Движение крестоносцев от Никеи к Антиохии. 27 июня — 21 октября 1097 г.
(Около 1120 г.).
Вторая книга.
Первые 37 глав второй книги (Первую книгу того же автора см. выше, в ст. 8.) автор посвящает на описание сбора крестоносцев первого похода в Константинополь, говорить о их переправе в Малую Азию и рассказывает осаду Никеи крестоносцами до взятия города, в конце июня 1097 года. Затем, с 38 главы и далее, он весьма подробно описывает последующее движение крестоносной армии от стен Никеи чрез всю Малую Азию и до Антиохии, к которой она прибыла 21 октября того же года, после четырехмесячного пути.
ХХХVIII. На следующий день (27 июня, 1097 г.), весь народ пришел в движение и, взяв с собою все необходимое, продолжал свой путь посредине Романии (т.е. Малой Азии), не опасаясь в будущем никаких бедствий. Пилигримы, идя два дня соединенною армиею по ущельям гор и узким проходам, решились потому подразделить свое многочисленное войско, с тем, чтобы иметь более простора для расположения лагеря и чтобы легче добывать съестные припасы для самих себя и корм для лошадей. Соединившись снова между двух высоких гор, они перешли по мосту какую-то реку, и Боэмунд с своего дружиною отделился вторично от герцога [180] Готфрида. Боэмунда сопровождали самые именитые вожди, Роберт, граф Нормандии, Стефан, князь Блоа, и все они вместе, взяв направо (у Вильгельма Тирского, налево), держались так, чтобы не отдаляться от прочих товарищей более как на одну милю. Сам же герцог и сопровождавшие его, епископ Пюи (т.е. Адемар) и граф Раймунд подвигались вперед, идя направо (выше ошибка). После такого разделения, Боэмунд и вся армия прибыли в девятом часу в долину Догоргана (н. Горгона), которая в новейшее время называется Озелли; пилигримы немедленно разошлись по лугам и поберегу ручейков, чтобы раскинуть свой лагерь, отдохнуть и подкрепиться пищею и прочим необходимым.
XXXIX. Но едва Боэмунд и другие отважные мужи сошли с лошадей, как Солиман, собравший, после своего бегства от стен Никеи, союзные силы в Антиохии, Тарсе, Алеппо и других городах Романии между турками, рассеянными по стране, быстро появился пред ними с огромною армиею. Немедленно и без малейшего отдыха он напал на войско христиан, и его люди, распространившись по всему лагерю, умерщвляли всех встречавшихся им на пути; одни погибали от стрел, другие от меча; многих же жестокий неприятель забирал в плен. Народ был объят ужасом и поднял крики; замужние и незамужние женщины погибали вместе с мужчинами и детьми. Роберт Парижский, стремясь на помощь несчастным, был поражен стрелою и немедленно умер. Боэмунд и другие вожди, озадаченные этим неожиданным поражением, вскочили на лошадей, поспешно надели панцири и, соединив остаток армии в одно целое, защищались мужественно, несмотря на неожиданность нападения, и долгое время выдерживали борьбу с неприятелем. Вильгельм, брат Танкреда, молодой человек необыкновенной красоты, полный отваги и только еще начинавший военное поприще, храбро сопротивлялся и часто наносил туркам удары копьем, но стрела опрокинула его на глазах Боэмунда. Танкред также отвалено защищался и с трудом спас жизнь, оставив за собою значок, который был привязан к копью, и тело убитого брата. Турки, предводительствуемые своим князем Солиманом взяв верх, устремились в лагерь, поражая своими роговыми луками и стрелами и избивая пеших людей, пилигримов, девиц, женщин, старцев и детей, не щадя никакого возраста. Придя в ужас от таких жестокостей и опасаясь для себя ужасной смерти, молодые девушки, и даже самые благородные, поспешили надеть на себя лучшие одежды и явились пред турками, в надежде, что они, укрощенные и вместе воспламененные их красотою, почувствуют жалость к своим пленницам.
