Долгие годы мы представляли себе жизнь моряков Российского Императорского флота по романам Пикуля и Новикова-Прибоя: пьянство и казнокрадство, мордобой и унижения. Офицеры изображались бездарными сатрапами, а матросы — пламенными революционерами.
На самом деле русские моряки были особым, практически закрытым сословием, за многие десятилетия выработавшим свои особые законы, традиции и обычаи.
Эта книга — первый обстоятельный рассказ о том, чем на самом деле жили российские матросы и флотские офицеры. Но автор не только разоблачает пропагандистские штампы советских времен. Вы узнаете, откуда произошли флаги Русского флота, как возникла система наименования кораблей, каким образом складывались взаимоотношения моряков с сухопутными военными и штатскими, каковы были правила общения офицеров с матросами, как на самом деле относились моряки к алкоголю, откуда взялся морской жаргон и что же такое «Адмиральский час».
Фактически перед вами первая полноценная энциклопедия обычаев и традиций Российского Императорского флота, которая должна стоять на книжной полке каждого уважающего себя любителя истории!
Содержание
Глава 1. Происхождение обычаев и традиций в русском военно-морском флоте
Глава 2. «На флаг и гюйс!»
Глава 3. Что в имени тебе моем? Названия кораблей русского флота
Глава 4. «Моряки — народ гостеприимный и любят угостить»
Глава 5. Определяло ли питие сознание?
Глава 6. Флот и политика
Глава 7. Морские династии
Глава 8. «Морская риторика» и флотские жаргонизмы
Глава 9. Баковый вестник и баковая аристократия
Глава 10. «Воруют, государь!»
Глава 11. Офицер vs офицер
Глава 12. От рассвета до заката
Приложения
Офицерские чины в Российском Императорском флоте (середина XIX — начало XX века)
Некоторые типы боевых кораблей и судов
Предисловие к морскому уставу императора Петра Великого
Общие правила этикета для кадетских корпусов, которыми должны руководствоваться кадеты и гардемарины
Личный состав мореходной канонерской лодки «Кубанец» на начало 1904 года. Личный состав эскадренного броненосца «Ослябя» на 1903 год. Личный состав миноносца «Бедовый» на 1904 год
Спуск броненосного корабля «Наварин»
Приказ по главному морскому штабу о спуске крейсера «Адмирал Нахимов». Рапорт корабельного инженера Николая Самойлова в Морской технический комитет о спуске на воду крейсера «Адмирал Нахимов»
Из рапортов командира крейсера «Адмирал Нахимов» капитана 1-го ранга Дмитрия Всеволожского
Извлечения из отчета директора морского кадетского корпуса. Личный состав морского кадетского корпуса на 1 января 1855 года
Автобиография Ф.Ф.Ильина-Раскольникова, опубликованная в энциклопедическом словаре института «Гранат»
Из отчетов директора инспекторского департамента морского министерства за 1860 год Морское довольствие на 1858 год
Из статьи газеты «Одесский листок» от 3 сентября 1890 года. Из статьи газеты «Южанин» от 2 сентября 1890 года
Краткие биографические сведения о некоторых морских офицерах, упомянутых в книге
Список сокращений
Библиография
Примечания Список иллюстраций
Глава 1.
Происхождение обычаев и традиций в русском военно-морском флоте
Петр Великий, создавая в конце XVII — начале XVIII века военно-морской флот, пригласил в Россию немалое количество моряков-иностранцев. Военные советники и эксперты (выражаясь языком современности) — англичане, голландцы, испанцы, датчане, норвежцы, представители других морских держав того времени — везли в Россию не только свой боевой опыт. Вместе с ними на первые корабли царя Московского пришли и многочисленные традиции, много лет существовавшие в море. Многие из этих традиций не забыты и до наших дней. [6]
Количество заимствований из иностранных флотов на кораблях под Андреевским флагом было огромным. И это неудивительно. Ведь своих военно-морских традиций Россия не имела. А иностранцы, приходившие служить под русский флаг и за русское золото, старались обустроить свою службу так, чтобы она не отличалась от того уклада, что им был привычен на протяжении многих лет. И если обратиться к военно-морской терминологии петровского времени, то легко заметить, что русский язык занимал в ней не самое почетное место — впрочем, это было характерно для всех отраслей тогдашней повседневной жизни. Обратимся к Морскому уставу Петра Великого (к этому интереснейшему документу мы будем возвращаться еще неоднократно). Нетрудно заметить, что практически вся морская терминология существует в нем как калька с иностранных языков. Впрочем, такое «неравноправие» сохранилось и до наших времен, а некое объяснение тому также содержится в Морском уставе, действовавшем, с изменениями, до октября 1917 года.
