Андрей Константинович Кудрявцев
О Причине Смерти
Александра Николаевича Скрябина
Жизнь Александра Николаевича Скрябина отличается целостностью, лучезарностью и вместе с тем трагичностью. Целостностью и лучезарностью – ибо путь его объединен одной грандиозной идеей движения к свету Истины и слиянию с Божественным Источником. Жизнь Скрябина освещается этой идеей, поначалу призрачной, а затем вырастающей до вселенских масштабов. Совершенная логика и предопределенность этого орфического пути наводит на мысль о том, что сама жизнь Скрябина воплощает тот же принцип, на основе которого он творил: энергия огромной силы поднимается из глубин до высот экстатического сияния. Но
в чем же трагичность его пути? Скрябин не достиг своей главной цели и кульминации – осуществления вселенской Мистерии и подготовки к ней через «Предварительное Действо». Можно считать, что замысел Мистерии был совершенно невозможным и проживи Александр Николаевич еще хоть сколько угодно лет, той Мистерии, какой он хотел ее осуществить, все равно бы не получилось, и, таким образом, остается только радоваться, что он умер не от горя несбывшейся мечты. Но не следует забывать, что Скрябин вполне мог успеть создать «Предварительное Действо», которое, хоть и должно было бы являться уже не просто произведением искусства, а особым священнодействием, зато не привело бы к дематериализации мира и человечества, будучи как бы «безопасной Мистерией». Но даже если и этот замысел считать неосуществимым для того времени (и даже для нынешнего времени трудноосуществимым, ведь он должен был идеально соединить все искусства и ощущения в едином действе), то, проживи Скрябин на год дольше, он успел бы записать хотя бы только музыку, которая, несомненно, являлась вершиной его творчества (ведь она вобрала в себя весь материал, который Скрябин готовил для самой Мистерии).
|
|
Скрябин покинул этот мир именно тогда, когда уже собирался записать эту музыку. Он уже сочинил ее почти целиком и буквально за неделю до смерти говорил, что она «вся в голове, остается только неприятная работа – записать ее»1. К тому времени им были записаны лишь крохотные эскизы. Композитор играл большую часть уже сочиненной музыки своему другу, Леониду Сабанееву, в конце 1914 года, то есть где-то за 5 месяцев до своей смерти. Сабанеев вспоминал: «Впечатление было от этого самое сильное из всего, что я слышал от Скрябина. […] Казалось, что я попал в какой-то океан новых звуков […] Он продолжал играть что-то все разрастающееся. Это был какой-то колоссальный подъем, лучезарный, как в «Поэме Экстаза», но более величественный и более сложный по гармониям. […] Александр Николаевич сказал: – Вы не думайте, что впереди еще много композиторской работы, тут все почти уже готово. А что в тетрадке нет – это ничего, тут только наброски. Я кончу к весне все целиком, кроме инструментовки…»2.
Но Скрябин весной 1915 года еще лишь собирался записывать, когда его настигла смерть. А ведь в музыке «Предварительного Действа» он еще более обновил свой стиль… Последние его прелюдии сочинение 74 были лишь маленькими отголосками этой новой звуковой вселенной.
