Пьеса в одно действие
Борис, патологический критикан и самоед – 31год
Сеня, озорной гуляка - 25 лет
Знаете, есть на земле такие особенные, сакральные места. В народе их ещё называют места силы. Так вот, туда хочется прийти, помечтать, погрустить, подумать над чем-то таким важным и знобящим, что не даёт нам спать без кокона из одеяла даже в самую жаркую ночью. Упасть, разбившись на тысячу недоразумений, и возродиться заново уже прозревшим. Или, наконец, вслушаться в ту звонко звучную тишину, что бы набраться-таки смелости и повернуть уже свой путь в русло своей жизни.
У каждого человека такое место своё. Это может быть отчий дом, где слышна мамина колыбельная, и мир ещё в твоих жадных до жизни маленький руках. У кого-то это церковь, где он сливается в единый шёпот СпасииСохрани, возносясь куда-то выше понимания вольнодумцев. Это может быть сад, где вы ощущаете себя творцом, что буквально из земли и семени создаёт плоды, в прямом смысле дарующие жизнь и усладу. А у кого-то место силы там, где стоит он сам. Может быть не всегда крепко, не всегда уверенно, не всегда на своих двоих, но стоит. Во всяком случае, старается.
Лето. Скалистый берег моря. Время на часах чуть больше шести часов вечера, и солнце своим медленным ходом начинает убаюкивать всё вокруг. Волны небрежно, словно нехотя, после липкого многолюдного дня, смывают присутствие человека, разбиваясь шлепком о галечный пляж. Двое молодых людей сидят на скамейке обзорной площадки самой высокой скалы, резко уходящей пластом вниз. Рядом, в кучу, свалены их вещи: два рюкзака с альпинистским снаряжением и длинная толстая палка, обмотанная в какую-то тряпку. Перед ними открывается вид на безграничное синее море.
Борис. Если честно, Сеня, я сразу понял, что ты малахольный, когда прочитал твой ник в контакте «очконавт», а потом увидел тебя в этих штанах дудках цвета червивого грецкого ореха с отворотами и носочках в сердечко, а уж достоевкое «кто мы право имеющие или тварь дрожащая», тебе точно чуждо.
СЕНЯ. Блин, Боря, вроде выяснили уже. Ты гуру, я ламер. К чему этот флуд. Собрался – дерзай. Ты ж мне столько доводов привёл, ахтунг. Я ведь именно что из-за и только из-за тебя, передумал. Ты мастер убеждать, Боря. У тебя случаем в роду Кашпировского не было, а? Или Чумака на худой конец.
Борис. Бред сив кейбл, Сеня, что по-нашему просто – не верю! Не верю и всё тут. Тогда к чему было это всё: группа «Покорители вершин» в контакте, агитация. Ты же сам, слышишь, сам меня позвал. И место сам и время выбрал. Ты что посмеяться надо мной захотел, а? Может это розыгрыш какой или социальная проверка? Примчатся сейчас из-за кустов твои инста-дружки с камерами? (Вскакивает, переминается на носочках, прислонив руку ко лбу, начинает всматриваться в темноту.) Аууу-у, мальчики, где вы? Выходите. Спектакль окончен.
Сеня хочет успокоить БОРИСА. Протягивает руку.
СЕНЯ. Слышь, всё, хватит. Хорош орать. Чего ты прям так завёлся. Не кипятись, Бро.
БОРИС. (ходит из стороны в сторону). Кипятятся чайники, Сеня. А я взбешен, я в ярости, я в адовом огнище. Чёрт ты, Сеня, а не брат. (Успокоившись, садится обратно и зажимает голову руками.)
Молчат.
Вот поэтому я здесь... Вот от этого по ночам я просыпаюсь в своей постели, обхватив колени, сжавшись как можно сильнее. Я стараюсь не расцепить рук, а, наоборот, до боли, до белых костяшек ощутить, что я здесь, что я есть. Что я есть у себя. Равнодушие, Сеня. Это чертовски равно душевное и равно удушающее слово убивает меня.
Сеня делает вид, что кашляет.
СЕНЯ. (кхе-кхе). Эко, брат, как тебя опять накрывает. (Пододвигается к Борису, берет его олимпийку, накидывает ему на плечи и, положив руку на спину, садится рядом.) Ну прости, а. Не знаю зачем я так. Оно как-то само получилось, понимаешь. На эмоциях. Я ж весь в ней был. Целиком и полностью. Она знаешь какая, м-м-м-м, конфетка (Посылает воздушный поцелуй.) Всё как я люблю, всё при ней. (Изображает фигуру возлюбленной.) Грудь – полка для айфон пять, талию искать не нужно, орешки прокачены, губки накачены, глаза с проволокой. (Расплывается в блаженной улыбке.) Я ж думать ни о чём другом не мог. Вон, схуднул даже, поэтому и пришлось эти дудочки надеть. Они у меня с выпускного остались. Я себе уже такие картины Малевича нарисовал, мама дорогая.
Борис приподнял бровь и повернул голову на СенЮ.
БОРИС. Чёрный квадрат?
СЕНЯ. Да нет, ну что ты, пооптимистичнее. (Скрестил ноги и стал слегка болтать ими на весу.) Это уж потом началось. Туда не ходи, это не делай, ты меня не любишь, докажи, покажи, фи-фи-фи, фа-фа-фа, "простите, Шура, я не та"... Э-э-э-х. (Вскидывает руки и бьёт себя по коленям.) А так все красиво начиналось. Как у Ольги Бузовой с её парнем.
БОРИС. С каким по счету?
СЕНЯ. А-а, не важно. Главное феерично. Я шёл по парку. (Вскакивает на ноги, поправляет пиджак и начинает изображать свою прогулку.) Осень тёплая была, зараза. Такая романтичная, как весна, вся в красках. Тут красная рябина, тут слегка ещё зеленцой блестит, вот какие-то фиолетовые кустики и берёзки золотом шуршат.
Я модный,
На флирт пригодный.
В наушниках балдею,
Руки в брюках грею.
Ноги в мокасины,
Снимайте, девчонки, лосины.
Борис поворачивается к СенИ и улыбается.
БОРИС. Александр Сергеевич, Вы ли это?
СЕНЯ. (садится на скамейку). Я, Аринушка, я. (Смеются.) Да, Борька, душа пела, прям предчувствие какого-то света было. И тут бац, "ух ты, мы вышли из бухты", плывёт Аля. Ну конечно, я не смог её упустить. Честно признаться, я конченый бабник, Черный ловелас. Ни одна красивая корма, не причалив, не пройдет. А уж если она не против, что я напротив, то только в путь. Есть грех, каюсь. Но говорят, если ты умеешь признавать свои ошибки, это уже верный путь к исправлению. Хотя, мне кажется, брешут. Меня не берет.
БОРИС. Это называется не ловелас, а потаскун. Что и требовалось доказать. Ты не задумываешься о чувствах других, а используешь их только в своих корыстных целях. Хладнокровно выбираешь красивых, дуешь им в уши, пользуешь, растираешь их в порошок и пускаешь ветром на все четыре стороны. Я об этом и говорю. Эгоистично. Эгоистично и подло поступает в совокупности б о льшая масса людей. Ратовали за эмпатичный индивидуализм, а получили стопроцентный капитализм (Плюется.) Будь он неладен.
СЕНЯ. Блин, Борэ, какой ты нудный. Ты что на философском учился? Или школьной литературы перечитал?
БОРИС. Естественно я читал школьную программу, да и за её пределами есть немало достойных имён. Здесь совсем не нужно быть Ницше, чтоб понять твой мотив или мотив сотен других людей, что поступают так, а не иначе в угоду себе, оправдываясь временем или обстоятельствами. Это настолько очевидно и банально, что хочется сказать: «Эй, друг, не надо. Не надо придумывать оправдание, почему ты не взял меня на работу: не достаточно развит уровень компетенции или прошлые должностные обязанности не входят в круг нынешних наших поручений. Скажи проще. Ты нуль. Мне всё равно на тебя. Тем более перед тобой была такая претендентка. А вследствие того, что вышла она уже без ядовитой помады, можно сделать вывод, в пользу какого кандидата, будет сделан выбор».