XL. Пока стадо верующих оставалось в отчаянии, а сам Боэмунд, атакованный врасплох, вместе с своими людьми, начал сопротивляться с меньшим жаром, и уже около 4 тысяч человек христианской армии пали под ударами неприятеля, вестник, оседлав быстрого коня, летел над пропастями гор и прибыл печальный, задыхаясь, к герцогу. Готфрид, выйдя в ту минуту из палатки, шел навестить своих товарищей по оружию. Заметив [181] издалека вестника, летевшего изо всех сил с лицом бледным и искаженным, он спросил его о причине такой поспешности, чтобы передать о всем случившемся другим вождям. Неся важную и печальную новость, гонец отвечал ему: «Наши князья и сам Боэмунд выдерживают в эту минуту всю тяжесть утомительной битвы; над народом, следовавшим за ним, уже произнесен смертный приговор, который скоро обрушится и на голову всех князей, если вы не поспешите к ним на помощь. Турки ворвались в наш лагерь; спустившись с долины, называемой Озелли, т.е. Ужасною, в долину Догоргану, они без устали умерщвляют пилигримов; Роберт Парижский убит и ему отрублена голова; статный юноша Вильгельм, сын сестры Боэмунда, пораженный насмерть, заслуживает нашего сожаления. Вот почему все союзники приглашают вас на помощь; не медлите и ускорьте свои шаги».
XLI. Узнав о бедствии своих братьев и о дерзости турок, герцог приказал трубить во все стороны, созвать всех своих спутников, схватиться за оружие, поднять знамена и лететь на помощь пилигримам, не давая себе отдыха. Немедленно и как бы идя на веселое пиршество, христиане спешат взяться за оружие, надеть панцири, подпоясаться мечем, взнуздать и оседлать лошадей, захватить свои щиты, и 60 тысяч рыцарей выходят из лагеря, сопровождаемые толпами пехоты. День был уже в полном блеске, солнце сияло великолепно; его лучи отражались на золотых щитах и железных панцирях; знамена и привязанные к пикам пурпуровые значки, разукрашенные драгоценными каменьями, сверкали, развеваясь; всякий пришпоривал быстрого коня; никто не поджидал брата или товарища, и спешил, как мог, на помощь христианам, чтобы отомстить за них. Видя наших поспешавшими на помощь своим братьям и пылавшими жаждою битвы, притом в большом числе, покрытых железом и с распущенными по ветру знаменами, блестящими боевыми значками, турки обратились в бегство; пораженные ужасом и оставив убийство, одни спасались по полям, другие бросились по тропинкам, им известным. Но Солиман, предводительствуя сильным отрядом, отступил на вершину горы и, остановившись там, начал готовиться к новой схватке с христианами.
XLII. Герцог Готфрид, имея под собою быстрого коня, прибыл первым с 50 своих соратников, выстроил народ, следовавший по его стопам, и не медля двинулся на вершину горы, чтобы вступить в рукопашную с турками; а турки, собравшись на горе, стояли неподвижно и готовились к сопротивлению. Наконец, соединив всех своих, Готфрид бросился на выжидавшего неприятеля, направил на него все копья и громким голосом увещевал соратников нападать неустрашимо. Тогда турки и их предводитель Солиман, видя, что герцог Готфрид и его люди с мужеством настаивают на битве, опустили поводья лошадям и быстро побежали прочь с горы. Готфрид преследовал их на расстоянии 6 миль, поражая одних мечем, других забирая в плен, захватывая богатую добычу и вырывая из их рук девиц, юношей и все, что они старались унести и увести с собою. Герард из Керизи, [182] преследуя также неприятеля на прекрасном коне, завидел турка, остановившегося на вершине горы с уверенностью в собственные силы, и бросился отважно на него; но турок, пронзив стрелою его щит, поразил его между печенью и легкими и, опрокинув замертво на землю, увел с собою его лошадь. Балдуин, граф Геннегау (comes Hamaicorum, откуда нов. Hainaut), муж славный щедрою милостынею, и Роберт Фландрский обратили турок в бегство и, разъезжая во все стороны, ободряли беспрестанно своих, с тем, чтобы они били без устали и чтобы никто из них не останавливался в преследовании и не отказывался от резни. Балдуин Бургский, Фома из замка Ферия, Райнольд Бовезский, Вала Кальмонтский, Готард, сын Готфрида, Гаст из Беарна (Berdeiz) и Рудольф — все они трудились с одинаковым рвением и, как храбрые рыцари, беспрестанно преследовали турок и истребляли их под своими ударами. Бока лошадей поднимались от ускоренного дыхания, и пар от них выходил облаком из рядов. Время от времени, турки, в надежде на свою многочисленность, собрав силы, давали мужественный отпор и бросали в воздух стрелы, ниспадавшие частым градом. Но едва только эта туча стрел рассеивалась, как верные, сохраняя постоянно в руках копья, которыми они поражали неприятеля, бросались на него снова и, разнося смерть по его рядам, принудили, наконец, турок, побежденных и поставленных вне возможности защищаться, бежать над пропастями гор и спасаться по тропинкам, им одним известным.