Учитывая все это, становится особенно ощутимой трагичность и исключительность творческой судьбы Скрябина. Ни один из композиторов не эволюционировал в своем творчестве настолько, чтобы в конце жизни создать совершенно новый, магический звуковой мир, открывающий небывалые высоты… И как ни жаль, что Моцарт не успел окончить «Реквием», Мусоргский – «Хов а нщину» и «Сор о чинскую ярмарку», Малер – 10ую симфонию – это все же частичные потери для искусства (в том смысле, что эти произведения были все же в немалой мере записаны). И как ни печальны эти потери, они все же несоизмеримы с потерей всей музыки Предварительного Действа Скрябина… Успей Скрябин записать ее (хотя и это было для синтетического замысла «Предварительного Действа» лишь полдела, даже учитывая наличие текста, нужно ведь было бы еще согласовать их в единое целое вместе с танцами, шествиями, светопространственными эффектами) – так вот, успей он записать хотя бы только музыку, мы бы уже воспринимали весь его творческий путь иначе, не говоря о том, какое бы влияние эта музыка оказала на искусство. Без нее творчество Скрябина похоже на огромный ход, предыкт на напряженном органном пункте, с несколькими кульминациями – но когда близко уже ожидается эта заключительная и самая главная вершина, музыка внезапно обрывается и остается невыносимое ощущение напрасного ожидания…
|
|
Это невосполнимая утрата для искусства, как бы в свое время ни старались ее восстановить талантливые Протопопов и Немтин. Они могли получить представление о его образном содержании и общей форме только из поэтического текста, полный черновик которого Скрябин успел записать. Но его сохранившиеся музык а льные эскизы крайне малочисленны, и невозможно определить их место в общем плане целого. Поэтому тех, кто принимался за работу над восстановлением «Предварительного Действа», нельзя называть завершителями, ибо они имели перед собой не недостроенное здание, а лишь призрачные черновики его чертежей.
|
|
Сабанеев вспоминал: «Наше разочарование было велико: в его тетрадке не было почти ничего, кроме разрозненных эскизов очень первобытного характера, почти ничего связного, записано все было очень приблизительно… Многое мы, проигрывая, узнавали, многое по памяти и по слуху восстанавливали, но ясно было, что все то, что мы слышали, весь этот приоткрывшийся нам новый мир его вдохновений, вся эта странная, призрачная и сладко-жуткая музыка, которой я тогда наслаждался ночью в уединенном с ним свидании, – все это погибло безвозвратно» 3.
«И мне стало как-то эгоистически больно именно за это, что он не успел написать, и мы остались без этого подарка, без художественного дара человечеству… И вдруг где-то в глубине себя, в каких-то странных тайниках души я поймал себя на странном чувстве разочарования в том, что Мистерия оказалась мифом, что ее не будет. Ведь я же никогда не верил в Мистерию… Откуда же это странное, иррациональное чувство? Оказалось, что не один я поймал себя на этом…»4.
Итак, наиболее важное из того, что дал гений Скрябина, ушло вместе с ним. Смерть к нему подошла совершенно внезапно. И после его ухода остро встал вопрос: почему? Почему он умер в 43 года, так быстро, внезапно и в самый важный для него момент?
Рассмотрим же основные версии за исключением, конечно, «случайности». Под случайностью ведь сейчас имеется в виду безпричинность, хаотичность. Ничто не случайно. Как говорил Гераклит, случайность придумали люди для оправдания собственного невежества. Сама по себе болезнь не может быть причиной, болезнь – лишь материальное отражение, инструмент, следствие вышесто я щей причины. На одном лишь материальном уровне мы никогда не дойдем до причины явления, каким бы оно ни было, и будем констатировать только следствие.
Итак, разберем некоторые версии. Нередким является мнение, будто бы его смерть была «наказанием ему за гордыню». Гордыня ли, считать, что законы человеческого творчества (тем более действительно гениального) – те же, что и законы божественного творчества? Что микрокосм подобен макрокосму? Разве в каждом человеке нет божественной искры? Да, Скрябин отошел от традиционного христианства, да, одно время он был солипсистом, считая, что только его сознание создает мир (где-то в 1904-05 годах он так считал, но не до конца жизни, как думают некоторые), уже во время окончания «Поэмы Экстаза» его мировоззрение стало значительно глубже.
К сожалению, довольно распространено представление об Александре Николаевиче как о каком-то гордеце и безумце, который решил заменить Бога собою и единолично осуществить какой-то «конец света», называемый им Мистерией. Это, мягко говоря, довольно поверхностный взгляд.
Скрябин только в 1901-04 годах придерживался атеистических взглядов, желая, чтобы искусство заменило религию и чтобы он единолично осуществил этот праздник народов. Но затем идея самодостаточного человеческого праздника эволюционировала в идею Мистерии, которую он мыслил теперь в религиозном смысле – как неизбежный конечный синтез и дематериализацию, возвращение всех душ к изначальному духовному Источнику, неизбежное окончание этого вселенского цикла в соответствии с божественными законами. Себя он считал как бы пророком, провозвестником и содействующим грядущему великому событию.
