– Безопасность «других», на самом деле, первейшая из моих забот, – весело возразил Пестрый, – пожалуй, я пекусь о ней побольше твоего. Разница в том, кто такие эти «другие». Если взглянуть на тебя, то можно подумать, что ты считаешь две трети нашей расы недостойными того, чтобы рискнуть ради них.
Караэис остановился и повернулся к нему лицом, очевидно уязвленный обвинением Пестрого.
– Чистая гипербола, – ответил чародей. – Ты винишь меня в том, что мне нет дела до экзодитов, и это неправда.
– А, так значит, сбросить со счетов можно только третью? Кто назначил тебя судьей, Караэис? – возмущенно спросил Пестрый. – Конечно, Паутина слегка нестабильна – это потому, что Комморра разламывается на части! А пока это происходит, ты тянешь время и увиливаешь, всеми силами стараясь, чтобы она развалилась окончательно!
Чародей даже не попытался опровергнуть его.
– Воистину, я не рискнул бы и одной‑единственной жизнью ради того, чтоб Темный Город продолжил свое существование, – сказал он. – Слишком уж долго длится мерзостный разврат Комморры, и я бы возрадовался, если б он прекратился на моем веку.
– И ради этого ты принес бы в жертву и Лилеатанир? – издевательски поинтересовался Пестрый. – Потому что Комморра заберет его с собой, и это самое меньшее. Более вероятно, что в конце концов вся Паутина распутается по нитям, наша раса окажется разрознена и будет дрейфовать среди звезд, пока окончательно не угаснет и обратится в ничто. Хочешь услышать одну любопытную вещь, Караэис? Комморриты называют себя «настоящими эльдарами». То, как они видят мир, глубоко связано с временами до Падения, и ни искусственные миры, ни экзодиты не могут похвастаться подобной связью. Если ты действительно хочешь возродить империю, то попроси помощи у темных сородичей, ведь именно они – те, кто действительно ее помнит.
|
|
Пестрый остро чувствовал присутствие Зловещих Мстителей и в особенности их экзарха, которые стояли, не двигаясь, у него за спиной. Обвинения, подобные тем, которыми арлекин с готовностью осыпал Караэиса, в благовоспитанном обществе искусственных миров граничили с кощунством. Для того, кто шел путем воина, это были смертельные оскорбления, которые, ради сохранения чести, принято было компенсировать в открытом поединке. Арлекин ставил на то, что аспектные воины не бросятся на защиту чародея, потому что они уже так или иначе что‑то подозревают о его мотивах. Внутренний конфликт, который ясно ощущался между Караэисом и Зловещими Мстителями, мог только усугубиться, когда воины увидят, что чародей не соответствует их стандартам.
– Правду ли он говорит, Караэис? – спросила экзарх. – Есть ли опасность для всей Паутины?
– Нет, – сердито отрезал чародей. – Это еще одна гипербола и преувеличение. Текущее… э… напряжение со временем вернется в норму.
– То есть ты надеешься, что вернется! – воскликнул Пестрый. – Ты не можешь знать, что так будет!
– Эту проблему изучали умы мудрее моего, – более ровно сказал Караэис, – и я согласен с их выводами.
– Какая жалость, что сии достойные знатоки сейчас не под рукой, чтобы подтвердить твои слова, – едко заметил Пестрый. – Я же, с другой стороны, руководствуюсь значительным личным опытом. Я могу отвести вас прямиком на Лилеатанир, сейчас же, если только вы позволите…
|
|
– Твое… бродяжничество и дурацкие мрачные пророчества еще не дают тебе права чем‑то распоряжаться! – прогремел в ответ Караэис, но взял себя в руки и утихомирил гнев, прежде чем продолжить нетвердым голосом: – Наши действия запланированы, предречены и направлены высшими умами по пути, наиболее соответствующему дальнейшему выживанию нашего искусственного мира. Ты же стремишься лишь провоцировать меня и растрачиваешь в пустых спорах время, которое, по твоим словам, столь драгоценно. Я больше не собираюсь тебя слушать.