XLIII. Победоносные христиане овладели всем, что турки везли за собою; в награду за это дело они захватили хлеб, множество вина, буйволов, быков, баранов, верблюдов, ослов, мулов, лошадей и, сверх того, драгоценное золото, неизмеримое количество серебра и палатки, покрытые украшениями и удивительною работой. Торжествуя счастливый успех битвы, Боэмунд и все другие князья, поименованные мною и бывшие вождями и опорою войска, соединились в величайшем согласии и держали совет, на котором постановили, начиная с этого дня, единодушно собирать съестные припасы и сложить их в одно место; и это было сделано сообразно с тем постановлением. Во время схватки и пока турки бежали, несколько рыцарей христианских погибло от стрел; турки, как рассказывают, потеряли три тысячи человек. После такой жестокой битвы витязи Христа отдыхали три дня на берегу реки, чтоб подкрепить свои утомленные члены, и питались добычей, которую им оставили в изобилии убитые турки. Находившиеся там епископы, священники и монахи предали земле тела умерших, читая молитвы, и, распевая псалмы, поручали души верных Господу Иисусу Христу. Солиман, побежденный и с трудом спасшийся, перешел горы Романии; он не мог более рассчитывать на город Никею, и горько оплакивал свою жену, детей и всех, кого он прежде потерял на никейских полях от меча галлов, а равно и тех, которых он недавно лишился в долине Горгоны и которые или попались в плен, или пали во время битвы. [183]
Книга третья.
I. В четвертый день по отступлении неприятеля, с рассветом дня, французы, лотаринги, швабы, бавары, фламандцы и весь немецкий народ вышли из лагеря и, захватив с собою все необходимое, равно как и добычу, отнятую у турок, расположились на вершине Черных-Гор, где и провели ночь. На следующее утро норманны, бургунды, бретоны, швабы, бавары, немцы, одним словом, вся армия, спустились в долину Малабиумас и оставались там несколько дней, как по затруднительности пути в узких горных проходах, так и по причине своей многочисленности и чрезмерных жаров месяца августа (1097 г.). В один из дней шабаша (sabbati) этого месяца оказался недостаток в воде более обыкновенного, так что в тот самый день, по словам присутствовавших при этом, около 500 человек обоего пола погибли в муках жажды. Лошади, ослы, верблюды, мулы, быки и другие животные пали от той же самой причины.
II. Мы узнали не только по слухам, но из достоверных рассказов лиц, которые сами пострадали от того бедствия, что мужчины и женщины претерпели в этом печальном положении такие муки, которые могут исполнить ужасом всякого и рассказ о которых поразил бы сердце чувством страха. Многие беременные женщины, с запекшимися губами и пылавшими внутренностями, с нервами, истомленными от невыносимого жара солнечных лучей и раскаленной почвы, разрешались при всех и на том же месте бросали новорожденных. Другие несчастные, оставаясь возле тех, кого они произвели на свет, валялись на дороге, забыв всякий стыд и не имея сил противиться ярости, возбуждаемой в них всепожирающими муками. Эти роды были преждевременны, ранее срока, назначенного природой; солнечный жар, томительность пути, мучение продолжительной жажды, отдаленность воды, были причиною таких несвоевременных родов; по дорогам валялись младенцы, мертвые или едва сохранившие дыхание. Мужчины, ослабевшие от чрезмерной испарины, бродили с открытым ртом, чтоб больше вдыхать в себя воздуха и уменьшить муки жажды, но все это не облегчало их. Потому, как я сказал, в этот день погибло много народу. Соколы и другие охотничьи птицы, составлявшие радость знатных и благородных господ, околевали от жажды и жары на руках тех, которые носили их, и собаки, приученные к охоте, падали у ног своих владетелей. В то время, когда все были мучимы таким страшным бедствием, показалась вода той реки, которую так искали и так страстно желали. Все бросились к тому месту, и в толпе; бежавшей вдруг, каждый старался опередить другого; никто не обнаружил умеренности, и множество людей и животных пострадало и, наконец, погибло от излишества в утолении жажды.
III. Выйдя, наконец, из этих скалистых ущелий, пилигримы, при своей многочисленности, решили с общего согласия разделить войско на несколько отрядов. Танкред и Балдуин, брать герцога [184] Готфрида, отделившись вместе с своими людьми, прошли посреди Озелли. Танкред, идя впереди с своим отрядом, приблизился к двум соседним городам, Гераклее и Иконию (Reclei и Stancona), где жили христиане под игом турецких подданных Солимана. Балдуин же, следуя по извилистым горным тропинкам, почувствовал вскоре ужасный недостаток в съестных припасах; лошади, лишенные корма, с трудом передвигали ноги и еще менее могли нести на себе всадников; герцог Готфрид, Боэмунд, Роберт, Раймунд шли вдалеке по королевской дороге и, направляясь к Малой Антиохии, соседней Гераклее, решились остановиться там около девятого часа дня. Наступил вечер; герцог Готфрид и главные вожди раскинули свои палатки по близости горы, на хорошем месте, среди лугов, изумляясь красоте и богатству страны, в которой они нашли превосходную охоту, любимую потеху и упражнение рыцарства. Утвердившись там, сложив свое оружие и добычу и видя пред собою лес, наполненный дичью, они взяли свои луки и колчаны, подпоясались мечем и отправились туда искать дичи при помощи чутья собак, чтоб погоняться и добыть чего-нибудь.
IV. Когда они углублялись таким образом в глубину лесов, каждый следуя своею дорогою, чтобы поместиться в засаде, герцог Готфрид заметил громадного медведя, наружность которого приводила в ужас. Зверь напал на бедного пилигрима, собиравшего лозняк, и преследовал его, чтобы пожрать, вертясь около дерева, на котором несчастный искал убежища; судя по рассказам тех, кто успевал спастись, этот медведь имел обычай гоняться таким образом за пастухами и за всеми, которые входили в лес. Герцог, привыкший и всегда готовый подать помощь христианам, своим братьям, в их несчастии, извлекает немедленно меч и, дав сильно шпоры коню, летит вырвать несчастного из когтей и зубов кровожадного зверя; испустив громкий крик, он устремился чрез густой кустарник и становится лицом к лицу с жестоким врагом. Медведь, заметив, что на него несется конь со всадником, уверенный в своей ярости и в раздирающей силе своих когтей, немедленно идет на встречу герцогу, раскрывает пасть, как бы желая разорвать его на части, поднимается на дыбы, чтобы защищаться или, скорее, чтобы напасть, выпускает свои когти, принимает меры для обороны головы и лап от ударов меча и постоянно увертывается от герцога, заносившего на него руку; в то же время рев зверя потрясает лес и горы, и слышавшие его не могли довольно надивиться тому. Герцог, видя, что злой и хитрый зверь сопротивляется с дерзостною отвагою, в волнении и с негодованием обращает на него острие меча, неосмотрительно наскакивает на зверя и в яростном ослеплении старается проколоть врага. К несчастью, зверь и на этот раз увернулся от удара и, запустив когти в тунику герцога, схватил его в лапы, стащил с лошади и, бросив на землю, был готов растерзать его своими зубами. В этой ужасной крайности, герцог, вспомнив свои многочисленные подвиги и опасности, от которых он до того дня благородно [185] избавлялся, и полный отчаяния в виду того, как ему предстояло быть раздавленным и постыдно умереть под зубами дикого зверя, собрал все силы и быстро стал на ноги. В минуту неожиданного падения с лошади, когда он боролся с разъяренным животным, меч его запутался между ног; хотя он успел схватить его за рукоятку и бросился, чтобы заколоть врага, но еще прежде того он нанес себе широкую рану в ляжку и нервы, которые там проходят. Кровь его полилась обильно и сокращала его силы; однако он не уступал зверю и оставался на ногах, защищаясь с отчаянием. Наконец, один из его свиты, по имени Гузекин, услышав пронзительный крик того бедняка, который был избавлен от смерти, и страшный рев медведя, разносившийся по лесу, быстро понесся на помощь герцогу; обнажив меч и вместе с герцогом напав на свирепое чудовище, он пронзил ему грудь и бок. Наконец, дикий зверь пал, и герцог, почувствовав тогда в первый раз боль от раны и ослабев от значительной потери крови, побледнел и потерял чувство. Все войско было встревожено этою печальною новостью. Всякий спешил к месту, откуда несли раненого могучего витязя, главу совета и вождя пилигримов. Князья войска, положив его на носилки, отправили тотчас в лагерь и прибыли, пораженные печалью, среди плача мужчин и стона женщин. Призвали лучших медиков позаботиться о его исцелении; мясо же зверя было разделено между князьями, и все единогласно признали, что им никогда еще не случалось видеть медведя такой величины.
