько переборщили, особенно в части разрушения мостов, но в отношении эффективности бомбардировок не может быть никаких сомнений.
Июнь начался сильными ветрами и большим волнением на море. 3 июня метеорологический прогноз был настолько неблагоприятным, что Эйзенхауэр решил отложить вторжение на сутки. Хотя 5 июня условия улучшились весьма незначительно, он принял в 4 часа утра смелое решение приступить к штурму через Ла—Манш на следующий день. Как показали события, решение Эйзенхауэра начать наступление при такой неустойчивой погоде в значительной мере обеспечило внезапность.
Расписание действий было следующим: воздушно—десантные войска, используя 2395 самолетов и 867 планеров, высаживались в 2 часа утра; авиационная бомбардировка, в которой участвовало 2219 самолетов, начиналась в 3 часа 14 мин. утра; в 5 час. 50 мин. открывала огонь корабельная артиллерия. Первый эшелон из 5 дивизий вторжения на 4266 десантных судах всякого рода начинал высадку в 6 час. 30 мин. утра.
На воздушно—десантные части возлагалась задача обеспечить фланги плацдарма. 6–я английская воздушно—десантная дивизия была выброшена точно на указанные ей объекты в устье реки Оры. К сожалению, значительная часть 82–й и 101–й американских дивизий была разбросана в районе Карантана на площади 25х15 миль.
Так как воздушная бомбардировка и огонь корабельной артиллерии велись одновременно, полезно рассмотреть их совместно. Действия бомбардировщиков начались интенсивной бомбардировкой береговых оборонительных сооружений. Было сброшено 7616 т бомб, в то время как самую высадку непосредственно поддерживали 2–я английская и 9–я американская тактические воздушные армии.
Пока развивались эти действия, тяжелые орудия объединенного флота вели огонь по обнаруженным батареям и железобетонным сооружениям противника.[378]
Затем по мере сокращения дистанции более легкая артиллерия стала обстреливать полевые фортификационные сооружения. Наконец, когда первая волна десанта стала приближаться к берегу, у мест высадки был поставлен неподвижный заградительный огонь, который прекратился сразу, как только войска достигли берега. Капитан 3–го ранга Эдвардс сообщает, что эскадренные миноносцы и артиллерийские десантные баржи (современный эквивалент старых плавучих батарей) покрыли снарядами буквально каждый квадратный ярд побережья. Для того чтобы еще больше увеличить плотность этого «огневого ливня», использовались баржи с реактивными минометами. «При ведении огня с ближних дистанций, — пишет он, — одна такая баржа по мощности огня заменяет более чем 80 легких крейсеров или почти 200 эсминцев».[379]
Эти действия прикрывал постоянный авиационный патруль из 10 эскадрилий истребителей, поэтому ответные действия германских истребителей были незначительны[380]Однако главную роль при высадке сыграли, по—видимому, танки—амфибии. Об этом оружии Эйзенхауэр пишет:
«Применение большого количества танков—амфибий для оказания огневой поддержки на первых этапах высадки было существенной частью нашего плана, и, несмотря на потери, которые они понесли вследствие волнения на море… вряд ли штурмовые войска могли прочно закрепиться на берегу без помощи этого оружия».[381]
Хотя на суше наступающие встретили в некоторых местах упорное сопротивление и хотя город Кан не был взят, все же через 24 часа после начала высадки во Франции был создан прочный плацдарм. 10 июня во Франции начал действовать первый аэродром союзников.
