Тень над Руаной.
Пролог.
Человек, неподвижно стоявший на смотровой площадке Дворца Дождей, отвёл взгляд от угольной громады, высившейся у самого горизонта. Усталость теперь приходила всё чаще. Он провёл ладонями по побледневшему лицу, представив, как выглядит после долгого общения со стихией – впалые щёки, налитые кровью глаза, а в коротких чёрных волосах наверняка прибавилось седины. Пора смириться с тем, что ответа нет. Но, он не может, не может признать, что всё было тщетно. Целое столетие поисков, находок и потерь. Всё впустую…
Он вновь посмотрел вдаль и стиснул зубы.
Непоколебимое спокойствие гор, мощь, нерушимость – тонкая ширма, за которой пылает чёрное пламя войны. Если ничего не предпринять, то скоро и в долинах, и на узких тропах звон стали смешается с шипением и воплями слуг Перворождённых, а снег растопят горячие ручьи угасающих жизней.
За спиной зашуршало, кто-то крякнул, выругался, снова закопошился. Человек обернулся. У раскидистого куста тарбанника замерло странное существо, состоящее, казалось, только из головы, со старушечьим лицом, глазами-яблоками, гривой чёрных спутанных волос и ног, тонких, костлявых с широкими заскорузлыми от грязи ступнями.
– Звали, хозяин? – хрипло спросило существо, вытаращив и без того огромные болотного цвета глаза.
Человек молча кивнул.
– Подойди ближе.
Переваливаясь по-утиному, существо приблизилось, замерло в нескольких шагах.
– Тебе хорошо здесь живётся? Никто не обижает? – ласково спросил хозяин, положив ладонь на спутанную гриву.
– Вы добры, господин, – проквакало создание. – Здесь хорошо, тихо, много червяков, рыбы, только нет комаров. Ах, господин, вы никогда не ели комаров! – существо мечтательно закатило глаза. – Правда, ваши девки глупы как пробки, пьют нектар, щебечут, а стоило показать им дохлую землеройку, визжали так, что я чуть не оглохла…
|
|
– Я вижу, ты прижилась, – рассмеялся человек.
– Да. Здесь никто не пытается прибить меня камнем.
– Прекрасно-прекрасно, – задумчиво протянул человек. – Мне нужна твоя помощь, Гви. Сегодня у тебя есть возможность проявить свой дар.
– Хорошо, господин, – неуклюже согнуло ноги в коленях существо, очевидно, это должно было изображать поклон. – Если вы так желаете. Вы же знаете плату? За каждый предсказанный год, год вашей жизни.
Мужчина вновь усмехнулся.
– Начинай.
Гви отступила на шаг, невидящим взором уставилась на хозяина. Зрачки сделались изумрудными, а лицо скорчилось, словно от боли. Грива зашевелилась, а в следующее мгновение из неё выбралась пара длинных щупалец с заострёнными шипами на концах. На мгновение они зависли над хозяйкой, а потом словно змеи метнулись к мужчине. Тот не отшатнулся и не попытался защититься, позволив шипам впиться в шею, почувствовал, как по телу растекается ядовитый холод, застыл, только в глазах вздрагивала пепельная дымка…
Всё закончилось спустя несколько минут. Шипы с чавканьем выпали из ранок. Щупальца, словно перерубленные верёвки, плюхнулись наземь и медленно потянулись к хозяйке. Мужчина очнулся от оцепенения, вздрогнул, заморгал, правая рука потянулась к щеке, он недоумённо взглянул на ставшую влажной ладонь.
– Слёзы, – тихо сказала Гви. – Неужели и вас били во сне палкой? Даже жалко, что мои видения сбываются…
|
|
– Будущее всегда нас пугает, Гви, а прошлое тяготит, остаётся только радоваться настоящему, – улыбнулся мужчина. – Ты научилась управлять видениями. Я видел всё гораздо чётче.
– У меня много времени, господин, а память и предвидение есть у всего, даже ваши глупые девки что-то помнят и к чему-то стремятся.
– Спасибо, – человек слегка кивнул.
– Это мой долг, господин. Кстати, не желаете поохотиться? Вон под тем кустом целое гнездо личинок картанника.
Человек не ответил, задумавшись.
Из зарослей к краю площадки метнулась стая мотыльков, один вырвался слишком далеко, перелетев невидимую границу, заиндевелой чешуйкой спланировал в темноту. Человек проводил его взглядом и вздохнул – ледяная смерть надёжно хранила Дворец Дождей. Не прощаясь, повернулся и зашагал по присыпанной песком дорожке, мимо кустов с изумрудно-золотой листвой, мимо алых тиаранов, туда, где в журчание ручья вплетался звонкий смех.
– Господин! Господин!
Когда он вышел к залитой ярким светом поляне, стайка девушек, сидевших на берегу ручья, радостно встрепенулась.
– Ты расскажешь нам историю, господин? – Спросила одна с чёрными волосами и глазами цвета дикого мёда.