С этими словами Караэис повернулся и зашагал вниз по дюне. Миг помедлив, Зловещие Мстители пошли за ним, по‑прежнему держа пленника между собой. Пестрый не отставал и попытался вызвать чародея на разговор еще несколькими избранными наблюдениями, но не получил ответа. Караэис был прав, Пестрый действительно пытался задержать его. Однако это было далеко не бессмысленным занятием. На вершине следующего бархана вырисовывалась еще одна высокая арка из призрачной кости. Пестрый надеялся, что выиграл достаточно времени, чтобы его сообщение дошло, куда надо.
Харбир вскоре распрощался с идеей угнать какое‑нибудь средство передвижения. Вокруг словно простирался город призраков. По мере того, как они двигались в направлении центра, парки быстро уступали место тесно застроенным рабским кварталам, которые разрослись вплотную к аккуратно подстриженным газонам и тайным рощицам. Узкие кривые улочки в некоторых местах едва достигали ширины плеч; такими их делали для защиты от мародерствующих банд геллионов и разбойников. Бичеватели обычно встречались в самых высоких и дальних районах города, но стаи диких наездников на скайбордах и реактивных мотоциклах представляли собой практически вездесущую угрозу. Для них это было личным достижением – промчаться на своих машинах по самым тесным переулкам, внутри недоступных труб, вдоль отвесных стен самих шпилей, когда заблагорассудится. Поэтому между нависающими друг над другом карнизами рабских кварталов были натянуты цепи и проволока, и даже те всадники, что были достаточно безумны, чтобы попытать удачу на этих извилистых улицах, скорее нашли бы там быструю смерть.
|
|
Но это не спасло местных жителей. Всюду лежали мертвые рабы, распростертые в дверях или валявшиеся на улицах неопрятными грудами, в которых смешались все расы и полы. Всех их сразил осколочный огонь сверху, вероятно, с полного воинов «Рейдера», парившего над крышами. Многочисленные щербины и сквозные отверстия в шатких домишках говорили, что рабам, которые предпочли остаться внутри, это помогло не больше, чем тем, кто попытался сбежать.
– Зачем их всех так убивать? – спросил Харбир у Безиет.
– Ты мелкий смазливый идиот, не правда ли, Харбир? – сказала она. – Ответ видно как на ладони. Подумай. Зачем казнить рабов?
– Ну, есть такая старая шутка: потому что от них одни волнения, – в замешательстве ответил Харбир, – но у этих нет никакого оружия, так что восстание они спланировали так себе.
– Серьезно? Посмотри‑ка наверх, мальчишка! – раздраженно огрызнулась Безиет. Харбир, не подумав, поднял взгляд. Сквозь узкий промежуток между зданиями было видно, как яркие омерзительные цвета размазывались по небу, меняясь с каждым мгновением. Это зрелище выворачивало душу, словно он видел кости всего творения, обнаженные и демонстрируемые во всей их первобытной простоте. И что еще хуже, он ощущал, что видит, как знакомая ему реальность переписывается прямо на его глазах, приобретая новые и чуждые формы. Подавив проклятье, он отвел взгляд.
– Достаточно одному из этих недоумков подумать, что он увидел там, наверху, бога, или спасение, или своего огромного волосатого дядюшку Угги, и у нас появится еще одна большая проблема. Вера, желание, поклонение – демоны пожирали бы все это, как рой саранчи, – с тяжестью в голосе объяснила Безиет. – Было бы не очень умно оставлять им кучу потенциальных марионеток, но я думаю, что те, кто это сделал, пролетали здесь в спешке.
Безиет заметила, что Ксагор странно оглядывается в ту сторону, откуда они пришли, несмотря на то, что темная и узкая улица выглядела пустой, не считая мертвецов.
– Что там, Ксагор? – резко окликнула она. В ответ развалина рефлекторно подпрыгнул.
– Звуки, тихие звуки! – залопотал он. – Сейчас исчезли, но были тихие, как шепот!
Безиет нахмурилась и тоже посмотрела назад, вдоль улицы. Все было по‑прежнему, ничего не двигалось и ничего не было слышно, кроме отдаленного рева инфернальных ветров. Она перевела взгляд на Харбира, который ответил тем, что пожал плечами и покрутил пальцем у виска, выражая свое мнение по поводу здравости рассудка Ксагора.
– Что ж, теперь там ничего нет, идем дальше и будем настороже, – приказала Безиет с большей уверенностью, чем чувствовала на самом деле.
В нескольких сотнях метров от них, скрывшись за шпалерой, увитой ползучей розой, в искусно размещенной беседке, Чо с некоторым непониманием изучала информацию, полученную от подергивающихся сенсорных лопастей и тонких, как иглы, щупов. Присутствовала связь с целью, наличествовал глубокий след, который удлинялся с каждым мгновением, и все же сама цель не наблюдалась. В системе ориентиров Чо не существовало аналогичных сценариев, и из‑за этого данные было чрезвычайно сложно анализировать.
Одна логическая цепочка говорила, что Чо прошла по следу до точки его обрыва и не нашла цель, которую искала. Следовательно, она должна вернуться к Ви и присоединиться к нему, чтобы изучить его след, что фактически означало признание поражения. Другая логическая цепочка принимала во внимание дополнительный фактор того, что след по‑прежнему развивался, и психический отпечаток проявлялся в эфире, словно масло, само по себе образующееся в воде. Если двигаться по этому заново образующемуся следу, то, возможно, он еще приведет ее к цели, и, таким образом, результат состязания с Ви останется невыясненным.
Взяв обе логические нити и сплетя их воедино, она заключила, что существует две вероятности. Первая: цель присутствует, но при помощи неизвестной техники скрывает свое точное местонахождение. Эта техника не способна полностью затереть след, но делает цель, в сущности, невидимой для Чо. Вторая: используется некая фальшивка, которая прокладывает ложные следы. Оба варианта имели прецеденты, хотя ни одна из них не совпадала точно с феноменом, демонстрируемым в этой конкретной ситуации. Чо встопорщила сенсорные лопасти, чувствуя нечто подобное досаде.
Нападение на фальшивку, вне всякого сомнения, негативно скажется на вероятности успеха, поскольку послужит предупреждением для реальной цели. Подобный сценарий даже имел потенциальную вероятность причинить Чо структурные повреждения такого уровня, что они могли критически нарушить ее функциональность. Этот исход вызывал сильную негативную реакцию. Да, уничтожение цели превосходило по важности все стремление к самосохранению, но только в том случае, если можно было с уверенностью сказать об обнаружении цели. Другими словами, Чо действительно была готова получить урон и, возможно, даже умереть, но не в бою с неверной целью. Ви, судя по всему, интерпретировал такой вид логики как трусость.
Та машина наверняка преследует цель, двигаясь наиболее прямым и кровавым из всех возможных путей. Просто такими их сотворили – Ви сильным и быстрым, Чо ловкой и умной. Какую‑то часть Чо постоянно смущало отсутствие поблизости машины‑партнера, и ей не хватало его безмозглой уверенности и той большей силы, которую они приобретали вместе, объединив свои способности.
Правильны ли были эти психические параметры или нет, но Чо по‑прежнему ощущала четыре живых разума, которые двигались рядом через парк и генерировали точный психический отпечаток по пути. Логика диктовала, что даже если их попросту используют в качестве прикрытия, они с большой вероятностью имеют связь с целью. Чо заключила, что протокол выжидающего преследования/охоты может открыть ей больше информации. Если будет необходимо, то для принятия решения можно будет воспользоваться стратегией прямой атаки, но только тогда, когда Чо сможет точно выяснить, выведет ли это цель на открытую воду или же заставит глубже забиться в укрытие.
Обтекаемое механическое тело Чо приподнялось на тихих, как шепот, двигателях и заскользило вперед по следу этих жизненных форм со всей внимательностью и осторожностью крадущейся пантеры.
Свет, вливающийся в зал аудиенций через высокие окна, представлял собой ужасное зрелище. В нем переливались тусклые и гневные цвета: пурпур кровоподтеков, гнетущие оттенки красного, больная желтизна, ядовитая синева и тошнотворная зелень. Они как будто сражались друг с другом, захлестывая зрение и сбивая с толку разум. Яркость света непредсказуемо менялась и скакала с каждым мгновением. Время от времени огромный зал наполнялся всеобъемлющим мраком, несмотря на множество светильников. В следующий миг обжигающие сетчатку вспышки порождали гротескные тени, что метались по дрожащим камням и лесу цепей, свисающих сверху. На каждой цепи было тело, подвешенное подобно туше свежеубитого животного, хотя многие из них все еще содрогались или извивались в безмолвной агонии.
Иллитиан занял свое место среди собрания архонтов, выстроившихся полумесяцем у ступеней, ведущих к трону Векта. Сама платформа, на которой тот стоял, была поднята и выглядела как металлический цилиндр, поднимающийся к потолку, словно толстая колонна. В напряженном молчании проходили секунды, и лишь треск отдаленного грома нарушал тишину, пока архонты ждали. До их слуха донесся топот ног в броне, и в зал рядами вошли воины‑кабалиты Черного Сердца и заняли позиции вокруг престола и вдоль стен. Следом в помещение влилось множество придворных и живых игрушек Векта, чтобы разместиться, подобно украшениям, на ступенях у трона, а затем, как финальный аккорд, явилась труппа специально обученных рабов, выстроилась в ряд и запела вступление к «Ранас Дреай» – «Прибытию Властелина».
Когда голоса рабов достигли крещендо боли, платформа плавно заскользила вниз, словно поршень, пока не выровнялась со ступенями. Полусферический щит из энтропийной энергии на ее вершине взвихрился и рассеялся, открыв взгляду трон. Это была темная и уродливая вещь, состоящая из острых углов и сверкающих лезвий. Он выглядел варварским, недостойным изящной культуры истинных эльдаров, и это значило, что трон был заявлением о намерениях своего владельца, и каждый, кто был достаточно мудр, мог его прочесть. Он возвышался на платформе с неприкрытой злобой, что вполне подходило тому, кто в нем сидел. Верховный Властелин Комморры взирал со своего усеянного клинками трона, наделяя каждого из собравшихся великих архонтов долгим взглядом.
Молочно‑белая кожа Векта была столь же гладкой, лишенной морщин, как у ребенка, но в черных, как космос, глазах светились многотысячелетняя ненависть и невероятно изощренный интеллект. Гордые архонты встретили взор Верховного Властелина, не дрогнув (ибо знали, что в противном случае их ждет смерть), но все они ощутили внутри легкий трепет. Лицо Векта с острыми чертами обычно ясно говорило о бессчетных веках ничем не сдерживаемой жестокости, которую он обрушивал на окружающих ради собственного удовольствия. Как правило, Верховный Властелин излучал либо веселье, либо самодовольство, либо нестерпимую уверенность в себе. Теперь же его губы растянулись в горьком оскале.
– Мой несчастный, мой прекрасный город, – наконец сказал Асдрубаэль Вект. В его глубоком звучном голосе звенела меланхолия. – Почему же все сговариваются, чтобы уничтожить его?
Черный растрескавшийся пол зала аудиенций снова содрогнулся, и сверху посыпались кусочки изысканно украшенного потолка, словно причудливый снег. Архонты стояли молча и ждали, никто из них не был настолько глуп, чтобы попытаться ответить. Верховный Властелин Комморры сошел со своего трона и начал медленно прохаживаться по огромному залу.
Повсюду вокруг него, над ним, за его спиной с потолка свисали цепи, и на них покачивались тела. Большая часть была все еще жива, но, несмотря на страдания, они не издавали звуков. Их вопли оборвались, когда им парализовали голосовые связки по приказу Векта, уставшего от повторяющихся и совершенно бессмысленных просьб смилостивиться.