На следующий день отдельные плацдармы слились в один сплошной. К 12 июня, на плацдарме находилось 326 547 человек 54 186 автомашин, 104 428 т. военных запасов. В течение, первой, неделя было совершено 35 тыс. самолетовылетов. «Наше воздушное господство было настолько полным, — пишет Эйзенхауэр, — что днем в хорошую погоду все передвижения противника прекращались».[382]
Тем временем были установлены искусственные порты, доставленные на буксире через Ла—Манш. Один порт (Малбери) был установлен в американской зоне и другой — в Арроманше, в английской зоне. К несчастью, с 19 по 22 июня свирепствовал жестокий шторм, который совершенно разрушил американский порт и потопил иди повредил 415 судов. Высадка в эти дни совершенно прекратилась, поэтому большой удачей было то, что Шербур пал до конца июня. 26–27 июня американцы штурмом овладели Шербуром, но вследствие разрушений порт нельзя было использовать в течение почти месяца.
Бои на английской половине плацдарма показали, как мало был учтен опыт итальянской кампании. На расстоянии 21 мили на юг от Байе поднимается на 365 футов над уровнем моря высота Пенсон. Так как она господствовала над большей частью плацдарма, нужно было сбить с нее немцев. Это привело к ряду боев в районе Виллер—Бокажа. Местность там пересеченная, английские танки уступали немецким и в толщине брони и в огневой мощи. Как пишет А. Морхед, план был таким: «Разбомбить город Виллер—Бокаж, в котором перекрещиваются дороги, завалить улицы обломками зданий, и тогда немцы не смогут доставлять запасы своим передовым частям». Затем он добавляет: «Это было в начале операции, поэтому командиры не успели подумать и вспомнить Кассино и бесполезный разгром деревень в Сицилии и в Италии».[383]
Таким образом, «30 июня тяжелые бомбардировщики впервые появились на поле боя в Нормандии… Риск, — читаем мы в официальном отчете, — был очевидным. Пилотам предстояло бомбардировать объекты на расстоянии немногим больше одной мили от расположения своих войск. Возможность ошибок большая, особенно когда весь район бомбометания закрыт пылью и дымом».[384]
Это заявление представляет интерес потому, что если днем ошибка может быть в целую милю, то при ночной бомбардировке военных объектов в германских городах ошибки, конечно, не могли быть меньшими.
Результаты этого налета описаны Морхедом.
«Бомбардировщики, — пишет он, — пришли из Англии и низко летели над плацдармом. Через 20 мин. все было окончено. Вслед за этим началось наступление сухопутных войск, но противник оказал сопротивление не меньшее, чем прежде. Немецкие войска просто были отведены из Виллер—Бокажа и укрыты в окрестных полях. В конце концов, много дней спустя, мы заняли Виллер—Бокаж. Там все было разрушено до неузнаваемости. Пришли бульдозеры и проложили новые дороги сквозь обломки и щебень, которые лежали слоем толщиной 20футов… Бомбардировка Виллер—Бокажа ничего не дала и лишь задержала наше дальнейшее продвижение»[[385]
Если здесь можно оправдать повторение того, что было в боях за Кассино, поскольку местность была слишком пересеченной для маневрирования танков, то бои за город Кан не могут претендовать на такое оправдание, ибо окружающая его местность является открытой равниной. Однако и здесь была применена такая же тактика. 7 июля город подвергся беспощадной бомбардировке, а 9 июля, пишет Морхед, «окончательному штурму предшествовала сильнейшая бомбардировка, которая произвела в городе огромные разрушения, но не причинила немцам серьезных потерь и не обескуражила их». В налетах участвовало 2200 бомбардировщиков. На город было сброшено 7 тыс. т бомб.
Если кто—нибудь подумает, что Морхед с предубеждением относится к такой тактике, то вот что пишет другой военный корреспондент:
«Когда я приехал в Кан, моим глазам представилась картина ужасающего опустошения…
Я хорошо понимаю, что такое военная необходимость, но не уверен в том, что беспорядочные бомбардировки французских городов и таких крупных населенных пунктов, как Кан, были необходимы, и уж, конечно, они не были желательны. Возьмем для примера Кан. Все, что я узнал, свидетельствовало о том, что немцев в день высадки в городе не было. Однако мы разрушили город и убили около 5 тыс. мирных граждан: мужчин, женщин и детей.