– Историю-историю! – загомонили остальные. – Расскажи нам о мире!
– Не сегодня, – терпеливо ответил мужчина.
Девушки со смехом прянули в стороны, хозяин успел лишь моргнуть, они уже исчезли, только стая ярких, словно вырезанных из радуги птиц, взвилась и с щебетом исчезла в кронах.
«Действительно глупы как пробки, но зато счастливы» – подумал черноволосый, грустно улыбнувшись.
|
|
Когда сад остался позади, дорожка влилась в широкую площадь перед залом Совета, мужчина остановился, рассматривая высокое молочно–белое здание – стрельчатые окна, убранные витражами, тяжёлые ворота, способные сдержать любую атаку, гранённые стрелы башен, аркады, бельведеры, террасы, соединённые в единый ансамбль на грани гармонии. Дворец в своё время доверили строить Гартану, и брат подошёл к работе излишне творчески, опробовав в строительстве почти все известные архитектурные приёмы. Никто из Первых Десяти не любил излишне напыщенную, холодную громаду дворца, предпочитая собираться в башне Ветров или Солнечном покое. А уж теперь, когда от первых, Поднявших Голову осталось лишь шестеро, это место и вовсе казалось зловещим. Но выбора не было, сегодня во Дворец прибывают гости, слишком важные, чтобы принимать их на пороге и слишком нежеланные, чтобы пускать к домашнему очагу. При мысли о предстоящем человек почувствовал, как по телу пробежала дрожь, за все годы существования крепости нога чужаков ни разу не ступала здесь.
– Всё бывает впервые… – рассеянно пробормотал черноволосый и медленно побрёл, словно двигаться теперь приходилось, преодолевая сопротивление.
Он оказался не первым. Сквозь ажурные двери доносились глухой разговор, прерываемый весёлым женским смехом, негромкое позвякивание, гул пламени.
Зал оказался наполовину погружён в полумрак. Голубое пламя, пылающее в центре, освещало лишь круг каменных кресел с высокими спинками и участок стены, разрисованный замысловатым узором, образующим Печать гальдрастава.
Из четверых на него обратил внимание только один – мрачный бородатый здоровяк с копной русых волос, собранных у висков в косы, и дохе из шкуры бергада, оселком правивший лезвие секиры, он лишь слегка кивнул и вновь погрузился в работу, полируя и без того отточенную кромку. Мужчина в доспехе, словно бы сплетённом из змей, которые непрестанно двигались, и рыжеволосая девушка в жёлтом платье даже не повернулись – оба были поглощены созерцанием огненного человечка, с уморительной неуклюжестью пляшущего по полу. Девушка звонко захохотала, когда человечек, выделывая очередной кульбит, растянулся на полу. Мужчина в кольчуге повёл рукой, и маленький танцор рассыпался вереницей искр. Четвёртый человек – узкоплечий блондин, облачённый в короткую кожаную куртку и узкие штаны с кольчужными нашивками, и вовсе расположился в стороне, почти скрывшись в темноте, уставился в распахнутое окно, только по золотым волосам изредка пробегали искры.
– Светлого неба, братья, сестра! – поприветствовал мужчина.
– Сагор! – вскинулась девушка. – Погляди, что придумал Грэн!
Человек в кольчуге самодовольно улыбнулся, змеи зашевелились сильнее, словно пытались прорвать сдерживающее заклятие.
– Здравствуй, Тияна, – улыбнулся тот, кого звали Сагор. – Здравствуй, Грэн.
– Ты как всегда, в последний момент, – недовольно пробурчал человек в дохе.
– Оставь, Таронг, – поморщился Грэн. – У нашего брата слишком много дел. Так ведь?
Черноволосый не ответил.
– В любом случае, почти все в сборе, – продолжил Грэн. – Можно обсудить предстоящую встречу.
– Ты считаешь, есть что обсуждать? – угрюмо спросил Таронг.
– Где Дол? – поинтересовался Сагор, чтобы отвлечь братьев от назревающей ссоры.
– Работает, – вздохнула Тияна. – Он теперь постоянно работает: сидит в подвалах словно призрак, что-то делает, пишет, бормочет словно сумасшедший…
– Ещё один занятой… – ухмыльнулся Грэн. – Даже судьба мира не способна отвлечь его от работы.
– Думаю, сегодня не время для споров, – мягко ответил Сагор.
– Не время? – ещё шире улыбнулся брат. – А когда будет время? Может быть, ответишь? Мы не спорили, когда ты решил дать нам так называемую свободу, мы не спорили, когда втянул в войну, и когда гибли братья, тоже молчали! Всё можно было исправить, всё преодолеть! Но теперь, дорогой брат, нет ни времени, ни сил, чтобы идти дальше! Силы остались только на то, чтобы спорить…
– Ты смотришь слишком поверхностно.
– Не говори мне о поверхностности! Ты слишком давно сидишь здесь! Ты не видел обескровленных армий, городов, обращённых в пыль, ты не видел людей, умирающих с нашим именем на устах, ты не видел веру в их глазах! Они верят нам, а мы знаем, что не сможем победить…
– До победы остался шаг…
– Шаг? Ты прав, шаг нам, и шаг им, но дело не в этом, а в том, у кого этот шаг длиннее… И поверь, здесь мы тоже не выиграем…
– Думаешь, Перворождённые внемлют твоим словам?
– Я не буду взывать к чувствам, только к разуму…
– Ты для них так же разумен, как кусок свинины, – подал голос Таронг. – Нам нельзя вступать в переговоры, это лишь покажет, насколько мы слабы.
Мужчины замолчали, понимая, что ещё немного, и спор перерастёт в нечто большее.
– Но ведь мы согласились на встречу не ради того, чтобы устраивать здесь бойню? – спросила Тияна.
– Сегодня крови не будет, – процедил Грэн. – Я обещаю…
Таронг только хмуро потупился, Сагор, услышав шаги, повернул голову. Блондин оторвался от созерцания пейзажа и приблизился.
– Грэн прав, – без всяких приветствий сказал он, – сегодня нужно решить вопрос миром, а для этого нужно хотя бы не перегрызться между собой.
– Воистину мудр Галдар, – как ни в чём не бывало улыбнулся Грэн. – Не зря тебе посвящают песни жители долин.
– По крайней мере, не приносят жертв, – спокойно парировал блондин. – Мы слишком зазнались здесь, на высоте. Сидим, решаем судьбы народов, так, словно это деревянные куклы…
– Не говори чепухи, – отмахнулся Грэн. – Мы боремся ради того, чтобы и люди, и нелюди...
– Хотелось бы верить, – перебил Галдар.
– Что ты хочешь этим сказать? – подался вперёд брат.
– Что бы я ни хотел, сейчас этого говорить не буду, – улыбнулся блондин. – Нужно трезво мыслить. Слишком многое от этого зависит…
Сагору надоело слушать препирательства, он подошёл к раскрытому окну, с удовольствием подставив лицо стылому ветру. Над горами разгорался тусклый зимний рассвет. Вновь посыпал мелкий снежок, царапая бесстрастные склоны.
«Чем дальше, тем хуже, – подумал Сагор. – Скоро мы начнём делить земли и выяснять, кто важнее. А ведь хотелось по-другому…»
– Думаешь о дальнейшей судьбе? – раздался голос за спиной.
Таронг протиснулся к окну, уставился в снегопад, поглаживая обух секиры.
– Размышляю, как могло бы быть, – медленно ответил Сагор. С братом у них отношения не складывались, так что желание поболтать его удивило.
– Пустое, – протянул бородач. – Думать нужно не о том, что будет или было, а о том, что есть, тогда и будущее станет ясным, а прошлое не сделается тяжестью…
– И что же есть? – усмехнулся Сагор.
– Есть раздробленность, – Таронг кивнул на по-прежнему спорящих братьев и Тияну, безрезультатно пытающуюся их остановить. – Раскол ровно пополам. Понимаешь, что это значит?
– Не совсем…
– Пока мы здесь спорим впустую, армии терпят поражение за поражением. Те, кого мы учили, начали сомневаться в могуществе. Это почти конец. Спасти может только рывок, подлый удар.
– Я видел будущее, – неожиданно сказал Сагор. – Нам не победить.
– Опять за своё, – досадливо скривился бородач. – Нам и не нужно побеждать, нужно только выиграть время.
– Для чего? – Сагор удивлённо посмотрел на брата.
Тот усмехнулся.
– Не только ты слишком долго сидишь в этой конуре, остальные тоже. А вот мне приходится часто гулять по мятежным землям, и я тебе скажу – люди, боглы, мурианы, гругаши уже не так слепы, как нам кажется. Дай им время, и они сами найдут способ уничтожить Перворождённых. Им не нужна помощь, просто время.
– Ты думаешь?
– Знаешь, почему так много народов по-прежнему предпочитает служить Перворождённым? Воевать со своими же собратьями, жечь, рубить, насиловать, грабить? Да потому, что добро слишком прямолинейно для них, они попросту не видят в нём разнообразия. Вот зло, напротив, многогранно и таинственно, оно напоминает натуру разумного существа. Оно может быть мелким или глубоким, ужасающим или смешным, оно вползает в души, наполняя их радостью от того, что кому-то в данный момент хуже, ощущением безнаказанности и вседозволенности. Зло – это обратная сторона разума Перворождённых, а мы привыкли считать его скверной…
– Это не так? – спросил Сагор, про себя поражаясь, тому, что нелюдимый грубый Таронг способен на такие рассуждения.
– Так, – покачал головой тот. – Но отчего-то никто из нас не пожелал заглянуть на обратную сторону этого зла…
– Слишком сложно – обратная сторона обратной стороны.
– Сложно, наверное, поэтому и не заглянули…
– И что же там?
– Хитрость, брат. Потрясающая изощрённость разума. Зло вынуждено постоянно искать пути обхода добра, всё новые способы борьбы, методы, средства. Оно вынуждено развиваться гораздо быстрее, подстрекать к новым свершениям, противопоставлять нерушимости добра нестандартные ходы…
– Ты сейчас говоришь о равнозначности чёрного и белого?
– Нет, только об универсальности зла.
– И к чему это?
– Кто лучше существа, погружённого во тьму, способен предугадать её следующий ход?
Сагор задумчиво разглядывал носки сапог.
– Ты думаешь, что даже мы…
– Станем не нужны тем, кого спасаем? Конечно. Они отравлены болезнью зла, но не умерли от неё, и очень скоро сумеют найти спасение. Сами. Им просто нужен шанс.
– А почему ты мне это говоришь?
– А кому ещё? Грэну, кидающемуся в поисках справедливости в битвы, а после бьющемуся в истерике? Галдару, которому плевать на всё? Тияне? Извини, но…
– А я, по–твоему, без порока? – рассмеялся Сагор.
– С пороками. Мы все с пороками, – тихо ответил Таронг. – Но у тебя хватило ума втихомолку сговориться с Долором, и начать делать… Что вы там задумали?
Сагор поднял взгляд и увидел, что брат ухмыляется.
– Удивлён? Надо же! Самый мудрый из нас оказался враз раскрыт дурнопахнущим бродягой.
– Если бы бродягой, – усмехнулся в ответ Сагор. – Чего ты хочешь?
– Хочу, чтобы вы это закончили, и применили. Что это даст?
– Запрёт их в другом мире, надолго, но…
–Но?
– Коридоры изменят и наш мир…
– Насколько сильно?
– Народы это отбросит в развитии. До сегодняшнего уровня они доберутся спустя тысячелетия…
– Тысячелетия без того, что пришлось пережить нам! Они сумеют!
– И что они смогут противопоставить, когда Перворождённые вернутся? Мечи? Колья?
– Мы научим их…
– Мы уже пробовали!
– Значит, попробуем ещё раз!
– Я… Я не знаю… Есть ещё кое-что. Я опасаюсь говорить остальным, это позволит покончить с Перворождёнными, но…
Сагор устало понурил голову и почувствовал, как по щеке мазнула волна холода, и тут же вспыхнул гальдрастав Дороги, пропуская три высоченные бесформенные фигуры, переливающиеся аметистовыми отблесками.
– Приветствую вас, Великие! – Грэн шагнул вперёд, прижимая руку к сердцу.
– Потом договорим. Решай! – шепнул бородач Сагору и двинулся к братьям.
Глава 1. Плата за доброту
Когда меня привели, всё уже было готово. Курились жаровни с раскалёнными докрасна «печатями отчуждения», переминались в стороне палач и кузнец, а дымчатый клинок мой дрожал от страха, лежа на изрезанной знаками наковальне, поверх кольчуги.
Сам я, избитый и связанный, стоял сейчас на коленях перед алтарём, готовясь к тому, что гораздо хуже смерти. К изгнанию. Через несколько минут меня заклеймят, на спине, груди и ладонях выжгут «печати отчуждения» – изображение птицы, перечёркнутое копьем – знак того, что моя душа никогда не попадёт в небесный чертог Сагора. Потом вместо заклятого клинка мне дадут обычный заточенный кусок стали и выдворят за пределы Сломанного Копья. Навсегда…
Одного жалко – попить так и не дали, сволочи. Светлый Сагор, о чём я думаю?! Часы отсчитают положенные мгновения, и я лишусь всего…
– Рен Ловари де Гонсар, вы обвиняетесь в убийстве четверых братьев-монахов! Именем Светлого Сагора, я обрекаю вас на изгнание, дабы каялись вы в том, что совершили, и молили светлое небо о прощении, и познали, что есть Бездна Земная!
Ну и орёт же этот толстяк, лучше бы тонзуру тщательнее выбрил, вон волоски топорщатся. А пить хочется так, что горло сводит.
– Не прикрывайся божьим именем, слепец, – прохрипел я. – Только Ему меня судить!
Толстяк сбился, побагровел, перевёл взгляд на отца-настоятеля, тот кивнул, дав сигнал продолжать, но мне показалось, что в глазах моего бывшего наставника мелькнули весёлые искорки, а ещё почудилось, что щеки коснулась тёплая ладонь.
Из тёмного угла вынырнул служка в чёрной рясе, подпоясанной верёвкой, поклонился отцу и зашептал что-то. Лицо настоятеля окаменело, он порывисто поднялся и быстрым шагом двинулся прочь, не обращая внимания на недоумённые взгляды.
