В то время как Александер с недостаточными средствами планировал прорыв Готской линии, в Нормандии, где действовал Эйзенхауэр, располагавший средствами в избытке, прорыв германской обороны был настолько полным, что Эйзенхауэр, несмотря на то, что он очень нуждался в портах Бретании, решил не выделять крупных сил для их захвата, а вместо этого использовать возможность, созданную прорывом Паттона, и окружить 7–ю немецкую армию. «Было решено, — пишет он, — повернуться спиной к Бретани»,[426]то есть двигаться не на запад, как было намечено первоначальным планом, а в обратном направлении.
Хотя это изменение, несомненно, было правильным, однако оно сразу остро поставило вопрос о снабжении, ибо до тех пор, пока порты Бретани оставались в руках противника, грузы для войск поступали на побережье через искусственный порт (Малбери) и из Шербура, а для 3–й американской армии — через дефиле у Авранша. Эти трудности, как указывает Эйзенхауэр, «определяли способ действий противника».
В конце июля немецкие подкрепления шли потоком, да запад от Сены. Прибытие нескольких пехотных дивизий дало возможность фельдмаршалу фон Клюге, который заменил 2 июля фон Рундштедта (Роммель был серьезно ранен) высвободить свои танки и сосредоточить их в окрестностях Мортена. Здесь он собрал большую часть 5 танковых дивизий (около 400 танков), пехоту и немалое количество бомбардировочной авиации.
С этими громадными силами по прямому приказу Гитлера он нанес 7 августа удар в западном направлении на Авранш с целью перерёзать коммуникации Паттона. Этот удар называли «рискованной игрой», и он в действительности был таковой. Но война в основном и состоит из рискованных действий, а положение немцев в это время было столь критическим, что с каким бы риском ни был сопряжён маневр, он был оправдан. Под Мортеном фон Клюге находился всего в 20 милях от Авранша, и если бы он смог захватить этот город и удерживать его хотя бы несколько дней, то снабжение войск Паттона по суше прервалось бы. Преуспей Клюге в этом, его наступление, безусловно, вошло бы в историю как классический пример смелого руководства военными действиями.
Его неудача объясняется в основном стойкостью 7–го американского корпуса США и прекрасной погодой, которая дала возможность действовать самолетам «Тайфун», вооруженным ракетами. Алан Мельвил пишет, что «…в течение нескольких часов «Тайфи» одержали над танками крупную победу. Если до этого были какие—либо сомнения в сокрушительной силе ракет, то в это утро они рассеялись раз и навсегда… Трудно представить себе такое оружие, которое могло бы пробить шкуру танков «Пантера», но вот они, эти танки, разбросанные по всему полю, как листья, развеянные ветром… около 100 машин разбиты вдребезги… Броневые плиты расколоты, широко разворочены или сорваны совсем и отброшены на 50 ярдов от корпуса… место боя было завалено грудами железного лома»[[427]
7 августа 1–я канадская армия также начала наступление на Фалез. Это наступление интересно тем, что пехота «двигалась ночью целых 5 миль» в бронетранспортерах (»К енгуру»).
«Последние 3 мили движение совершалось уже в полосе противника; войска высадились из транспортеров почти у самых артиллерийских позиций»[[428]
Д'Арси—Доусон сообщает:
«Бронированные «автобусы» придавали солдатам необычайную уверенность. Впоследствии мы усовершенствовали эту технику и стали применять ее почти во всех наших фронтальных наступлениях»[[429]
Ошибка Гитлера заключалась не столько в том, что он приказал наступать, сколько в его отказе разрешить фон Клюге отступить сразу как только наступление немцев было решительно отражено. Фон Клюге ожидал разрешения до 12 августа, но уже 10 августа Монтгомери приказал окружить его войска. 1–я канадская армия получила приказ наступать в направлении Фалеза, а 15–й корпус американской 3–й армии — от Алансона на Аржантан. Одновременно 1–я американская и 2–я английская армии наступали западнее и северо—западнее Мортена.
13 августа немцы уже отходили. Танковые дивизии фон Клюге вышли на фланги, чтобы не дать противнику сузить котел, в котором оказались теперь немцы, а пехота спешила уйти через его горловину. Но 16 августа канадцы взяли Фалез; Клюге стал отводить свои танки, и отступление, которое до этого проводилось в порядке, быстро превратилось паническое бегство. 19 августа, когда горловина котла была окончательно закрыта, в ловушку попали 8 пехотных дивизий и часть 2 танковых. 22 августа остатки их сдались в плен, а остатки вырвавшихся из окружения 14 дивизий (около 80 тыс. человек), которыми теперь командовал фельдмаршал Вальтер Модель, сменивший 17 августа фон Клюге, в полном беспорядке устремились к Сене.