СЕНЯ. (смеётся). Вижу, кто-то не удачно сходил на собеседование.
БОРИС. (громко размахивая руками). Да я думал уже нет такого! Даже не в начале двадцать первого века живём, а дальше. Но, видимо, мы не вперед ушли, а глубже погрузились.
СЕНЯ. Ты просто все близко к сердцу принимаешь. Зачем так? На лайте нужно. То-то и оно, что не девяностые. «И мир открыт для тех, кто легко следует за ветром».
БОРИС. Статусов начитался? Я видимо зря Достоевского проглотил за вечер, малясь весомый стал. Тяжело меня ветру перемен поднять, а вот жизненный ураган ничего, справился. Показал, что значит – «кто был никем, тот станет всем».
СЕНЯ. Какой ураган, Борис? Тебе всего тридцать один. Жить нужно в кайф. «Порхай как бабочка, жаль как пчела».
БОРИС. Очень глубокий подход. Сам догадался или опять кто подсказал?
СЕНЯ. Опытным путем дошел.
БОРИС. А что тогда сюда попёрся? Крылышки-то смотрю, подпалили.
СЕНЯ. (нервничает). Сказал же сдуру. Алька эта, зараза, будь она неладна. Докажи да докажи, что любишь. Я ей что аксиома, чтоб доказывать.
БОРИС. Аксиома же не требует доказательств.
СЕНЯ. То-то и оно, Бро. И я ей о том же вещал. А она в отказ. Фитоняшка, что с нее взять.
БОРИС. Погоди, у вас же свободная любовь (Изображает птицу, размахивая руками.) Куда хочу, туда лечу. Вот она и полетела (Смеется.)
СЕНЯ. Издеваешься, да? Ну давай, давай. Ясень пень задело. Могла бы подождать денька два, я б её сам спровадил. А так это как-то не по-пацански.
БОРИС. (расплывается в улыбке). Нате, здрасьте, распишитесь. Не по-пацански? Все, Сенечка, в жизни бумерангом возвращается. Раньше ты бросал. А теперь тебя кинули. Ну как тебе там, в жиже, не порхается? А ничего, так и надо вам, гадам бездушным. Нечего милостыню из рук попрошаек ногой выбивать, советы свои за догмы выдавать, котов авиации учить.
СЕНЯ. Ты, Броня, случаем не того (Крутит у виска.) кукушечка на месте? Причем тут нищеброды. Ты что зошник? Я никого не трогаю. Живу себе мимо. Иду, как хочу.
БОРИС. (делает вид, что встает на стульчик и по-детски читает стихотворение).
Хорошо быть кошкаю,
Хорошо собакаю.
Где хочу там писаю,
Где хочу там какаю.
Кланяется, садится обратно.
СЕНЯ. Ты точно зоо. Что ты меня всё жизни учишь, тоже мне Крупская нашелся. Родители уму разуму учили, в школе поучали, в институте долбили. Алька эта. Теперь ты. Видишь же пошел, как дурак, на свою голову, доказывать эту злосчастную аксиому любви. Она же завтра как раз весь день с утра на местном катафалке, что сюда экскурсии гоняет, работает. Дай думаю, флаг на скале застолблю – Аля – и сердце размером с арбуз. Мы на днях баннер видели: «Катя, прости меня, засранца». Так она прям прослезилась. Как это мимишно и трогательно. С того дня и защемило ее.
БОРИС. Отвернутся и заплакать.
СЕНЯ. (вскакивает со скамейки). Рано, Боренька, меня хоронить. Ты что забыл, что я передумал. Да я минут через двадцать пути уже решил, что баста. Какого ху-у-удожника. Не для тебя меня мама ягодку растила.
БОРИС. А для кого? Для чего тебя вообще сделали? Почему на папиных труханах не засох? Ходите гуськом, волосы на затылке пучком. Из пятой точки хвост павлиний и трясёте им друг перед другом, трясёте. Ненавижу. Селфи, тусовки, пэпэшки, все на стиле. (Начинает разговаривать на разные голоса.) Я сегодня участвую в марафоне личностного роста. А я запускаю челендж «Лизни мизинец стоя в позе плуга». О божечки, как оригинально. А я вот прошел курсы «Йога взбучка» и бла бла бла…
Сеня. (садится). Блин, как ты все успеваешь? Я даже «Английский за неделю» не осилил.
Борис. (встает, отходит). Да вы ни на что не годитесь. Манагеры широкого профиля.
СЕНЯ. И это говорит мне человек, вместо которого на работе предпочли раскладушку.
БОРИС. (возвращается, встает перед СЕНЕЙ). Потому что кругом одни павлины в синих костюмах.
СЕНЯ. Так классический уже несколько лет не в моде, ау. А за свои дудки я уже тебе объяснял.
БОРИС. (хватается за голову, мечется по поляне). При чём тут дудки, Сеня. Я тебя вроде русским языком спрашиваю. Для чего мы живем? Работа эта, спорт зал, мастер классы, тренинги, билдинги, суши-ролы. Для чего? Выходишь на улицу и сразу в анус попадаешь.
СЕНЯ. Так ты в «Сушковей» хотел устроиться? У меня там приятель работал. Стопроцентный анал. Не много потерял, что не взяли. Выдохни.
Борис. (вздыхает, машет руками, садится). Уже, но безрезультатно. Это бред какой-то!. Так не может быть! Стараешься жить по чести – смеются, волонтером записался – у виска крутят, не воруешь у государства – ориентацией интересуются, руку протягиваешь – кусают, отворачиваешься – пинают. Уверяют, что это уже всё пережитки. Сейчас новое, свободное от обязательств время. Но хэштеги и челенджи по расписанию.
Молчат.
И ты стоишь как та обезьяна. Умным заделаться или к красивым примазаться. И то и то дрянь. Не могу я так. Каждый день, словно дятел в голове: зачем? зачем? зачем? Я ведь и с тобой пошёл оттого, что слышал: где опасность – там и спасение. Решил в лицо смерти взгляну. Пронесётся вся жизнь перед глазами, может яснее станет, зачем я здесь. А ты заднюю включил.
СЕНЯ. Ну, во-первых Боренька, ты мне на кой всю дорогу статистику смертей озвучивал и возможные риски. Для чего? К чему ты смотрел, сколько людей в прошлом, позапрошлом году сорвались с гор. Про возможное головокружение рассказал, про ненадежность карабинов. Я не собирался ничье лицо разглядывать, я думал это изи.
БОРИС. (усмехается). Думал попить да поесть, а тут плясать заставили.
СЕНЯ. (хлопает себя по животу). Я бы, кстати, заточил что-нибудь. (Достает бутерброды из рюкзака, откусывает. Протягивает Борису, он отказывается.) А, во-вторых, тебя-то я не отговариваю. Го за мечтой. Бери флаг – щель внизу. Как у вас там говорится: ищите да обрящете. А я уже в первые двадцать минут понял, что это не варик. Но не хотел тебя расстраивать. Ты так забавно флудил. Как Ленин на броневике: в абибасе и кепи. Одной рукой рюкзак тягаешь, другой все вперед, так сказать, путь прокладываешь. К тому же, если ты флаг повесишь – Аля увидит, Аля увидит – ко мне прилетит. Считай семью спас. Ячейку общества. Ну чем тебе не смысл, Бро? Селфи сделаем, чтоб пруфы были. Она ко мне прилетит и уж тут я её прищучу. (Стреляет из пальца.) Бац. Бац.
БОРИС. (встает, берет в руки флаг). Бац говоришь, смысл говоришь. (Идёт к Сене.) Я тебе сейчас этот флаг по самые помидоры вгоню. Нашампурю так, что мама дорогая. (Сеня падает со скамейки и пятится назад.) Отхожу по полной.