Интересно, что это могло отвлечь настоятеля от ритуальной казни? Насколько я помню, такого не случалось ни разу. С уходом главы Ордена все на мгновение притихли, и удалось расслышать непонятный гул. Прислушался – звук идёт снаружи. Странно. Остальные, похоже, тоже насторожились, но лишь на мгновение, потом толстяк с плохо выбритой тонзурой вновь обернулся ко мне.
– После нанесения печатей на ваше тело вам запрещается приближаться к любой из святых обителей. Всякий божий человек, что узрит печати, вправе убить вас в честном поединке или наложить чары, согласно приговору. Кроме всего прочего, вы лишаетесь магического начала, и любая попытка использовать заклятия закончится смертью. Ваше оружие и доспехи немедленно будут уничтожены вместе с наполняющими их сущностями, а всякое упоминание о вас, в стенах Аиендине, запрещено под страхом смерти.
Похоже, чем дальше, тем серьёзнее. Перспектива бродяжить всю жизнь не радует. Что там? Говорят, совсем плохо, везде болезни, бандиты, солдаты королевские, хотя это в принципе… Может податься наёмником к Кьёрварду? Говорят, он неплохо платит ренегатам. Опять мысли не в ту сторону. Рано перспективы строить начал. После нанесения четырёх печатей выживает только половина изгоев, остальных – в отвал за Стену.
– Приговор привести в исполнение немедленно!
Значит, начнут не с меня, уничтожат Тёмное Пламя и Пепла.
«Эй! – мысленно позвал я. – Вы слышите?»
«Слышим», – отозвался Пламя, Пепел промолчал.
«Мне жаль…»
Пепел выругался на языке Бездны, Пламя только вздохнул.
«Ты всё сделал правильно, хозяин, а мы давно стали всего лишь разменными монетами. И поверь, после того, сколько крови мы попили, не жаль умирать»
«Говори за себя, – прохрипел Пепел. – Это ты умираешь спокойно, а я чую, что не смог защитить хозяина! Как я могу уходить, зная, что его ждёт?»
«Успокойся. Ты достаточно защищал меня, чтобы не испытывать мук совести, – мысленно ответил я. – Просто за всё надо платить, а за глупость и безрассудство тем более. Жалко, что и вам приходится…»
Дух, заключённый в моей кольчуге, снова выругался, а я, словно через пелену тумана, увидел, как к ритуальной наковальне, на которой были разложены вещи, шагает кузнец с пылающим алым светом молотом. Низенький худой священник с всклокоченной бородой открыл пухлый том с обложкой из тиснёной кожи и на удивление громко начал заклинание развеивания.
– Как всё пришло, так пусть и уходит, как камень обращается в сталь, так же сталь обратится в камень. Возвращаем тебя, дитя Бездны, в лоно земли, как в колыбель матери, спи, и пусть сны твои будут спокойны…
Кузнец ударил огненным молотом по наковальне, Пламя вскрикнул и замолчалнавсегда…
– … И да вернёшься ты в мир очищенным, – закончил священник.
Голос его потонул в звуке ударов молота, эхо заметалось по стенам, листовидный клинок превратился в раскалённую, гнутую железяку, но касания молота быстро придали металлу форму руны «тлен» – вытянутой спирали из восьми витков, пронзённой тонкой спицей.
Маленький священник нараспев прочёл заклинание, воздух перед наковальней налился тьмой, из которой к зажатой в щипцах руне потянулись тонкие, не толще суровой нитки, щупальца, обвившие спираль настолько, что она исчезла под слоем шевелящейся тьмы. Это продолжалось несколько мгновений, потом тьма отступила, волоча за собой призрачный силуэт, отдалённо похожий на раскинувшую крылья птицу. Пламя ушел туда, откуда много лет назад я его вытащил.
С Пеплом повторилось то же, правда провозился кузнец дольше, расковывая вплетённые в разные звенья знаки взаимосвязи, но справился, и Бездна забрала ещё одного моего друга.
– Палач! – рявкнул жирдяй.
Жилистый дядька не торопясь двинулся ко мне, на ходу натягивая колпак с ритуальной личиной. Взглянув на чёрно-белое, с растянутыми в нелепой улыбке алыми губами, лицо, я всё-таки вздрогнул, не зря же детей в наших городах пугают не разбойниками и не хозяином тьмы, а палачами. Палачи – это люди которые всегда наполовину находятся в другом мире и решают, кого оставить здесь, а кого отправить на свидание со смертью или неизвестностью.
– Привести приговор в исполнение!
Палач, затянутой в кожаную рукавицу рукой, ухватил из жаровни первую печать и повернулся ко мне.
– Рен Ловари де Гонсар – заблудшее чадо, – начал священник с всклокоченной бородой, – обрекши себя на испытания, ты решил очистить свою душу! Дабы не искушало тебя могущество, мы налагаем печати на тело твоё! Прими это не с горечью, но с радостью, ибо истина, что откроется в пути, будет уроком тебе! Первая печать – на руки твои.
Двое дюжих послушников разжали мои кулаки, открыв ладони раскалённому кругляшу…
Вот и всё.
