Из книги Геннадий Шпаликов. Стихи. Песни. Сценарии. Роман. Рассказы. Наброски. Дневники. Письма - У-Фактория 1998г.

 

Я ШАГАЮ ПО МОСКВЕ

 

 

С земли всегда завидуешь пролетающим над тобой и тем, кто улетает, тоже завидуешь, и почему-то с большим уважением относишься к прилетающим, особенно в пер­вый момент. Стоит для этого только посмотреть посадку большого реактивного самолета, когда он, выпустив тор­мозной парашют, с ревом и пламенем из-под двигателей катится по бетону и крылья его, резко откинутые назад, покачиваются, дрожат от напряжения, а на бетоне оста­ются черные следы.

Наконец к самолету подкатывают трап. Следует ко­роткая пауза, а затем дверь открывается, ее открывают изнутри, и мы ждем появления мужественных людей, спустившихся к нам, но люди выходят сонные — так, во всяком случае, было в это утро в Шереметьеве.

В числе других пассажиров в Москву прилетел моло­дой человек в синем, несгибаемом, непромокаемом плаще с клетчатой подкладкой, заметной потому, что плащ был расстегнут. Появившись из дверей самолета, он выпря­мился, жадно вдохнул утренний воздух, оглядел с высоты трапа новое здание Аэропорта, похожее своей прозрачно­стью и простотой на обложку журнала «Техника — моло­дежи», и быстро, насколько ему позволяли идущие впере­ди, сбежал с трапа.

Володя, не ожидая, пока разгрузят самолет, а пасса­жиры усядутся в низкие вагончики микроавтобуса, по­шел напрямик к зданию Аэропорта.

Он был, что называется, долговяз. Руки торчали из-под рукавов плаща, уши торчали, короткие светлые волосы, кое-как приглаженные рукою, топорщились, и выражение лица его было решительное и в то же время детское.

В Аэропорту Володя подошел к справочному бюро.

— Скажите, пожалуйста, — обратился он в окошеч­ко, — на Ижевск самолет вовремя?

— Задерживается! — громко прозвучал голос из ви­сящего над окошком репродуктора. Володя даже вздрог­нул от неожиданности.

— На сколько?

— А я почем знаю. Погода нелетная...

Погода действительно была неважная — пасмурно, ветер. Того и гляди, хлынет дождь.

— Видите ли, я командировочный, меня на работе ждут...

— А я тут при чем? — голос в репродукторе начал раздражаться. — Раньше двенадцати ночи все равно не улетите.

Володя постоял еще молча перед окошечком, хотел было что-то сказать, но потом не стал и отошел.

Он вскоре отразился в большом, до самого пола, зер­кале. Видимо, он себе не понравился. Небрит, ботинки грязные.

В этом же зеркале отразились три старших лейте­нанта. Несомненно, что они шли из ресторана, но держа­лись старшие лейтенанты хорошо, с большим достоин­ством.

Володя нашел за кафе недалеко от Аэропорта шланг, из которого, скорей всего, поливают газоны. Он снял плащ, пиджак и, оставшись в одной рубашке, сначала вычистил мокрой травой ботинки. Потом достал из сумки пасту, зубную щетку и почистил зубы, затем снял рубашку и, поеживаясь от утреннего холодного ветра, пустил воду из шланга посильнее.

Поливать самому себе не очень удобное занятие. Он был уже намылен, глаз, естественно, не открывал и не мог видеть, что ему решили помочь.

Подошла девушка в синем плаще за восемьдесят руб­лей новыми деньгами, молча взяла у него шланг одной рукой (другую продолжала держать в кармане) и умело, так, чтобы за штаны не налилось, помогла ему.

— Спасибо, — сказал Володя, протирая глаза.

— Пожалуйста, — ответила девушка. — Мне все равно делать нечего, — и отошла, не вступая в дальней­ший разговор.

Еще раз он увидел ее, когда брился заводной бритвой «Спутник» глядя, как в зеркало, в прозрачную стену кафе. Девушка была за стеной. Она завтракала. Володя погля­дывал на нее через собственное нечеткое отражение.

Девушка улыбнулась ему, а он, сам не зная почему, сделал над собой усилие и не улыбнулся, продолжая со всей серьезностью свое несерьезное занятие. Тогда де­вушка поставила чашечку кофе на стол и рассмеялась. После этого Володино лицо сделаюсь совсем сердитым. Выбритым, но сердитым — взял и обиделся. А девушка показала ему язык.

Она, конечно, не могла ему не понравиться. У нее было лицо, как у всех красивых девочек 63-го года.

— Садитесь сюда, — сказала она, когда он с яични­цей оглядывал почти пустое кафе, выбирая место,

И неожиданно для себя он сел к ней, как бы подчи­няясь ее словам, и, садясь, в неловкости и оттого, что она наблюдала за ним, задел ногой непрочный современный столик, шатнул его, покраснел и молча сердито принялся за яичницу.

