ЯРИКУ, КОТОРЫЙ СКАЗАЛ, ЧТО О ЛУНЕ В XXIВЕКЕ ПИСАТЬ ЗАШКВАР




АНАСТАСИЯ РОМАНОВА

Г. Санкт-Петербург

 

Поэт, прозаик, публицист, переводчик, литературный критик. Родилась в Москве в 1979. Окончила МУМ (Международный Университет в Москве), факультет градоуправления, училась в ИЖЛТ, факультет журналистики. Состоит в 9-ой секции Союза писателей Санкт-Петербурга. Лонглист Всероссийской премии «Дебют», лонглист «Поэтическая премия им. Г. Григорьева», Лауреат премии журнала «Футурум Арт». 7 поэтических книг, последняя - «Тексты исчезновения» (Петрополис, 2020). Книга прозы «Загадки русского языка», (Амфора, 2016 Пальмира, 2018).

 

***

Как происходит старение молниеносцев?
Пританцовывающим человечком в конце улицы,
исчезновением смычковых из партитур
только низы из подземных сфер, l’amour blessé…
не помню, говорила ли я тебе, моя милая саламандра,
какое вкусное было мороженое в ту ночь – с облачком дыма во рту?
а какое еще будет?
вневременным этого не понять.

Всем привет!

ФРАГМЕНТ ПЯТОЕ НЕБО

здесь ветви твои, arbor mundi, свистят как шрапнель, а кора в мелких дырах,
здесь громы гремят и синхронен с движением кисти на микросхеме рассвет,
в непроницаемых шлемах, в строгих имперских мундирах
вцепились рогатые шельмы клешнями в предплечья,
не говори, что выхода нет.
Мы - разные вещи. Забудь, что творим мы разные вещи:
вещуньи квокочат над страшным, графит ослепляет женщин,
магнит насилует ртуть, нефть поклоняется змею,
металл подчиняет мужчин, сера въедается в кровь,
кристалл преломляет луч, и что-что холодное зреет за запертой дверью, -
так открывается путь в ближайший из кислых миров,

 

М-11

идеально идёт, поллоковскими мазками,

точно такой прорезал итальянские Альпы,

в темноте за изгородью в свете фар – несколько лисиц мордами в сетку -

смотрят на рядки слонов-джипперов, рвущих скоростя…

по бордюрам - тысячи бледных отражателей надежнее крыла ангела,

точно такие возносят нас над невидимыми норвежскими фьордами,

укрывают от депрессивных промзон Братиславы и Рура, уводят восвояси от сливовицких снов польских деревушек, от аистиных хуторов и кружевных городков, в объезд и в обход, куда подальше,

потому чтоавтобан – это не дорога,

автобан - намордник пространства, антимикробная маска,

покров, балаклава, фиксирующий жгут,

если идти через ночь на скорости двести км в час,

откуда и куда—легко становится безразлично,

потому чтоавтобан – не дорога, а утилита,

здесь у земли зашит рот, обездвижены суставы, прикрыты глаза, ни одной истории сегодня она не расскажет и не покажет,

не распознает, не признает,

путнику - не увидеть, не оглянуться, не наглядеться, не втянуть ноздрями пыльцы, не вздохнуть, не выдохнуть, все заморожено заживо,

на скоростях, потому чтоавтобан - не дорога, а техника забвения,

здесь ничего не требуется, только бортовой компьютер, а снаружи-, указатели на развязках, копии копий копий

и кажется - всюду знакомые места, разве мы не под Кельном, знакомая заправка со спасительной кофемашиной.

Заправки превращаются в маяки, маяки помогают дрифтерам ненадолго опомниться – подержаться за бумажные стаканчики

кроме заправок остановки запрещены,

только унифицированные съезды на площадки с качелями и сортирами,

заезжая на очередную перекурить, подозреваешь,

что давно носишься по кругу,

потому чтоавтобан – не дорога, а аттракцион,

лучшая симуляция небытиямежду Питером и Москвой

он растянут вдоль густых березняков и лапотных ельников, поверх болотных болтанок и ольхового мелколесья, по-над шевелением остроухих лешаков и лапотворных бобровых островковповерх бисерных речевок ручьев, над вервием речух,рукоятями низин,

идеально прямой, симметричный, оцифрованный, он висит в невесомости,

защищенный от вторженцев из косматого космоса леса -

табличка Река Кисса

табличка Река Нефтянка

табличка Ручей Новый

Автобан, совершенный инструмент автоматического письма

Табличка

Табличка

Табличка

Табличка река Волхов

Табличка

Табличка

Санкт-Петербург

 