Великий тиран остановился перед одним из своих «гостей», который висел вниз головой, сплошь покрытый запекшейся кровью. Когда‑то его звали архонт Гаракс из кабала Алого Цветения. Как и другие, еще несколько часов назад он был амбициозным лидером небольшого кабала, владевшего несколькими горстками воинов. Теперь он стал всего лишь примером, частью демонстрации, устроенной Вектом, чтобы дать высшим архонтам понять всю серьезность ситуации. Вект провел длинным ногтем по свисающим лентам плоти, которые его гемункулы искусно срезали с тела несчастного архонта.
Слова тирана предназначались не для месива мяса и костей, что висело перед ним. Архонт Гаракс страдал в навязанном ему молчании. Его глаза источали боль и жгучую ненависть к Верховному Властелину. По всем сведениям, Гаракс был полностью предан Векту, или, по крайней мере, настолько предан, насколько можно верить заявлениям комморритского архонта, но тому не было до этого дела. Жалкая кучка воинов Гаракса теперь поклялась в верности непосредственно Векту. Период Разобщения – не то время, чтоб позволять мелким рыбкам свободно уплывать из сетей.
– Знаешь ли, на протяжении эпох я довольно часто размышлял об этом, – сказал Вект архонту Гараксу. – Фактически, я уверен, что могу сказать: это тема, которая чаще всех иных занимала мое внимание. И ведь всегда есть так много, много иных дел, которые требуют моего постоянного наблюдения.
Иллитиан и другие высшие архонты бесстрастно наблюдали, как Вект вышагивает по своей кровавой выставке. Увидеть великого тирана во плоти можно было редко, и еще реже – встретить его в присутствии столь многих иных архонтов, как висящих на цепях, так и нет. Иллитиан подсчитал, что в зале в том или ином состоянии находилось больше сотни архонтов. Объединившись, они легко могли бы убить Векта и наконец освободить Комморру от его жестокого правления и тысячелетнего гнета.
При этой мысли Иллитиану пришлось подавить желание презрительно фыркнуть. Из всех бесстрашных воителей, присутствующих в огромном зале, никто не готов был рискнуть и сделать первый шаг. Как всегда, архонты наблюдали друг за другом и высматривали только возможность нанести удар по своим соперникам, а не по этому коварному кукловоду, который держал в руках их судьбы.
Глядя на это, можно было заплакать или истерически расхохотаться – и это желание Иллитиану тоже приходилось сдерживать. Что‑то говорило ему, что если он начнет смеяться, то не сможет остановиться и будет заходиться в бесконечном смехе, пока даже безумие Смеющегося Бога не покажется логичным и здравым. Никто не двигался, никто не говорил. Иллитиан и великие архонты оставались столь же безмолвны, как висящие жертвы Векта, и терпеливо ожидали приказов от Верховного Властелина. Период Разобщения – не то время, чтоб демонстрировать слабость.
Наконец, Вект прошествовал обратно к трону и сел, прежде чем снова заговорить.
– Естественно, я призвал вас всех сюда, чтобы обсудить текущее Разобщение. Подобные случаи небеспрецедентны, точно так же, как небеспричинны. Будьте уверены, ответственные за эту попытку всех нас уничтожить будут найдены и наказаны за свои преступления. В этом вы можете не сомневаться.
Зал яростно затрясся. Из‑за стен донесся громовой треск, терзающий слух и душу в равной мере. Вект сделал паузу и посмотрел наружу, где бесновалась буря, и лишь немногие осмелились повторить его подвиг. Иллитиан подумал, что увидел в глазах тирана страх. Этот бессмертный бог вечного города видел, что в бурлящих энергиях снаружи читался конец его правления. Иллитиан подавлял желание бежать, или броситься наземь, закрыв уши, или, еще хуже, признаться во всем и взмолиться о прощении.