— А вы — с хлебом, — она пододвинула ему хлеб, Володя ел под ее взглядом, добрым и взрослым,

хотя она была равной по годам, а может быть так, что она была младше его. В кафе играла музыка, неизвест­но какая и чья, но она, эта музыка, подходила сейчас к их состоянию. Девушка в такт музыке тихо прихло­пывала ладонями, прижимала их к губам, а он ел яич­ницу вилкой, смотрел только в тарелку, головы не под­нимал.

- Сейчас потанцевать бы, — сказала девушка очень просто.

— Рано еще, — сказал Володя, лишь бы что-нибудь сказать.

— Это не важно, не в этом дело.

— А ты что, улетаешь? — ему хотелось, чтобы разго­вор не был уж совсем односторонним.

— Встречаю мужа.

— Ну да — мужа? — он не поверил.

— Мужа.

— У тебя муж есть?

— Угу.

— Счастливые люди, кого встречают, — сказал Во­лодя.

— Женишься — и тебя будут встречать.

— Где уж тут жениться, когда все девушки уже ра­зобраны.

— Ну что ты! Нас же в два раза больше. По переписи.

— Это для утешения говорят. Утешают таких, как я. — Он помолчал. — В общем, у вас все хорошо?

— Очень хорошо.

— Но ведь так не бывает, — серьезно сказал он.

— А вот бывает! — Она улыбнулась.

Улыбка у нее счастливая. Действительно счастливая.

 

Только что экспресс мчался по пригородному шоссе среди полей и деревьев. И вдруг, внезапно, за окном воз­никли огромные светлые корпуса новых зданий. Город как бы раздвинулся, это были его окраины, выстроенные совсем недавно, светлые, современные; сверкающие чис­тым стеклом.

Володя сидел, прижавшись щекой к нагретому солн­цем окну автобуса.

А позади него, объединенные хорошим настроени­ем, скоростью и солнцем, двое ребят пели какую-то ве­селую грузинскую песню, отстукивая пальцами ритм но бочонку.

— Нарзан? — Володя кивнул на бочонок.

— Нет, боржом, — ответили ребята и снова запели. Раннее утро. Красная площадь. Часы на Спасской башне бьют половину седьмого.

Шахта строительства метрополитена. Смена заходит в клеть. Закрываются решетчатые двери.

Клеть стремительно надает по вертикальному ство­лу. Мелькают яркие лампы, установленные на стене ствола.

Гул, падение, пыль.

Невозможно разговаривать, курить нельзя. Люди сто­ят молча.

Постепенное мягкое торможение.

Двери открываются, и смена входит в шахту. Слабо освещенный тоннель, уходящий в темноту. Неяркое де­журное освещение,

И впереди, где ведутся основные работы, откуда слы­шен шум машин,— посвечивают огни.

Смена идет по тоннелю. Лица почти не видны, сверху капает вода, стучит по каскам, хлюпает под йогами, сте­кая но водостокам.

А навстречу идут уже отработавшие свою смену. Сре­ди них— Колька, высокий худощавый парень в сдвину­том на глаза шлеме.

Душевая. Солнечные лучи врываются в потоки воды, льющейся из кранов душа. Блеск и белизна кафельных стен. Ощущение силы и здоровья молодых ребят.

Колька моется в своей кабинке, подставляя лицо воде, намыливая короткие светлые волосы.

Утренние газеты штурмом брали город. Эскалатор метро белел от них.

Читали стоя на платформе, закрыв лицо разверну­тым хрустящим листом. В проносящихся поездах с ходу мелькали мимо те же белые листы.

Вот подошел поезд. Толпа, не складывая газет, устре­милась в него. Дежурная по станции не успевала прочи­тать через стекло все, что ее интересовало в этом номере.

Колька ехал в битком набитом вагоне, сжатый со всех сторон, среди чьих-то спин, локтей, сумок и газет, раз­вернутых справа и слева от него. Колька засыпал. Глаза у него закрывались сами но себе и открывались только тог­да, когда дежурный объявлял очередную станцию.

На остановке влились новые пассажиры.

— Не напирайте, — сказал кто-то позади Кольки. Колька посмотрел назад и ничего не ответил.

— Стой спокойно, — сказали ему.

Колька еще раз обернулся и посмотрел уже более вни­мательно на человека в кепке.

— Чего смотришь? — сказах человек. Колька вздохнул и отвернулся.

— Вы не скажете, как проехать в Строительный пе­реулок? — спросил у пожилой женщины, стоявшей ря­дом с Колькой, Володя. — Где сходить?

— Я приезжая, — сказала женщина.

— Какой переулок? — спросил гражданин с девоч­кой на руках.

— Строительный, — сказал Володя.

— Это не в Черемушках? — спросил гражданин.

— Да нет, — к Володе протиснулся человек в кепке. — Все не так. Какие Черемушки! При чем тут Черемушки! Слушайте меня, слушай — он взял его за пуговицу пид­жака. — Едешь до Павелецкой, сходишь, на эскалаторе вверх, и до обувного магазина. Увидел обувной — слезай. А там разберешься.