Замечательный русский литератор-символист и мыслитель Вячеслав Иванов, достаточно близко знавший Александра Николаевича в последние годы его жизни, так писал о нем: «Себя самого Скрябин предчувствовал отмеченным и как бы помазанным на великое, всемирное дело. Такое предчувствие, – я бы сказал, такая магнитность глубинной воли, – по существу не обманывает своего носителя, хотя и порождает большею частию обманчивыя представления форм и путей ожидаемого действия. Этот тайный голос, этот внутренний опыт не был, конечно, ни самолюбивым вымыслом, ни — тем менее — умыслом. Притязательность алчной гордости, вожделеющего надмения омрачает душу и не уживается с тою младенческою ясностью, с тою радостною доверчивостью к жизни и к людям, в какой, наблюдая Скрябина, я узнавал отличительную примету истинно гениального, божественно насыщенного и утешенного собственную полнотою духа. По словам мыслителя, изображающим самосознание гения, человек большого роста не может не знать, что он выше других: так же непосредственно было и самосознание Скрябина, – только в душе этого прирожденного мистика к нему примешивалось чувство тайны, чаяние не разгаданного до конца призвания. Эта внутренняя озаренность и полнота, неосторожно обнаруженные, эта вера, простодушно рассказанная, — не прощаются: в толпе закричат об эгоизме, мегаломании, сатанинской гордыне избранника:
Смотрите, вот пример для вас!
Он горд был; не ужился с нами;
Слепец хотел уверить нас,
Что Бог гласит его устами…
Но мы бы жестоко ошиблись, если бы предположили в Скрябине малейшее самомнение и самодовольство. Напротив, именно его жажда верховных свершений, о коих он как бы имел обетование, что предназначен стать их земным орудием, – именно его огненное рвение всею волею и всем разумением послужить, даже до конечного упразднения своей личности, целям сверхличного, всечеловеческого Начала, – именно эта страстность веры и порыва и неспособность к остановке и примирению с относительно малым, что справедливо было зачислить в ряд упроченных достижений и одержанных побед, – питали в нем, не разрушая основной гармонии его существа, постоянное настроение неудовлетворенности и недовольства собою, – откуда возникало противоречие, странное и вместе с тем столь понятное живому сердцу совмещение в душевной жизни внутреннего величия и смирения. Он тем острее переживал недовольство собою, чем настороженнее ожидал решающих внутренних событий, которые должны были, испепелив его малое я, обратить его в живой пламенник, нужный невидимой руке, чтобы поджечь Фениксов костер человечества. […] Мистерия, по его замыслу, не должна была быть ни его личным созданием, ни произведением искусства, но внутренним событием в душе мира, запечатлевающим полноту времен»5.
То есть Скрябин считал себя не Создателем будущей Мистерии, а исполнителем, рожденным для этой миссии. За полгода до смерти Александр Николаевич говорил: «Я раньше думал, когда был вроде ницшеанца, таким сверхчеловеком, что я один все сделаю, что это моя личность все свершит. Но ведь моя личность отражена в миллионах иных личностей, как Солнце в брызгах воды… Их надо соединить, эти брызги, надо собрать личность воедино — в этом и задача, в этом и назначение искусства. Мое сознание вмещает сознание моих современников, но оно не прекращается даже с уничтожением моей эмпирической личности. […] То дело, которое я задумываю, не покрывается одним существованием»6
А является ли преждевременная смерть наказанием?
Все имеет свою причину и следствие. Срок истечения земной жизни для каждого свой. Он обусловлен глубокими кармическими причинами. По крайней мере стоит очень четко разделить такие понятия, как следствие и наказание. Слово «следствие» имеет объективное значение, оно не несет в себе осуждения. А называть что-либо, в том числе и смерть, «наказанием» – очень субъективно. Это значит упростить и заключить в рамки мировоззрения, основанного на чувстве вины и подчинению из страха перед сильным.