Это он был виновен. Это его действия привели к Разобщению, и в этом он был уверен. Сговорившись с Кселиан и Крайллахом, он спустил с цепи силы, которые теперь безжалостно крушили Комморру. Столь горькая ирония: заговор с целью свергнуть Асдрубаэля Векта привел Иллитиана сюда, на расстояние удара, к самому тирану. Но теперь это все ничего не значило. Кселиан и Крайллах уже были мертвы, их поглотили те самые ужасающие силы, и остался лишь Иллитиан, на которого и падала ответственность, столь мрачно упомянутая Вектом.
Если бы Вект смог прозреть, кто повинен в катаклизме, объявшем всю Комморру, то это означало бы конец для Иллитиана. Судьба меньших архонтов была бы поистине благословенным освобождением в сравнении с теми ужасами, которые свершил бы Вект над ним за его преступления. Страх, скрутивший живот Иллитиана, был знаком ему. Он уже долго плел интриги против Векта и за это время успел взвесить все последствия. И даже при этом, стоя перед самим тираном после того, как все его планы были разрушены, а союзники погублены, Иллитиан мог лишь сдерживаться, чтобы не запятнать себя. Невзирая на опасения, Иллитиан должен был вести себя так же равнодушно, как и другие великие архонты, каждый из которых притворялся, что им нет дела до текущей ситуации и того, что она им сулит. Если бы они держались иначе, то навлекли бы на себя подозрения Верховного Властелина.
Асдрубаэль Вект сделал резкий вдох и продолжил.
– В настоящий момент город следует защитить, и эту ответственность с этого момента я накладываю на вас всех и на каждого в отдельности.
Вект снова встал, выдавая своей неусидчивостью тревогу. Прежде Иллитиан никогда бы не подумал, что угрюмый Верховный Властелин способен на такое чувство. Шагая между висящими телами, тиран, казалось, снова набрался энергии, и его голос неестественным эхом отдался в огромном пространстве.
– Все вторжения из‑за пелены нужно уничтожить! Открытые порталы будут запечатаны! Одержимые – уничтожены! Многие из вас считают, что сейчас идеальное время, чтоб сводить старые счеты и истреблять соперников – и они во многом правы – однако я предупреждаю, что если ваши игрища подвергнут город новым опасностям, то отвечать вы будете непосредственно передо мной… и также предупреждаю, что я сейчас далеко не в великодушном настроении.
Словно для того, чтобы подчеркнуть слова Векта, зал аудиенций содрогнулся от еще одного громового раската. Мрачное выражение на лице тирана перешло в гневную гримасу.
– Достаточно разговоров. Идите. Исчезните с глаз моих. Вам будут назначены районы, за которые вы будете ответственны, – выплюнул он. – Идите и сделайте то, что должны, чтобы спасти наш дом.
Архонты молча вышли, вытянувшись колонной. Каждый был поглощен своими мыслями и, несомненно, планировал, как скормить ближнего своего свирепым сущностям, свободно бродящим по городу, оставшись при этом… «невинным», пожалуй, было бы неподходящим термином… скорее, невиновным. Иллитиан с интересом разглядывал остальных, наблюдая, как они разбиваются на отдельные клики по пути к собственным транспортам. Опытные глаза могли различить среди них охотников и добычу, основываясь на брошенных исподтишка взглядах и едва заметных жестах. Во время Разобщения отменялись все ранее существовавшие правила и договоренности. Все предыдущие альянсы шли прахом, старые соперничества временно откладывались в сторону и делались новые уступки, в то время как политический ландшафт Комморры изменялся столь же внезапно и резко, как и сам город, объятый бурями. Эта мысль невероятно воодушевила Иллитиана. Может быть, его собственные планы и погибли, но то же произошло и с планами всех потенциальных соперников.
Эбеновые коридоры вокруг зала аудиенций постепенно заполнялись новыми официальными лицами, представителями и многочисленными кабалитами Черного Сердца, собравшимися со всего города. Иллитиан подумал, что, видимо, в следующие несколько часов Векту придется согнать, запугать и заставить подчиниться еще великое множество различных группировок. Ночные изверги‑мандрагоры крались в тенях между серебряными канделябрами, тлеющими призрачным колдовским огнем, клэйвексы инкубов проталкивались мимо спорящих геллиархов и сирен под арками из черного опала, группы гемункулов толпились рядом, словно летучие мыши в гнездах, демонстрируя печати своих ковенов – Сглаза, Пророков Плоти, Темной Веры, Черного Схождения.