Нет! Сагор, как можно изменить прошлое?!
***
В то утро всё было как всегда, даже погода не подвела – тучи, дождь начался ещё ночью, к утру слегка поутих, но продолжал сыпать мелкой моросью. Лучше и не придумаешь. Я поднялся ещё до рассвета, успел помолиться, затем потренировался, с обычной учебной «железкой», не с Тёмным Пламенем. В последний раз, когда я пытался отрабатывать им удары на манекене, тот стал похож на горелую деревенскую колбасу, нарезанную кружочками. Мало того, что пришлось выбрасывать пришедшее в негодность оборудование, так ещё и комнату проветривать от дыма. Это Пламя так пошутить решил. Теперь я занимаюсь только с тяжеленными учебными клинками, выслушивая ехидные комментарии заключённого в сталь духа.
– Возьмёшь нас? – поинтересовался меч, когда я, наскоро умывшись, начал собираться.
– Обязательно…
– Правильное решение, последний раз мы выбирались из этой лачуги слишком давно.
– На прошлой неделе.
– Не сравнивай пошлые дуэли с путешествиями, и вообще, если тебе нужен дуэльный клинок, купи солдатский тесак и размахивай им перед носом других сопляков…
– Не забывайся.
– Молчу, хозяин, – показалось, что в голосе зазвучала ирония.
Я бросил взгляд на подставку, державшую простой полуторный меч с клинком из пепельной стали, единственным украшением был «глаз феникса» на рукояти – знак моего рода. Вдоль клинка едва видны руны вселения. Пепел – моя кольчуга, со вторым вселённым, лежит рядом, чёрная, в сравнении с обычной – легче почти в два раза, в плетении едва заметным блеском отсвечивают печати заключения. В отличие от меча, второй дух сейчас молчит, причитать и жаловаться он начнёт, только если я ввяжусь в неприятности.
С Гласом мы должны были встретиться только через час, возле Стены, именно там он обнаружил новый проход. Все старые, которыми мы пользовались в предыдущие разы, уже обнаружили клирики, но Ариэндиа слишком велик и стар, чтобы перекрыть все спуски к катакомбам древних, да и желающих слишком уж мало. Кроме нас с Гласом, я знаю только двоих, и те не ходят далеко, так, топчутся на верхних уровнях.
Я уложил в мешок всё, что могло пригодиться – верёвку, большую флягу с водой, мешочек сухарей, бывало, приходилось бродить под землёй не один день, каменное масло для фонаря, и сам фонарь – чёрный пенал, с усиливающей линзой и ремнями, чтобы можно было крепить на голову или руку, фитили, светящийся состав для меток, браслеты с одноразовыми духами-охотниками и ещё кучу мелочей. В этот раз получилось не очень тяжело, остальная часть у Гласа. Затем пришла пора надевать Пепла. Тот, конечно, заворчал, что таскать его по сырым подземельям глупость, но быстро замолчал и стал обмениваться эмоциями с Пламенем, ножны с которым я закрепил за спиной. К широкому поясу пристегнул обычный нож и кошелёк, вот, похоже, и всё. Времени осталось как раз, чтобы дойти до места. Подошёл к зеркалу, оттуда на меня смотрел типичный южный контрабандист – высокий, смуглый, сухощавый, со скуластым лицом и синими глазами, широкополая шляпа и плащ только добавляли сходства. Подмигнул отражению и подхватил мешок.
Выбрался через окно. Думаю, привратник в Обители вряд ли поймёт, зачем выпускнику выходить при оружии, да ещё и в походном снаряжении. Окно комнаты смотрит как раз на улицу Каштанов, отсюда до «Приюта убогих» два шага, а он вплотную примыкает к Стене.
Полёт со второго этажа в кусты оказался, конечно, не особо приятным, но, в принципе, без последствий. Я отряхнулся, посмотрел, нет ли рядом наблюдателей, и бегом кинулся в переулок.
Похоже, всё-таки немного опоздал, потому что переминавшийся у вросшей в землю завалюхи Глас выглядел слегка промокшим и нервным.
– Наконец-то, – пробурчал он, когда я, запыхавшись, привалился к стенке. – Где тебя тьма носила? Письмо застало тебя в постели очередной девки?
– Не ругайся, – пропыхтел я. – Думаешь, так легко незаметно выбраться из Обители?
– Думаю, клирики рыскают по городу в поисках нарушителей, – парировал он. – А я и так не на хорошем счету.
Да уж, если Гласа плохо знаешь, можно подумать, что он как минимум бандит, невесть как пробравшийся в Сломанное Копьё – невысокого роста, сухой, чернявый, с глубоко посаженными колючими глазами и острыми чертами лица, душегуб душегубом. Только несколько человек в городе знают, чем на самом деле занимается Глас Катрон и. Знают, ценят и платят неплохие деньги за то, что он приносит.
– Сложный спуск? – уточнил я.