Насколько осторожным следует быть в подобной оценке, может показать следующий пример. Сергей Иванович Танеев, бывший учитель Скрябина и полная его противоположность по мироощущению, думавший на похоронах своего ученика о том, что такие мессианские мистериальные проекты ни к чему хорошему не приводят, простудился на этих похоронах и вскоре тоже умер. Ему было 59 лет. И разве кто-нибудь ставил вопрос таким образом: за что же был наказан скромнейший и совестливейший Сергей Иванович?
Можно сказать: ладно, допустим, сама неизбежная физическая смерть не является наказанием. Но муки, испытываемые при умирании?! Да, Скрябин перед смертью страшно мучился от высочайшей температуры и боли. А Петр Ильич Чайковский, которого некоторые противопоставляют Скрябину (и Вагнеру), как, так сказать, образец истинной и чистой человечности, Чайковский, страдавший почти всю жизнь от всевозможных болезней и неврозов в отличие от обычно физически здорового Скрябина, – Петр Ильич же умер в не меньших, если не в больших мучениях! А Шопена подтачивала смертельная болезнь более 10 лет… А другие люди? Что уж говорить об этом, если мгновенная смерть или смерть без особо долгих мучений встречается совсем нечасто! Так что и в этом случае получается, что абсолютное большинство смертей являются «наказаниями».
А если подумать о том, каково близким умершего! Даже с крайне материалистической точки зрения, по которой все живые существа воплощаются только один раз и смерть тела есть нечто окончательное для жизни, даже с этой точки зрения понятно, что в такой ситуации хуже тем, кто потерял близкого человека, ибо они будут мучиться от этой раны еще очень долго. Значит ли это, что наказание относится больше к близким?
Можно обвинить Татьяну Федоровну Шлецер, вторую жену Скрябина, во всех грехах, что она разлучница и такая-сякая, и сказать, что наказание больше всего относилось к ней, так привязанной к Александру Николаевичу. Она умерла в 39 лет, пережив мужа и любимого сына (гениально одаренный Юлиан утонул в 11 лет). Татьяна Федоровна перенесла к тому же в последние свои годы огромное множество болезней. А первая жена Александра Николаевича, Вера Ивановна, которую нередко противопоставляют Татьяне Федоровне как женщину чистейшей натуры, ведь тоже совсем ненадолго пережила мужа! Абсурдно же предполагать, что и они, и Юлиан, ангельский ребенок, были «наказаны» за чужую гордыню! Которой, кстати, у Скрябина в последние годы жизни уже и не было..
Отвергнув первую версию («о наказании за грехи»), рассмотрим вторую. Лучше всего ее выразил ученик Скрябина Марк Мейчик: «Он не умер, его взяли от людей, когда он приступил к осуществлению своего замысла, недаром существует изречение, что на небесах следят за тем, чтобы деревья не врастали в небо. Через музыку Скрябин узрел много такого, что не дано знать человеку, и хотел к этому многому приобщить людей […] и потому должен был умереть! Скрябин дерзнул – и должен был уйти в другие миры. Вечная слава Дерзнувшему!»7
Эта версия аналогична первой версии «о наказании за гордыню», только они противоположны по знаку. Получается, или идею Мистерии в Скрябина вложили светлые силы ради спасения человечества (то есть избавления от многих грядущих страданий), а темные силы погубили его, или же, наоборот, темные силы ввели в искушение, а потом, так сказать, добрый боженька прекратил это возмутительное посягательство на свои права.