БОРЯ бежит за СенеЙ, тот от него.
СЕНЯ. Хорош, Боря. Брось, агрить. (Старается увернуться от ударов флагом.) Угомонись, думер «достоевский». Пошутил и абзац.
Боря гоняется за Сеней, старается ударить его. Внезапно раздаётся громкий, оглушительный хлопок. Где-то вдалеке грохочет гром, на горизонте сверкает молния. Сеня от страха бежит к Борису и прыгает к нему на руки. Борис от неожиданности роняет флаг и подхватывает Сеню.
БОРИС. (смеется). Вот это нежданчик?
Сеня опускается на ноги.
СЕНЯ. Бредишь ты, не было ничего. Показатушки, обознатушки.
Гром и волнение моря усиливаются. Тут и там сверкают яркие вспышки.
Блин, и свалить не свалишь и здесь не варики сидеть. (Борису.) Долязгал, Склифосовский. (Садится на скамейку.) Терпеть не могу грозу. Только что там гремело, через минуту уже возле уха бахает. Потом дождь, сырость, жесть.
Усиливается ветер, на горизонте бушует шторм. Борис садится рядом с Сеней и укрывает их флагом.
БОРИС. Напрасно. (Указывает куда-то вперёд.) Посмотри как красиво.
СЕНЯ. (нервно отряхивает брюки). Что именно? Темно как в иноземном месте. И взрывы слепят. Дичь.
БОРИС. Дождь всегда кстати. Прольет и чище станет.
СЕНЯ. Я утром мылся, спасибо.
БОРИС. Да нет же, ты только посмотри туда. (Опять указывает на горизонт.) Видишь, там, на рейде, корабли стоят. Видимо там уже шторм начался, и их качает вверх – вниз, вверх - вниз.
СЕНЯ. (делает вид, что его сейчас стошнит). У меня морская болезнь, прекрати.
БОРИС. (радуется как ребёнок). Вот, вот опять началось. Эти вспышки, луна, облака. Мне даже на минуту показалось, что это Канченджанга.
СЕНЯ. (дрожит, поднимает ворот пиджака, прячет руки в карманы). Блин, Боря, какая ещё Чунга-Чанга? Ты бредишь?
БОРИС. (не замечая ветра, выпрямив спину, улыбается). Да нет же. Точно говорю. В детстве, когда мамка меня на выставку водила, я там её видел. Рерих Николай. У него много красивого было. Но вот эта мне больше всего запомнилась. Может из-за названия как раз. (Произносит по слогам.) Кан-чен-джан-га.
СЕНЯ. (сильнее укутывается флагом). Ну и что с ней не так? В чем смысл?
БОРИС. (немного сгорбившись). Смысл... очень уж странный предмет. Он как бы есть, но его вроде нет. «Он запечатленный в глазу и всё же не зримый». Рерих. Я тогда здорово на него подсел.
СЕНЯ. Ты что наркоман?
БОРИС. (усмехается). Упоротый в крах. Только наркотик редкий, можно загнутся в поисках новой дозы.
СЕНЯ. А я брезгую.
БОРИС. Знания.
СЕНЯ. (с раздражением). Какое опять знамение. Только не говори, что нас накроет волной. Я и так на измене.
БОРИС. (поворачивается к СЕНЕ). Неужели тебе действительно не интересно, что там? Там за горизонтом. Неужели эти перья и хвост тебе дороже и важнее? Я бы многое отдал, что бы хоть на минуточку заглянуть туда.
СЕНЯ. Зачем мне это? (Помолчав.)
Ведь вот он я. Без масок и регалий.
Здесь и сейчас. И если Вам не по нутру,
То обойдусь без Вас и без признаний.
Ведь я такой и быть таким хочу.
БОРИС. Не помню у Пушкина такого.
СЕНЯ. Конечно, это мои.
Молчат, закуривают. Сеня берет вейп. Облако белого дыма запахло вишней в шоколаде. Борис сигарету. Красная снайперская точка сигареты замигала морзянкой. Три затяжки, три выдоха, три затяжки.