* * *

ты посмотри: лучшая инсталляция Босха со времён Второй мировой,

острые язычки как на фреске, мясные дымы домов и олений вой,

это то, что я люблю, мой дорогой внук Вельзевул, лекарство от любой печали, –

сквозь лощины и гул огня, через норы и шхеры, реки и горы, –

разве не круто промчались мы с тобой,

оставляя позади высокие калифорнийские свечи секвой в красной волчанке

 

НЕДОСЯГАЕМОСТЬ

Из Небылого я иду по речке Узкой,
насвистываю Марсельезу, но неточно,
молюсь – о пилигримах русских
пишу на коптском через гугл-переводчик.
На облкартах размечаю знаки,
ведущие из небыли в прабылье,
где забытьем по вене точно млеком мака
ширяется Господь, которого мы недол/ не убили.

Так просто скрыться и залечь, в пространство
укутаться, лицом нырнуть в подушки,
лежит Господь, приняв забавное лекарство,
и больше не бросает светотень на сущее.
В мешке бутылки письма песни,
который раз, едрить, маршрут теряю,–
вниз по реке шагаю, и хоть тресни

куда иду из Небылого, забываю.

 

КАРАНТИННАЯ МОЛИТВА

И та молодая рыжая наркоманочка,
делающая селфи своих красивых рёбер 6 раз в день,
неосознанно шевелящая эльфийскими ушами
и отвечающая на звонки холодным северным цоканием.
И вон тот паренёк с красными руками и обветренным мозгом феноменолога,
что баюкает книги по ночам.
И та, что считает говорливых барашков в пустыне нереального, от одного до пяти.

И вон та, вся белая сплошь кружевная от нежности собакодевочка,
чудаковато милостливая, полуглухая и полуслепая.
И та, неопалимая и быстрая, хранительница семейных историй,
в душе похожая на шкапницу с ликерами,

с расшитыми бисером памятными портретами бурлескных подруг,

певших с ней сильными голосами,

затем пропавшихв эллингах у волооких холеных самцов.
И та, ликующая воительница, суть морская бирюза и упрямый свет,
проходящая по древнему ялосу в ослепительных брызгах волн,
в цветении тайных византийских салютов.
И ты, мягкоголосый и ласковый, хлопающий совиными крыльями
в тишине малосольной кухни, заставленной баночками с травами
И ты, юная летунья, послушница театра изидца-гермафродита,
бегающая по улицам с невидимым цветочным венком на кудряшках,
И тот, умирающий больной, желающий кончиться в ранне-детском видении
титёшек и щекотушек материнских рук,
И ты, рачительная как Дева Мария, смешливая светёлка с серебристыми волосами, новгородскими веснухами, длинным ртом, тигриным язычком,
трепещущая на высотном радонежском ветру,
И ты, раздумчивый друг, лукаво крутящий длинные пахитоски, вполглазо поглядывающий на игры полулежащих тел за необъятным столом праздников и печалей,причин и следствий,
И ты, кроткий серфер, уезжающий по весенней волне умом
за солярный символ до позднего мая,
И ты, хохотунья, что танцуешь с дервишами на круглых коньках

божьего дома, поддерживая безмятежность дрём всегосущего,
И ты, испытатель чешуйчатых троп, что в моих снах всегда взмываешь вверх по отрицательному наклону,
И ты, что по весне собираешь в саду выпавшую росу времени филигранным черпачком, смешивая раскрашивая черно-белые слова, творя северное вино,
И ты, что рисуешь иглой по телу атлас с магическим зверинцем

из петергофского парка,
И ты, всегда подвыпивший пятидесятилетний ребенок с крепкой печенью потомственнго алконавта, с распухшей щекой и синяком на груди

от тяжелой руки возлюбленной,
И ты, тайная Немо с синими, зелёными и малиновыми кончиками кос, спрятанных под темную ткань платка,
И ты, приходящий ко мне и приносящий лес падающих деревьев,

точно добычу, перехваченную у зазевавшихся ангелотов-великанов,
И ты, отец, поминающий наши заблудшие души в лампадно-златой пещере,
где мысленно разговариваешь с нами, поливаешь нас водою, словно мы -
нанесенные ветрами семена-узоры, прорастаем промеж страниц у тебя перед глазами.
И ты, зеленоглазая девочкина душа,

остроухое пахнущее деревенской вишней сердце, тревожно стучащее по всем каналам связи, запускающее утренних пташекв вотсап и фейсбук, в смайлах и гифках - святое величие материнской любви.
И ты, как гром и сияние молнии движущийся обоюдоостро,

не убоящийся в совершенстве, пригубивший мои любовные соки,

мои сгустки слов и бегущие лилии,
И та, что с вами в полноте, хоть и болтает лишнее, -


Братья и сестры! Миром Господу помолимся!