При заключительном налете (9 июля) «Ланкастеры» с очень малой высоты бомбили оборонительные сооружения противника, расположенные за северными пригородами Кана. Летчики так старались, что погибло еще 2 тыс. мирных жителей. Когда мы нажали на немцев, они быстро отошли через город на другую сторону реки, не пытаясь остановиться и вести бой в самом городе… Предполагалось, что бомбардировке подвергнутся военные объекты, но, поскольку бомбометание было крайне неточным, результатом его было разрушение города… Откровенно признаюсь, что бомбардировка Кана произвела на меня ужасное впечатление не разрушениями зданий, а страшными потерями среди ни в чем не повинного населения… Бомбардировка Кана была ошибкой и в военном и в моральном отношении… Мое мнение разделяют и другие. Я не знаю ни одного военного корреспондента, который не стыдился бы того, что он видел в Кане»[[386]
В то время как Монтгомери молотил Кан, удар, который должен был нанести генерал Брэдли в южном направлении, задержался до 3 июля, ибо нужно было перегруппировать американские войска после занятия Шербура; затем его наступление развивалось медленно, так как местность была пересеченной, покрытой строениями и оградами, а погода — плохой. Тем не менее войска продвинулись вперед, и к середине месяца Эйзенхауэр остановился на следующем плане наступления.
Эйзенхауэр хотел отвлечь танковые части противника на запад посредством сильного ложного удара, наносимого 16–17 июля 2–й армией в районе Эвреси—Эскэ. 18 июля «главные англо—канадские силы должны были стремительно двинуться через реку Орн от Кана на юг и юго—восток и развивать успех в направлении бассейна Сены и Парижа». Наконец, генералу Брэдли было приказано 19 июля перейти в наступление за линию Перьер, Сен—Ло и в случае удачного прорыва «повернуть свои передовые ударные части на запад на Кутанс, отрезать дивизии противника, находившиеся между Сен—Ло и побережьем, и затем нанести удар в направлении на Авранш и далее, чтобы создать, если удастся, открытый фланг». Таким образом можно было открыть дорогу на полуостров Бретань и занять порты Бретани, которые были так необходимы. «В это же время американские войска, действуя с запада, и англо—канадские войска, действуя с востока,[387]могли окружить и разгромить 7–ю германскую армию и, по крайней мере, часть танковой группы «Запад».[388]
Из этого видно, что задуман был маневр по типу Канн, то есть двусторонний охват. В действительности же был совершен прорыв на одном западном фланге, что и превратило весь маневр в Арбелы.
Ложное наступление 2–й армии в ночь с 16 на 17 июля было успешным; противник был введен в заблуждение. Наступление примечательно тем, что в нем впервые применили новое средство, так называемый «искусственный лунный свет». Подобный эффект достигался тем, что лучи множества прожекторов были направлены в одну точку в облака; оттуда свет отражался на землю.[389]
По свидетельству генерала Монтгомери, это средство оказало пехоте большую помощь.[390]
Наступление 18 июля можно назвать операцией типа «сверх—Монтгомери». По плану предусматривалось навести мосты через канал Орн, переправить 3 танковые дивизии (Гвардейскую, 7–ю и 11–ю) с поддерживающими танками и пехотой и затем под прикрытием «сверхмощного удара» авиации повернуть их на юг, на Фалез, с целью отсечь и уничтожить 3 германские дивизии.
Чтобы расчистить проход для танков шириной 4 тыс. ярдов, тяжелым бомбардировщикам предстояло подавить противотанковые пушки противника по обеим сторонам намеченного прохода. Одновременно между этими двумя стенами рвущихся бомб легкие самолеты должны были сбрасывать осколочные, поражающие живую силу, но не дающие воронок, чтобы не сделать местность непроходимой. Затем по расчищенному бомбами коридору должны были наступать танки. Их движение прикрывал подвижный огневой артиллерийский вал.