V. Пока герцогу мешала его тяжелая рана, армия подвигалась весьма медленно. Танкред. опередя прочих, следовал по королевской дороге и, оставя позади Балдуина, брата герцога, направился к морскому берегу. Перейдя чрез скалы и долину Бутрент, он явился к вратам Иуды, и таким образом достиг города Тарса, называемого обыкновенно Турсольтом; этим городом и его башнями владели турки, поставленные Солиманом. Армянин, знавший Танкреда, по случаю пребывания у него, обещал ему склонить жителей города, страдавших под тягостным игом турок, выдать город Танкреду с осторожностью и тайно от неприятеля, если представится к тому удобный случай. Но жители, устрашенные присутствием и бдительностью турок, не торопились исполнить предложение армянина, и потому Танкред двинулся вперед, опустошил морской берег, соседний городу, приобрел много добычи для того, чтобы предпринять осаду, и, воротившись, раскинул палатки вокруг стен. Оттуда, угрожая беспрестанно туркам, занимавшим укрепления и башни, он дал им знать о прибытии Боэмунда с сильною армиею, следовавшею за ним, и объявил, что его войско до тех пор не прекратит своих нападений, пока не овладеет городом и всеми жителями, как то случилось в Никее; но если, напротив того, они покорятся и откроют ворота, то не только будут пощажены Боэмундом и сохранять свою жизнь, но еще получат много подарков и будут признаны достойными владеть этим городом и другими крепостями.
VI. Увлеченные этими обещаниями, может быть уже слишком [186] широкими, турки дали слово Танкреду выдать город, с условием, что они не подвергнутся ни малейшей опасности и не испытают никакого насилия от войск, которые могли бы явиться после него, прежде нежели город и крепость будут сданы Боэмунду. Танкред, не отвергая таких условий, заключил с ними договор, по которому его знамя должно было быть поставлено турками на самом высоком месте укрепления, как знак, который возвестит Боэмунду, при его появлении, что Танкред овладел городом, и таким образом они останутся в совершенной безопасности. Между тем Балдуин, брат герцога Готфрида, Петр, граф Стене (Stadeneis), Райнольд, граф Тула, человек весьма ловкий, и Балдуин Бургский, знаменитый юноша, будучи соединены дружбою, уклонились на другую дорогу и в течение трех дней не имели сообщения с армиею, блуждая по горам, в местах пустынных и совершенно неведомых, терпя при том недостаток в припасах. Сбившись таким образом с пути, они были наконец приведены случаем на вершину горы. Оттуда они завидели палатки Танкреда, раскинутые в долине пред стенами Тарса, и их объял ужас, так как они приняли своих за турок. С своей стороны, и Танкред почувствовал большой страх, заметив вдалеке людей на вершине горы, и полагал, в свою очередь, что то были турки, спешившие на помощь осажденным соотечественникам. Между тем, когда первые начали спускаться, трепеща за свою жизнь и почти умирая от голода, Танкред, как доблестный витязь, объявил своим, что дело идет о защите жизни. Турки, соединившись в числе 500 на укреплениях и в башнях, с целью обозреть долину и позаботиться о защите, также заметили Балдуина и его войско и также приняли его за своего союзника, а потому разразились в упреках и угрозах Танкреду, говоря: «Смотри, к нам идут на помощь; напрасно ты думал, что мы в твоих руках; напротив, ты и все твои будут истреблены нашею силой. А потому ты можешь считать недействительным договор, который мы напрасно заключили с тобою. Если мы оставляли тебя спокойным в лагере, то потому только, что у нас была надежда на помощь, и это войско, которое ты видишь, идет на твою погибель и на погибель твоих». Танкред, юноша непоколебимой храбрости, не обратил большого внимания на угрозы турок и отвечал им: «Если это ваши рыцари или князья, то, клянусь Богом, мы не боимся их и отважимся идти им навстречу; когда милостью божией мы победим их, ваше хвастовство и кичливость не останутся безнаказанными. Если же за свои грехи мы не устоим против них, то это не спасет вас от рук Боэмунда и его армии». С этими словами, Танкред, собрав своих спутников, покрытых блестящим оружием, панцирями, шлемами и сидевших на быстрых конях, идет навстречу Балдуину. Турки же с высоты своих стен громко трубят в рога и звучные трубы с намерением испугать Танкреда. Но вскоре обе стороны узнали христианские знамена, и, видя пред собою братьев и соотечественников, все залились слезами радости и поздравляли друг друга с избавлением божиею милостью от опасности, которая им угрожала. Оба [187] отряда немедленно соединились и, с общего согласия, раскинули свои палатки пред городскими стенами; быки и бараны — добыча, собранная христианами в горах этой страны, были зарезаны, изготовлены и поставлены на огонь; голод, мучивший их с давнего времени, научил их есть мясо без соли, и все одинаково были принуждены обойтись без хлеба. Город был укреплен со всех сторон; в нем считалось много жителей и он был расположен в плодоносной равнине, орошаемой красивыми ручейками и покрытой чудесными лугами; пилигримы изумлялись крепости стен, неодолимых для человека, если Бог не поможет их предприятию.