 

 

АПРЕЛЯ 2021

В бога верую как ворую,

Молюсь, чтобы вервие с рук не слетело,

Валит дым, сладкое сердце барана сулит новую мировую,

Врачеватель превращает земные тела в единое неботело,

Орда-ворда- стережет у ворот, и на третью стражу никто не придет.

 

ПРО ЗОМБОЯЩЕРОВ

покусали?

сделайте прививку от столбняка,

выпейте вина из бузины,

позвоните старому другу,

покажите орнамент на стопе памяти,

молочные зубы в баночке на верхней полке,

млеко молитвы во рту,

родовой шрам на животе и пирсинг на соске,

есть крохотный шанс, что это еще вы,

ой, нет-нет, это уже не вы

 

БЕСТИАРИИ(2)

Любовники ненаблюдательны и пылки,

но время мстительное дышит нам в затылки,

старуха Лоба-люпа с ласковой ухмылкой

пойдет по следу собирая кости,

Все части, даже стремячко ушное,

Она в передник сложит, неживое

до блеска вычистит намоет

и будет собирать себе зверюгу...

Когда шерсть дыбом встанет заискрится

и красный язычок взъярится

старуха скажет: ты моя волчица

беги отсюда, кости собирай!

 

***

Опять похожи на донос

Чужие мемуары

Опять весна с колен

А в воздухе родон

Опять стучится во френды

Дрон умственно поджарый

Опять за шхерой как дракар

Скользнул в туман дракон

Бьют под водой колокола

Мурашки на рассвете

Отвычка спать одной

С отмычкой в пустоте

А ты летишь ко мне под двести

Глотая энергетик

На сотни километров

Отбрасывая тень

 

ЯРИКУ, КОТОРЫЙ СКАЗАЛ, ЧТО О ЛУНЕ В XXIВЕКЕ ПИСАТЬ ЗАШКВАР

слишком золотая и подвижная, как должно, она взошла,

бессменная супермодель на бычьих спинах в пышной оболочи, услада смертных глаз, возлюбленная сверхчутких объективов, поедательница вспышек и жара софитов, суть отраженный свет,

блесна и манок,
цыганский магнит, вшитый в подол, сдвигающий ум морей, каменная марионетка, перекусившая сеть,
не рот у неё, а густая тень, рой древних пчел и стайки стрижей и легких семян, шелестящих из центрифуги весны,

рывками, как скретч на диджейском верстаке, она взмывает над черными кронами, соскальзывает за ветки в темноту, но, наконец, успокаивается, зависает как паучок на собственной слюне,

единственный маяк во всей земной гавани, подающий сигналы об отсутствии межзвездного порта,

луч пасётся по каменистым лощинам и лужайкам с непуганными рощицами,
расстояние до нее можно было бы сосчитать пеплом выкуренных сигарет,

что еще можно рассказать о ней в мае 20-го, закуривая?
вот, она надела темные очки в стиле 80-х, но очки сползли по лицу вниз и превратились в маску.

 

ДА ЧТО Ж ТАКОЕ?

Текст как симуляция ограбления,

Вооруженного восстания,

Много раненых и убитых,

Текст как перехват дыхания,

Море рыб посреди арктических глыб,

И поющие киты, ведающие красоту подвожных гор,

И целующиеся тени, истекающие любовным соком,

Пузырчатые ягоды бесстыдниц,

Световые столбы на трассе под Питером,

Базальтовые монолиты посреди пустыни,

Расписной корабль в далекой космической гавани,

Сон в космах дряхлого ифрита,

Чаепитие в яблонях, похожих на колыбели,

Текст как микробомба,

Текст как июльская липкая пыль,

Текст как кроящие ножницы,

Как икона Георгия Победоносца,

Текст как друзья, по которым тоскую,

Текст в-за-край,

Как подвижная мишень,

Поцарапанные ставни,

Свист летучих мышей,

Возня домовых,

Кряхтение самбистов,

Агуканье шамана,

Песчаная отмель странной формы,

Пот на перламутре,

Растаманская коса,

Северная точь,

Текст как клочок неба в зеркале автомобиля,

Текст как набор букв,ничего такого,

просто утром вот это всё

и есть человек

 

ДЕСЯТНИКОВ

У нас в поколении на мажор

если не аллергия, то иммунитет, –

говорит мастер, – и я, извините, не рвусь,

и даже Малер в мажоре лжет, если посмотреть на просвет,

ведь и в радости изначальной одна только грусть, и в фольклоре исконно мажора нет.