Вечером 17 июля вице—маршал авиации Бродхэрст сообщил военным корреспондентам, что «на другой день рано (утром вылетит 1000 «Ланкастеров» и «Галифаксов», за ни–1ми последуют 1500 «Летающих крепостей» и «Либерейторов» 8–й американской воздушной армии, 600 английских и американских средних бомбардировщиков, все истребители 9–й американской воздушной армии и все самолеты наших собственных тактических воздушных сил». «Их начали формировать сегодня утром в Англии, — сказал Броди. — Я совершенно не знаю, останется ли в воздухе хоть немного свободного места, когда эта армада поднимется в воздух».[391]
Его слова подтверждает Эйзенхауэр, который сообщает, что наступлению предшествовал «самый мощный и массированный налет авиации из всех, какие когда—либо применялись до этого для поддержки действий сухопутных войск». Предстояло сбросить 12 тыс. т. бомб, из которых 5 тыс. т «менее, чем за 45 мин… Одновременно с воздушной бомбардировкой сильный огонь вела корабельная артиллерия».[392]
Однако немцы легко разгадали эту неуклюжую тактику. Они отвели свои войска назад и подготовили полосу противотанковой обороны в нескольких милях от того участка, где союзники намеревались проделать проход. В этой полосе немецкие артиллеристы находились в подземных убежищах до тех пор, пока бомбардировка не кончилась. Затем они появились и открыли огонь «по сотням машин, которые развернулись на равнине». Немцы подбили 150–200 танков. 11–я танковая дивизия потеряла более 100 машин. Ночью около 50 немецких самолетов подвергли эту дивизию сильной бомбардировке. На следующий день погода изменилась, равнины вокруг Кана превратились в море грязи, и бои закончились.
По свидетельству Д'Арси—Доусона, немцы передвигались значительно быстрее, чем мы. Немецкие старшие офицеры, попадавшие к нам в плен, прямо говорили, что… если бы них была такая же авиационная поддержка, столько же орудий и танков и такое же снабжение, как у нас, то они выбросили бы нас из Франции в течение 8 дней. «У вас огромная огневая мощь, — пишет один германский офицер, но нет движения».[393]Медлительность Монтгомери он объясняет чрезмерной осторожностью и добавляет: «Осторожность была похвальна и необходима. Но блестящий военачальник в отличие от обычного хорошего генерала наделен искрой гения, которая показывает, когда надо пойти на риск и когда подождать».
Ухудшение погоды, а возможно, и неудача 18 июля заставили Эйзенхауэра отложить наступление генерала Брэдли до 25 июля. План действий заключался в следующем: силами 3 дивизий наступать на участке западнее Сен—Ло. Ближайшая задача: выйти на рубеж Мариньи, Сен—Жиль, затем перекатами выдвинуть вперед 3 свежие дивизии, повернуть на запад и нанести удар в направлении на Кутанс и Гранвиль.
На этот раз тактика авиации состояла в том, чтобы сначала производились налеты истребителей—бомбардировщиков на все мосты противника на реке Вир, южнее Сен—Ло, с целью изолировать район наступления. Генерал Арнольд пишет: «В 10 час. 40 мин. утра самолеты Р–47 (»С андерболт») с фугасными и зажигательными бомбами пересекли район с востока на запад. Самолеты прошли семью волнами с интервалом 2–4 мин. Затем более 1500 «Крепостей» и «Либерейторов» сбросили в течение часа 3431 т взрывчатки. За ними в течение 20 мин. следовали восемью волнами самолеты Р–48 (»Л айтнинг»), сбросившие зажигательные бомбы. После этого 400 средних бомбардировщиков совершили налет на южную оконечность района наступления; они сбросили 500–фунтовые бомбы, нацеливая удары по перекресткам дорог и сосредоточению германских танков и пехоты в деревне Сен—Жиль. От зажигательных бомб начались пожары, которые беспрепятственно охватили районы, где находились немецкие биваки и убежища».[394]
И снова, как при наступлении на Кан, этот мощный авиационный удар «не причинил больших потерь противнику. Однако он вызвал большое замешательство». «Снова, как под Каном, это замешательство было только временным… Наступающих встретил сильный артиллерийский огонь, который велся с позиций, не разрушенных авиационной бомбардировкой».[395]
Пехота при поддержке танков наступала в полосе шириной 4 мили. Наиболее интересном в этом наступлении было взаимодействие с авиацией.