В этом замечательном, решающем сражении самолеты Р–47 «Сандерболт», пишет генерал Арнольд,
«совершали налеты на отступавшие по трем шоссе от Аржантана германские колонны танков и грузовых автомашин, двигавшихся вплотную по три в ряд. Самолеты бомбили головные машины, создавая пробки на дорогах, и затем летали над колоннами, подвергая их обстрелу и бомбардировкам… Истребители армейской авиации США, несмотря на интенсивный огонь зенитной артиллерии и плохую погоду, весь день действовали. Некоторые дороги были покрыты таким густым дымом, что летчики не могли точно определить потери противника, но, по их подсчетам, была уничтожена 1 тыс. машин. Наследующий день в зоне действий английской авиации «Спитфайры», «Мустанги» и «Тайфуны» уничтожили еще 1 тыс. машин»[[430]
Хотя катастрофа под Фалезом и не привела к уничтожению всех германских сил в Нормандии, она открыла союзникам дороги через Францию. Теперь уже ничто, кроме нехватки снабжения, не могло помешать упорному преследованию дезорганизованного противника до Рейна. Немцы с чрезвычайным упорством обороняли порты Бретани, понимая, что, пока они прочно держат порты в своих руках, у них еще есть шансы задержать наступление союзников. Сен—Мало очистили от немцев только 2 сентября, а Брест держался до 18 сентября. Когда заняли порты, выяснилось, что они так разрушены, что Эйзенхауэр не счел нужным брать штурмом Лориан, Сен—Назер и Киберон. Поручив их осаду французам, он включил 8–й корпус, действовавший против Бреста, во вновь сформированную 9–ю американскую армию генерал—лейтенанта Симпсона.
Когда 8–й корпус 3–й армии был занят в Бретани, а 15–й корпус действовал против Фалезского котла, 12–й и 20–й корпуса наступали в восточном направлении севернее Луары. Главная их цель состояла в том, чтобы не дать противнику воспользоваться путями сообщений в промежутке между Парижем и Орлеаном. 17 августа союзники взяли Щартр и Дре, и дороги южнее Парижа оказались блокированными. Двумя днями позднее присоединившийся к наступающим 15–й корпус достиг Сены у Манта и перерезал дороги, идущие из Парижа в Нормандию; ниже Манта не осталось ни одного неповрежденного моста. Между тем на правом фланге 3–й армии 12–й корпус 17 августа взял Орлеан. На север от него 20–й корпус 20 августа вступил в Фонтенбло. Вслед за этим головные части 12–го корпуса, устремившись на восток от Парижа, к 25 августа оказались в 40 милях восточнее Труа. Преследование продолжалось, пока 3 сентября на южном участке наступающие не приблизились к германской границе на 60 миль.
Интересным тактическим моментом этого быстрого преследования было использование Паттоном авиации. Он придавал каждой танковой дивизий полк истребителей—бомбардировщиков для того «чтобы «обеспечить глаза» своим колоннам, и чтобы громить сосредоточения войск противника, его танки и его систему снабжения впереди своих наступающих сил. Одной из замечательных особенностей этого наступления была тесная связь между авиацией и сухопутными войсками. Она дала исключительные результаты».[431]
Другой особенностью было применение авиации для охраны фланга. Поскольку Паттон, уже повернувший на восток, намеревался действовать как можно быстрее, он поручил обеспечение своего стратегического фланга 19–му командованию тактической авиации бригадного генерала Уэйденда.[432]На юг от Луары было около 30 тыс. немцев; оставленные без наблюдения и никем не сдерживаемые, они могли двинуться на север и перерезать линии снабжения 3–й армии.
«В течение трех недель, — пишет генерал Арнольд, — немецкий командующий войсками, находившимися южнее Луары, делал безуспешные попытки бросить свои дивизии в наступление по ночам. Было очевидно, что он должен был отступать, чтобы предотвратить развал в своих частях. В отчаянии он стал двигаться днем, но непрерывные налеты авиации деморализовали его войска. Хотя ему ни разу не пришлось вести бои с нашими более или менее значительными сухопутными силами, однако положение его стало безнадежным, и он капитулировал, фактически капитулировал перёд авиацией»[[433]
Интересным моментом в этом авиационном охранении фланга является близкое сходство его с кавалерийским прикрытием фланга в прошлых войнах, например с действиями кавалерийского корпуса Дж. Стюарта в геттисбергской операции 1863 г.