БОРИС. Может и не надо никуда идти…
СЕНЯ. Естественно. Я тебе об этом же твержу.
БОРИС. Может смысл в том, что нет его именно там, на вершине. Ведь не зря же они запретили им подниматься на Канченджангу.
СЕНЯ. Что вверх, что вниз итог один – горизонт и цветы в руки.
БОРИС. Им значит виднее. Вот дошли до своего места, а дальше всё, баста. Дальше не про вашу честь. Знай сверчок свой шесток.
СЕНЯ. В яблочко. Я же говорю, ну ее эту Альку. Сегодня докажи, завтра покажи. Бери, что есть, люби, что дали.
БОРИС. А почему большего нельзя? Почему на самый верх нельзя?
СЕНЯ. А я чем плох? Я ведь что-то, да стою. Может резковат, глупости делаю, так это у кого их нет. Обижаю почем зря, каюсь опять же. Но и у меня чувства есть, душа и все такое прочее. Они-то много ли борщей сварили, прибрались, спросили как дела на работе? А то с порога хештег ресторан, хештег ничеготакогопростоцветочки хештег люблюнемогу. Вот и получают согласно твоему бумерангу.
БОРИС. Здесь конечно тоже можно занять себя, но червячок-то точит. Спускаться будешь, а голова даже против воли назад обернется. Вдруг кто провожать выйдет. Да нет, пусто. Так и пойдешь. Что же там…
СЕНЯ. Так а здесь что? Те же яйца только в профиль. Я видел здешних няшек.
БОРИС. Здесь жизнь. Моя жизнь… (Встает, подходит к краю обрыва. Шторм затихает.) Вчера соседка попросила сумки до квартиры донести. Бабушка, восемьдесят шесть ей. Нет никого у нее. Она расплакалась. Благодарила так, точно я до Берлина дошел. Конфеты в руку совала. Ромашку. А я стаю посреди коридора обмякший. Душно. Воздух такой плотный, что каждое сказанное слово еще несколько минут весит в воздухе, а потом тяжелеет и разбивается тишиной. На кухню прошел. Окна с позапрошлой зимы не открывались. Серые, все в уличную крапинку. Рама с подтеками от краски, колготки, вата желтая... А там уже лето: зелень, мальчишки на велосипедах гоняют, мамочки в песочнице. Хотел открыть, за ручку подергал. Намертво. Помню как руки от злости опять сжал до боли. В голове всех ее родственников проклял до тридцатого колена. А сам не открыл. Не смог. Она хлопочет, оправдывается. Здесь, мол, моя жизнь, что я там не видывала. Я развернулся и ушел.
Смотрит на горизонт. Начинает светать.
Скоро рассветает. Надо собираться, хозяйственный с восьми работает. У меня и тряпок-то нет.
Сеня подходит и встает рядом.
СЕНЯ. Волонтёрить пойдешь?
БОРИС. Помогать. Окно открою. Ей нужно. (Шепотом). Мне нужно.
СЕНЯ. Я на плиточника учился, с тобой пойду. Вон и флаг можно на тряпки пустить.
БОРИС. А Аля?
СЕНЯ. Я лучше позвоню ей. Она в зоопарк хотела, свожу их с тещей. Может какую родню встретят. (Смеется.)
БОРИС. Смотри, небо очистилось – сегодня будет солнечно.
СЕНЯ. (хлопает БОРИСА по плечу.) Еще бы, брат, ведь не зря наступило воскресенье.
Еще несколько минут, вслушиваясь в свои мысли, БОРЯ и СЕНЯ смотрели на зарождение дня. Все вокруг просыпалось: на листве проступала роса, птицы распевались после сладкой ночи, воздух впитывал запахи утренней истомы от только что прошедшей бури. Собрав свои мысли в кулак, и твердо решившие что-то лично важное для каждого, обнявшись, как друзья, у которых есть их общая тайна, они зашагали вперед, возвращаясь домой.
Февраль 2021