«Когда наши наземные войска двинулись вперед, — пишет генерал Арнольд, — истребители и истребители—бомбардировщики в тесной связи с войсками и под единым руководством устремились впереди войск, уничтожая военные цели… Истребители, непосредственно связанные по радио с танками, непрерывно летали над нашими танковыми колоннами, бдительно охраняя их. Войсковые офицеры вызывали авиацию, чтобы бомбардировать или обстреливать артиллерию и танки противника, встречавшиеся на их пути. Летчики предупреждали командиров танковых частей о войсках противника, находящихся на перекрестках или в лесах. Немецкие танковые части, не имевшие воздушного наблюдения, сражались в невыгодных условиях»[[396]
Это был блицкриг большого масштаба.
27 июля союзники взяли города Перьер и Лессей, а на следующий день был перехвачен путь отхода через Кутанс, и 4500 немцев попали в плен. Между тем восточнее наступление 2–го канадского корпуса на Фалез остановилось из—за сильного оборонительного пояса противотанковых орудий, закопанных в землю танков и минометов.
Через пять дней официально начала существовать 3–я американская армия генерала Паттона в составе 8–го, 12–го, 15–го и 20–го корпусов. Генерал—лейтенант Г. Ходжес получил 1–ю американскую армию (5–й, 7–й и 19–й корпуса). Генерала Брэдли назначили командующим 12–й группой армий. Таким образом, под командованием Монтгомери остались 1–я канадская и 2–я английская армии. Несмотря на это, он до сентября продолжал действовать в качестве представителя Эйзенхауэра при сухопутных силах.
По плану, вслед за овладением Кутансом 3–я армия должна была устремиться на юг, прорваться через Авранш и Бретань и захватить район Ренн, фужер. Оттуда ей предстояло повернуть на запад и овладеть городами Сен—Мало и Брестом. В это время 1–я армия должна была наступать на юг и занять район Мортен, Вир. Одновременно 2–й армии предстояло прорваться в район Комона. На этот раз Эйзенхауэр решил, невзирая ни на какие условия погоды, «без колебаний бросить все силы в наступление и, если потребуется, отказаться от осторожности».[397]Конечно, было уже давно пора действовать смелее, учитывая, что у него было абсолютное превосходство в воздухе, по меньшей мере двойное превосходство в живой силе и почти тройное превосходство в танках и артиллерии.
29 июля головные танковые части Паттона пересекли реку Сьенн южнее Кутанса, а через 2 дня вступили в Авранш. «Теперь между нами и Бретанью, — пишет Эйзенхауэр, — нет ни одного серьезного барьера, и мои надежды на создание открытого фланга уже осуществились. Противник был в состоянии полнейшей дезорганизации[398]…». Тем временем Монтгомери нанес удар на юг от Комона. Этому удару «предшествовала новая сокрушительная бомбардировка», в которой участвовало 1200 самолетов. 4 августа юго—западнее Кана штурмом были взяты Эвреси и Эскэ, а на следующий день занят Виллер—Бокаж.
После занятия Гранвиля и Авранша Паттон встречал лишь незначительное сопротивление. 2 августа американцы вступили в Ренн и прошли мимо Сен—Мало. К 6 августа линия реки Вилен находилась в руках американцев от Ренна до моря, и, таким образом, полуостров Бретань был полностью отрезан. 10 августа пал город Нант, и в этот же день 6–я танковая дивизия США уже стояла под Брестом.