«Флот» слово есть французское. Сим словом разумеется множество судов водных, вместе идущих, или стоящих, как воинских, так и купецких», — писал Петр. Несколько ниже указывается, «сколько каких чинов людей надлежит быть на корабле какого ранга». Из 43 «чинов» иностранные названия носят 25. [7]
Но жизнь моряков на суше и на море складывалась не только из иностранных, но и чисто российских деталей. Неслучайно же Морской устав Петра ни разу не упоминает о первенстве «старшего класса» перед молодым Русским флотом.
Говоря о традициях российского происхождения, чаще всего упоминают «питие, определяющее сознание», а также страсть отечественных морских офицеров к сквернословию. Достаточно почитать книги А.С. Новикова-Прибоя, где моряки показаны в далеко не лучшем свете. Но не секрет, что в иностранных флотах пили ничуть не меньше, да и ругались вовсе не хуже. Ниже мы попробуем понять, какое значение «окончания, не имеющие отношения к службе», а также алкоголь имели для русских моряков.
Не стоит забывать о таких, безусловно, положительных традициях, как коллективность в принятии важных решений, взаимная выручка. Они ведь тоже чисто российские, выстраданные сотнями лет.
Морской устав, например, давал право опытным офицерам высказывать свое мнение о предстоящей боевой операции:
«Если от вышних офицеров указами что повелено будет; а против того кто имеет припомнить нечто, через которое он часть ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА интерессу более вспомощи, или спасаемое как несчастие и вред отвратить тогда он должен сие честно своему [8] командиру донесть, или, когда он во время к тому иметь будет, мнение свое и Генералу Адмиралу, или вышнему начальнику самому с покорностию объявить, буде же его доношение не за благо изобретено будет, тогда долженствует он то чинить, что ему повелено будет».
Некоторые традиции ведут свою историю и от самого Петра либо связываются с ним. Например, все тот же пресловутый «адмиральский час», благодаря которому за моряками прочно закрепилась слава людей, начинающих «закладывать за воротник» еще задолго до обеда.
Для начала отметим, что точной информации о времени возникновения данного понятия, по сути, не существует. Более того, вполне возможно, что к основателю Русского флота оно вовсе не имеет никакого отношения.
Как писал в своей книге «Русские в своих пословицах» профессор Московского университета археолог Иван Михайлович Снегирев (1793-1868), выражение «адмиральский час» напоминает нам об обычае «основателя Российского флота в одиннадцать часов после трудов пить водку с сотрудниками своими».
Итак, изначально «адмиральский час» — это 11 утра. Но почему тогда время «часа» обычно ассоциируется с полуднем и именно с флотом? Ведь «сотрудники» вовсе не обязательно должны быть моряками и тем более — адмиралами.
Все очень просто. Как утверждают санкт-петербургские краеведы, полуденное время стало именоваться «адмиральским часом» с 6 февраля 1865 года. Именно в этот день орудие на территории Главного адмиралтейства в Санкт-Петербурге стало отмечать наступление 12 часов дня. Заметим, что данная традиция возникла спустя 30 лет после выхода книги Снегирева. [9]
Но вернемся к Петру Великому. Привычка выпивать рюмку тминной, полынной или анисовой водки в 11 часов выработалась у царя вовсе не из-за горячей любви к алкогольным напиткам. Причина была в режиме дня Петра Алексеевича. Как известно, он относился к числу «жаворонков» — ложился в 9 часов вечера и вставал в пятом часу утра. Так что «прием рюмки» через девять часов после начала бодрствования уже не покажется нам ранним.