VIII. На следующий день, с рассветом, Балдуин и его дружина, встав, направились к стенам крепости и заметили хорошо им известное знамя Танкреда, развевавшееся на самой высокой башне укрепления, вследствие договора, который был им заключен с турками. Исполненные чрезмерного негодования и воспламененные гневом, они тотчас же разразились бранью и оскорблениями против Танкреда и его людей, обнаруживая при этом свое презрение к гордости и притязаниям Танкреда и Боэмунда и топча их в грязь. Такия речи и тому подобные довели бы до открытой борьбы, если бы люди более благоразумные не выразили намерения отправить с обеих сторон послов к армянским жителям с вопросом, кому они предпочитают подчиниться и кого они больше желают. Все заявили немедленно, что они доверяют Танкреду более, нежели какому-нибудь другому князю; но они говорили так не по убеждению, а по страху, который внушало им известие о скором прибытии Боэмунда: и не должно удивляться тому, ибо еще задолго до похода, Боэмунд составил себе громкую военную славу в Греции, Романии, Сирии, между тем как имя герцога Готфрида только, что начинало приобретать известность.
IX. Услышав такой ответ, пылкий Балдуин предался полному увлечению гнева против Танкреда, и в его присутствии произнес туркам и жителям города грозные слова, которые и были переведены толмачами: «Не воображайте себе, чтобы Боэмунд и этот Танкред, которых вы чтите и боитесь, были самые знатные и могущественные люди в христианской армии, и чтобы они могли сравняться с моим братом Готфридом, герцогом и князем воинства всей Галлии или с кем-нибудь другим в его фамилии. Мой брат герцог считается князем великого государства и вассалом августейшего императора римлян, в силу прав, наследованных им от благородных предков, и пользуется уважением всего войска, все, от мала до велика, повинуются его голосу и советам, ибо он всеми избран и поставлен главою и господином. Знайте, что вы и все, что вам принадлежит, будет разрушено и истреблено огнем и мечем по приказанию герцога, и ни Боэмунд, ни этот Танкред не выступят за вас и не явятся вашими защитниками. Сам Танкред, в пользу которого вы объявили себя, не уйдет сегодня от наших рук, если вы не свергнете знамени с своей башни, которое он воздвигнул на оскорбление нам и для своего возвеличения, и если вы не откроете нам ворот вашего города. Удовлетворите [188] нашему желанию, сбросив знамя и сдав крепость, тогда и вы будете поставлены нами над всеми жителями этой страны, получите почести в присутствии моего господина и брата герцога и подарки достойные вас». Увлеченные такими надеждами и сладкими речами, турки и граждане, без ведома Танкреда, заключили дружественный договор с Балдуином; вслед за этим знамя Танкреда было снято с высокой башни и постыдно брошено прочь от стен в болото, а на его месте немедленно водрузили знамя Балдуина.
X. Танкред, увидя, что его знамя исчезло и уступило место знамени Балдуина, был тем весьма опечален, но терпеливо перенес обиду. Поняв, что такое обстоятельство повлечет за собою раздор между их людьми и зная, что его войско уступает сопернику, и числом, и вооружением, он не желал продолжать несогласия и отправился в соседний город, называемый Азарою (Аден в Малой Армении), хорошо укрепленный и богатый. Найдя городские ворота запертыми, он не мог получить дозволения войти в город. Городом же этим владел некто Вельф, уроженец королевства Бургундского, знаменитый рыцарь, который, победив и изгнав турок, овладел этим местом, найдя в нем золото, серебро, драгоценные одежды, съестные припасы, быков, вина, масло, пшеницу, жито и все необходимое. Вельф выступил навстречу армии с отрядом. Танкред, найдя ворота запертыми и узнав, что город занят христианским предводителем, отправил к нему послов и просил чрез них настоятельно быть допущенным в город, с тем чтобы воспользоваться гостеприимством и закупить на выгодных условиях все, в чем они нуждались. Вельф, приняв это предложение, приказал открыть ворота, ввести в город предводителя и его спутников и доставить им все необходимое.