Когда 3–я армия достигла Мелена и Манта, немцы уже не могли удерживать свои позиции в Париже. В результате они отступили из столицы, а 25 августа в город вступил генерал Леклерк. Тем временем, вслед за ликвидацией Фалезского котла, 1–я американская армия, 2–я английская и 1–я канадская армии вышли к Сене по всей ёё длине к северу от Парижа. Несмотря на это, много немцев ушло за реку, переправившись при помощи паромов и понтонов. 26 августа генерал Монтгомери отдал приказ о наступлении к северу от Сены. 1 сентября Монтгомери, произведенный к тому времени в фельдмаршалы, сложил с себя командование всеми сухопутными силами, сохранив под своим непосредственным командованием английскую канадскую армии. С этого момента задачей его группы армий стала изоляция Рура. 1–я канадская армия должна была двигаться вдоль побережья, а 2–я английская армия — через центральную Бельгию. Одновременно 1–я американская армия стремилась достичь рубежа Дюши (Люксембург), Льеж, а 3–я американская армия двигалась на рубеж Нанси, Верден, выслав одну колонну в Бельфор, чтобы установить контакт с 7–й американской армией.
Войска достигли Амьена 31 августа, Брюсселя — 3 сентября и на следующий день вступили в Антверпен.
За период с 6 июня до 25 августа немцы потеряли 400 тыс. человек убитыми, ранеными и пленными. Половина потерь приходится на пленных. Кроме того, они потеряли 1300 танков, 20 тыс. автомашин, 2 тыс. орудий, 2378 самолетов, сбитых в боях, и 1167 самолетов, уничтоженных на земле.
Несмотря на эти потери, пишет генерал Эйзенхауэр, германская армия в целом, «конечно, еще не дошла до массового морального развала… Хотя мы, возможно, уже создали военную обстановку такую же, как в 1918 г., однако до политических условий, которые вызвали тогда развал Германии, еще очень далеко».[434]
Причина этого состояла в том, что, в то время как «14 пунктов» президента Вильсона открывали в 1918 г. разбитым немцам путь спасения, безоговорочная капитуляция президента Рузвельта в 1945 г. не обещала им ничего, кроме тотальной кремации. Кроме того, в такой критический момент войны союзные державы, вместо того чтобы попытаться привести конфликт к благоразумному политическому окончанию путем умного психологического наступления, всячески стимулировали германское сопротивление. Были опубликованы списки так называемых военных преступников. В списки попали целые организации, такие, как германский генеральный штаб и нацистская партия. В этот решающий момент был опубликован план Моргентау, который требовал, чтобы Германию разделили, опустошили, разграбили и превратили в страну землепашцев и пастухов!
Поправить эту грубую политическую ошибку можно было только продолжением преследования. Однако преследование, поднимая дух деморализованных немцев, требовало использования таких огромных сил, которые не представлялось возможным обеспечить запасами вследствие создавшегося к этому времени критического положения со снабжением.
Кризис снабжения стал назревать еще тогда, когда фон Клюге нанес удар на Авранш.
«Если бы тогда наши самолеты были прикованы к земле, — пишет Эйзенхауэр, — противник, возможно, достиг бы Авранша при первом натиске, а это заставило бы нас в течение некоторого времени снабжать по воздуху наши войска, действующие южнее и восточное коридора у Авранша…».[435]
Слова «заставило бы нас» указывают на то, что Эйзенхауэру не нравился этот способ снабжения. Позднее, когда Паттон стал приближаться к Сене, «автотранспорт совершенно перестал удовлетворять требованиям», и вследствие этого из только что созданной 1–й союзнической воздушно—десантной, армии, а также из состава стратегической авиации пришлось брать самолеты, для того чтобы подавать Паттону 1 тыс. т. горючего в день; вскоре эту цифру пришлось удвоить.[436]
Когда 5 августа Эйзенхауэр изменил первоначальный план вторжения, отказавшись от движения к портам Бретани, он нарушил систему тылового обеспечения своих армий. Если бы в его распоряжении было достаточное количество транспортных самолетов, этого бы не случилось. Но самолетов не было, отсюда обострение кризиса. Получилось так, что, как только Паттон освободил Париж, приоритет в снабжении (горючее и смазочные материалы) пришлось отдать левому крылу наступающих армии Монтгомери, чтобы дать ему возможность захватить Антверпен и открыть еще один крупный порт. Когда Антверпен был взят, портом нельзя было пользоваться до 26 ноября, так как немцы упорно обороняли укрепления, расположенные в устье Шельды. До этого момента главные линии снабжения армий шли назад, к побережью Нормандии и Шербуру. Именно поэтому, «для того чтобы поддержать наступление союзных экспедиционных сил в направлении линии Зигфрида, пришлось «спешить» 3 американские дивизии вблизи Шербура и бросить весь их транспорт на помощь продвижению победоносных армий».[437]
«Чтобы обеспечить все потребности наших войск, — пишет генерал Арнольд, — колонны грузовиков и днем и ночью шли потоком из Шербура по шоссе «Красные шары».[438]
Но этого было недостаточно. Американские танки потребляли тысячи галлонов бензина в час. С каждой милей нашего продвижения вперед положение со снабжением горючим становилось все более критическим.[439]Генерал Мартел справедливо указывает, что эта проблема не была достаточно продумана и что в результате к 30 августа автомашины пришлось переключить на снабжение горючим 1–й американской армии, после чего танки 3–й американской армии остановились.