Раз уж мы упомянули распорядок дня Петра, то напомним и о его кулинарных пристрастиях. Меню обеда было обычно довольно однообразным. Щи, каши, жареное мясо с солеными огурцами или лимонами, студень, солонина и ветчина. Рыба и сладкие блюда исключались. Примечательная деталь — согласно запискам современников, Петру обедать было «все равно где и у кого, но охотнее всего у министров, генералов или посланников»... Как известно, первый российский император в быту был довольно-таки скуп.
Существует, впрочем, и другая версия происхождения выражения «адмиральский час». Согласно ей речь идет о двух часах отдыха после трудов праведных, которые следовали после традиционного полуденного обеда. Кстати, на судах Российского императорского флота послеобеденный сон блюли свято, особенно если речь шла об отдыхе нижних чинов.
Как известно, на кораблях Русского флота вставали очень рано. Рано и обедали. А после обеда команде полагался сон, причем отношение к отдыху экипажа было более чем почтительное. Вот что пишет об этом известнейший российский писатель-маринист Константин Станюкович (1843-1904):
«От двенадцати до двух часов по полудни команда отдыхает, расположившись на верхней палубе. На корвете тишина, прерываемая храпом. Отдых матросов [10] бережется свято. В это время нельзя без особой крайности беспокоить людей. И вахтенный офицер отдает приказания вполголоса, и боцман не ругается.
Не все, впрочем, спят. Улучив свободное время, несколько человек, забравшись в укромные уголки, под баркас или в тень пушки, занимаются своими работами: кто шьет себе рубашку, кто тачает сапоги из отпущенного казенного товара».
Но все-таки главной традицией, привитой Петром Великим, было отношение к морю. Вот что писали современники в этой связи о пристрастиях первого российского императора:
«Карточной игры, охоты и тому подобного он не жалует, и единственную его потеху, которою он резко отличается от всех других монархов, составляет плавание по воде. Вода, кажется, настоящая его стихия, и он нередко катается по целым дням на буере или шлюпке... Эта страсть доходит в царе до того, что его от прогулок по реке не удерживает никакая погода: ни дождь, ни снег, ни ветер. Однажды, когда река Нева уже стала и только перед дворцом оставалась еще полынья, окружностью не более сотни шагов, он и по ней катался взад и вперед на крошечной гичке»{1}.
Особое отношение у Петра было к его первому кораблю — знаменитому ботику, до сих пор сохраняемому в Центральном военно-морском музее Санкт-Петербурга как старейшая российская военно-морская реликвия.
Достоверной информации о происхождении этого небольшого суденышка (по некоторым данным, оно именовалось «Святой Николай») нет, но исследователи сходятся на том, что он прибыл в Россию приблизительно в 1640 годах, а затем долгое время лежал в одном из сараев дворцового села Измайлово. В мае 1688 года ботик отремонтировали, после чего Петр катался на нем по Яузе и в Просяном пруду, причем как на веслах, так и под парусом.
Последний раз на плаву ботик был в августе 1723 года, когда он встречал молодой Балтийский флот. На руле был Петр Великий, в роли квартирмейстера и под именем Петра Михайлова. На веслах сидели вице-адмиралы Петр Сиверс (умер в 1742 году) и Томас Гордон (умер в 1741 году), контр-адмиралы Наум Сенявин (умер в 1738 году) и Томас Сандерс (умер в 1743 году). Вице-адмирал Александр Меншиков (1673-1729) исполнял обязанности лотового{2}. Фельдцейхмейстер{3} флота Кристиан Отто (умер в 1725 году) был канониром. Командовал ботиком 62-летний генерал-адмирал Федор Апраксин (1661-1728). Ботик на буксире торжественно прошел вдоль колонны боевых кораблей; ему салютовало более полутора тысяч орудий, на что суденышко отвечало выстрелами из своих мелкокалиберных пушечек.