XI. По удалении Танкреда, Балдуин обратился снова к туркам с предложениями и обещал им, именем герцога, почести и великие награды, а именно поставить их не только над Тарсом, но и над многими другими городами, если они откроют городские ворота и впустят его с людьми, а он даст им клятву, протянув правую руку. Турки и армяне, видя, что Танкред удалился и Балдуин, удержал один за собою власть, приняли это предложение; дав и получив обоюдно клятву, они открыли ворота и впустили Балдуина с его людьми. Но в то же время они объявили, что намерены сохранить свой гарнизон во всех укреплениях до прихода герцога Готфрида и его армии, чтобы, сообразно обещаниям Балдуина. договориться с ним самим о подарках и других знаках милости герцога, равно о сдаче крепости и о других пунктах, пожелают ли они сами принять христианскую веру, или предпочтут остаться с обрядами язычества. Потому они сдали Балдуину только две главные башни, где он мог бы утвердиться и пребывать с полною безопасностью; остальная же его армия была размещена по домам и в различных частях города. Когда пилигримы и их вождь Балдуин вступили в город и расположились на покой, к вечеру, в следующий день после того, к городским стенам подошло 300 пилигримов из племени и свиты Боэмунда, отделившихся от армии и [189] шедших по следам Танкреда в шлемах и вооружении. По приказанию Балдуина и по совету его вельмож, ворота были заперты пред ними. Утомленные большим переходом и истощив все запасы, они умоляли о гостеприимстве и о дозволении купить все необходимое; простой народ (plebeji ordinis) из войска Балдуина просил о том же, говоря, что они братья и такие же христиане. Но Балдуин решительно отказал в этой просьбе, потому что пилигримы шли на помощь Танкреду, и сверх того он обязался в своем договоре с турками и армянами не допускать в город никакого войска до прибытия герцога Готфрида.
XII. Собратья и пилигримы дружины Балдуина, видя, что новые пришельцы не могут никаким образом получить право входа, сжалились над ними и решились бросить им за ворота и спустить по веревке хлеба и мяса для пищи. Подкрепив свои силы, они, подавленные усталостью, предались сну в ночной тишине; турки же, остававшиеся по договору в башнях, отчаявшись в своем спасении и не доверяя вполне Балдуину и его спутникам во Христе, держали между собою тайный совет и в числе трехсот, вместе с сокровищами и имуществом, перешли по известному им одним броду реку, протекавшую посредине города; они вышли в совершенной тишине, между тем как Балдуин и его люди крепко спали, и оставили за собою в башнях всего 200 человек единоплеменников из своего слабого отряда, чтобы не возбудить никакого подозрения в христианах. Едва они вышли, как напали неожиданно на пилигримов, которые расположились в равнине против города и искали в сне отдохновения от усталости; одним отрубив голову, других умертвив, иных проколов стрелами, они не оставили в живых ни одного, или почти ни одного, из тех, которые прибыли накануне.
XIII. Когда наступило утро, христиане, находившиеся в крепости, пробудились и отправились на стену посмотреть, там ли еще на равнине их братья, но они увидели всех их умерщвленными оружием турок, и кровь их еще текла по равнине. Так обнаружилось вероломство и коварство турок. Немедленно взволновался народ католический по всему городу; все побежали к оружию, чтобы отомстить за убитых изменниками братьев. Поспешно выламывают ворота башен и истребляют всех находившихся там; их крики и трубные звуки еще более возбуждают ярость нападавших. Удивленный странными криками и волнением раздраженного народа, Балдуин выходит из своей башни, садится на коня и несется по городу, приглашая военных людей окончить бой и разойтись по квартирам, чтобы не нарушать утвержденных обоюдно условий договора, пока он сам не разведает подробностей об избиении христиан. Но смятение продолжалось, увеличиваясь все более и более; народ был раздражен смертью пилигримов и в своих шумных восклицаниях называл Балдуина виновником всего за то несчастное распоряжение, которое он сделал; наконец, против него восстало такое множество народа и в него стали пускать столько стрел, что он был вынужден удалиться в башню и там искать убежища для [190] спасения своей жизни. Придя в себя и укротив свою ярость, он удовлетворил народ, извинившись и объявив, что он ничего не знал о жестокости турок, и что если он не допустил в город людей Бога живого, то только потому, что он обязался пред турками и армянами клятвенно принимать одних своих людей до прибытия герцога. Извинив себя таким образом и примирившись с народом, Балдуин напал на башни, в которых еще находились турки, остаток того слабого отряда; вместе с ним напали и его люди и, мстя за смерть своих братьев, отрубили голову, по крайней мере, двумстам человек. Многие знатные женщины в городе обвиняли этих самых турок и показывали свои урезанные уши и ноздри за отказ прелюбодействовать с ними. Такое бесславие и такие обвинения воспламенили еще более народ христов противу турок и побудили к большому кровопролитию.