Очень интересную версию высказывает искусствовед Андрей Бандура в своей статье «Скрябин — Мистерия жизни и огненное небытие». Эта статья была опубликована около двадцати лет назад в первом выпуске «Ученых записок» музея Скрябина. Андрей Иванович подвергает сомнению общепринятую версию, по которой Скрябин срезал фурункул на губе, после чего на этом месте возник карбункул и произошло общее заражение крови, то есть что дело было просто в антисанитарии (в которой Скрябин, кстати, до этого никогда замечен не был, наоборот, в этой сфере он был крайне щепетильным). Дело не в этом. Фурункул на том же месте губы у Скрябина уже образовывался год назад (во время его выступлений в Лондоне), и он явился не просто какой-то визуальной неприятностью, а одним из симптомов некой сильной болезни, сопровождавшейся еще температурой и болями. Но тогда она прошла так же внезапно, как и наступила. И, разумеется, это был не сепсис. Логично предположить, что год спустя пришла именно та же самая болезнь, и на этот раз она оказалась для Александра Николаевича уже неизбежно смертельной. Важно, наконец, уяснить: в отличие от распространенного мнения, фурункул был не причиной, а симптомом уже начавшейся болезни. Так что не имеет значения, срезал ли Скрябин фурункул или же нет, он все равно бы умер. И если бы в то время были открыты антисептики, то и они его бы не спасли. Андрей Бандура считает, что Скрябин пробудил и поднял в себе огненную энергию кундалини. А он не был обученным посвященным, работающим под опекой духовного учителя, и не обладал определенными «страховочными» знаниями. Скрябин, так сказать, работал с огнем голыми руками. Энергия кундалини заблокировалась у него в районе горлового энергетического центра (пятой чакры), там же находится и щитовидная железа, что привело, скорее всего, к поражению эндокринной системы, тиреотоксическому кризу и изменению состава крови, а заражение крови произошло позже, когда его организм уже был сильно ослаблен, скорее всего, во время самой операции. Огонь кундалини, таким образом, постепенно разрушил его тело.
Неслучайно близкие друзья Скрябина отмечали именно огненную природу его смерти.
Сабанеев: «Он, лучезарный мотылек, летел на огонь, сам не зная того в безумной жажде экстаза, — и сгорел…».8
Константин Бальмонт:
«Проснуться в Небо, грезя на Земле,
Рассыпав вихри искр в пронзенной мгле,
В горенье жертвы был он неослабен.
И так он вился в пламенном жерле,
Что в Смерть проснулся с блеском на челе,
Безумный эльф, зазыв, звенящий Скрябин…»
Вячеслав Иванов:
«Памяти Скрябина
Осиротела Музыка. И с ней
Поэзия, сестра, осиротела.
Потух цветок волшебный, у предела
Их смежных царств, — и пала ночь темней
На взморие, где новозданных дней
Всплывал ковчег таинственный. Истлела
От тонких молний духа риза тела,
Отдав огонь Источнику огней […] ».
Эти выражения являются нечто большим, чем метафоры… Такова версия Андрея Бандуры. Лично на мой взгляд, она вполне может являться верной, но в этой статье он говорит больше о природе самой болезни, то есть больше об инструменте смерти, следствии, а не причине.
На самом деле не так уж важно, было ли это заражение крови или же разрушение тела огненной энергией кундалини, хотя одно не исключает другое. Важно осознать, что Скрябин, всю жизнь стремившийся к экстазу, дематериализации, слиянию с Истоком, постоянно отдалялся от земного мира к другим мирам. Именно он сам и был готов к Мистерии… Для позднего Скрябина смерть — это переход в иную жизнь, в состояние чистого духа. Чтобы понять его, нужно избавиться от ассоциирования слова «смерть» со словом «конец», с чем-то негативным и страшным. В связи этим вспомним, что зловещий второй мотив главной партии Девятой Сонаты «темой подкрадывающейся смерти» назвал вовсе не сам Скрябин, а Надежда Николаевна Римская-Корсакова. Автор сказал ей лишь, что «начало этой сонаты — темные силы, середина — кошмар, конец — опять темные силы». Александр Николаевич в последние годы жизни никоим образом не отождествлял смерть с темными силами. Свою знаменитую прелюдию сочинение 74 №2 он определял как «астральную пустыню, вечность, смерть»9. Но эта прелюдия была лишь своего рода микрокопией центрального эпизода «Предварительного Действа» — явления Смерти герою.
