Знаменное пение родилось в системе средневекового русского православного мiровоззрения и его трудно понять в отрыве от глубоко церковного мiровосприятия древнерусского человека. Но это не значит, что с утратой этого мiровосприятия современными людьми, пение безвозвратно ушло в прошлое и устарело. Нет, оно не может устареть, как не может устареть богословие святых отцов, богослужение, иконопись Церкви и другие дары Божии, явленные Богом и раскрытые в человеческом естестве. Оно пребывает само по себе как высшая Красота, воплощение в звуке созвучия ангельских миров, как отражение небесного божественного мiра, вечного небесного богослужения. Как в богословии никто не может превзойти византийских отцов Церкви, как в иконописи никто не может превзойти св. Андрея Рублева, так и в церковном пении никто не сможет превзойти древнегреческих и древнерусских "песнорачителей и знаменотворцев".
Нам — православным церковным людям XX и XXI веков важно понять и поняв, воспринять сердцем это удивительное явление, это благодатное пение святых, преображающее наш внутренний мiр и возводящее к горнему.
Для этого необходимо то важное, без чего понимание и усвоение станет затруднительным: как можно более глубокое погружение в церковную традицию. Нам нужно отказаться от привычных нам представлений, в которых мы воспитаны, перестроить свое мiропонимание в соответствии с мiропониманием святых отцов Церкви, перестроить свою жизнь по святоотеческим правилам, чтобы принять дух святых отцов. И главное и трудное, с чего нужно начинать — нам нужно научиться молиться, причем так, как учат св. отцы. Если мы решимся во всем внутреннем следовать святым отцам, то мы обязательно придем и к отказу от всех внешних, накопившихся в Церкви, уродливых форм "никонианства" — западного пения и западных "икон"...
Сегодня человек, даже верующий и православный, часто оторван от святоотеческого церковного мiропонимания. Воспитанный в духе антропоцентризма, нагруженный различными идеологиями (в первую очередь научной) и философиями "по стихиям мира" (Кол. 2,8), он часто весьма поверхностно воспринимает Православие, недооценивает значение святоотеческого учения, не сознает греховной поврежденности своего ума — этого идола людей нашего рационалистического времени, которым он думает познать все — не только небеса, но и самого Бога...
Но Христос требует от нас самоотречения. Нам нужно извергнуть из себя все впитанные яды, и смиренно впитать чистое Христово Евангелие, святоотеческое учение целиком, не по принципу "это мне нравится, а это — нет". Все что создано Церковью — создано для нашего спасения. Нежелание принимать святоотеческое знаменное пение, как и каноническую иконопись, уставное богослужение — свойственно "ветхому человеку" со всеми его немощами. Но именно для его исцеления пришел Христос, именно для его исцеления существует Церковь и вся, в ней совершаемая. Усилием воли мы должны желать его обновления. Это верный путь спасения.
г. Суздаль, декабрь 2001 г.
[1] Св. Григорий Синаит, О том, как безмолствующему надлежит сидеть при молитве и не оканчивать ее поспешно, 5.
[2] Услаждение пением и гласами отнюдь неприлично монахам. Келейное правило должно совершаться простейшим видом псалмопения — речитативным чтением. В соборном монашеском богослужении допустимо пение, но чрезвычайно простое и уж отнюдь не партесное: "Еже пети тропари и каноны мiрским священником и мiряном прилично. Иноком же, особь вне собора и на уединении или в пустыни живущим, неполезно есть се... На вред им бывает... на тщеславие и сластолюбие и человекоугодие воздвизает инока". Далее поясняется причина: "песни многих в преисподняя земли низведоша, не точию мiрян, но и священников, иже умягчивше себе, удобнее в блуд и во иныя многия скверныя страсти низвергошася" (Большой Потребник патриарха Филарета, "О пении церковном").
[3] Св. отцы категорически запрещают всякую мечтательность ума на молитве. Однако партесные композиции прошлого века, например баховский хорал в композиции Львовского "Ныне силы небесныя", своей мечтательностью и экзальтацией направляют молящегося совсем в обратную учению св. отцов сторону.
[4] Ярчайшим примером рассеивания ума в партесе является использование так называемых "секвенций", то есть когда певцы разных партий одновременно поют разные слова, еще более затрудняя уловить смысл поемого. Этому же способствует чередование разнообразных напевов "Господи, помилуй" в ектениях.
[5] Житие протопопа Аввакума, М., 1960, с.240, 248.
[6] Протопопов В. В. Русская мысль о музыке в XVII в., М., 1989, с.11.
[7] Мартынов В. И. История богослужебного пения, М., 1994, с.173-174.
[8] Там же, с.100.
[9] Покровский А. М. Хоровое церковное пение.
[10] Мартынов В. И. История богослужебного пения, с.155.
[11] Прот. Борис Николаев цит. по: Кутузов Б. П. Знаменный распев — поющее богословие, М., 2001, с. 78.
[12] Там же.
[13] Вообще повторение в одном песнопениии одних и тех же слов (часто в разных сочетаниях), например, "иже херувимы, херувимы, иже херувимы, херувимы, тайно, тайно..." — так называемое "усугубление словес" — является характерным признаком партеса и никогда не используется в знаменном пении.
[14] Кутузов Б. П. Знаменный распев — поющее богословие, с. 80.
[15] Трубецкой Н., цит. по: Кутузов Б. П. Знаменный распев — поющее богословие, с. 82.
[16] Там же с. 86-87.
[17] Там же с. 87.
[18] Мартынов В. И. История богослужебного пения, с. 100.
[19] Смоленский С. В. Об указаниях оттенков исполнения и об указаниях музыкально-певческих форм церковных песнопений в крюковом письме // Церковное пение, № 3, 1909, с.81.
[20] Как прекрасно сказано в службе св. ап. Кодрату "священнодействуя священное Евангелие священнейшими словесы твоими, душы Творцу твоему освятил еси верою..." (1 песнь канона на утрени сентября 22-го).
Приходской альманах храма Св. Елисаветы в Санкт-Петербурге