— Ну и врешь, — не выдержал Колька. — Сам не знаешь, что говоришь, — К парню: — Сойдешь на Ар­батской, пройдешь бульваром три квартала, свернешь на­право, а там рукой подать.

— Да? — разозлился человек в кепке. — Вы-то от­куда знаете? — И к парню: — Не слушай его. Я Москву как свои пять пальцев знаю.

— А ты, случайно, не Иваном Сусаниным работа­ешь? — спросил Колька.

Пассажиры молча смотрели на внезапно открывшую­ся панораму Москвы-реки...

...на «Скиф», восьмерку, уходящую под мост. Поезд снова скрылся в тоннеле.

На бульваре мыли памятник, поливая его из шланги.

Ребятишки носились на машинах, велосипедах и само­катах, лавируя между ног спешащих на работу прохожих.

Пенсионеры устраивались па скамейках, готовясь к шашечным соревнованиям.

Колька и парень с чемоданом шли по бульвару.

— Это Чистые пруды? — опросил Володя.

— Ага.

— Они раньше назывались Грязными, — сообщи.! Володя Кольке. — А при Петре их вычистили и переиме­новали.

Колька внимательно оглядел парня.

— Ты приезжий? — спросил он.

— Ага. Я из Качемска. Это в Сибири.

— В командировку?

— Проездом...

— Виктор! — назвал Колька идущего навстречу плот­ного молодого человека.

— Привет, — сказал молодой человек. Он вел за руки двух девочек, очень похожих одна на другую. — Виктор, — молодой человек протянул парию руку. Те­перь руки девочек были зажаты в одной широкой ладони.

— Ермаков, — Володя пожал руку. — Володя, — добавил он.

— Ты чего вчера не пришел? — спросил Колька, поцеловав девочек. — Мать на тебя обиделась.

— Не мог. Собрание было. Аня, что ли, не говорила?

— А ее не было, — сказал Колька.

— Как не было? — забеспокоился Виктор. — А где же она была?

— Не знаю, — Колька пожал плечами. — Она мне не докладывает.

— Она же к вам пошла!

— Может, после одиннадцати. Я в одиннадцать на работу ушел. Я эту неделю в ночную.

— В одиннадцать она уже дома была. Ну, пока. — Виктор вдруг заторопился и зашагал по бульвару.

Девочки едва поспевали за ним.

— Брат? — спросил Володя.

— Двоюродный.

— А ты женат? — спросил Володя.

— Нет.

— Я тоже, — сказал Володя.

Собака прижимала лапой к песку резиновый мяч и пыталась разгрызть его.

Вокруг собаки столпились ребятишки.

Володя подошел к собаке, с ходу выбил мяч ногой. И в тот же момент собака вырвала клок из его штанов.

— Спасибо, дядя! — благодарили дети, овладевшие мячом.

— Не за что, — сказал Володя.

— Да, друг детей. — Колька критически оглядел шта­ны. — Укус есть?

— Есть вроде, — Володя приподнял штанину.

— Ну, считай, сорок уколов ты заработал.

— Ты думаешь, она бешеная? — с интересом спро­сил Володя и посмотрел на собаку.

Собака рычала, не могла успокоиться.

— Слюни текут. Хозяина надо спросить, — сказал Колька.

К собаке подошел пионер, начал ее отвязывать.

— Твоя собака? — Колька взял пионера за руку.

— Да нет, что вы. Мне на время подержать дали.

— Кто? Кто тебе дал?

— Тетка.

— Какая тетка?

— Посторонняя.

— Где она? — Колька не выпускал пионера.

— В церковь пошла. — Пионер испуганно смотрел на Кольку.

— Пойдем, покажешь, — сказал Колька.

— Да брось ты! — сказал Володя. — Зачем?

— Ты с этим делом не шути. Пошли! — сказал Коль­ка пионеру.

— Мне в церковь нельзя, — сказал пионер.

— Он атеист, — сказал Володя.

— Я атеист, — подтвердил пионер.

— Ну, ладно, атеист, тебя не молиться зовут. Пошли!

— В церковь не пойду, — пионер был непреклонен. — Вы тетку по приметам можете найти. Я вам ее опишу: платок — серый, платье — красное или зеленое, в об­щем, байковое, туфли без каблука...

В церкви шла обычная утренняя служба. Священник читал что-то ровным спокойным голосом.

Народу было немного — девять или десять человек, в основном женщины в серых платочках.

Колька почувствовал себя неловко, но не показал виду. Он на цыпочках прошел в глубину, не приближаясь, од­нако, к священнику.

Священник, заметив Кольку, замолк и вопросительно посмотрел на него.

— Здравствуйте, — очень вежливо поздоровался Колька.

Священник кивнул и продолжал чтение. Колька сразу понял, что платок не является точной приметой, и решил действовать наугад.

— Это не ваша собака на улице стоит? — спросил он у ближайшей женщины в платочке.

Женщина сердито посмотрела на него и не ответила.

— Вы на улице собаку не оставляли? — Колька по­шел дальше.

— Простите, пожалуйста... — Он понял, что ошибся.