Внимательно слушай, ощущения не подведут –

тоталитарный мотив, позвоночника хруст, как военный редут – прошлое,

марши и гимны, боевой клич, советский конструкт песен – пошлость, –

ответил старик, приосанясь, расправляя впалую грудь,

подмечая восторг опытного музыковеда.

Удачное интервью складывается, подумал, хорошо бы вздремнуть

в гостинице после обеда.

Но мелодия застигла его в аэропорту,

увязалась в репетиционную залу, потекла как пот по спине,

стала навязчивым вкусом во рту,

нарезала круги, наливалась соком во сне.

Мастер ругался: сука паскудная, сгинь, отвяжись,

– У, какой ты теперь эгоист! – в ответ то заливистый свист, то маневровый свисток.

– Боже ты мой, как это было давно! – мастер вскочил и забрызгал нотный листок

желтой слюной

 

ПРОБОИНА

Вот я в провинции у моря
жила, не раз не два, бывало
на серпантине в поворот входить в спортивном резком стиле,
про секс не буду здесь сейчас, и так все ясно,
что за сучка
неромантичная, вполне все идеалы удались –
случался в лицах парадиз,
в пампасах зоркий всхлип под Фриппа,
так, провожу по языку шершавому в бегах,
смотри –
все семигорья, семиречья, все виноградные долины,
кому не помню – отдарились, не важно, мертвым иль своим, –
там мальчик с призраком собачьим мороженое просит нежно,
там теневой старик идет – за каплей кап

костыль нога,
идет ко мне старик с реки,
он все идет, а я сижу,
собака ушки подняла, а он идет – нога костыль,
вокруг темно,
на море штиль,
и ураган идет с озер,
на улице пустая ночь,
старик идет беззвучной тьмой,
все нетерпение мое –
как будто ужас ждал внутри,
чтоб перемножиться впотьмах
с ничейным ужасом чужим.

 

* * *

Невозможное выбегание в средневековье,

где золото и бронза короля в изгнании

начищены до зубовного скрежета,

я держу за руку твою отходняковую тень,

схватившись, мы превращаемся в короля Артура,

в пьяные розы вагантов из Carmina Burana,

источаем и истончаемся,

московский Вергилий тащит нас дальше на праздник

через резные вратцы Пёрселла,

и отчего-то

мы превращаемся в самих себя

 

СОН ПОДЛИПИН БОРОМ

Пушится северный загар,
из вереска и мха грунтовый
склонился дор над светом фар,
а в свете том таятся совы.
Лежим в траве, роса к росе,
гроза слилась под Липин бором,
прочварная, во всей красе,
ночь шарит жердью по озерам.
Ветра штурмуют ветхий бор,

когтями дергают зарницы,

и мы –слиянные в собор,

лежим, боясь пошевелиться.

 

***

Как мы с Малларме стали любовниками?

стальное низкое небо

Что тут непонятного?

укладчик времени нелинеен

и навигация всегда немного подзависает

и это наше все:

люфт становится лифтом

скол на стене – оскалом

сталактиты пещерными лабиринтами

фиалка фракталом

где чья-то душа

срыгнула душистое молочко материнской колыбельной

Я просто спросила:

- Здесь танцуют или только бар на вынос, я правильно завязала узел,

посмотри, надежно? -

- Очень ненадежно, абсолютно неправильно, даже поразительно, -

и накрыл ртом мою тень,

Точней ловко придавил, что б не сдуло, за холку вцепился:

- Еще, еще говори охуевЕл пИзда! что там еще есть у тебя хорошего?

 

- Хероёбная блядская сука!

 

Спрашиваете, где?

На автобусной остановке под Ромолонтино

Как будто бы ничего непонятно

нищая субурбия деревянные тротуары

дальше некуда

И я спросила:

- А почему у дверей такие холодные руки?

- Ручки ты хотела сказать ручонки?Безрукая какая-то пауза, точнее безъязыкая!

- Это кролик в мешке в агонии,

ну что ты такая беспокойная, русская!

Поменьше дыши пыльцой

следи за траекториями рыбок

Но до чего неизящен почерк живых

как скат я ласку люблю…

- И ты жалишься

Эти твои игольчатые коготки и тонкие клыки как у котяток

- Сделать тебе укусами тату?

- На крюках коптильни эти строчки выглядят особенно нелепо

- Но до чего же изящен почерк белого моря. Особенно отлив.

- До чего длиннющие ключи

интересно посмотреть на двери

- Это не ключи это язык самописец

корабль поэма из тысяч палуб

нотные знаки молоточки удары флажки

 



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2022-10-12 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: