Окон не было. Почти полная холодная темнота, разгоняемая лишь слабым светом серых масляных ламп, вделанных в черные колонны. Угрюмые фрески темных тонов, по большей части изображающие хмурого лысого мужика в черной набедренной повязке с бровями, как у Брежнева, и огромного черного дракона или черного человека в различных, не подумайте чего плохого, позах. Пара колоссальных статуй на постаменте – все тот же мускулистый бровастый мужик, попирающий пяткой бедолагу дракона, в правом углу зала. Перед статуями три здоровых черных камня с подношениями. На одном несколько мисок, на втором – пара мечей и кинжал, на третьем, кажется, тускло поблескивало ожерелье. Массивные двери, обитые железными полосами, в левой стороне закрыты. Черно‑серый давящий потолок, казалось, вот‑вот рухнет на голову. Несмотря на большое пространство, возникало неконтролируемое ощущение клаустрофобии, хотелось заорать во всю глотку, чтобы рухнули мрачные стены, и глотнуть свежего воздуха.
– Мрачновато, в самый раз ужастики снимать про ожившие мумии или демонов, боюсь только, будут проблемы с подсветкой, – критически оценила дизайн церкви Элька. – Интересно, а местные не пугаются? И до скольких лет детишкам вход в святилище воспрещен?
– Да, такое место ночью привидится, в холодном поту проснешься от собственного крика, – подтвердил Лукас, невольно поежившись.
Гал промолчал, но промолчал неодобрительно и мрачно.
Пока шла дискуссия о достоинствах храмовой архитектуры, едва слышно скрипнула маленькая незаметная дверка в углу слева от статуй. Что‑то мелкое серо‑балахонистое показалось в помещении и, узрев посторонних, сдавленно ойкнуло. Трое обернулись на звук. Нечто балахонистое затряслось, жалобно пискнуло: «А‑ва‑ва‑а» – и попятилось назад к стене, панически пытаясь что‑то нашарить сзади себя. Капюшон одеяния упал, и пришельцы еще успели разглядеть перепуганную физиономию худого коротко стриженного молоденького служки, прежде чем он нащупал дверь в нише и, нырнув в нее, с лязгом задвинул тяжелый засов. Послышался быстро удаляющийся стук подошв сандалий по камню пола.
– Что это он, припадочный? – задумчиво удивилась девушка.
– Думаю, сей человек испугался нас, – предположил Лукас.
– А чего нас бояться? – поразилась Элька. – Хотя, – она покосилась на Гала, мрачной черной статуей на редкость гармонично вписавшейся в интерьер, – я начинаю его понимать. Парень, чего доброго, мог решить, что сам Дориман сменил прическу и часовенку решил навестить, или Черный Дракон, не знаю, на кого из двоих наш воитель больше смахивает.
– Нечего‑нечего, пусть не зарятся, он наш собственный ужас, – ревниво встрял со своим комментарием Рэнд.
Покамест компания перемывала косточки служке и Галу, надеясь, что перепуганная жертва все‑таки не утратила окончательно великий дар речи, а если и утратила, то сможет доложить куда следует о визитерах хоть на дактиле, где‑то наверху в той стороне, куда в панике смылся первый увиденный командой местный житель, гулко и звучно ударил колокол.
– Что горит? – с задумчиво‑ироничной прохладцей поинтересовался мосье маг.
Гал принюхался, потом чуть выдвинул меч, глянул на его спокойный цвет, снова убрал в ножны и отрицательно покачал головой.
– Это, наверное, о нашем прибытии возвещают, – догадалась Элька.
– Мадемуазель необычайно проницательна, – с той же иронией заметил Лукас.
– Проницательность – мое второе имя, после язвы, – гордо подтвердила девушка и, капризно притопнув ногой, вопросила пространство: – Ну, нас будут встречать или на век во мраке замуровать собрались и сейчас спешно цемент с кирпичами подвозят? Мне уже хочется в Джельсомино поиграть!
– Во что? – с любопытством переспросил маг.
– В кого, – наставительно поправила Элька, – в Джельсомино. Это герой книги весьма знаменитого сказочника из моего мира, такой волшебный мальчик, который голосом что угодно разрушить мог.
– Мадемуазель, надо быть сдержаннее, – мягко упрекнул девушку Лукас, зная, что ее хаотические таланты способны и на большее, чем заурядное разрушение голосом стен в масштабах одного храма. – Проявим миролюбие, дадим здешним властям еще пару минут для того, чтобы предстать здесь.
– Ладно, – капризно согласилась Элька, надув губки. – Но только пару минут.
Как раз когда девушка и маг пришли к договоренности, тяжелые двери, обитые железом, распахнулись не то чтобы со зловещим скрежетом, вполне в духе обстановки, но со вполне добротным внушительным лязгом. Снаружи в коротком каменном коридоре без окон все‑таки оказалось светлее от факелов, которые держала в руках кучка людей. На нескольких ребят в легких доспехах – обычный интерьер любого дворца – можно было не обращать внимания, и команда сразу переключилась на изучение остальных. Лысый, худой, высокий, мрачный мужчина лет сорока в черной рясе – одна штука и четыре штуки аналогичных, чуть более широких и стриженных в стиле братков экспонатов в сером. Незамутненной радости от чудесного явления посланцев великого Совета богов или благоговения, не говоря уж о религиозном экстазе, команда не прочла ни на одной физиономии.
Чернорясый дядя с мрачным лицом голодающего аскета, крючковатым носом и узкими бескровными губами вступил в святилище сразу следом за стражей. Его черные глаза с каким‑то отсветом безумия впились в подозрительных гостей.
Лукас привычно выдвинулся вперед, отвесил изящный, но неглубокий поклон, и зажурчал, сплетая кружево слов:
– Светлый день! Мы посланцы Совета богов, что откликнулись на ваш зов о помощи и прибыли, дабы…
Чем дальше говорил маг, тем очевиднее становилось Эльке по застывшему лицу черного и досадливо опасливым физиономиям серых, что им здесь не рады. Да, лицо чернорясого было непроницаемой бесстрастной маской, – служителям культов, как и дипломатам, не привыкать скрывать свои чувства, – а вот в глазах тлела злая досада и шла напряженная работа мысли. Девушка готова была поставить свое недельное жалованье на то, что дядя думает только об одном: как бы отделаться от нежданных и нежеланных гостей.
И тут где‑то совсем рядом оглушительно взревели фанфары. Элька, Лукас и все местные подскочили на месте от неожиданности. Гал чуть повернул голову. Человек такого роста, силы и воинских талантов быстро отвыкает волноваться из‑за таких пустяков, как резкие посторонние звуки, поскольку полагает, что способен справиться с практически любым их источником.
В маленьком коридоре появилась еще одна, куда более многочисленная, чем первая, и более яркая процессия. Находящийся в первом ряду длинный, шнурообразный, подстриженный под горшок мужчина с отвисшими щеками набрал в грудь побольше воздуха и начал надменно провозглашать:
– Его величество Шарль Виньон Ролан Матеус Второй, король Дорим‑Аверона и…
– Здравствуйте, – заткнув ладошкой рот глашатаю на самом интересном месте, доброжелательно заявил кареглазый парнишка лет шестнадцати, с чуть подвитыми волосами, аккуратной шапочкой окружавшими тонкое аристократичное лицо с очень изящным ртом. – Я король.
– Дорогие мои, – тихонько продолжила Элька, цитируя «Обыкновенное чудо» и разглядывая милого изящного мальчика, затянутого в черный камзол, шитый серебром по глухому строгому вороту. И без того отнюдь не толстый, в этом одеянии Шарль казался просто тростинкой. Глашатай сдулся, как проколотый иголкой шарик, и обиженно замолчал, отступив в сторону.
– Светлого дня, ваше величество, – вежливо ответил Лукас.
– А вы ведь из Совета богов! Вот здорово! Мне ведь никто не верил, что вы придете! А вы пришли! – непосредственно продолжил юный король, покосившись на черного жреца не без скрытого злорадного торжества. – Вижу, с архижрецом Авандусом вы уже познакомились. А может, теперь по дворцу прогуляемся? Я вам столько всего интересного покажу!
– Куда угодно, лишь бы выбраться из этого погреба, – прошептала Элька Лукасу.
– Позвольте заметить смиренному служителю Доримана, – наконец‑то разомкнул бледные уста чернорясый.
– Смотри‑ка, оно еще и разговаривает! – весело удивился неслышимый посторонним Рэнд.
Усилием воли Элька подавила смешок.
– Не к лицу служителям богов светские развлечения, ваше величество, – продолжил Авандус. – И осмелюсь предложить посланцам последовать на большой Совет жрецов, что сегодня, в канун Дня Сошествия Доримана, собраться должен в полном составе. Там, явленные божественной помощью, подробнее узнаете вы о нашей беде и о том, как мы скромными силами своими с нею справляемся.
При всей смиренности этой «просьбы» сразу становилось понятно по поникшим плечам короля, что имеет она форму приказа. Уверенный, властный тон Авандуса – голос у него оказался на диво приятный и бархатистый – ясно показывал, кто в здешнем дворце, если не государстве, хозяин.
– Ну конечно ты прав, дядя, – нахально улыбнулась Элька, играя бесцеремонную, не слишком умную, избалованную властью девчонку.
– Архижрец, – поправил чернорясый девушку, оскорбляясь на неканоническое обращение.
– Да, извини, архижрец Плинтус, – поправилась Элька и затараторила, не давая жрецу ни малейшего шанса исправить ее «ошибку», – служителям богов не к лицу светские развлечения, только ведь мы наемные работники по контракту. Так что ничто человеческое нам не чуждо, в том числе и осмотр достопримечательностей. А о вашем дворце, знаете, архижрец Вантуз, сколько всего интересного в «Дорожном атласе Сил Мира» написано. Так хвалят! Но ты не расстраивайся, Совет жрецов – мероприятие, конечно, важное, откладывать его из‑за нас незачем. Не стесняйтесь, начинайте в положенное время! Пусть Лукас с Галом на ваше совещание идут, а мне король может и дворец показать. Я в этой политике все равно ничего не понимаю, еще усну на Совете, храпеть начну, вот стыдно будет, ведь правда, архижрец Пандус! А экскурсии я обожаю! Короли еще ни разу по дворцу не водили, только королевы. Пойдем?
– Ага, – кивнул Шарль, всеми силами стараясь сдержать смех, рвущийся наружу при одном взгляде на Авандуса, уже просто закипающего от возмущения при каждом коверкании его имени, и тут же поправился. – Это честь для меня, госпожа.
– Меня зовут Элька! – беспечно поправила короля девушка и просительно протянула, как ребенок, клянчащий конфетку: – Ну, Лукас, ну миленький, можно?
– Желание мадемуазель – закон, – смирился с таким распределением обязанностей маг, мигом разгадав задумку девушки и мастерски сыграв пренебрежительную снисходительность к чрезмерно талантливому, но непоседливому и глупенькому ребенку. – Не думаю, что нам могут понадобиться на Совете ваши уникальные разрушительные силы. Отдыхайте! А мы, как велит долг, по великодушному приглашению мосье Авандуса посетим Совет жрецов.
– Спасибо! – взвизгнула от восторга Элька, захлопав в ладошки, от чего мигнули и разом погасли поблизости три мрачные лампы, а семь других, повинуясь маленькой непроизвольной волне хаотической магии, засияли по‑настоящему, давая свет с подозрительно розовым отливом и распространяя цветочный запах. Чуть виновато оглянувшись на нововведение, девушка благородно продолжила: – А если чего разрушить надо будет, ты потом скажешь, я сделаю!
Мрачный и худой Авандус сразу показался Эльке отъявленным женофобом и женоненавистником. Девушка рассчитала правильно, он был только рад отделаться от ее опасного присутствия. Наверное, никто и никогда не стрекотал столь беспечно в присутствии архижреца и столь нахально не обзывал его. Судя по тому, как он заметно поморщился, не в силах скрыть свою неприязнь, у «дяди Плинтуса» уже начиналась мигрень. Конечно, терпеть на Совете пустоголовую девицу, которая не в состоянии даже запомнить его имя, но зато настолько могущественна, что готова разрушить что угодно по приказу двух своих спутников, у одного из которых точно есть мозги, архижрец не пожелал.
– Хорошо, если вас не затруднит, уделите внимание нашей почетной гостье, ваше величество, – «попросил» архижрец, поведя бровью в сторону короля. У Авандуса они хоть и не были такими густыми, как у его бога, но тоже оставались единственной растительностью на голове.
– Вот, опять Элька от работы отлынивает, а потом ей король подарки слать будет, – «завистливо» пробубнил обделенный Рэнд и тяжело вздохнул.
– Что означает c’est la vie, как говорят у них, – привычно щелкнув пальцами, довольно откликнулась Элька, кивнув на Лукаса.
На этот элегантный жест, по многочисленным просьбам публики, в частности любителя красивых жестов мосье Д’Агара, Связист настроил магию зеркала наблюдения таким образом, что после щелчка слова члена команды, переговаривающегося через зеркало, слышали только его коллеги, и местные жители не впадали в недоуменное состояние, созерцая посланца богов, общающегося с пустым пространством.
Одарив своей мудростью Фина, девушка защебетала, обращаясь к его юному величеству:
– Кстати, у вас здесь комнаты посветлее найдутся? А то я не сова и не Гал, в темноте не вижу, а магией не всегда получается.
– Конечно, госпожа, у нас только в храмах Доримана так… темно, – коротко улыбнулся Шарль, хитро добавив про себя: «Было».
– Сурово и строго, – наставительно поправил короля Авандус, неодобрительно покосившись на выбивающиеся из обстановки цветные лампы, явно понравившиеся толпе придворных, опасливо восхищавшихся чудом, как стайка детдомовских ребятишек, впервые попавшая в цирк. Архижрец сделал рукой какой‑то странный знак, вроде в воздухе перед грудью меч нарисовал, и приспешники жреца, так же как большинство сопровождающих Шарля, покорно, как бессловесное стадо, повторили этот жест. – Святое место – не шутовской балаган, чтоб рядиться в яркие краски. Его назначение – указывать слабому человеку на тщету его жизни и напоминать о ежечасной необходимости охранять душу от искуса.
«Господи, неужто у них так склероз прогрессирует, что более светлого и симпатичного напоминания недостаточно», – ужаснулась Элька, а в слух протянула:
– Теперь мне все понятно! Я не хотела вам лампочки раскрашивать. Это само получилось, не ругайтесь. А вы так хорошо объясняете, архижрец, и голос у вас приятный. Поете, наверное, красиво. Вот бы «Belle» послушать, партию Фроло.
– Сих песен светских не знаю, пою же я гимны во славу Доримана, – с напускной скромностью признался Авандус, отвечая на понятую часть речи девушки. Очевидно, архижрец весьма ценил свои вокальные данные. – Ваши спутники услышат их на Совете. А вы в часовне, чадо, если присоединитесь к вечерней молитве.
– Как же Галу и Лукасу повезло! – всхлипнул «от зависти» Рэнд и деловитым тоном целителя продолжил: – Но что‑то в этом есть неестественное, когда один мужчина для другого, даже если он бог, серенады поет в темном помещении, а от женщин шарахается, как вампир от чеснока.
Элька опять едва удержалась от смешка, вдвойне обидно было то, что там, за зеркалом, в их мире от души хохотали Макс и Мирей.
– Чудесно, – ничего не обещая, ослепительно улыбнулась девушка и легкомысленным тоном продолжила: – А пока я по дворцу прогуляюсь. Нелишним было бы и в зеркало для начала заглянуть.
Веселый ручеек речи Эльки споткнулся о ставший вдруг настороженно‑злым взгляд архижреца. Авандус с подозрением уставился на девушку.
– О, вы знаете о существовании зеркала? – благоговейно уточнил Шарль.
– Что же, вы думаете, мы там, в Совете богов, совсем дикие, у начищенного тазика марафет наводим? – обиделась Элька, начиная смутно чувствовать, что говорят они с доримцами о разных вещах. Уж больно почтительно выдохнул слово «зеркало» парнишка, прямо‑таки не «зеркало», а «ЗЕРКАЛО» получилось. Но расспросы о предмете, неприятном для архижреца, стоило отложить на потом, без зоркого ока священнослужителя мальчик будет гораздо красноречивее и откровеннее.
– Нет, госпожа Элька, к вашим услугам будут все зеркала дворца, – очевидно подумав о том же самом, поспешно возразил король и предложил: – Пойдемте?
– Разумеется, – щегольнула любимым словечком Рогиро и Лукаса, никогда не упускавшего возможность позаимствовать какой‑нибудь приглянувшийся оборот, девушка и уточнила: – А ваш кортеж так и будет за нами хвостом виться? Если так, у меня, чего доброго, мания преследования разовьется.
– А? – Шарль в лучших традициях своих царственных коллег, считающих себя центром мироздания не по природному высокомерию, а по стилю бытия, похоже, совершенно забыл об эскорте и теперь быстро соображал, как отделаться от нежелательных наблюдателей. – Господа, архижрец только что великодушно напомнил нам, как важна забота о душе. Останьтесь же в часовне, дабы вознести благодарственную молитву Великому Дориману за то, что Совет богов откликнулся на наш зов!
– Но, ваше величество, умоляю, этикет! Приличия! Вы не должны быть одни! – взвыл малорослый мужчина с лицом, более всего напоминающим мордочку мопса, стоячий воротник темно‑серого камзола висел вокруг его тощей шеи, как ошейник. – Позвольте хотя бы вызвать вам другой эскорт!
– Это хранитель традиций Боржо но Лутье. Доставучий – жуть, все у него по правилам, все по протоколу, – скривившись, тихо пояснил Эльке король и тут же, что‑то придумав, хитро спросил: – Господин Боржо, я всегда со вниманием охотно следую вашим мудрым советам. Поведайте же нам, как положено приветствовать и развлекать посланцев богов согласно «Правилам Высшего Этикета Дворцового Уложения». Какие четкие указания есть в анналах истории этикета?
– Ваше величество, о посланцах богов ничего в большом своде правил «Дворцовых Уложений» нет, – вынужден был признать огорченный мопс, по всей видимости любимая настольная книга подвела его в первый раз, не сообщив, как следует себя вести в кризисной ситуации. – Но, взяв за образец указания для встреч с монархами дружественных миров, мы можем…
– Нет. В данном случае я, король Дорим‑Аверона, власть светская высочайшая, сам выбираю, как вести встречу, а вы займитесь благодарственной молитвой, – повелел юноша, перемигнувшись с Элькой.
Мопс Боржон, по недоразумению получивший человеческое тело на небесной распродаже, только печально вздохнул, но перечить монарху не осмелился. Пестрая даже при своей серо‑бело‑черно‑коричневой гамме толпа послушно расползлась по часовне, несколько сменившей дизайн после вмешательства хаотической Элькиной магии. В присутствии архижреца никто противиться указаниям короля не стал, еще, чего доброго, сочтут еретиком и заставят очищающие молитвы или искупительные взносы платить. В преддверии Дня Сошествия Доримана жрецы совсем озверели, проявляя даже в мелочах столь неистовое религиозное рвение, что самым лучшим выходом было бы вовсе не попадаться им на глаза, но, к сожалению, этого никак не получалось. В церковь на службы приходилось ходить регулярно, дабы в один «прекрасный» день не пришли за тобой.
С благосклонным удивлением и капелькой подозрения глянув на Шарля, ранее чрезмерной набожности не проявлявшего, – что поделаешь, дурная наследственность и плоды неподобающего воспитания, – Авандус милостиво заявил:
– Жрец Рабон останется, чтобы вести молитву.
Один из «братков» в сером почтительно поклонился «начальнику» и осенил себя святым знаком меча Доримана.
– Не скучайте, ребята! – беспечно попрощалась Элька со своими напарниками и, подхватив короля под руку, шурша длинной юбкой, заспешила к выходу, впереди жреца и его кортежа.
Меньший коридор часовни оказался чем‑то вроде прихожей и имел несколько ответвлений. Шарль уверенно свернул в одно из них, и Элька увидела еще один, на сей раз почти бесконечный коридор из массивных темно‑серых блоков, какими только пирамиды египетские выкладывать. Гигантомания строителей, к сожалению, не распространилась на маленькие, как бойницы, окна. Света через них поступало недостаточно, а уродливые масляные лампы той же конструкции, что и в храме, яркостью не отличались. Длинный коридор, напоминавший окаменевший кишечник гигантского червя, нагонял тоску не меньшую, чем угрюмая часовня. Только что ужасных фресок с Дориманом‑лысым, как уже успела прозвать бога насмешница Элька, да статуй не было.
– Признаю, здесь действительно немного посветлее, – честно сказала девушка, – но все так же мрачно. Долго нам еще по этой серости брести?
– Нет, госпожа, потерпите, – попросил девушку юный король. – Поколения моих предков отличались не приветствующимся ныне жизнелюбием и считали, что строгость пристала только богам, и ни возвышенной праведностью, ни склонностью к аскезе не выделялись, скорее наоборот. Во дворце будет гораздо уютнее… Даже теперь.
– Лично я сомневаюсь, что боги захотели бы являться в таком месте, как ваша часовня, не то что жить. Угнетает, – правдиво высказала свое мнение девушка. – Раз – и из солнечного теплого дня в могильный мрак и холод. Брр! Поневоле возникает желание смыться из этого погреба побыстрее и больше никогда туда не заглядывать. Ваш бог, судя по портретам, и так оптимизмом не блещет, а вы ему, словно нарочно, еще больше настроение портите.
– Может, потому Дориман и оставил нас во власти проклятия? – печально предположил Шарль, поставив себя на место бога‑пессимиста, но тут же, приободрившись, заметил: – Но, слава Творцу, наш зов, к счастью, услышали и послали вас!
– Вот только ко всеобщему ли счастью? – задала риторический вопрос Элька, намекая на явное недовольство вмешательством Совета богов во внутренние дела Дорим‑Аверона архижреца.
– Кое в каких вопросах мы с Авандусом расходимся во мнениях, – кивнул юноша и добавил совсем тихо: – Я бы даже сказал – в большинстве.
Коридор наконец кончился. У несоразмерно маленькой по масштабам двери, символизирующей небось узость и трудность пути праведников, маялась пара стражников. С сочувствием посмотрев на двух печальных мужиков, обреченных день‑деньской всматриваться в бесконечную мрачность коридора, парочка юркнула в круглый зал.
Высокие потолки с неброской лепниной, пол из плит светлого серо‑голубого камня, четкая симметрия дверей и больших окон по периметру помещения ничем посторонним не нарушалась. Элька вздохнула с невольным облегчением – выбрались! Строгая, но неизменно оптимистичная классика дворца, выстроенного прапрапра и сколько‑то еще прадедом Шарля, моментально покорила девушку. Никакой тяжеловесности или излишней пышности. Все просто и легко. Хотелось подобрать длинную юбку и припустить бегом по череде этих залов, кабинетов, коридоров, гостиных. Но порядок прежде всего! Чинно следуя рядом с Шарлем по дворцу, Элька продолжила важный разговор. Кажется, парнишка был искренне рад поговорить начистоту хоть с кем‑то. Юный король просто отчаянно нуждался в понимающем собеседнике.
Очень скоро девушка установила, что религиозное рвение Авандуса проникло и во дворец. То тут, то там, совершенно не к месту и явно вместо чего‑то гораздо более ценного, висела грязная, порой совершенно бездарная черно‑серая мазня под кодовым названием «Лысый мужик и дракон», или стояли статуи той же маркировки.
Но архижрец, в погоне за душами паствы, не учел того, что все эти образчики культа соседствовали во дворце с настоящими произведениями искусства. Чудесные гобелены, картины, панно, редкие вазы, статуи, прекрасные чеканки, дивные коллекции оружия, странные доспехи с маленькими перышками были ярким контрастом бездарной мазне. Древние мастера давно ушедших эпох открыто издевались над фанатизмом, демонстрируя истинную вечную красоту. Смеялись над мрачным бровастым Дориманом и его драконом маленькая, искрящаяся жизнелюбием статуэтка веселой девушки, несущей кувшин; гобелен с пронизанной солнцем дубравой; портрет какого‑то лорда в ярко‑зеленом с синими вставками камзоле, небрежно опирающегося на перила лестницы, ведущей к морю; чудесный цветок из незнакомого фиолетового камня.
– Страх господень, – с отвращением пробормотала девушка, покосившись на очередную статую лысого бровастика.
– Архижрец Авандус заботится о нравственной чистоте доримцев. В безграничной мудрости своей он полагает, что ежесекундное напоминание о божественном благотворно скажется на наших душах, – благостно заметил Шарль с едва заметными нотками издевки в голосе.
– А на мой взгляд, очищению души гораздо больше, чем постоянные угрозы, способствует созерцание прекрасных произведений искусных людских рук, – недоуменно сказала девушка, для примера кивнув на прелестный кованый светильник‑кошку в маленькой нише.
– Мой покойный отец, да примет Дориман его душу в свои объятия, считал так же, – печально улыбнулся король. – Он хотел превратить дворец в место, где каждый человек будет восхищаться промыслом Творца и отдыхать душой. И это ему почти удалось! Если б вы видели, как здесь было прекрасно при его жизни. Картинная галерея, сад скульптур, оранжереи…
– Но пришел Авандус и все испортил, понаставив во всех углах своих мерзостей, – фыркнула Элька. – Он что, нарочно самые бездарные работы выбирал? Или просто экономил?
– У архижреца много достоинств, он выдающийся оратор, но совершенно не разбирается в искусстве, а вот короли Дорим‑Аверона издавна известны своим высоким вкусом и тонким пониманием прекрасного, – тихо заметил Шарль и признался со скромной очаровательной улыбкой: – Поэтому Авандус милостиво позволил мне вести отбор лучших произведений для украшения дворца.
– Маленький мстительный гаденыш, – потрепав паренька по руке, одобрительно рассмеялась девушка, понимая, что юный король, при всей своей слабости, все‑таки нашел способ противостоять архижрецу и даже отомстил ему с великолепной изобретательностью.
– Спасибо, госпожа. – Шарль вновь сверкнул плутоватой улыбкой и тут же заговорил: – Обратите внимание на этот дивный гобелен работы мастеров Дорим‑Аверона. Виноградники равнины Лар у оконечности Южных гор. Кажется, солнечные лучи греют кожу!
Почувствовав, как напрягся юноша, резко сменивший тему, Элька моментально подыграла ему. Почти повиснув на руке короля, она закивала, как китайский болванчик, и с совершенно восторженным видом подтвердила:
– Да‑да! Восхитительно! И эта статуя Доримана в углу просто прелесть! Так гармонично!
Пара коротко стриженных мужчин, видно прическа служителей была так же регламентирована церковью, как и серые балахоны, удостоив своего монарха вежливыми поклонами, скользнула мимо. Как только они исчезли из зала, Шарль быстро потянул Эльку влево, к арке, ведущей в следующий маленький зал, похожий на предыдущий, а затем по коридору и снова налево. Король не переставал болтать всякую чепуху, развлекая спутницу, но девушка уже поняла, что он ее куда‑то целенаправленно тащит, не обращая больше внимания на стражу, слуг, жрецов и прочую шушеру.
Спустя пяток поворотов, Шарль резко затормозил перед дверью из какого‑то белого материала, не то дерева, не то кости, покрытой чудесной ажурной резьбой. Элька остановилась рядом, едва не налетев на паренька, выпустившего наконец ее руку из своей горячей ладошки.
– Вот она! – гордо выдохнул король.
– Кто? – оторопело уточнила Элька, очень надеясь, что сейчас ей не скажут: «Госпожа Элька, это – Дверь. Дверь, это – госпожа Элька». Шарль был очень милым парнишкой, но общение с такими мрачными фанатиками, как Авандус, для психики бесследно не проходит.
– Там ОНО, зеркало, Зеркало Истинного Зрения! – невпопад заявил Шарль, проясняя ситуацию. – Магия его воздействия такова, что, пока мы будем находиться внутри, никто не сможет войти в комнату следом.
– Хорошо придумано! – оживилась девушка, понимая, что наконец‑то они смогут поболтать без свидетелей. Архижрец никого в сопровождающие им не навязал, но это вовсе не означало, что уши, преданные ему, не прислушиваются к беседе короля и посланницы.
Глава 4
Поиски истины
Шарль распахнул дверь, вежливо пропуская даму вперед, и вошел следом. Закрылась дверь сама. Убедившись, что на этой стороне двери есть ручки и ей не придется кликать на подмогу Макса с автогеном, Элька успокоилась. Король благоговейно вздохнул. И девушка тут же огляделась в поисках предмета поклонения.
Светлая овальная зала с большими окнами, занавешенными бледно‑лимонным тюлем, стены выложены шестигранными плитками желтоватого камня с охристыми прожилками, на полу паркет из светлых пород дерева, у стен несколько мягких скамеечек, а посередине помещения обычное ростовое зеркало. Овальное, в простой кованой раме из тускло‑желтого металла без всяких украшений, накрытое какой‑то полупрозрачной тканью.
– Зеркало Истинного Зрения, – почтительно пояснил гостье Шарль, взмахнув рукой в направлении предмета.
– Что оно делает? – тут же вместо высоких фраз потребовала конкретного ответа практичная девушка.
– Одна его сторона отражает истинный облик и характер человека, каким бы он ни был, – честно ответил король, почему‑то вздохнув. – А вторая показывает то, каким человек был в прошлом, в другой жизни или жизнях. Но магия зеркала имеет ограничение, к добру ли к худу, но в нем можно увидеть только собственное отражение.
– Оригинальная защита от злоупотребления! Здорово! – восхитилась Элька и тут же решительно попросила. – Я могу посмотреть?
– Конечно, для этого я вас сюда и привел, госпожа, – кивнул Шарль и, первым пройдя к волшебному зеркалу, снял занавес.
Пока король самостоятельно примащивал то и дело соскальзывающий материал на скамеечке у стены, Элька спросила:
– А почему вашему Авандусу зеркала не по вкусу? Свое лысое отражение глаза колет? Так пусть стилиста‑имиджмейкера заведет. Кстати, он от природы такой или ему по сану положено с головой‑коленкой ходить?
– Бритая голова – символ высшего ранга архижреца, знак близости к богу, – пояснил Шарль. – Считается, если человек рано лысеет, на нем благословение Доримана.
– На мой взгляд, еще более слабое утешение, чем обещание взамен сильной потенции, как в моем мире, – задумчиво констатировала девушка, представляя своих знакомых с головами, лишенными шевелюр. Получалось весьма печальное зрелище.
– Зеркало Истинного Зрения архижрец не любит, – продолжил юноша, методично продолжая складывать покров. – Он говорит, что для познания истины магические предметы ни к чему, достаточно божественного откровения, снисходящего на жрецов во время молитв. Только так и пристало постигать мир настоящему праведнику.
– Как же в таком случае он ваш артефакт до сих пор не раскокал и в каком‑нибудь подвале не сгноил? – удивилась Элька, посчитавшая архижреца хоть и весьма неприятным, но энергичным и деятельным на вид субъектом.
– Зеркало невозможно разбить: как ни старайся, оно само выбирает место, где должно находиться. Когда‑то, почти тысячу лет назад, Силы объявили, что место его хранения – дворец Дорим‑Аверона, эта комната. А для того, чтобы спорить с волей Высших, власти архижреца недостаточно, он служитель Доримана – бога – покровителя нашего мира, но Силы – власть высочайшая, поэтому людям по‑прежнему разрешается посещать зал и заглядывать в зеркало, – тихо ответил молодой король, справившись наконец с упрямым покровом.
– В таком случае посмотрим! – Элька шагнула к зеркалу и с любопытством принялась изучать свое отражение.
– Что ты видишь? – спросили одновременно изнывающие от любопытства троица наблюдателей и Шарль.
– Себя, – честно, с капелькой разочарования призналась девушка, поправляя прическу. Из этого зеркала на нее смотрела та же самая девица, как и из любого другого в мире: вздернутый носик, лукавые серо‑голубые глаза, пухлые губки, светлые, как всегда, даже сразу после расчесывания, чуть растрепанные волосы.