XIV. Спустя несколько дней, люди Балдуина, рассеявшись по стенам, увидели вдалеке, около трех миль от морского берега, большое число кораблей различной формы; их громадные и вызолоченные мачты сияли под солнечными лучами. Люди, плававшие на этих кораблях, сошли на морской берег и делили между собою богатую добычу, которую они собрали в течение долгого времени, а именно около семи лет. Заметив их, пилигримы сначала подумали, что это были неприятели, призванные теми, которые бежали ночью, по избиении христиан. Бросившись к оружию и отправясь толпою на берег, одни верхом, другие пешком, они спрашивали их громким и твердым голосом, зачем они прибыли туда и какой они нации. Иностранцы отвечали, что они христианские рыцари из Фландрии, Антверпена, Фрисландии и других частей Галлии, и вот уже 8 лет до настоящего дня ведут жизнь пиратов. Потом они, в свою очередь, спросили пилигримов, что побудило их оставить римскую и немецкую землю и пойти в изгнание к варварским народам. На это те рассказали о предмете своего пилигримства и объявили, что они идут в Иерусалим на поклонение Господу. Узнав друг друга по языку и разговору, они, протянув руки, обязались взаимно сделать путешествие в Иерусалим. Начальником и вождем товарищества в этом морском ополчении был некто Винемар, родом из Булони, один из домочадцев графа Евстафия, богатого владетеля той земли. Соединившись друг с другом узами верности, пришельцы оставили корабли, унесли с собою свою богатую добычу и имущество и поднялись с Балдуином к городу Тарсу, где и оставались несколько дней, наслаждаясь всеми земными благами, предаваясь радости и пируя в изобилии. Потом, после совещания, для защиты города было оставлено 300 моряков, и сверх того Балдуин отделил для той же цели 200 из своих людей. Сделав такие распоряжения, Балдуин вышел из Тарса вместе с своими людьми и иностранцами, и все они, соединив свои силы, пошли по королевской дороге, при звуке труб и рогов.
В последующих четырех главах, XV, XVI, XVII и XVIII, автор, возвращаясь к оставленному им Танкреду, говорит, как он из Азары [191] двинулся к г. Мамистре и овладел ею; но вскоре туда прибыл и Балдуин. Между ними произошла битва, в которой Танкред был разбит; однако христиане, в виду главной своей цели, решились прекратить личные междоусобия. Далее, автор описывает подвиги Балдуина, который при Мамистре отделился от армии с 700 рыцарей, получив приглашение из Армении, где он овладел Турбайсселем и Равенелем, и вместе подчинил своей власти всю страну. Но в это время дружина Балдуина получила новое приглашение, отклонившее ее совершенно от главной цели, т. е. похода в Иерусалим, и имевшее своим последствием основание первого Латинского государства на Востоке.
XIX. Несколько дней спустя (по овладении Турбайсселем), когда слава Балдуина распространилась во все стороны и разнесла между неприятелями молву о его подвигах, владетель (dux) города Роас, иначе называемого Эдессою и лежащего в Месопотамии, отправил к Балдуину епископа этого города с двенадцатью его старейшинами, составлявшими совет, который заведовал всеми делами страны, и приглашал его явиться к ним вместе с галльскими рыцарями для защиты земли от вторжения турок, опустошавших ее беспрестанно, за что предлагалось ему участие в верховной власти и доходах и податях, которыми пользовался владетель. Балдуин, посоветовавшись, принял это предложение и отправился всего с 500 рыцарей, оставив другие свои силы в Турбайсселе, Равенеле и в других местах, подчинившихся его власти, по изгнании турок. Пока он поспешно шел к Евфрату и уже намеревался перейти эту большую реку, турки и другие враги, собравшиеся со всех сторон, приблизились в числе 20 тысяч человек с целью преградить переход. Узнав их силу и многочисленность кавалерии, Балдуин, не имея возможности одолеть столько тысяч неприятелей, пошел обратно дорогою в Турбайссель. Но лишь только турки разошлись и вернулись в свои укрепления, как Балдуин снова пустился в поход с 200 рыцарей и направился к Эдессе, имея путеводителями нескольких верных; он совершил свой путь, не встречая никаких препятствий, ни врагов, и весьма счастливо перешел чрез Евфрат.
XX. Едва только распространилось в городе известие о прибытии столь славного и знаменитого князя, как сенаторы и все узнавшие о том исполнились радостью: и малые, и большие вышли вместе навстречу ему с трубами и музыкою всякого рода и ввели его с торжеством в город, оказывая ему почести, какие подобают столь великому мужу. Вследствие такого славного приема, когда Балдуин и его люди вошли и расположились во внутренност