Учитывая роль ботика в создании флота, который, одержав ряд блистательных побед над шведами, прочно утвердился на Балтийском море и способствовал достижению победы в Северной войне, Петр I отдал указ, обязывающий все торжества на воде в день заключения Ништадтского мира{4} начинать смотром кораблей и участием в нем ботика. Однако после смерти Петра I этот указ был предан забвению. Лишь в 1761 году в Петропавловской крепости по проекту архитектора Александра Виста был сооружен павильон «Ботный дом».
Ботик всего лишь несколько раз покидал свой «дом». При праздновании столетия Санкт-Петербурга 16 мая 1803 года «Дедушка русского флота» находился на шкафуте{5} стоявшего в Неве 110-пушечного корабля «Гавриил». Почетными стражами ботика были четыре столетних моряка Петровского времени, [13] доставленные в Санкт-Петербург специальным императорским распоряжением.
В 1872 году ботик проделал в железнодорожном вагоне длительное путешествие в Москву, где открывалась Политехническая выставка, посвященная двухсотлетию со дня рождения Петра Великого. Морской отдел выставки начинался, естественно, осмотром знаменитого кораблика.
В 1928 году ботик из Петропавловской крепости перевезли в Петергоф и поместили в бывшем Птичьем вольере. В августе 1940 года исполком Ленсовета постановил передать судно на вечное хранение в Центральный военно-морской музей, который с тех пор он покидал только с июля 1941 года по март 1946 года, для эвакуации в Ульяновск.
И, наконец, расскажем о том, что собой представляет ботик Это дубовое парусно-гребное судно, отделанное декоративной резьбой. Днище кораблика обито медными листами для предотвращения гниения. Водоизмещение [14] его составляет 1,28 т, длина — 6,1 м, ширина — 1,97 м, осадка — 0,3 м, высота мачты — 6,61 м. Ботик нес четыре небольших орудия.
Ботик, хранящийся в Санкт-Петербурге, — не единственное сохранившееся до наших дней судно, на котором ходил Петр. В старинном русском городе Переяславле-Залесском, расположенном в Ярославской области на берегу Плещеева озера, до сих пор можно видеть транспортный бот конца XVII века «Фортуна» — судно потешной флотилии Петра Алексеевича. Ботик хранится в специальной усадьбе-музее, открытой еще в 1803 году.
«Фортуна» несколько больше «Дедушки Русского флота». Длина ее составляет 7,3 м, а ширина — почти 2,9 м. Парусно-весельное судно (оно имело 10 уключин для весел и мачту) предназначалось для перевозки людей и грузов. Построено оно из мореного дуба и сосны. «Фортуна» — последнее сохранившееся судно флотилии из числа строившихся зимой 1691-1692 года и ходивших по некогда глубокому озеру в навигацию 1692 года. Всего в потешных баталиях участвовало более сотни судов различных классов: три яхты, карбасы{6}, галеры и боты. Было даже два настоящих [15] парусных корабля о 30 пушках каждый — «Марс» и «Анна». Флотилия сберегалась царским указом, однако сгорела во время сильнейшего пожара 1783 года.
Впрочем, сейчас флотилии было бы трудно бороздить воды озера. За последние 300 лет уровень воды в озере понизился более чем на 2 метра.
В дальнем плавании к морской глади всегда относились как к чему-то тайному и неизведанному, что человек до конца познать никогда не сможет. Неслучайно торговые моряки (включая убеленных сединами капитанов) старались задобрить океаны, бросая в воду золотые монеты. Особенно дурной славой пользовались Индийский и Тихий (Великий) океаны.
Простым матросам такая роскошь была не по карману. Они предпочитали молебны, которые командиры кораблей считали необходимым отслужить перед началом длинного и тяжелого перехода. Причем участие в нем принимали не только нижние [16] чины, но и командный состав. «...Море с его опасностями не особенно по душе сухопутному русскому человеку», — писал Станюкович. Кроме того, каждый матрос считал своим долгом на прощание перекреститься на шпили соборов Кронштадта, Севастополя, Ревеля или иного порта.
Теперь самое время перейти к суевериям — моряки всегда обращали внимание на приметы разного рода.