«Чуть ли не в самом начале операции, — пишет Мартел, — стало ясно, что будет ощущаться нехватка в горючем, и в самую последнюю минуту были разработаны планы погрузки и перевозки горючего вместо менее существенных предметов снабжения, таких, как запасное обмундирование. Кроме того, автомашины, перевозившие горючее, грузили до 1300 галлонов вместо нормальной нагрузки 650 галлонов. Дивизионный транспорт, который нормально возил запас горючего на 100 миль, теперь стал содержать запас на 200 миль. Такое поспешное планирование недопустимо при организации жизненно важных тыловых мероприятий в условиях быстро развивающихся военных действий»[[440]
Почему произошел недосмотр? Ответ один: потому что военно—воздушные силы применялись почти исключительно стратегически и тактически и, когда господство в воздухе было обеспечено, выяснилось, что о возможностях использования авиации. Для службы тыла забыли. Действительно, никто не понял, что, поскольку самолет может обходиться без дорог и является наиболее подвижной «повозкой» из всех существующих, он представляет собой идеальное средство переброски грузов, когда не имеет значения стоимость перевозок. Если бы бомбардировщиков было построено несколько меньше и если бы генерал Эйзенхауэр вместо этого мог в любой момент вызвать, скажем, 2 тыс. летающих четырехтонных цистерн, не понадобилось бы делать остановку западнее Рейна, ибо прорыв на севере можно было осуществить и без захвата Антверпена,[441]а фланги прорыва прикрыть авиацией, как 6ыл прикрыт правый фланг Паттона во время наступления на Париж.
Несмотря на то, что в распоряжении англичан и американцев было более половины мировых ресурсов нефти, на всем американо—английском фронте из—за недостатка воздушного транспорта снабжение горючим стало для двух западных союзников в сентябре почти таким же решающим фактором, как и для немцев, которые начиная с августа могли пользоваться только синтетическим горючим, производство которого все время сокращалось.
Чтобы восполнить недостаточное снабжение по шоссе и железным дорогам, на воздушном транспорте пришлось прибегнуть к импровизации, так как транспорт не был заранее организован. Генерал Арнольд сообщает, что «транспортные самолеты С–47 отправлялись из Англии, заполненные пятигаллонными бидонами с бензином. Тяжелым бомбардировщикам пришлось нести транспортную службу. Произошла переоценка ценностей. На первом месте был бензин, на втором — боеприпасы. Продовольствие стояло на третьем месте.[442]Морхед пишет:
«Даже, несмотря на использование этих и многих других средств, Эйзенхауэр убедился, что степень наращивания его запасов недостаточна, чтобы бросить все армии в Германию до зимы. Это был самый опасный период промедления. С каждым часом, с каждым днем укреплялся моральный дух немцев. По мере того как разбитые остатки 15–й и 7–й армий пробивались обратно в Германию, их переформировывали в новые соединения»[[443]
Таким образом, вторая «битва за Францию» окончилась из—за отсутствия горючего. Хотя союзники добились полного господства в воздухе и сохраняли его в течение месяца и хотя Германия подвергалась опустошительным налетам, однако после стремительного продвижения пришлось отдать приказ о прекращении наступления в тот самый момент, когда 1–я американская армия 11 сентября перешла германскую границу. Это произошло потому, что наиболее важная возможность, которой обладает авиация, не была достаточно использована. Немцы же, воспользовавшись остановкой союзников, сплотили свои силы и приготовились к отражению натиска противника с запада.