– Не очень, – отмахнулся он. – Вот выбраться сложнее, будем надеяться, выйдем к старым тропинкам.
Я промолчал, не желая уточнять, придёт время, сам всё увижу.
– Я смотрю, ты нарядился как на праздник? – усмехнулся напарник, кивнув на кольчугу. – Он хоть не сильно возмущался?
Пепел тихо, но явственно пообещал поджарить некоторым шутникам ливер, Глас в ответ расхохотался и двинулся в обход развалюхи. Я потопал следом. Строение, оказывается, не вплотную пристроено к Стене, с обратной стороны нашлось место для маленького дворика, заросшего крапивой. Рядом со зданием возвышался огромный, обхвата в три, раскидистый маккаб, за ним видна разрушенная наполовину кирпичная стенка, посреди двора провал, наверное, колодец был.
– Здесь? – я осторожно посмотрел вниз, от каменного кольца вели порядком выщербленные ступеньки–выемки.
– Ты меня разочаровываешь, – поморщился Глас. – Мыслишь, как шпик розыскной стражи, хотя в предположении есть доля истины, там внизу действительно проход, но через десяток шагов – завал.
– И?
– Учись мыслить нестандартно, – наставительно поднял палец он.
Я хмыкнул. Слабость Гласа – учить. Иногда часами приходится выслушивать лекции о подземельях, изобретениях, далёких городах Древних. Спасает только то, что рассказывает он не нудно, вопросы разрешает задавать.
– Ну, покажи, что это значит? – ехидно попросил я.
– Смотри, пока я жив.
Он скинул мешок, развязал горловину и вытащил тряпичный свёрток, содрал ткань, явив моему удивленному взору тонкий длинный стилет с усыпанной самоцветами рукоятью.
– Дорогой? – спросил я, скорее для острастки, тонкость работы даже на первый взгляд поражала.
– Ты даже не представляешь насколько, – со странной интонацией ответил Глас.
Перехватив стилет обратным хватом, он приблизился к маккабу, прошептал формулу, воткнул клинок в кору. Стилет вспыхнул голубым пламенем, задрожал, Глас уверенно начал выводить на стволе светящиеся знаки, сплетая из линий и завитков сложную двенадцатилучевую звезду, я даже поразился, не каждому даже опытному магу удаётся создать печать подобного уровня. Наконец острие дочертило последний штрих и рассыпалось пеплом, как будто и не металл, а бумага. Напарник, собранный и немного бледный, отступил, нервно кусая губы.
– Что дальше? – подал я голос.
– Погоди.
Звезда сияла всё ярче, с каждой секундой наливаясь синевой, знаки вздрагивали, то оплывали, то вновь обретали чёткость, пытаясь влиться в сущность дерева. Наконец, маккаб не выдержал – вдоль ствола прошла широкая трещина, увеличивавшаяся на удивление быстро, края трещины засияли тем же синим цветом, в глубине вспыхнули молнии, наконец, проход сделался достаточно широким, чтобы в него мог протиснуться человек.
– Вперёд, – скомандовал Глас и первым кинулся к пролому.
Когда я пробирался в залитую синим светом древесную пещеру, Пепел и Тёмное Пламя начали недовольно ворчать, оба жутко не любили какие бы то ни было печати.
– Тихо! – прикрикнул я. – Это ненадолго, не помрёте.
Духи замолчали, даже эмоциями не обменивались.
Вниз вёл спуск, по которому уже спускался Глас.
– Эй, Рэн! – заорал он. – Поторопись, у тебя всего секунд двадцать, потом дупло зарастёт, и проход тоже!
Я, поминая на каждом шагу Бездну, кинулся к бугристым ступенькам, кое-как протиснулся в узкую горловину, слава Сагору, дальше проход расширился, так что я довольно быстро скатился к ногам ухмыляющегося напарника.
– Нормально? – прохрипел я, глядя на то, как смыкается проход.
– Новый личный рекорд – пять секунд, – хмыкнул он. – Не бойся, дупло бы не заросло, пока ты в нём находился, но… как говорится, подготовлен – значит жив. К тому же, шляпу ты не потерял.
Он захихикал, поправляя лямки мешка. Пепел снова глухо пообещал напиться крови некоторых шутников, но Гласу на угрозы кольчуги было наплевать, он уже позабыл о шутке и теперь, достав из мешка фонарь, оглядывал место.
– Интересно… похоже, здесь давно никто не ходил.
– Как и в большинстве подземелий.
– Не скажи, – покачал головой Глас, – Я слышал, в Длани Божьей некоторые кабатчики уже оборудуют на верхних уровнях катакомб винные подвалы.
– Неумно, – резюмировал я.
– Ага, только твоего мнения они не спрашивают, – ответил Глас. – Смотри, письмена, похоже на указатель.
Он ткнул пальцем в переплетение завитков, клинышков, кружочков, вырезанных на стене.
– Сейчас разберём. Достань-ка фонарь.