«Дело в том, что моряки, как и охотники, не вполне свободны от суеверий, и в частности верят в приметы. Как легко... несчастье могло быть сочтено за дурное предзнаменование, и тогда прощай хорошее настроение, столь необходимое в плавании, подобном нашему. Известно, что дело уже наполовину загублено, если потеряна вера в его счастливое окончание. Ведь команда, считающая себя обреченной, не станет с должным рвением выполнять приказания командира, а будет на свою же погибель затруднять ему командование», — писал почти 180 лет назад российский кругосветный мореплаватель Отто Коцебу{7}.
В большинстве своем моряки крайне неодобрительно относятся к выходу в море 13-го числа, особенно если оно выпадает на понедельник либо на пятницу. Число «чертовой дюжины» действовало на мореплавателей просто удручающе и нередко приводило к тому, что капитаны предпочитали пересидеть лишний день в порту, нежели выбирать якорь в «неприятный» день.
Другое суеверие напрямую связано с прекрасным полом (справедливости ради отметим, что характерно оно для моряков всего мира). В этой связи интересно [17] обратиться к воспоминаниям советского наркома военно-морского флота Николая Кузнецова (19041975), описывающего в своих воспоминаниях то, как к этому суеверию относились в «старшем классе» — среди офицеров британского флота (история относится к периоду Великой Отечественной войны).
«На... крейсере «Кент»... из Мурманска в Англию отправилась наша профсоюзная делегация В составе делегации была и известная общественная деятельница К. Н. Николаева.
Значительно позже Майский{8} рассказал мне о неожиданных трудностях, с которыми ему пришлось столкнуться на этом крейсере... Командир «Кента» не [18] хотел брать на корабль нашу делегацию, во-первых, потому, что в ней было 13 человек, а во-вторых, из-за того, что в ее составе была женщина...
Опытный и находчивый дипломат, Майский быстро вышел из положения. Он попросил включить его в состав делегации, и пассажиров стало четырнадцать. А о Николаевой сказал, что она борется за общие интересы Советского Союза и Англии, поэтому для нее должно быть сделано исключение. На том и порешили.
На обратном пути из Англии в СССР нашу делегацию взяли на борт крейсера «Адвенчер» с неменьшим трудом: к тринадцати ее членам пришлось срочно присоединить одного журналиста.
И все же крейсер не миновал беды: он столкнулся в море с танкером и, получив повреждение, вынужден был вернуться в свою базу. Англичане, конечно, не замедлили объяснить случившееся тем, что на корабле была женщина. Так Клавдия Ивановна Николаева стала «виновницей» ущерба, понесенного британским флотом».
Отдельно стоит сказать о суеверных штурманах парусной эпохи. Особенно они не любили вопросов о сроках прихода в порт назначения. Типичным примером такого штурмана могут служить слова персонажа повести Станюковича «Вокруг света на «Коршуне». Степан Ильич Овчинников: «В море не очень-то можно рассчитывать. Придем, когда придем!» Именно поэтому в вахтенном журнале никогда не обозначается порт назначения корабля.
Указывать с берега пальцем на выходящий из гавани корабль — значит обречь судно и всех моряков на его борту на неминуемую гибель. А палец, направленный в небо, приносит шторм.
Если же молодые офицеры начинали иронизировать относительно даже самой возможности урагана [19] и шторма, то старики-судоводители приходили в состояние тихой ярости:
«Типун вам на язык... Встретим, так встретим, а нечего о нем говорить!» — резко отвечает Степан Ильич на «бестактный» вопрос мичмана Лопатина.
Более того, в сильный шторм среди многих моряков было принято надевать, как перед гибелью, свежее белье.
Не стоило и ругать только что закончившуюся бурю. «Прошла, и слава Богу», — говорили штурмана.
С парусных времен сохранилось другое суеверие — не стоит начинать собирать вещи, пока не отдан якорь и не закреплены швартовы. Кроме того, на палубу нельзя ступать правой ногой, на ней нельзя свистеть и плеваться, а также выходить на нее без головного убора. Нехорошо, если на стоянке на клотик мачты сядет ворона.