Таким образом, величайшее в истории вторжение с моря закончилось решающей победой. Окончательная победа на будущее была обеспечена независимо от того, что могло случиться на том или другом фронте. Победа, одержанная при вторжении, явилась своего рода революцией, разбившей вековые основы обороны побережья. Она убедительно показала, что теперь при наличии необходимых промышленных и технических ресурсов, никакое побережье, будь то континентальной или островной державы, даже упорно обороняемое, не является неприступным. Было доказано, что если бы Гитлер уделил хоть часть имевшихся у него в 1933–1939 гг. ресурсов для разрешения проблемы Ла—Манша, он выиграл бы войну. Победа показала также, что никакой будущий хозяин Европы, если только он в своем уме, никогда уже не повторит ошибки Гитлера
В самой операции наиболее важным фактором являлась авиация, ее использование и ошибки, допущенные при этом. Подавляющее превосходство в воздухе позволяет наступающему, когда он пользуется им стратегически, мешать передвижениям противника. Но в то же время попытки использовать господство в воздухе, для того чтобы ускорить тактические действия путем разрушительных бомбардировок, приводят к колоссальной напрасной трате сил.
Причина заключается в том, что бомбометание, несмотря на сложные прицелы, может быть точным все еще только по неподвижным целям. Таким образом, «воспрещение» движения по французским и бельгийским железным дорогам было успешным потому, что железнодорожное полотно, депо, мосты, систему связи и сигналов нельзя передвинуть с места на место. Наоборот, попытки «воспретить» войскам противника действия в поле обычно кончались неудачей, ибо войска подвижны.
Вопрос о неточности бомбометания настолько важен и так мало учитывался тактиками, что мы приведем несколько примеров, чтобы разобраться в нем как следует.
Алан Морхед заявляет, что в одном из наступлений в Нормандии он видел, «как взорвался большой груз бомб, сброшенных в расположении наших войск на глубине 5 или 6 миль».[399]То же самое, по—видимому, случилось 25 июля, когда был убит генерал Макнейр.[400]
Алан Мелвил 8 августа был очевидцем бомбежки канадцев самолетами 8–й американской воздушной армии. Он говорит: «Дорога назад в Кан была непроходима из—за горящих автомашин».[401]
Д'Арси—Доусон также был свидетелем этого несчастья и так описывает случившееся.
«Прошла первая волна самолетов и сбросила бомбы как раз за пригородами Кана. Я протер глаза и снова посмотрел туда. Да, я не ошибся. Линия разрывов была на добрых четыре мили дальше, чем следовало. Но худшее было впереди, так как… следующие самолеты сбросили свои тысячефунтовки в районе расположения наших резервов и попали в наш огромный резервный склад боеприпасов; произошел взрыв, и склад с грохотом взлетел на воздух… Так продолжалось до тех пор, пока наша тыловая зона не превратилась в сплошную массу огня и дыма от рвущихся бомб и горящих автомашин… Все выскочили, чтобы посмотреть на приближающиеся бомбардировщики. Когда они находились в 7 милях позади переднего края, никто не думал, что американцы ошибутся в определении линии бомбометания… Штаб одной канадской дивизии, участвовавшей в наступлении, прямым попаданием был выведен из строя… известно, что бомбардировка самолетов, оказывающих непосредственную поддержку наземным войскам, неточна, но отклонение на 7 миль — это потрясающая ошибка»[[402]
Позднее в этом же бою снова повторилось то же самое. На этот раз ошибку сделали английские бомбардировщики, шедшие на высоте 10 тыс. футов. В этом случае бомбы отклонились от цели только на 3 мили. Снова пострадал штаб той же канадской дивизии, на который сбросили бомбы американские самолеты.