Я порылся в мешке, извлёк пенал с линзой, фитиль, брусок топлива. Свинтил усиливающий кристалл, оттянул пружину поршня и закрепил брус в специальном патроне, там же закрепил фитиль, вдавив его как следует в тёмную массу, серый похожий на камень кусок породы сразу засиял белым светом. Теперь по мере выгорания топлива поршень будет подталкивать новую порцию, пока не придёт время замены. Вкрутил линзу обратно. Можно пользоваться.
Свет двух фонарей, конечно, не разогнал мрак полностью, но читать надпись стало легче. Глас, бормоча, водил пальцем по стене, что-то сравнивал, ругался вполголоса, я даже всерьёз задумался, сможет ли он разобраться.
– Есть! – радостно воскликнул он, когда я уже было решил, что идти придётся наобум.
– Разгадал?
– Точно! – Глас довольно кивнул. – Двумя уровнями ниже склады, большие склады… Понимаешь, Рэн?
– Отлично понимаю, – ухмыльнулся я.
На склады мы набредали всего пару раз, да и то не большие, так, каморки, но добычу приносили такую, что очень долго потом можно было не беспокоиться о пропитании.
– А ты уверен?
– Конечно, уверен, – Глас даже обиделся, – только вот этот символ мне не знаком.
Он указал на завиток, оканчивающийся треугольником с точкой посередине.
– Ну, насколько я понимаю, эта строчка имеет второстепенный смысл, – неуверенно протянул я.
– В принципе, правильно понимаешь, основное сообщение в средней строке. Тут другое… понятие «второстепенный смысл» к Древним мало применимо, их мышление слишком часто оказывается отличным от нашего.
– Вернёмся? – уточнил я.
– Нет, – покачал головой Глас. – выход ещё найти надо, а искать всё равно в той стороне.
– Ну, тогда и сомневаться не стоит.
Мы двинулись по коридору, который вскоре пошел на спуск.
– Слушай, а разве Древние пользовались магией? – спросил я, улучив момент.
– Ты про вход? – Глас внимательно разглядывал барельефы на стенах. – Это не Древние. Я нашёл упоминание о том, что некоторые маги из светских коллегий использовали маккабы для того, чтобы проникнуть в подземелья. Ты же знаешь, они почти всегда растут на развалинах.
–Хитро, – согласился я. – А насколько ты был уверен, что наше дерево растёт над подземельем?
– Абсолютно, – усмехнулся напарник. – в том же трактате упоминалось про одного мага-бродяжника, который бывал и в Сломанном копье тоже. Так вот он довольно подробно описал процедуру спуска, про колодец тоже оттуда узнал.
– Может, он нас опередил?
– Вряд ли, – пожал плечами Глас. – Он не упоминает о том, что углублялся в подземелья, тогда возможностей для исследования было гораздо меньше.
– Тогда, это когда?
– Лет сто пятьдесят назад.
Первая «перепонка» встретилась нам на спуске ко второму уровню. Стена, на ощупь напоминающая змеиную кожу, а по твёрдости не уступающая стали, перегородила коридор, вцепившись в своды небольшими щупальцами, которые вошли в камень как в масло. Такие преграды – одна из причин того, почему так мало людей бродит по катакомбам, преодолеть хоть одну такую стоит немалых усилий.
Мы остановились, Глас приблизился к «перепонке», зачем–то постучал костяшками, та отозвалась утробным гулом.
– Попробуем магией? – спросил я.
– Нет.
Он прошёл вдоль стены, всмотрелся во что-то и вдруг выдернул из «перепонки» гибкий вырост, оканчивающийся чёрным прямым когтем.
– Смотри!
Коготь легонько кольнул преграду, та вздрогнула, как–то странно забулькала и… раздалась в стороны. Шнур выскочил из пальцев Гласа и скрылся.
– Мне вот интересно, зачем мы в предыдущие разы прожигали дыры, если можно нормально пройти? – спросил я, когда мы зашагали дальше.
– Раньше я не знал, что так можно сделать. – хмыкнул он. – Недавно удалось найти воспоминания одного…
– И ещё интереснее, где ты умудряешься доставать столько запрещённых книг? – перебил я.
– Мир не без добрых людей.
Остальные «перепонки» удавалось открыть так же. Глас объяснил, как находить «отмычки», которые, оказывается, прятались в специальных нишах, почти не заметных, если не всматриваться. Путешествие начинало всё больше напоминать прогулку, я даже нервничать начал. Напарник тоже выглядел обеспокоенным.
– Чувствуешь что-нибудь? – спросил он тихо, после того как мы миновали очередной поворот.
– Беспокойство, – ответил я. – Странно как–то, идём себе и идём, никто не препятствует. В прошлый раз было сложнее…
– И не говори… – согласился он.
В прошлый раз мы нарвались на целое гнездо стражей Древних. Не меньше десятка тварей, больше всего напоминающих усеянные шипами бочонки на паучьих лапах, гонял