Крайне дурная примета — случайно уронить за борт ведро или швабру. Будет шторм. И это при том, что швабра помогает бороться со штилем. Для того чтобы появился попутный ветер, ею надо поболтать за бортом. Неплохо помогает в этом случае и выбрасывание за борт старой швабры. Но как только потянуло ветерком, швабру надо срочно убрать в трюм.
Ветер также призывали царапаньем мачты со стороны, откуда он ожидался. А вот свистеть, вопреки расхожему мнению, вообще в плавании не рекомендовалось. Тот звук был крайне не по душе морским божествам.
Даже безобидное постукивание в море по стеклянному стакану означает смерть в морской воде. Что же касается легендарных крыс, покидающих корабль перед его гибелью, то для такого поведения есть веские причины. Неприятные хвостатые животные не выносят сырости, и их бегство означает, что на судне открылась течь. Поэтому старые моряки [20] точно знали — если с корабля побежали крысы, стоит проверить, нет ли в трюме течи.
Есть, конечно, и хорошие приметы. Удачу приносит подкова над дверью капитанской каюты — кораблю будет всегда сопутствовать удача. У русских моряков подкову принято вешать «рогами» вниз. Как утверждают, подкова была прибита на одной из мачт «Виктори» — флагманского корабля адмирала Горацио Нельсона. Хотя пользу лично Нельсону она принесла относительную — адмирал хотя и разбил соединенный франко-испанский флот у мыса Трафальгар, но и сам погиб в сражении. Сама «Виктори», жестоко пострадавшая в бою, до сих пор находится в строю Британского флота. Более того, именно она официально является флагманским кораблем флота, действующего в водах метрополии.
Для женщин считалось очень хорошим предзнаменованием прикоснуться к воротнику морского офицера — видимо, расшитые золотом вороты притягивали к представительницам прекрасного пола «золотых» кавалеров. И если про опасности пребывания на борту женщины мы уже говорили, то наличие на корабле ребенка — примета более чем хорошая.
Самое удивительное, что моряки прекрасно относятся к котам на борту, особенно — к черным. Этот зверь, крайне опасный на берегу, приносит удачу. Хорошей приметой считается чихание на правом борту, хотя щекотание в носу человека, стоящего у левого борта, может привести к кораблекрушению.
Чрезвычайно хорошая примета — встреча в открытом море с китом. Но встреча с ним в тех местах, где этих морских гигантов раньше не видели, сулит мало хорошего. Китобои, само собой, не в счет.
Особое место в сердцах моряков занимают чайки. Во многих странах существует поверье, что [21] именно в них переселяются души погибших в море. Однако те, кому приходилось плыть в одиночку в открытом море, относятся к чайкам крайне настороженно — налетая голодной стаей, эти с виду безобидные крикливые птицы могут наброситься и заклевать до смерти.
Суеверия очень часто возникали даже на самой безобидной почве.
В октябре 1904 года при выходе из Кронштадтской гавани в составе 2-й эскадры Тихого океана под командованием контр-адмирала Зиновия Рожественского{9} эскадренный броненосец «Орел» сел на мель — сильный восточный ветер резко понизил глубину воды. Был вызван землечерпательный караван, и корабль продолжил путь, однако моряки — как матросы, так и офицеры — еще долго шептались о том, что «Кронштадт не пускает нас на войну». [22]
«Эти два дня, пока землечерпалки рыли для нас канал, офицеры нашего броненосца ходили с хмурыми лицами и ворчали на все и вся», — писал позже в своих воспоминаниях мичман с «Орла» князь Язон Туманов{10}.
Существовали и традиции, принятые на том или ином корабле.
Так, на погибшей в 1915 году подлодке «Акула» было принято пить чай из настоящего самовара, причем не только на берегу, но и в плавании. Двухведерный тульский агрегат в сопровождении мешка березовых чурок и сосновых шишек брали в каждое плавание. Первая кружка подносилась командиру, затем оделяли офицеров и нижних чинов. Такого рода чаепития сплачивали экипаж, превращая его в единый организм. [23]
Глава 2.