— Это не ваша собака на улице стоит? — спросил он у плотной женщины с простым лицом.

— Убегла? — испугалась женщина.

— Ваша собака? — обрадовался Колька.

— Наша.

На них уже обращали внимание.

— Давайте выйдем, — предложил Колька. Они прошли через церковь на улицу. Собака грелась на солнце.

— Ваша? — проверил Колька.

— Наша.

— Вот, — Колька подвел женщину и приподнял шта­нину Володи.

— Чего? — не поняла тетка.

— Ничего! Пока вы там богу молитесь, эта бульдож­ка людей кусает! — Колька был возмущен.

— Это боксер, — сказал Володя.

— Чего?—не поняла тетка. — Ой, простите, пожа­луйста!

— Бог простит, -— сказал Колька. — Здоровая соба­ка или нет?

— Чумкой болела, — смиренно сказала тетка.

— Да хоть холерой! — взорвался Колька. — Я же вас не об этом спрашиваю!

— Кто его знает, — сказала тетка. — Вроде нет.

— Л почему у нее слюни текут? — не унимался Колька.

— А может, она голодная? — спросил Володя.

— Голодная, голодная! — обрадовалась тетка под­держке. — Ее сколько ни корми, она все равно голодная!

— Голодная, — Колька задумался. — Ну ладно, раба божья. Л колоться все же надо, — сказал он Володе. — На всякий случай.

К ним подошел человек с портфелем, солидный, хо­рошо одетый.

— Продается? — человек показал на собаку.

— Меняется, — сказал Колька.

— Паспорт есть? — спросил человек.

— У нее медали есть, — робко сказала тетка.

— Это ничего не значит, — категорически сказал человек, — Если у человека медали или даже ордена, что, ему паспорта не надо? Па что меняется?

— Да нет, — сказал Володя. — Просто она меня укусила.

— Попятно, — сказал человек. — Вас — в больни­цу, — он показал на Володю. — Собаку — в живодерку, хозяйку — под суд, — и пошел, довольный своим мудрым решением.

Нескладный парень в майке натирал полы в неболь­шом, еще пустом кафе со стеклянными стенами. Столики были сдвинуты, а на проигрывателе вертелась пластинка с уроком английского языка.

Парень старательно тер иол и одновременно слушал эту полезную долгоиграющую пластинку.

Колька и Володя шли мимо.

— Сколько лет этот язык в школе изучал — ни одно­го слова не понимаю, — усмехнулся Володя.

— Ну, я пришел, — сказал Колька, — а тебе — первый переулок направо. Гуд бай.

— Спасибо, — сказал Володя.

— Будь здоров, — Колька скрылся в подъезде напро­тив, а Володя пошел но переулку.

Грузовик подвез тележку с квасом. И водитель с про­давщицей открепляли ее.

— Не читай во время еды — вредно, — сказала Колькина сестра, поставив на стол кипящий чайник.

Колька сидел за столом в одних трусах, ел, уткнув­шись в газету. Он даже не поднял глаз. Тогда сестра выхватила у него газету и ушла в другую комнату.

Урок английского языка, записанный на пластинку, гремел над переулком. Колька зевнул и встал.

— Эй! — он высунулся в окно, — Сними пластинку!

Парень вышел из кафе. Он не понимал, чего от него хочет Колька.

— Пластинку сними!

Парень кивнул головой, понял, значит. Пошел, снял.

— Мне спать надо — мешает! — крикнул Колька. — Ты что, потише не можешь пустить.

— Если тихо, до меня не доходит. Отвлекаюсь, — объяснил парень.

— А ты не отвлекайся! — сказал Колька и за­метил...

...Володю, идущего обратно по переулку с чемоданом в руке.

— Здорово, давно не виделись! — почему-то обрадо­вался Колька. — Чего так скоро?

— Никого дома нет. Они, оказывается, в другой го­род переехали.

Володя остановился:

— Можно мне у тебя до вечера чемодан оставить? Неохота таскаться.

— Давай, — сказал Колька и отошел от окна.

За квасом уже выстроилась длиннющая очередь с би­донами в руках.

— Есть будешь? — спрашивала Колькина мать сто­ящего посреди комнаты Володю.

— Спасибо. Я уже... У вас иголки с ниткой не най­дется? — Володя вспомнил о порванных брюках.

— Катя! — позвала Колькина мать. — Дай иголку с нитками. — И вышла.

— Кому тут иголка понадобилась? — выглянула из соседней комнаты Колькина сестра.

— Мне, — сказал Володя. — Здравствуйте.

— Познакомься, моя сестра, — сказал Колька. — Двенадцать сантиметров и мастер спорта.

— Что? — не понял Володя.

— Если бы она на двенадцать сантиметров подросла, перепрыгнул через нее и — мастер спорта. А так только первый разряд.

— Идиот, — сказала Катя. — Ну, приведешь Ванеч­ку из детского сада — зашью брюки твоему приятелю.

— Ладно, — согласился Колька.

— Давайте, — сказала Катя Володе, — зашью, так и быть.

Володя стоял в нерешительности.