Сабанеев вспоминал: «Это был довольно длинный эпизод несказанной красоты, в музыке которого я уловил нечто общее с той самой знаменитой Прелюдией соч. 74 №2. Это были таинственные, полные какой-то нездешней сладости и остроты, медлительные гармонии, изменявшиеся на фоне стоячих квинтовых басов… Я слушал с замирающим чувством… там были какие-то совершенно необычайные переходы и модуляции… […] — Это у меня когда появляется смерть, — сказал пояснительно Александр Николаевич. — Вы помните, я читал эти отрывки. […] Смерть-сестра, белый призрак… Он тихо продекламировал: Мой облик лучистый, мой облик сверкающий — Твое отреченье от жизни земной… […] Казалось, что попал в какое-то зачарованное, священное царство, где звуки и света слились в один хрупкий и фантастический аккорд… И на всем этом лежал колорит какой-то призрачности, сонности – такое настроение, будто видишь звуковой сон…»10
Скрябин объяснял: «Это Смерть, как то явление Женственного, которое приводит к Воссоединению. Смерть и любовь… Смерть – это, как я называю в Предварительном Действе, сестра… Это — высшая примиренность, белое звучание» 11. «Экстаз — это и есть она …»12.
То есть словом «смерть» Скрябин называет вообще совершенно не то, что люди имеют ввиду под этим понятием, не окончание, не границу земной жизни, даже не переход, высвобождение души из материального тела, а некое фундаментальное женское божество. Это совершенно аналогично по смыслу знаменитому выражению Гете из «Фауста» о «вечно женственном, влекущим нас ввысь».
Вот какова эволюция скрябинского представления о женственном, необходимом духу для достижения высшей гармонии:
1) В тексте его неоконченной оперы (1900-1903) — царица, которую пробуждает к любви своей мыслью и искусством герой — философ-музыкант-поэт;
2) В тексте «Поэмы Экстаза» (1905-1906) — материальный мир, которого Дух одаряет, по словам Скрябина, «целой гаммой ощущений» любви;
3) В тексте «Предварительного Действа» (1911-15) — женственная Смерть, открывающая герою, бывшему богоборцу, его предназначение, чтобы он подарил человечеству истинную свободу и научил не бояться Ее и не бояться страданий.
То есть произошла перестановка ролей. В первых двух случаях мужское начало преобразует женское, в последнем – наоборот, женское духовно обновляет мужское. И Женское в данном случае обозначает у Скрябина уже не материальное, а духовное, куда нужно вернуться, с чем нужно слиться…
Вполне логично сделать вывод, что он сам настроился на смерть, то есть на слияние с этим влекущим его чарующим образом. Его сильное мысленное излучение притянуло ее к нему...
Вячеслав Иванов писал об этом так: «Только на ступени совершенного слияния с высшими сущностями, только по конечном угашении отдельного от них человеческого я, могло осуществиться создание Мистерии — поскольку это зависело от условий творческой личности, а не от общего состояния современного человечества. Вот почему Скрябин с таким томлением ждал окончательного наступления предугадываемых им духовных событий, ждал своего второго рождения, оно же было равносильно смерти ветхого человека. Смерть телесную принесло оно; немощною оказалась плоть гения вместить верховные дары Духа»13.
Итак, в смерти Скрябина сыграли свою роль всевозможные глубинные обстоятельства:
Во-первых, замысел Скрябина был сам по себе преображающим, так сказать, пожароопасным для автора, несовместимым с долгой земной жизнью. Стремление Александра Николаевича слиться с тем, что он понимал под «смертью», то есть с «Вечно Женственным» — это стремление являлось его выбором, «заказом», который и был реализован. К тому же он наверняка отождествлял себя с героем своего «Предварительного Действа», который, в соответствии с текстом, был просвещен явившейся к нему Смертью, стал выполнять свою миссию — распространять Ее духовное ученье — и был убит людьми за то, что «покой их нарушал», а затем, «с высоты, развоплощенный, он всходы семени ученья наблюдал»14. То есть по собственному же сюжету Скрябин приводит своего героя к смерти и просветлению раньше, чем все остальное человечество. Так что это его (под)сознательное отождествление с жертвующим собой героем не могло не притянуть к нему подобное;
Во-вторых – Если рассуждать с классической теософской или ведической позиции, Скрябин опередил свое время на огромное количество лет. То, что ему казалось таким близким, на самом деле было еще далеко. Он словно смотрел на мир через телескоп и видел огромным солнцем то, что было на небе лишь призрачной точкой. По индуистскому календарю мы находимся только в начале «железного века», эпохи духовной зимы, именуемой Кали-югой, начавшейся 5000 лет назад, а окончится она через 427000 лет. И после этого еще пройдет циклически множество эпох, так что до Мистерии, понимавшейся Александром Николаевичем как окончание манвантары, по индуистской космологии еще миллионы лет. «Мистерия или смерть» – восклицал Скрябин. Из этого его вызова неимоверно легче было выполнить второе – оборвать его земную жизнь –, чем срочно и раньше времени дематериализовывать вселенную; как писал Вячеслав Иванов, «Он поставил Судьбе дерзновенное требование: “или свершится теперь же очистительное обновление мира, или нет мне места в этом мире”, – и Судьба ответила: “умри и обновись сам”»15.