Иллитиан остановился и более внимательно оглядел представителя Черного Схождения. Его белое блестящее лицо было растянуто в вечной широкой улыбке, по бокам от нее свисали щеки, переходящие в напоминающую бороду массу пурпурных отростков на подбородке. Черные ребристые одеяния скрывали на удивление тучное тело гемункула. Заостренный капюшон поднимался над его затылком, обрамляя уродливый лик. Существо заметило взгляд Иллитиана и повернулось к нему, улыбаясь еще шире, если это было возможно.
– Вы пришли, чтобы представлять Черное Схождение перед Верховным Властелином, – заявил Иллитиан.
– Имею честь, архонт, – несколько осторожно согласился гемункул. Он отметил символ Белого Пламени на доспехах Иллитиана, и его глаза понимающе сузились. Постоянная улыбка на миг показалась слегка натянутой.
– Тогда у нас тоже есть общие дела, которые нам следует обсудить, – без обиняков сказал Иллитиан.
– Это… весьма верно, архонт Иллитиан, – гемункул кивнул. – Нам нужно обсудить очень и очень многое. Я сожалею, но для этого понадобится иное время и место.
– Воистину. Пусть же будет известно, что я готов к решению, которое удовлетворит все стороны, – бесстрастно сказал Иллитиан. Он повернулся и пошел прочь, бросив через плечо: – Пришлите мне весть о своих намерениях, как только это станет возможно.
Зиклеядес, патриарх‑ноктис Черного Схождения, молча наблюдал, как архонт Белого Пламени удаляется сквозь толпу. Ум патриарха по‑прежнему быстро анализировал все, что могла значить эта казавшаяся случайной встреча. Зиклеядес был стар даже по меркам гемункулов, которые не так уж часто считали свои годы. Он дожил до такого возраста благодаря тому, что очень внимательно относился ко всему неожиданному и всесторонне изучал новую информацию, прежде чем брать на себя какие‑либо обязательства.
Судя по докладам, полученным им от подчиненных, с отступником Беллатонисом уже должны были разобраться, но тут явился архонт, который ясно дал понять, что их общая «проблема» по‑прежнему является текущей. Сам этот факт позже станет источником немалой скорби для этих подчиненных, и понадобятся новые планы исправления ситуации, если он окажется правдой.
Заявление Иллитиана, что он готов к решению, было завуалированным способом сказать, что он настроен помочь Черному Схождению в убийстве Беллатониса. Это само по себе было потенциально полезно и вместе с тем весьма тревожно, так как подразумевало, что Иллитиан знает слишком многое, и это не совсем безопасно. А это, в свою очередь, значило, что для полного заметания следов, ведущих к Черному Схождению, придется организовать еще одну смерть – смерть самого Иллитиана. Архонт Белого Пламени был широко известен и превосходно защищен от покушений, поэтому устранить его, конечно, будет совсем непросто.
Зиклеядес удрученно покачал головой. Его тревожило, что это критически важное событие произошло именно в это время. Возможно даже, что Иллитиан пытался подстроить хитроумный обман с целью навести тень на Черное Схождение, так что любое действие, которое они предпримут против него, послужит доказательством, что ковен повинен в Разобщении. С той же вероятностью могло быть так, что Иллитиан попросту пытался сбить патриарха с толку в надежде, что тот совершит какую‑нибудь грубую ошибку, стоя перед Вектом.
Раздался грохот цимбал и вой рогов, призывающий ждущую толпу в зал аудиенций. Патриарх попытался сконцентрироваться на том, чтобы очистить свое сознание от любых следов вины или страха, которые могли бы его выдать пред ликом Верховного Властелина. Были времена, когда он просто не понимал, как это делают архонты.
Глава 18