— Давай быстрей, а то я на работу опаздываю.

— Снимай, — сказал Колька. — Снимай, раз предла­гают.

— Я не смотрю, — Катя закрыла дверь.

Володя снял штаны и протянул их за дверь. Он стоял посреди комнаты в трусах.

— Садись, — сказала вошедшая Колькина мать. — Чего стоишь?

Володя сел у стеночки.

— Нельзя быть таким эгоистом, — сказала Колькина мать, — Если договорились мыть посуду но очереди, то выполняй без разговоров.

— А я что, отказываюсь? — сказал Колька. — Я просто устал.

— Мы все работаем, — сказала мать.

— Человек всю ночь не спал, а его еще пилят. Мо­жет быть, чаю выпьешь? — спросил он у Володи.

— Нет, спасибо, — Володя снова отказался. — Хо­тите, я посуду вымою? — неожиданно предложил он.

— Этого еще не хватало! — возмутилась мать. — Вот видишь! — сказала она Кольке.

— Ты надолго приехал? — спросил Володю Колька.

— Нет, сегодня уезжаю.

— Значит, так, — сказала Колькина мать, — вы­моешь посуду, приведешь Ваню из сада, ну и, если ба­бушка чего попросит, сбегаешь — она себя плохо чув­ствует.

— Ладно, — согласился Колька. — Ты иди, а то опоздаешь.

— Ну, я пошла.

— До свидания. — Володя приподнялся со стула.

— Как мне отсюда в Третьяковку добраться? — спро­сил его из дверей Володя.

— Четвертым троллейбусом, — сказал Колька. — Иди сюда, — позвал он Володю. — Вон в том доме, — Колька показал Володе маленький, утопающий в зелени особнячок, — когда-то жил Пушкин.

— А теперь кто?

— Теперь родственники. Правнук, например. За «Торпедо» края играет.

Колька свистнул, и в окне особнячка тотчас показа­лась кудлатая голова заспанного парня.

— Чего? — спросил правнук.

— Как нога? Что говорят? — спросил Колька.

— Мениск подозревают. — Правнук зевнул и скрыл­ся в окне.

Квартира Кольки была старая, высокие окна, высо­кие потолки. На стене висели фотографии и рисунки с гипса. Рисунки не баловали разнообразием сюжетов: на них был изображен один и тот же гипсовый лепесток. А сам оригинал стоял в углу на тумбочке рядом с под­рамником.

— Твой? — спросил Володя.

— Угу. — Колька убирал со стола посуду.

— Меня можешь нарисовать?

— Нет, — сказал Колька.

— Только лист, значит.

— Его на экзаменах рисуют.

— Где?

— В Строительном.

Володя остановился у старой, наклеенной на твердый картон фотографии.

Пять ребят и одна девочка помладше смотрели прямо перед собой, серьезно, неулыбчиво.

— Здравствуй, сынок. Володя оглянулся.

Рядом с ним стояла бабушка Кольки, маленькая, се­дые волосы гладко причесаны.

— Здравствуйте. Это ваши дети? — спросил Володя.

— Мои, — сказала бабушка. — Это — Надя.

Она водила пальцем по фотографии, голос у нее был ласковый, спокойный.

— Миша — Коленькин папа. А это Алеша, Сеня, Ваня, Витя... Их всех на войне поубивали... А я вот живу...

— Ну, что ты, бабушка, — сказал Колька.

— Много ребят было, — продолжала бабушка. — Сошью рубашку — первым Сенечка носит, потом Ваня, потом Леша, потом Витя, а последним Миша донашивал, а он ничего, не обижался: у него нога зато всегда боль­шая. Ему сапоги сразу после Сенечки доставались, — ба­бушка улыбнулась.

Колька встал и высунулся в окно.

— Эй! — крикнул он парню в кафе. — Выключи музыку! Или ты уже по-русски не понимаешь?

Парень перестал натирать пол и послушно выключил проигрыватель.

Колька лежал на кушетке, укрывшись простыней. На улице было шумно, и он спрятал голову под подушку...

Кафе напротив Колькиного дома было уже заполне­но, и даже у входа толпилось несколько человек.

 

Грузовик увозил пустую тележку: квас кончился.

Колька спал под простыней.

— Коля, — будил его Саша, кудлатый парень не­большого роста. — Вставай.

Колька медленно открыл глаза и долго бессмысленно смотрел на Сашу.

— Я не пойду, — сказал он.

— Мы же договорились. Мне неудобно самому за себя просить.

— Ну ладно, подожди немного. Я только сон дос­мотрю.

Колька отвернулся к стене.

Саша прошелся по комнате, потом взял со стола аль­бом, сел и начал зарисовывать Кольку.

— Не смотри па меня, — попросил из-под простыни Колька. — Я не могу спать, когда на меня смотрят.

Саша положил альбом на место.

— Сии, — сказал он, снимая со стены гитару.

Он настроил ее и начал что-то напевать, тихонько аккомпанируя себе.

Колька лежал с закрытыми глазами и вторил Саше. Потом он сел на кушетке.

— Ну, пошли, черт с тобой, — сказал Колька, окончательно проснувшись.

В просторной приемной райвоенкомата висели пла­каты. Плакаты обучали, как надо действовать при атом­ном нападении. На них с легкой руки неизвестного ху­дожника все получалось просто, они обнадеживали и все­ляли уверенность, что в конце концов все не так уж страшно и можно спастись, если знать предлагаемые на плакатах средства.

Перед дверью с табличкой «Военком» стоял Саша и, заглядывая в щелку, слушал.

— Слушай, — обратился к нему кто-то сзади. Саша в испуге отпрянул от двери.

— Что бывает за потерю военного билета? — спро­сил его молодой человек в очках.

— Не знаю, — отмахнулся Саша и, заложив руки за спину, заходил по комнате.

Дверь военкома открылась, и показалась голова Кольки.

— Заходи, — сказал он Саше. — Тебя требуют.

За канцелярским столом сидел майор с орденскими планками на груди. Напротив немолодая женщина отсту­кивала на машинке.

— Садитесь, Шаталов, — сказал майор Саше. — Что же это вы вместо себя адвокатов присылаете? Нехорошо.

Саша стоял навытяжку.

Колька сел рядом с майором и держался как дома.

— Повестка с собой? — спросил майор.

— Так точно, товарищ майор! — Саша протянул по­вестку.

— Так... Вы когда должны явиться?

— Завтра.

— Ну и что?

— Прошу три дня.

— Основания?

— Женюсь.

— У него свадьба, — подтвердил Колька, зевая. Женщина перестала печатать, прислушалась.

— Что, у тебя времени не было жениться? Видали, Ангелина Петровна, — майор обратился к женщине. — До последнего дня дотянул. — Ангелина Петровна улыбнулась.

— Да так как-то получилось, — смутился Саша.

— Видали? — удивился майор. — У них это дело так как-то получается. Рановато.

— Я ему тоже говорю, — вмешался Колька. — Не женись! Подожди! А он — ни в какую. Упрямый.

— Что она, того? — доверительно спросил майор.

— Да нет, не таво, — смутился Саша.

— Понятно. Бывает.

— Нет, не в этом дело! Честное слово!

— Любовь, — сказал Колька и снова зев1гул.

— Ясно. Мальчика хотите или девочку?

— Да я...

— Ну, ладно, давай заявление.

Саша протянул майору бумагу, и тот скрылся за дверью. Женщина подмигнула Саше, что, мол, все будет в порядке, и принялась за работу.

— Держи, — сказал появившийся майор, отдавая заявление. — На свадьбу позовешь? Даем тебе месяц. Гуляй.

Спасибо большое, товарищ майор! — обрадовался Саша.

_ Желаю тебе мальчика. Мальчика ждешь?

— Да нет же!

— Ну ладно, девочку. Ни пуха ни пера.

— Светлану Михайловну, пожалуйста, —попросил Саша в телефонную трубку.

Он и Колька стояли у автомата в магазине.

— Светочка, — голос Саши стал нежным. — Нам месяц дали. Ты рада?.. А почему у тебя голос нерадос­тный?.. Нет, нерадостный... Неудобно разговаривать? Это со мной-то?

— Да рада она, не тяни, - сказал Колька.

— Вот Коля тебе привет передает, — сказал Саша.

— Пламенный, — подсказал Колька.

— Не мешай. Костюм? Костюм еще не купил, сейчас пойду... Взять с собой Колю?.. Хорошо.

— Никуда я не пойду, — возмутился Колька. — Мне выспаться надо.

— Она боится, что я не то куплю, — прошептал Саша. — Она тебя очень просит.

— Ладно, — неохотно согласился Колька.

— Он пойдет. — Саша повернулся к Кольке спиной. — Ты меня любишь? — спросил он, прикрывая трубку ла­донями. — Что — да? Да — да? Или да — нет?

— Кончай, — перебил его Колька. — Народ ждет. Действительно, у автомата стоял пожилой человек и неторопливо постукивал по полу тростью.

 

Рядом рабочие усердно вскрывали новый, еще лосня­щийся асфальт и рыли яму.

— Простите, — спросил Колька низенького человека с чертежами. — Вы, случайно, не клад здесь ищете?

— А тебе какое дело? — подозрительно спросил ни­зенький. — Тебе что, больше всех надо?

 

— Да нет, просто за этот месяц вы четвертый раз на этом месте копаете.

— Значит, надо, раз копаем, — низенький презри­тельно пожал плечами и отошел.

— Пошли, — сказал Саша. — Ну его! Около них остановилось такси.

— Ребята, — высунулось из окна лицо таксиста. — Языками владеете?

— Л тебе какой нужен? — спросил Колька.

— Сам не знаю!

Рядом с таксистом сидел маленький чопорный чело­век в габардиновом костюме.

— Два часа катаю, — сказал таксист. — Спраши­ваю: куда? А он только руками показывает: направо — налево. Восемь рублей уже наездили. Я ему: давай плати и вылезай! А он мне какие-то бумажки сует. По-русски ни бе ни ме... Бубнит чего-то: «икона»... «икона».

— Икона, — улыбаясь закивал головой иностранец.

— Вот видите, — вздохнул таксист.

— Спекулянт, — шепнул Саша Кольке. — Иконы скупает.

— Шнрехен зи дойч? — спросил Колька.

— Но, инглиш!

— Инглиш? — переспросил Колька.

— Йес, йес! — обрадовался иностранец. — Ай вонт ту си сэнтрэл пикче гэлэри. Транслейт ит ту хим, плиз.

— Что он говорит? — спросил шофер.

— Он в восторге от нашей замечательной столицы, — сказал Колька.

— Да нет, — сказал Саша. — Ему, кажется, в Тре­тьяковку надо.

— Вези его в Третьяковку, — сказал Колька таксисту.

— Ты ему про деньги скажи, — заволновался так­сист.

— Скажи про деньги, — велел Колька Саше.

— Не могу, — сказал Саша. — Понимать понимаю, а говорить не могу.

- Знаешь что, — сказал Колька таксисту, — вези его в банк — там вам деньги обменяют.

— Ребята, — взмолился таксист. — Поехали вместе, а? Я вас потом куда надо бесплатно отвезу. Поехали, а?..

Машина мчалась но улицам Москвы.

— А ви драйвин ту зэ гэлэри? — спросил иностранец Кольку.

— Мир, дружба, — сказал Колька. Иностранец успокоился.

— Двубортный брать? — спросил Саша Кольку.

— Я бы на твоем месте вообще не покупал. Есть же у тебя костюм, Все равно из армии вернешься — другая мода будет.

— У меня серый, а полагается черный.

— Что, в армию забирают? — спросил таксист.

— Ага.

— Так зачем же тебе костюм?

— Он женится, — объяснил Колька.

— Дурак, — сказал таксист. — Гуляй — пока молод. Во флот?

— Пехота.

— Два года. Да-да... Тут в ночную ездишь и то бо­ишься, как бы кто тебя не заменил, а то два года. Не завидую.

— Не ваше дело, — сказал Саша.

— Вив олрэди бин хиэ, — сказал иностранец Кольке.

— Он уже здесь был, — сказал Саша.

— Мир, дружба, — Колька вздохнул.

— Спроси у него, он китаец? — обернулся к Кольке таксист.

— Вы китаец? — спросил Колька по-русски;

— Японца, — вежливо ответил человек.

— Он японец, — сказал Колька.

В ГУМе, как всегда, было многолюдно. Шли приезжие, сразу заметные в толпе но обилию разнообразных покупок.

Узбеки в ярких халатах сопровождали только что куп­ленный белоснежный холодильник. Иностранцы несли балалайки.

Над переходами, над толпой гремела веселая музыка.

Володя ходил вдоль длинного ряда пишущих маши­нок. Он пробовал машинки, вставляя лист бумаги и печа­тая одно и то же: «Владимир Ермаков», «Владимир Ерма­ков»...

Он был в новом костюме, в белой рубашке и с журна­лами под мышкой.

— Привет, укушенный! — раздался знакомый голос. Колька и Саша стояли за стеклом отдела.

— Купил? — Колька деловито разглядывал костюм, трогал его руками, — А говорил, в Третьяковку пойдешь?

— Уже, — сказал Володя. — Хороший? — спросил он про костюм.

— Нормальный, — сказал Колька.

— И на работу ходить и в театр прилично, — сказал Володя.

— И в гроб можно, — добавил Колька.

— Да брось ты, — сказал Саша, — вот мне такой и нужен.

— Слушай, — вдруг сказал Колька, — ты когда едешь?

— Полпервого.

— Дай нам на время костюм, а вечером заберешь. У него свадьба сегодня. Познакомься. Это Саша.

— Володя.

— Договорились? — спросил Колька.

— Не надо, — сказал Саша. — Я сам куплю.

— Зачем! — возмутился Колька. — Он же дает!

— Не буду я в чужом костюме жениться. Нехоро­шо это.

— Никто не узнает, — уговаривал Колька. — Чего деньги зря тратить? Лучше Светке чего-нибудь купи.

— Ты думаешь? — Саша колебался.

— Конечно, давай, — сказал Колька Володе.

— Прямо сейчас? — спросил Володя.

— К пяти. Ему в пять в загсе надо быть.

— - К пяти дам.

— Порядок, — обрадовался Колька. — А то он меня с этим костюмом замучил.

Ребята шли мимо длинного гумовского прилавка, ос­матривая витрины.

Спортивный отдел. Колька разглядывал складную бай­дарку.

— Слушай, — сказал он Саше, — Давай купим. Сто рублей.

— Зачем? — спросил Саша.

— Возьмем отпуск, сядем на байдарку и доплывем до Черного моря,

— Куда это я поплыву? — сказал Саша. — Мне же в армию надо.

— Ну, через два года поплывем, — сказал Колька.

— Через два года и купим, надо Свету спросить, — сказал Саша.

