Клуб «Ван дер Грааф»
Главный герой Мишка находится в поисках пропавшего лучшего друга. В результате своих поисковгерой оказывается в незнакомом городе и селится в местном бараке, где, по сведениям, живёт его друг. Мишка быстро находит общий язык с местными обывателями и, несмотря на их странности, понимает, что нашёл своё место в жизни. Однако барак находится в центре города и местные власти собираются его снести. Получится ли у жильцов отстоять своё право на проживание в бараке и сохранить человеческое лицо? Итак ли необходимо цепляться за это место?
Мистический роман о поисках смысла,внутреннем взрослении ио том, что зачастую всё совсем не то,чем кажется.
1. Весна и прочие неприятности (2 - 22 стр.)
2. Сущие гроши (22 - 35 стр.)
3. Мёртвые могут танцевать (35 - 48 стр.)
4. Бабочки и птицы (48 - 58 стр.)
5. Сверхновый человек (58 - 68 стр.)
6. И в счастье, и в горе (68 -80 стр.)
7. То, что доктор прописал (80 -93 стр.)
8. Тени в доме (93 -120 стр.)
Глава первая:
Весна и прочие неприятности
1.
«Так вот в чём дело! Вот куда он меня затащил», - подумал Мишка, на самом деле ничего не понимая. Он находился в какой-то комнатке, с морщинами и нефтяными пятнами на потолке. С морщинами и облезлой кожей на стенах. С морщинами и волдырями на полу. Комната была настолько куцей, неприглядной и зыбко-зыбуче-морщинистой, что брезгливый Мишка сразу зачесался и его едва не вырвало на шкаф, старый и раздутый, будто неупокоенный в земле двухнедельный труп, который не внушал доверия, как и древняя кровать с ощетинившимися пружинами. Комната была серая, точно осеннее небо за окном, давящая, похожая на готовую в любой момент прихлопнуть старческую ладонь. Мишке показалось, что из этой грязи и старости кто-то за ним наблюдает. Вон там, в тёмном водовороте экологических катастроф различаются пьяные и от того разные глаза. Глядят то ли с осуждением, то ли просто сердито. «Может это соседи или я? - испуганно предположил толком не проснувшийся Мишка и постарался успокоиться. - Нет, пожалуй, это комната присматривает, чтобы не дай Бог не накуролесил. Пристально так, негромко наблюдает». Перед глазами заплясали огни, что-то знакомое и в то же время непонятное было в них. Мишка попытался схватить пламя за хвост, но не удержался и упал. Взгляд упёрся в пустоту, да так и застрял там. Она измяла Мишку, поселилась в нём и посеяла семена раздора. Вскорости, подозревал Мишка, он сам станет пустотой и не знал, радоваться ему или нет.
«- Как жизнь?
- Как в аду.
- А что так?
- Отец неделю гоняет шансон и кантри.
- Тогда ты точно в аду!»
Так пустота напомнила обычные Мишкины приветствия с Другом, который уже тогда потерялся, в школе, но не догадывался об этом, чересчур увлечённый поисками своего счастья. Теперь же он потерялся окончательно и, судя по всему, здесь. Именно отсюда Друг звонил около двух месяцев назад, а затем замолчал. Самое удивительное, что в последнем разговоре он утверждал, что нашёл своё счастье, и Мишка просто обязан был с этим разобраться. В первую очередь, из-за своей тревоги. По Мишкиному убеждению, счастья, особенно для таких, как его Друг не существует. Во вторую - к общей тревожности примешивалась ревность. Что если и вправду Друг обрёл здесь счастье? Мишка чувствовал себя обманутым.
Оба они с рождения были обманутыми или сами себя обманывали. Не успев родиться, уже боялись, а родившись, моментально устали и состарились. По всем правилам приличия эти двое должны были родиться лет сто, а то и двести назад, но, видимо, рождаться вообще не входило в их планы, а угораздило их появиться в год несчастливый, суетный и противоречивый - год 1995-й. Красная страна уже отхаркалась кровью, вперемежку с республиками и теперь корчилась в муках рождения новой идеологии. Тревога висела в воздухе, а страх пробирался до самых кишок и хватался за душу. Всё казалось непредсказуемым и немощным в тумане настоящего. В таком бардаке и появились мальчики и некуда им было деваться. Они словно отбывали срок в тюрьме или армии. Не сговариваясь, каждый в своей семье после пробуждения заправлял кровать, за завтраком безропотно выслушивал родительские наставления на день и, дабы избежать дополнительных разговоров, быстро мыл за собой посуду и убегал из дому. Эти ребята вообще старались жить незаметно. Бежать всегда и везде, нигде не останавливаясь, решили они, едва научившись различать цвета окружающего мира. Их проблемой было восприятие. То ли они брезговали соприкасаться с миром, то ли боялись, что заигрывания с миром изменят их самих, а может, им просто было больно.
- Ты хотел бы уехать отсюда? - спрашивал Мишка Друга в школьной столовой.
- Нет, - убеждённо отвечал тот, ковыряясь в тарелке. - Ты же знаешь, что кино отражает действительность? Так и смотри. Про скандинавские страны я даже говорить не хочу. Не спорю, природа там красивая, но даже на деревню в полтора дома обязательно найдётся маньяк. Да и лица у этих скандинавов какие-то хмурые, неопрятные.
- Так и у нас такие, - возражал Мишка, поглядывая на других школьников.
- Ну да, но маньяков у нас всё равно меньше на плотность населения. В скандинавской столовке нас наверняка бы уже расстрелял из автомата одноклассник. А у нас посмотри - сидят, друг друга ненавидят, но за оружие не хватаются! Потому что не разрешено, да и знают, что после школы можно стрелку забить и спокойно помахать кулаками. Вот это я понимаю - здоровая атмосфера… Конечно, я бы в Европу рванул, - вдохновляясь, продолжал Друг, - но там тоже, фиг знает что. Две мамы, две папы. Живут непонятно как и с кем, а мне жопа моя для другого.
- И для чего тебе жопа? - ухмылялся Мишка.
- А для чего жопа нужна? Чтобы срать и больше ни для чего! - убеждённо заявлял Друг. - И в Америку не хочу. В Северной - с толерантностью скоро не только туалеты общие будут, но и дети с имуществом, а в Южной - наркота и бандюгаи. Всего этого и у нас навалом. Так на кой ехать куда-то? Есть, конечно, вариант - Восток, но про Ближний сам знаешь. Всю жизнь воюют, а на Дальнем - философия какая-то хитрая. Про умеренность вроде толкуют, а смотри как китайцами весь мир завалили. И куда ехать?
- В Австралию, к примеру, - предполагал Мишка.
- Во-первых, не ехать, а лететь. Это ж остров! Во-вторых, чего там делать? На кенгуру тамошних глазеть? Или на баб толстосумчатых? Они ж там страшные!
- Австралия - не остров, а материк, - поправлял Мишка. - Ну и оттуда вообще-то Николь Кидман, Найоми Уотс, кажется, и Марго Робби. Конечно, из всех трёх песок уже сыпется, но ведь красотками считались!
- Они - исключение из правил, - не терялся Друг. - Вот можно было бы в Африку, но там тоже всё плохо. Коренное население эксплуатируется западными буржуями, а бананами я и здесь могу обожраться. Остаётся только крайний Север, так там даже поссать на морозе не получится. Сразу застывает и моча, и член.
- Прямо уж и член? - недоверчиво переспрашивал Мишка.
- Сам по кабельному видел. Прямо отваливается на холоде и фиг потом пришьёшь на место!
- Голливуд по тебе плачет! Там такой бред любят, - улыбался Мишка, вставая из-за стола. - Звонок что ли с перемены не слышишь? В класс пора!
Они вставали и, неприкаянные, возвращались к скучным одноклассникам и урокам. Случаи всё-таки бывают необыкновенными. В данном, к примеру, судьба распорядилась так, что эти два странных, ни на кого не похожих подростка оказались в одной школе, в одном классе и даже, несмотря на свою самодостаточность, подружились. Теперь школьные годы остались позади и один из них пропал...
Миша выглянул в окно и подозрительно осмотрел окрестность. Собственно, разглядывать было нечего. Куда ни глянь - серые осенние многоэтажки хватаются за жёлтое небо, нагло напирают на гостиницу, толкают её, выгоняют с насиженного места и угрожают смертью, потому что она маленькая, дряхлая, портящая собою общий вид.
Миша попытался вспомнить, как попал сюда. Он ехал в такси, и навигатор женским голосом постоянно врал. «Да заколдовано это место что ли?!» - матерился водитель, и Мишка понимал, что так и должно быть. С его Другом всегда так, а водитель попался на редкость разговорчивый и, дабы избежать приступов паники, Мишка начал пить, да так, что, когда они обнаружили гостиницу, Мишка был в стельку и даже не помнил, как заселялся. Теперь он, словно истерзанный злыми детьми щенок без глаз, щупал, трогал стены и вскоре осознал, что уборной и даже обычного умывальника здесь нет. Мишка совершенно один в единственной комнате, из которой ведёт единственная дверь. Таких ситуаций он боялся с детства. Они лишали свободы выбора, и сейчас Мишка почувствовал внезапную клаустрофобию. Он с шумом втянул спёртый воздух и распахнул перед собою дверь. За нею кто-то стоял и от неожиданности Мишку вырвало.
- Молодой человек, что с вами?
- Всю жизнь сам себя об этом спрашиваю, - успел ответить Мишка перед тем, как его снова стошнило.
- Часто с вами так?
- Иногда, когда напьюсь, а вообще рядом с людьми - постоянно.
- Хорошо, я сейчас уйду, но как станет лучше - спускайтесь.
- Куда? - Мишка предчувствовал дурное.
- На первый этаж, разумеется. На ресепшн с документами и оплатой. Мы ведь вчера вас так и не оформили.
- А зачем пустили?
- А как не пустить? Вы меня, простите, конечно,но уж больно пьяненький вы были, - Мишка наконец-то разглядел говорившего.
Был он лысым, в очках, с вислым носом и тонкими, седыми усиками мужчиной лет 60-ти. Невысокий и полноватый, и от этого, как показалось Мишке, солидный. Особый шарм мужчине придавал его серый, довольно мятый костюм и сандалии на босу ногу. Мужчина заметил, что его разглядывают и хмуро спросил:
- Вы из антисемитов что ли?
- Я даже слова такого не знаю! - растерялся Мишка. - Но подозреваю, что это из разряда чего-то глобального. Так вот если по правде, я даже не патриот. Не в том смысле, что я не люблю свою страну. Просто считаю, что давно надо бы стереть все границы, ведь по сути мы все граждане мира. А вы случаем не здешний директор?
- Нет, не здешний. Только управляющий.
- Спасибо, что не ругаетесь! - Мишка начал оттирать руками блевотину с костюма Управляющего, тот отпрянул:
- Не надо, у нас всё-таки не богадельня, а приличное заведение! Персонал отстирает. Себя лучше приведите в порядок и спускайтесь!
- А не могли бы вы подсказать мне туалет? - крикнул Мишка вслед уплывающему мужчине.
- Могу, - бросил тот через плечо. - Вон в том конце коридора.
- А душевая?
- Там же.
- А ванная?
- Молодой человек, я вам уже всё объяснил! - и Управляющий скрылся за поворотом.
«Какой вежливый… коридор. Он длинный и тёмный, хотя уже утро. И светит только из окна в конце… управляющего», - Мишка встряхнулся, вернулся в комнату за зубной щёткой и полотенцем. Когда вышел снова, показалось, что окно в конце коридора уменьшилось до белой точки. «Фу ты, утро ведь, почему такая тьма? - думал Мишка по коридору. - И что-то в ней копошится и топорщится!»
Ему и вправду мерещились какие-то тени. Они окружали и хотели толкнуть. Мишка был убеждён, что с недобрыми намерениями. Так и оказалось. Что-то или скорее кто-то, потому что было одушевлено, толкнуло Мишку и заматерилось. Волосы от этого на Мишкиной голове пустились в пляс и снова, как и в комнате, во рту появился железный привкус.
- Это… Ты чего шары выпучил? - рядом возникло бледное лицо. - Никогда девушки голой не видал?
- Да я вообще ничего не вижу, не то, что вас! - часто заморгал Мишка. - А вы голая?
- Не твоё собачье дело! - девушка хотела снова пропасть в темноте, но Мишка ухватил её за руку. - Не могли бы вы проводить меня до туалета?
- Темноты боишься? Дебил что ли? - зло начала девушка, затем, будто застеснявшись, прервалась. - Ладно, извини. День не задался.
- В каком смысле? В смысле из-за меня что ли или…
- Точно не из-за тебя. Много о себе думаешь, а на вид обычный мудила. Короче, не вникай, пошли, - девушка повела за руку по коридору, и Мишка плёлся следом, не в силах оторваться от раскинувшихся по белой спине тёмных волос. Они напоминали змей. Кажется, они двигались, и это было понятно, потому что сама девушка шла, но ещё казалось, что змеи шипели и вообще казались мрачнее всей тьмы вокруг. Это так напугало, что Мишка снова решился заговорить:
- Можно комплимент?
- Не пялься! Мне за мою жопу вообще-то платят.
- Да я не об этом! От вас пахнет невероятно! Это шампунь какой-то особый?
- Обычный.
- Не цветочный?
- Ты чего докопался? - повернулась к нему девушка. - Брошу сейчас!
- Я будто саму весну в вас чувствую. Это так странно. Вам сколько лет?
- Нашёл, что у девушки спрашивать.
- Ну, а всё-таки?
- Ну, двадцать два.
- Вот я и говорю. Вроде уж не молоды, а запах такой… Как у младенца прямо. Чистотой внутренней пахнете.
- Так весной или чистотой? Весной вроде чисто не бывает.
- Неправильно вы меня поняли, - расстроился Мишка. - Хотя со мной всегда так.
Девушка вдруг остановилась в темноте, быстро вскинула свободную руку и в глаза ударил свет. От неожиданности Мишка зажмурился.
- На будущее, - услышал он. - Не надо мне тут «вы». И меня Ма…
- Не важно, как вас зовут, - перебил Мишка. - Я такие мелочи не запоминаю.
- Как знаешь, про запахи мне тоже не надо! Посрать все ходят, так что не лечи мне тут про весну! И голой меня больше не увидишь. Я на этом этаже одна до сих пор жила, вот слегка и расслабилась... Кстати, за ручку в туалет в первый и последний раз водила. Фонариком обзаведись, раз слепой или свет в коридоре научись включать заранее.
Миша открыл глаза, чтобы поблагодарить, но девушка уже исчезла. Он загрустил, чувствуя неловкость.
В сущности, Мишка был хорошим, добрым, но совершенно бесполезным для общества человеком. Злой рок преследовал его с рождения. Это можно утверждать хотя бы из того, что родился Мишка в полном сознании и ясности ума. Ему сразу всё так не понравилось, что он не стал орать, как следует младенцам, и если бы не широко раскрытые глаза, то врачи признали бы его мертворождённым. Мишка на это в общем-то и рассчитывал: небритый врач с тёмными кратерами вместо глаз и густым, неприятным запахом, и мать с красными пятнами на лице, с которого катился пот сразу не понравились младенцу. И когда всё-таки Мишка попытался запротестовать, ему заткнули рот чем-то белым и пухлым с тёмной башенкой посередине.
Ещё в младенчестве Мишка понял, что всех любовников и соответственно будущих родителей нужно стерилизовывать, иначе порочная преемственность поколений никогда не прекратится. Ведь это сущее издевательство и насилие над маленьким человеком: его зачатие, вынашивание, рождение и последующее выкармливание! В конце концов, неужели нельзя придумать более достойный способ для продолжения рода? Цивилизованные ведь люди, и учёные, кажется, не дураки. Вот о чём думал Мишка, оставаясь тёмными ночами в своей кроватке наедине с собой. Однако Вселенная смеялась над ним, и чем старше становился Мишка, тем громче.
Только начал он привыкать к родителям и прочему окружению, как те стали портиться и стареть. Об этом его никто не предупреждал, зато постоянно спрашивали, кем хочет стать он. И Мишка терялся, оглядывая свои бесполезные пухлые ручки и выпирающий буксиром животик. «Может, космонавтом, а?» - заискивала воспитательница, и Мишка молчал, соображая, что и на земле он ничего не понимает, а ему уже Космос навяливают. Мишка расстраивался и даже намеревался притвориться аутистом, но совершил ошибку, заговорив в полгода.
Всё стало ещё хуже после поступления в школу. На коже появлялась растительность. Она лезла, селилась сорняком на лице и в других неподобающих местах. Со временем она огрубела и вообще стала вести себя нагло. Стыд, да и только, аоднажды к Мишке в сон пробралась учительница. Была она нагая и трогала Мишку нетерпеливыми алчными руками, а он так разволновался, что проснулся и трусы то ли от испуга, то ли отчего-то ещё оказались в какой-то липкой мокроте. Тогда Мишка осознал, что не только общество, вся суть его против него, и он лишь ошибка природы. Он чувствовал стыд и возмущение, но что мог сделать? «Мужик уже», - радовался папа, взглянув на простыню, а мама всплёскивала руками и зачем-то плакала. И снова Мишку спрашивали, кем хочет стать, а он желал одного - научиться быть человеком. Этого ему казалось достаточным: уж больно странными казались люди, их чувства и поступки. Однако, чем старше становился Мишка, тем настойчивее звучали вопросы. Пришлось задуматься. После долгих размышлений он пришёл к выводу, что должен стать профессиональным алкоголиком или наркоманом. И опять природа подвела его! Организм не выносил чужеродные, вредные вещества и выплёвывал их наружу. «Придётся стать циником», - вздыхал по ночам Мишка, но и эта роль ему до сих пор толком не удалась.
Если бы Мишка видел в жизни хоть какой-то смыл, то мог стать кем угодно. Но в том и дело, что он не видел ничего. Единственное, что его волновало: как не потерять то, с чем родился. Он знал, что внутри него, да, наверное, и в любом другом человеке было что-то не приобретённое, а принесённое с собой. Мишка помнил об этом и ценил то ощущение ясности и покоя, которое почти потерял в стремлении слиться с обществом. И ведь слияние почти произошло, но затем появился Друг и напомнил о главном. Тогда Мишка перестал притворяться и однажды в сердцах крикнул: «А ведь мы с тобой в полной жопе!» Друг сразу всё понял и поддержал: «Знаю, так что не вываливайся, как какашка»…
«Нехорошо вышло с Управляющим, а какой вежливый и хороший… Да и девушку, как её там, обидел… Эх, не умею я, не знаю, как с людьми, - вздохнул Мишка, заканчивая бриться. - Друг сказал, что счастлив здесь? Наврал, условия нечеловеческие! А как там эту девушку? Представлялась вроде… Или нет? Весной звать буду. Не вслух, конечно, а так - про себя, а то опять обидится».
При всех странностях и вопросах нынешнего утра Мишка понял одно: ни в какой он не гостинице, а в старом бараке с общими на этаже туалетом, ванной и душевой, но хотя бы отдельными комнатами. «Нет, врал мне Друг насчёт счастья, - убедился Мишка, расчёсываясь после холодного душа. - Оно здесь просто невозможно. Однако пора к Управляющему, а то нехорошо». Мишка вышел из уборной, но свет после себя выключать не стал. Уж больно длинным и мрачным показался ему коридор снова. «Вот ведь встрял!» - подумал в очередной раз Мишка, и скребущийся в окно тополиными ветвями день лишь подтвердил опасения.
2.
Ключи за спиной Управляющего раскачивались на гвоздях, словно от ветра, а, сталкиваясь друг с другом, издавали тихий, тревожный стон. Мишка заметил, что лишь некоторые гвозди свободны, из чего заключил, что заведение особо не жалуют. Это успокаивало.
- Да вы не туда, на меня смотрите! - услышал он. - Да, постояльцев немного. Не всем по душе жизнь в подобных местах, но поверьте, бывают интересные личности. Чаще с проблемами социальной адаптации или законом. Иногда забредают Свидетели Иеговы. Тогда становится совсем интересно. С кем ещё можно поговорить о Боге? К тому же, они оставляют брошюры о Царствии Божием, а у нас в туалетах частенько бумаги не хватает.
- А чего эти у вас танцуют? - кивнул Мишка на ключи.
- Не всё ж Иеговам с ума сходить. Давайте паспорт, - Мишка протянул. - Вот то-то и смотрю, что неверно фамилию указали.
- Странно, что я вообще что-то указал, - заглядывая в журнал учёта, Мишка удивился: вместо его подписи там красовались какие-то странные, похожие на арабские каракули. - Что вы тут вообще прочитали?
- Да всё! Знаете, сколько лет я уже здесь! Вы меня простите пожалуйста, но мне и читать не обязательно, по почерку определяю.
- И всё же, - Мишка снова кивнул на ключи, которые начинали нервировать, - чего это с ними?
- Это ещё ничего, вечером приходите. Вот когда веселье начнётся!
- Главное, чтобы войны не было, - брякнул зачем-то Мишка.
- Вы правы, а я войны повидал!
И вот что Мишка услышал.
Родился Управляющий, страшно сказать, в начале двадцатого века. Однако и в те мутные времена существовали прекрасные семьи. Папа торговал мукой. Её привозили специально из Европы, потому что на наших мельницах кокаин не производили. Мама пела на эстраде, да так хорошо, что после выступлений особо горячие поклонники продолжали наслаждаться пением в её апартаментах. Так что Первую мировую будущий Управляющий запомнил по большому количеству военных в доме, где офицеры покупали муку у папы, а затем с белыми носами спешили к маме.
Всё изменилось, когда грянула революция. Наступил голод и поставки муки прекратились. Приходили «красные» и били папу руками и ногами. Приходили «белые» и тоже били руками и ногами. Потом возвращались «красные», которые снова уступали поле деятельности «белым». «Красные», опять «белые», «красные»… Папе стало казаться, что жизнь его шагает по арестантскому кругу, и всё окружение создано ради того, чтобы глумиться над его «жидовской мордой». (Мишка этого не понял, ведь фамилия у папы Управляющего заканчивалась на «ман», что в переводе с английского означает «человек». Зачем бить-то? Из-за муки что ли? Так ведь все голодали!)
Маме повезло больше. Её голос ценили и для неё мало что изменилось. Пока солдаты в подсобке били папу, офицеры в спальне оценивали ангельское пение мамы. Но видимо что-то и её не устраивало. Однажды женщина так хорошо взяла ноту «до», что оторвалась вместе с молоденьким белогвардейцем от пола и выпорхнула через форточку наружу, только и успев допеть «свиданья». Больше про неё не слышали, а папа так расстроился, что в свободное от битья время сколотил в человеческий рост ящик, на который повесил табличку «Просьба не беспокоить» и слёг туда. Будущий Управляющий рос послушным ребёнком и папу не беспокоил. Даже не стучал. Однако воспитание привело к побочному эффекту. Однажды папеньку снова пришли бить, вскрыли ящик и никого внутри не обнаружили. Так почтение к батеньке довело до интерната, где Управляющий уже на себе ощутил силу словосочетания «жидовская морда». Самое интересное, что в интернате не водилось ни «красных», ни «белых» - одни дети.
Умер великий Ильич, и в год его смерти появились стройотряды. Туда и пошёл Управляющий. Днём он строил коммунизм, вечерами учился, а по ночам воровал. В общем, как все. Дел хватало по горло, и надо же было посреди этой суеты встретить Ту Самую! Она не называла его жидовской мордой, напротив, находила его профиль прекрасным, а вислый нос - мужественным. Она брила Ему каждый день лицо опасной бритвой. Он - каждый месяц Ей подмышки и ноги. В этих действиях заключалось доверие в высшем смысле слова, и 30-е годы пролетели как счастливый сон. Управляющий перестал замечать побои, ходил в синяках, но счастливый внутри. Вокруг исчезали друзья и товарищи: кто в лагерях, кто сразу в могилах, но он и его тогда уже супруга ничего не замечали - только друг друга. Вообще изначально их тоже собирались сослать куда-нибудь за Северный полюс, но побоялись, что эти двое ускорят глобальное потепление и лёд под силою их любви превратится в воду, которая затопит молодое советское государство и супругов оставили в покое. Он строил дома. И этот барак тоже. Она шила на фабрике и всё было замечательно, пока к ним в дверь не постучалась Вторая мировая.
На фронт Его не взяли по причинам мужественного профиля. Уж больно неблагонадёжным он показался военному комиссариату. Её взяли медсестрой, причём сразу после начала Великой отечественной и не на фронт, а в Ленинград. Всё-таки северная столица, успокаивала Она и ничего плохого случиться не может, но случился сентябрь 41-го. Ленинград оказался в блокаде, и от жены перестали приходить письма… Он обещал, что дождётсяи ждал, а после войны ждал отпуска и ездил сначала в Ленинград, а затем в Санкт Петербург, надеясь отыскать следы... Её будто и не существовало, но он ждал и боялся, что Она не найдёт Его в новом месте, а потому привязал себя к бараку. В свою очередь и барак привязался к Нему. Где ещё найти такого верного жильца? Люди приходили и уходили, кто - в новые бараки, кто - из жизни. Оставался лишь Он.
После распада СССР дом из семейного общежития переименовали в гостиницу. Всё вокруг менялось, но только не будущий Управляющий. Он ждал, прислушиваясь к завываниям вечного ветра за окном и надеясь разглядеть в этой буре бледный, полузабытый силуэт жены. За этим занятием Он не заметил, как его перестали бить и дразнить «жидовской мордой». Несчастье всегда обезличивает человеческую внешность. Его зауважали, а затем и вовсе сделали Управляющим, так как Он знал об этом доме всё...
- Вот и жду, - окончил Управляющий, и глаза его под очками задрожали.
- Так ведь сколько времени прошло! И странно… вы совсем не выглядите старым. Разве так бывает?
- С любовью всё бывает, - лицо Управляющего так хорошо посветлело, что даже обычно осторожному Мишке захотелось обнять старика. Во избежание неловкости Мишка заговорил о деньгах:
- Вы безнал принимаете?
- К сожалению, нет, - лицо Управляющего померкло. - Если угодно, за углом есть банкомат. Можете прогуляться и снять там, хотя не к спеху. Живите пока так.
- Нет уж, - запротестовал Мишка. - Я и так за ночь должен. Я сейчас быстро. Потом, надеюсь, вы расскажете мне об одном человеке. Кажется, он у вас остановился.
- Конечно, расскажу. Я всегда здесь … Жду. И вас подожду тоже.
Мишка вышел на старое деревянное крыльцо и поёжился. Октябрьский ветер был до судорог колюч. Мишка запахнулся в куртку и расстроился: «Вот взять Управляющего. Живёт ведь человек. У него есть цель, а я?» Он вспомнил как лежал облёванный после выпускного бала, а над ним нависали родители с вопросом, каким видит Мишка своё будущее. На самом деле он видел только таз, и тогда родители решили взять сыновью судьбу в свои руки.
При советской власти папа был комсомольским работником. В чём заключалась его работа, не мог толком объяснить даже он сам. Однако свои плоды такая работа принесла. После распада Красной страны папа за неделю выучился на психолога, причём так успешно, что его клиентами, в основном, становились народные избранники, то есть депутаты и прочие бандиты. Деньги за возможность поплакаться в жилетку пациенты платили немалые, так что папе потребовался бухгалтер. Тогда и было решено отправить Мишку в институт учить экономику. Однако там Мишка быстро понял, что без пистолета под подушкой в этой стране не работают никакие экономические законы. Пистолеты Мишка не любил, а точных цифр боялся, поэтому учёбу забросил. Мама его поддержала, так как ненавидела экономику, но обожала поэзию. Таким образом Мишка очутился в литературном институте. Первые же литературные опыты показали его несостоятельность. При всей внешней чёткости опусам не хватало содержания. Из-под Мишкиной руки выходило всё безжизненно и с холодком. «Вы что, бухгалтер что ли?!» - орали преподаватели, и Мишка бросил литературу, потому что к страху перед людьми прибавился ужас перед преподавателями. В итоге родители махнули на него рукой. «Конечно, поповья сейчас жестко со мной конкурируют, но в 90-е я столько заработал, что и на внуков, если сделаешь, хватит. Живи как знаешь», - сказал Мишке папа и открыл счёт, на который ежемесячно присылал приемлемую для жизни сумму. Надо заметить, что Мишка и сам не ленился. Попробовал себя, к примеру, в слесарном деле, затем в строительном, умудрился поработать диджеем. Беда заключалась в том, что как только становился понятным общий принцип профессии и людей, принадлежавших ей, Мишка терял без того слабый интерес и всё бросал. Из опыта рабочей жизни Мишка вынес одно - всегда и везде, на всех видах работ пьют чай в пакетиках.
«Вот ведь, уже и очередь за мной выстроилась», - Мишка отчаянно пытался вспомнить код карты и не мог. После двух неудачных попыток он закрыл глаза и очутился в пустыне. Звуки ушли, всё померкло и перед глазами бегущей строкой пробежала некая цифровая комбинация. Её Мишка наугад и ввёл. Оказалось, верно. Пока банкомат ворчал, отсчитывая деньги, Мишка обернулся извиниться:
- Вы извините, что так долго.
- Ничего, мы подождём, - ответили Мишке, и он удивился воспитанности парней. Мишка принял деньги, хотел пройти, но его остановили:
- Да не спеши. Куда? Чего у тебя там, сколько?
- Кажется, понимаю, - догадался Мишка. - При других обстоятельствах я бы легко поделился, но дело в том, что должен рассчитаться за проживание, поэтому, извините, помочь не могу.
- Да мы и не спрашиваем, чего ты можешь. Мы уж сами как-нибудь, - самый крупный прижал Мишку к стене и огромной ручищей полез обшаривать куртку. Мишка руку перехватил.
- Ты чего, - удивился парень, - в морду хочешь?
- Не мечта жизни, но, если честно, мне всё равно.
Мишка хотел добавить, что не боится ни физической расправы, ни даже смерти, но не пришлось. Дыхание перехватило после тяжёлого удара в солнечное сплетение. Мишку согнуло пополам, а парень спокойно вытряхнул его из куртки, которую тут же обыскал и бросил за ненадобностью на дорогу.
- Что-то не густо, - наклонился он к глотающему слюну Мишке. - На карте ещё есть? Говори код.
- Уже забыл, - тяжело признался Мишка.
- Ты чего такой борзый? - придвинулись к нему остальные. - Сейчас вспомнишь.
Один резко ударил Мишку кулаком в голову, но крупный остановил:
- Заметить могут - ментов вызовут. Ладно, пошли. Только фиг этот придурок ещё что-нибудь снимет, - парень легко пальцами переломил карточку.
Компания стала отходить, когда главный, передумав, остановился и с разворота ударил только что поднявшегося Мишку ногой по физиономии. Тот полетел, соображая, что, кажется, этот приём видел в каратистских фильмах и зовётся он «вертушкой».
- Теперь уже точно пошли, - проговорил довольный вожак и жестом указал направление.
«Это мне наказание за вчерашнее скотское моё состояние, - отдирая себя от стены, решил Мишка. - Ну, лучше сейчас, чем потом, только как теперь с Управляющим объясняться? Наверняка карту восстановить можно, только как в незнакомом городе и что до этого делать?» Мишка доковылял до гостиницы и снова поёжился, на этот раз от её вида. Надпись над входом гласила «…иница». «Поменять букву и получится Ибица», - рассеянно подумал Мишка, разглядывая неопрятное трёхэтажное строение. За неопределённым цветом совершенно было непонятно, деревянное здание, кирпичное или какое ещё. Кое-где краска облупилась и из-под неё виднелся старый слой, да не один. Барак напоминал больного желтухой алкаша с язвами по всему телу, из-за чего сразу вызвал уважение: кто знает, сколько и чего повидали эти стены.
Мишка вошёл внутрь и напротив увидел молодого человека с раздутой физиономией и в рваной куртке. «Какая гостиница, такие и постояльцы», - фыркнул Мишка, хотел поздороваться, но, приглядевшись, сообразил, что это он сам в висевшем на стене зеркале.
- Что с вами? - заметил Управляющий.
- А с вашей гостиницей? Видок у неё конечно.
- Вы меня простите, пожалуйста, но я здесь почти всю жизнь. Привык и не замечаю, - оправдался Управляющий. - Вы то как, полицию может вызвать?
- Да она только время отнимет. Не надо.
- Но что-то нужно делать! - Управляющий казался искренним, поэтому Мишке почудился подвох:
- Стены покрасьте, - он подбирался к тому, что у него нет денег. Наконец, Мишка собрался духом и выпалил. - Погода какая мерзкая сегодня!
- Вас ведь ограбили? - услышал он сочувствующее.
- В принципе, да, - не стал вилять Мишка. - И ведь я даже не смогу теперь уехать, пока карту не восстановлю.
- Говорил ведь, что деньги не к спеху! - расстроился Управляющий. - Да и не денег жалко - вас! Вон лицо-то совсем повело, а насчёт карты… У меня в банке знакомый работает. Я ему позвоню, мы решим этот вопрос. Сам я с такими вещами не сталкивался, но думаю, восстановят в течение нескольких дней, - успокоил Управляющий. - Живите пока так. Расплатитесь ещё… Позже.
- Правда?
- Конечно правда! Что мы - коллекторы какие? - ключи за спиной Управляющего бурно зааплодировали, а сам он на глазах расцвёл и прямо-таки начал источать внутренний свет. - И с лицом вам помогут. У нас тут постоялица одна, настоящая кудесница. Уж не знаю, отварчику ли даст или наложит что-нибудь, но синяки и ссадины к вечеру пройдут. Уж можете поверить. Самого, как я рассказывал, частенько побивали.
После таких слов Мишка ощутил странную гармонию, однако через минуту ощутил, будто всё это уже происходило,и он также стоял возле стойки, за которой с другой стороны благожелательно переминался с ноги на ногу Управляющий. Ощущение дежавю подавило всё остальное. Мишка отпрянул, затем вспомнил о Друге, хотел показать его фото на сотовом, но телефона не нашёл. Видимо, его забрали парни или он выпал во время потасовки. Управляющий будто угадал:
- Вы кажется о человеке спросить хотели? Фамилию, имя знаете?
- В том и дело, что не знаю.
- Не переживайте, - Управляющий широко улыбнулся. - У нас сегодня вечеринка. По традиции там будут все. Вот и увидите, здесь ли ваш знакомый незнакомец.
- Вряд ли увижу, - засомневался Мишка, - мой Друг по вечеринкам не шастает.
- Говорю же, по традиции будут все. Что таить, к нам редко заселяются, поэтому каждое новое лицо - большое событие. Присоединяйтесь, сами убедитесь.
- Только ради меня вечеринку не надо. Я не очень с людьми, - Мишке стало дурно. - А то ещё придётся пить, обмениваться слюнями, а потом спать с кем-то или со всеми сразу.
- Вряд ли. Здесь люди, в основном, одинокие и сдержанные. А что, это вас смущает?
- Очень. Всё, что пишут про средневековые шабаши - правда! Я это понял на корпоративах.
- Кстати, о ведьмах. Зайдите-ка в седьмой номер. Пусть вас наша бабушка подлечит, - напомнил Управляющий, и ключи снова звонко то ли напутствуя, то ли просто желая удачи, зааплодировали.
3.
Из-под двери несло густым, сладким запахом. Мишка читал где-то, что человеческое мясо сладкое на вкус. Этого оказалось достаточным. «Может варит…», - ужаснулся Мишка и передумал стучаться. Затем вспомнил рассказ Управляющего о живущей в комнате старухе.
Родилась она в глухой деревне и ни один крестьянин не признал в ней дочь. Мать была незамужняя, и чтобы отвести от себя вину, мужики пустили слушок, что девку обрюхатил леший. Кончилось тем, что роженицу вместе с младенцем прогнали в лес, где им и пришлось выживать. У матери была какая-то женская болезнь, из-за которой она днями не вставала, так что с детства будущая ведьма знала, какие травы нужны, чтобы остановить кровь или какие ягоды есть, чтобы не умереть с голода. С пяти лет она ловко управлялась с удочкой, научилась вить из растений верёвки и мастерить из них хитрые капканы для зайцев и кроликов.
Иногда обе встречали в лесу деревенских, а мать слыла хорошей повитухой. Так что вскоре повадились к ним бегать девки травить и выскабливать из себя плоды своего неразумия. С десяти лет ведьма уже прекрасно разбиралась в абортах и самостоятельно принимала роды, а в четырнадцать неожиданно осиротела. Надо сказать, что потеря матери никак на девочку не повлияла, она и так росла настоящим дитём леса. Ей вообще были чужды какие-либо чувства, зато свою работу она выполняла быстро, чётко, не вдаваясь в детали. За это её и ценили. Вскоре в лес забегали со всей округи не только девки, но и мужики, страдающие половой немощью и другими болячками. Молодая ведьма при работе обычно молчала. В этом приходящие угадывали её презрение и, выздоравливая, благодарно гадили ей под дверь и плевали вслед. О презрении подумал и молодой советский активист, приехавший облагораживать здешние места. Был он не по годам изнежен и так истаскан, что нуждался в лечении. В то время колдунья была ещё молода и красива, и вот во время своих посещений задумал комсомолец её соблазнить. Как только не подкатывал он, на какие ухищрения не шёл, чтобы залезть девушке под юбку. Ничего не помогало, и ходил он одержимый вокруг её дома, плача и рвя на себе волосы.
Не сдержалась ведьма. Нет, она не уступила молодому советскому герою, а как-то раз сломала при нём сук и обстругала со словами: «Видишь это дерево? Так будет оно мне защитой от тебя и зверей лесных, и отцом суровым, но благим, и мужем единственным и любящим. Никогда я не раздвину ноги ни перед тобой, ни перед кем-либо ещё. П-шёл вон отсюда, пёс, и возвращаться не смей! Прокляну так, что мертвее этой деревяшки сделаешься». Затаил после таких слов комсомолец на в<