Меценат и друг Скрябина Маргарита Кирилловна Морозова очень точно подытожила: «Смерть Скрябина поражала какой-то своей высшей логикой. […] Он так интенсивно жил и горел своей Мистерией, все его творчество было направлено к этой цели, все его произведения были как бы эскизами этого будущего заключительного акта, конца. Чем больше он углублялся и утверждался на этом пути, тем больше он как будто порывал с реальной, земной жизнью и она его все меньше интересовала сама по себе. Самые его произведения становились все бесплотней, как будто улетали от земли. […] Своей Мистерией Скрябин хотел совершить чудо или умереть – и он умер! Мистерия была для него роковой, с ней была связана его жизнь и его смерть. […] Чем больше думаешь о нем, тем больше видишь, что это было явление необыкновенное, романтическое. С этим образом, который у нас остался от него и который так поэтически отражается во всех его произведениях, никак нельзя связать представления о старости, наоборот, с этим образом всегда связывается представление о молодости, дерзновении и мечте. А потому когда думаешь о его духовном пути и о его смерти, то приходишь к заключению, что иначе быть не могло и что в этом была высшая логика»16.
В-третьих – Вернемся к мысли о том, что Скрябин был загублен темными силами. Очень интересно ее выразил английский композитор, музыкант-мистик Сирил (или Кирил) Скотт в своей книге «Музыка и ее тайное влияние в течении веков»: «Скрябин, в отличие от Франка, не был обученным посвященным, работающим под наблюдением Мастера; а отсюда: он подверг свое хрупкое Физическое тело работой в контакте с Дэвами [высокодуховными существами, богами — А.К. ] более высоких уровней бытия такой сильной нагрузке, что получилось, что он сам себя подставил, т.е. сделал уязвимым для нападения темных сил. А так как он не обладал необходимым знанием и не был склонен к ясновидению, то он не мог от них защититься. Кроме того, силы тех Дэвов, которые его одухотворяли, были ограничены своими планами бытия, поэтому они были не в состоянии его защитить»17.
Если принять эту мысль, то она вполне сочетается с предыдущими двумя мыслями о том, что Скрябин сам настроился на смерть, ускорив ее для себя, и о преждевременности Мистерии. То, чему суждено произойти, происходит. Тогда этому содействуют все благоприятные условия. А в случае, если еще не время, тогда то, что может помешать, темные силы и что угодно, срывает это осуществление.
Все перечисленное и складывает то, что можно назвать истинной причиной смерти Скрябина. А болезнь, какой бы она ни была с материалистической медицинской точки зрения, явилась лишь инструментом.
Пусть этот доклад завершат слова самого Скрябина – отрывок из его текста «Предварительного Действа», как раз тот самый эпизод встречи героя со Смертью. Его собственные строки выразительней всего могут объяснить столь ранний переход его в мир Духа.
«Он уступил чьему-то тайному внушенью.
Звено упущено… Оторванный от снов
И взятый вихрями стихийного свершенья
Стремится к свету он на чей-то нежный зов.
– Не бойся, дитя, я тобою желанная!
Ты, мной ослепленный, меня не узнал!