Автоматная будка была тут же, в ГУМе. Коле и Воло­де сквозь толстое стекло не было слышно, что именно говорит Саша в трубку, но по артикуляции можно было предположить, что разговор шел о любви.

— Странный малый, — сказал Володя, кивнув на Сашу.

— Жених, — Колька вздохнул. — Что это у тебя? Журналы?

— Это авторские, — сказал Володя.

Он открыл один из журналов и показал Кольке. Там была напечатана маленькая фотография Воло­ди. Под фотографией было написано:

«ТАЙГА»

(рассказ)

Владимир Ермаков

Три листа, — Колька просмотрел рассказ, — А я в письме больше четырех строк написать не могу. «Как поживаешь... Я поживаю... У нас хорошая погода»... И всё.

— Подарить? — спросил Володя Кольку.

— Давай, — без особой охоты согласился Колька. Володя положил журнал на прилавок и написал: «Николаю. Первому человеку, которому я дарю свой

первый рассказ».

— Смотри, — сказал Колька выходящему из будки Саше, — он, оказывается, писатель.

— Случайность, — заскромничал Володя. — Я для нашей многотиражки писал, а они перепечатали.

— А-а, — равнодушно сказал Саша, — Она пластин­ку велела купить.

— Вот его фотография, — показал Колька.

— Да, — подтвердил Саша, — Мендельсона, «Сва­дебный марш». Где тут пластинки продаются?..

В отделе пластинок на проигрывателе крутился «Сва­дебный марш» Мендельсона.

— У вас небьющихся пластинок нет? — спрашивал Володя девушку-продавщицу.

— Нет, — сказала продавщица.

— А стереофонических? — спросил Володя.

— Не приставай, — сказал ему Колька. — Держи, подарок, — он протянул Саше пластинку. — Он сегодня женится, — сказал он, похлопывая Сашу но плечу.

— Брось ты, — недовольно сказал Саша.

— Правда? — спросила девушка, — Поздравляю.

— Скажите, чего бы вам больше всего хотелось? — спросил Володя девушку.

— Чтобы рабочий день быстрее кончился, — не заду­мываясь, ответила девушка.

— Да он не об этом, — сказал Колька. — Посоветуй­те, что невесте купить, а то мы ничего не можем приду­мать.

— Ну, что ей купить? — спросил Володя.

— Квартиру, — сказала девушка.

— Квартира есть, — серьезно сказал Саша.

— Как вас зовут? — вдруг спросил Колька девушку.

— А вам зачем? — спросила девушка.

— А мы хотим пригласить вас на свадьбу. Ты чего молчишь? — обратился он к Саше. — Приглашай чело­века.

— Приходите, — сказал Саша без особой охоты.

— Так, значит, как вас зовут? — спросил Колька.

— Лена, — сказала девушка.

— Николай, — представился Колька, — Володя, по­дари Алене журнал.

— Этот я не могу, — сказал Володя. — Этот я уже надписал. Я лучше попозже занесу.

— Не надо, — сказала Алена. — Мы такой получаем.

— Вы не такой получаете, — сказал Колька. — Это авторский, — он протянул Алене раскрытый журнал, — Это он написал.

— Вы были в тайге? — спросила Алена Володю, рас­сматривая иллюстрации к рассказу.

— Я там работаю.

— Счастливый человек, — сказала Алена. — Там у вас тихо. А туг к концу дня голова вот так распухает, — Алена показала руками, как распухает у нее голова.

— А вы переезжайте к нам, — сказал Володя.

— Я? С удовольствием.

— Я серьезно говорю...

— Ну, ладно, — Колька прервал разговор. — Зна­чит, договорились. Я вас жду после работы здесь, у выхо­да. И пойдем на свадьбу. А потом уж в тайгу поедете. Идет?

Алеш улыбнулась и ничего не ответила.

Молодая женщина и здоровый, крепкий мужчина сто­яли в отделе рубашек. Женщина измеряла шею своего спутника: трудно было подобрать па такую шею соответ­ствующий размер. Мужчина, улыбаясь, положил руку на плечо женщины, нежно приблизил ее к себе. По всему было видно, что им сейчас хорошо.

— Смотри кто! — Саша взял Кольку за рукав, они стояли по ту сторону второй линии. — Ваша Анька!

И Колька уже сам заметил ее.

И она, обернувшись, внезапно увидела Кольку. Он неотрывно смотрел на нее.

— Здравствуй, Коля, — испуганно сказала она и улыб­нулась.

— Здравствуй, — раздельно сказал Колька. — Здрав­ствуй.

Женщина и ее спутник, не оборачиваясь, пошли к выходу, исчезая в толпе. Колька молча смотрел им вслед.

— Эх, жалко, аппарата нет! — весело сказал Саша. — Снять бы их, а карточку твоему брату. Все-таки он лопух, честное слово!

— Хватит, — сказал Колька. Oн был очень расстроен.

— Ну и семейка! — не унимался Саша. — Что он, слепой? Ты-то куда смотришь?

— Замолчи! — сказал Колька, — Не твое дело.