– Может, оно только на местных действует? – разочарованно предположил Рэнд, уже настроившийся поразвлечься, исследуя свою физиономию, как только Элька с новым приятелем покинут комнату.
Девушка пожала плечами и, обойдя зеркало, заглянула во второе стекло, якобы отражающее прошлое. И вновь увидела женскую фигуру, но уж точно не свою собственную: Элька была совершенно уверена, что ни сейчас, ни когда‑либо в прошлом она такой не была. В зеркале «отражалась» красавица в платье из ярко‑синей, как весеннее небо, блестящей ткани, расшитой голубыми камушками и жемчугом, перетянутом в тонкой талии серебряным, с чернением поясом. Юбка была такой пышной, что впору заблудиться, наверное, это и сделали еще две юбки – голубая и серая, кончики которых торчали снизу. А вот глубокое декольте Эльке понравилось. Изящные холеные руки с острыми ноготками держали веер, резные серовато‑белые пластины которого были сделаны из некой кости. Присмотревшись повнимательнее, девушка попыталась определить возраст красавицы, но так и не смогла. Гладкое, без единой морщинки лицо говорило о молодости, но серые глаза, полные некоего знания, иронии и властной гордости, утверждали обратное. На пухлых губах проблескивала надменная улыбка. Длинные волосы цвета темного меда прятались под сеточкой из серебряных маленьких звездочек.
– А теперь что ты видишь? – снова спросили в унисон любопытствующие.
– Трою, павшую в прах, – автоматически отшутилась Элька, но, услышав Рэндово «Чево???» и заметив явное непонимание в глазах Шарля, снизошла до честного ответа: – Какую‑то властную красотку, повыше меня на голову, грудь на размер побольше, да такое богатое платье… Вот бы такое на маскарад надеть. Готова на что угодно спорить, это не я, никогда такой не была и не буду. И зачем мне ее показали, не знаю. А ты что, тоже видел кого‑то другого?
– Нет, наверное, это только на посланцев Совета богов действует, – закручинился король. – Я видел только себя, и в прошлом и в настоящем, но лучше б я никогда не заглядывал в зеркало, тогда бы мне не пришлось жить, зная, что я тоже проклят, как проклята вся наша несчастная страна! Ибо если проклят властитель, то и подданным не будет мира и утешения.
– Какая чушь! Зачем кому‑то тебя проклинать? – рассердилась Элька. – Ну‑ка!
Схватив юношу за руку, она почти подтащила его к Зеркалу Истинного Зрения.
– Я же говорил, госпожа, в нем можно увидеть только свое отражение, – еще успел заикнуться юнец, но, видя, что посланница с любопытством уставилась в зеркало, явно углядев кроме себя еще что‑то новенькое и интересное, робко спросил внезапно севшим от волнения голосом: – Или нет? Вы видите меня, госпожа?
– Конечно, вижу. Пандус ваш глазки мне пока не выклевал, – фыркнула девушка и пояснила: – Если зеркало ставили Силы и это их творение, значит, для служителей богов ограничения на просмотр не действуют.
– Говори! Я тебя сейчас задушу или умру от любопытства! – взвыл Рэнд.
– Элька, ну что? – взмолились заинтригованные Макс и Мирей.
– Я вижу очаровательного юношу, потом изображение расплывается, идет рябью, и на его месте уже стоит не менее очаровательный толстолапый синий дракончик с радужными глазами и голубым хохолком. Еще маленький и неуклюжий, но очень обаятельный дракончик, – улыбнулась девушка. – Какая прелесть. А ты оборачиваться в него умеешь?
– Нет! Это же проклятие! – неуверенно испугался Шарль.
– Вот глупость! – безапелляционно заявила Элька, тряхнув головой. – Наш Гал вон в гепарда перекидывается, а мы его до сих пор на улицу в конуру жить не прогнали и на цепь сажать не собираемся. С каких это пор умение менять облик стало проклятием? Кто тебе вбил в голову подобную ерунду? Вроде с виду умный парнишка, даром что король.
– Жрец Авандус говорит… – начал юноша.
– Следовало сразу догадаться, что это его работа, – фыркнула девушка, перебивая Шарля. – Нашел, кого слушать! Ваш архижрец столько времени в тех погребах, что вы храмами зовете, провел, что дальше собственного носа давно видеть перестал. Тоже мне непререкаемый авторитет нашли!
– Но ведь из‑за этого я и настоял на послании в Совет богов, – робко заметил король разбушевавшейся девице. – Целый месяц молоко пил, а ведь всегда его ненавидел, чтобы поверили, что