Не раз приходила к тебе я нежданная,
Ты смерти боялся, от смерти бежал.
Тогда разделяли нас к долу пристрастия,
Твой взор был всецело землей поглощен.
Ты не был готов для святого причастия,
Ты мною не мог быть тогда восхищен.
– Ужели ты та же, что страшными жалами
Пронзала страдавших в темнице времен?
– Тебе мои ласки казались кинжалами
И в страха глазах был мой лик изменен.
– Зачем приходила ко мне ты в обличии
Слепого чудовища с мертвенным ртом?
– Дитя, ты воспринял так смерти величие,
Очами испуга все видел ты злом.
Мой облик лучистый, мой облик сверкающий –
Твое отреченье от жизни земной –
Лишь чистой любовью к тебе истекающий
Меня постигает, любуется мной.
Я в храме души твоей сладость созвучия,
О небе поющих воскрыльями снов.
Я сладость единства, я ласка певучая
В блаженном сиянии всех голосов.
Твое отреченье от мира пурпурного
В тебе разбудило невесту – меня.
Познай же все радости неба лазурного,
Тебе я открою все тайны Огня!
– О Дева пречистая, сладость мечтания,
Дай слиться с тобой в совершенной любви!
– Сладчайший, не пройден весь путь испытания,
Твой грех не искуплен, одежды в крови.
Ты должен идти к погибающей братии
И душу свою на служенье отдать,
Людей приготовить к страданья приятию,
Пасть жертвой и тем обрести благодать.
Тайным зовам души
Ты внимай и спеши
Погибающим весть
О небесном принесть.
Научи их тому,
Что разсеяло тьму,
Что со мной изучал
О начале начал,
Что в страдании – свет,
И что в свете – ответ,
Что ответ этот – я,
Цвет иного бытья.
[…]
И слышит он зовов ночных голоса:
– Приди, здесь повсюду живут чудеса!
Приди, мы тебя угасанью научим!
Любви опьяняющей, ласкам певучим!
Ты будешь как сумрак, объятый дремой,
А вскоре, изгаснув, ты станешь и тьмой.
Во тьме же зажгется роскошным пожаром
Карбункул, безумящий сластным угаром.
Ты тайны познаешь земной красоты,
Ты будешь срывать ощущений цветы»18
Список литературы
1. Гнесина Е.Ф. Из моих воспоминаний, Сов. музыка. 1964 №5, с. 44-52;
2. Сабанеев Л.Л., Воспоминания о Скрябине. М.: Классика-XXI, 2000, с. 326-329;
3. Там же, с. 365;
4. Там же, с. 357;
5. Вячеслав Иванов, «Скрябин», Москва, «ИРИС-ПРЕСС» 1996, с. 7-10;
6. Сабанеев Л.Л., Воспоминания о Скрябине. М.: Классика-XXI, 2000, с. 334-335;
7. «Рампа и жизнь» 1915, №16, с. 4-5;
8. Сабанеев Л.Л., Воспоминания о Скрябине. М.: Классика-XXI, 2000, с. 360;
9. Там же, с. 314;
10. Там же, с. 324-325
11. Там же, с. 314;
12. Там же, с. 329;
13. Вячеслав Иванов, «Скрябин», Москва, «ИРИС-ПРЕСС» 1996, с. 23-24;
14. Скрябин А.Н. Записи // Русские пропилеи: Материалы по истории мысли и литературы, том 6, 1919, с. 230;
15. Вячеслав Иванов, «Скрябин», Москва, «ИРИС-ПРЕСС» 1996, с. 32-33;
16. М. К. Морозова «Воспоминания об Александре Николаевиче Скрябине», опубликованы в книге С. Р. Федякина «Скрябин», М., Молодая Гвардия 2004, приложение, с. 534-535;
17. Скотт Кирил (Сирил), «Музыка и ее тайное влияние в течении веков», Cyril Scott, «Music: Its Secret Influence Throughout the Ages», https://nowimir.ru/DATA/070707.htm;
18. Скрябин А.Н. Записи // Русские пропилеи: Материалы по истории мысли и литературы, том 6, 1919, с. 224-227.