«На флаг и гюйс!»{11}
Сразу скажем, что флагов корабль несет несколько.
Самым главным знаменем корабля являлся кормовой Андреевский флаг — прямоугольное белое полотнище с голубым диагональным крестом. Такой крест был принят в честь небесного покровителя России — Святого апостола Андрея Первозванного. Как говорил Петр Великий, «флаг белый, через который синий крест Святого Андрея, того ради, что от сего апостола приняла Россия святое крещение». [24]
Согласно легендам, зафиксированным анналами Русской православной церкви, Святой Андрей бывал на территории Российской империи с миссионерской миссией.
Дело было так.
После Сошествия Святого Духа на апостолов апостол Андрей отправился с проповедью Слова Божия в восточные страны. Он прошел Малую Азию, Фракию, Македонию, дошел до Дуная. Затем Андрей посетил побережье Черного моря, Крым, Причерноморье и по Днепру поднялся до места, где стоит теперь город Киев. Здесь он останавливался у Киевских гор на ночлег. Встав утром, он сказал бывшим с ним ученикам: «Видите ли горы эти? На этих горах воссияет благодать Божия, будет великий город, и Бог воздвигнет много церквей». Апостол поднялся на горы, благословил их и водрузил крест. Помолившись, он поднялся еще выше по Днепру и дошел до поселений славян, где был основан Новгород.
Примечательно, что похожий флаг имеет Шотландия. Правда, у шотландцев диагональный белый крест лежит на синем фоне. И это не случайно — Святой Андрей Первозванный является небесным покровителем шотландцев.
В знакомом нам ныне виде Андреевский флаг появился не сразу. Согласно ряду источников, корабли потешной петровской флотилии, бороздившие воду Плещеева озера, несли Андреевский крест, наложенный на полотнище нашего современного государственного трехцветного флага, именовавшегося в те времена «флагом царя Московского».
В 1668-1697 годах российский кормовой военно-морской флаг представлял собой красное полотнище с синим прямым крестом, лучи которого немного не доходили до краев знамени. В левом верхнем и правом нижнем углах располагались белые [25] прямоугольники. Бушпритный флаг (будущий кайзер-флаг){12} был точно таким же, только без красного фона.
Впрочем, первый документ, где упоминается косой крест Андрея Первозванного, относится лишь к 1699 году. Это черновик инструкции Петра Первого российскому посланнику в Турцию дьяку Емельяну Ивановичу Украинцеву, отправленному на корабле «Крепость» из Азова в Константинополь (в Московском государстве и позже в Российской империи принципиально не использовали название «Стамбул»). В документе рукой Петра нарисован русский триколор с косым крестом.
Но официально российским военно-морским флагом крест Святого Андрея стал только в 1703 году после занятия русскими острова Котлин, где позже был построен Кронштадт. Четыре луча креста символизировали для царя закрепление российского владения берегами морей Балтийского, Каспийского, Азовского и Белого. «Слава, слава Богу за исправление нашего стандарта, который во образе креста Святого Андрея исправити благоволил», — писал Петр после того, как Россия закрепилась и на берегах Балтийского моря. Заметим, что моря Дальнего Востока в расчет не шли.
Перед началом боя Андреевский флаг поднимался также на стеньгах{13} мачт либо ноках{14} реев.
Беговые части флота — флотские экипажи — носили флаг на древках. Если в походе кораблем командовал командир флотского экипажа, то Андреевский экипажный флаг путешествовал в его каюте. [26]
В разное время существовали белый, синий и красный флаги, в крыжах (верхний правый угол) располагались Андреевские кресты. Их несли корабли авангарда, кордебатали (главные силы) и арьергарда. Однако в 1865 году эти флаги были окончательно отменены.
Кормовой флаг корабля мог иметь в центре изображение «чуда Святого Георгия о змие». Георгиевский флаг впервые получил в 1827 году за героизм экипажа в Наваринском морском сражении линейный корабль «Азов» Балтийского флота. В 1829 году Георгиевский флаг был присвоен бригу Черноморского флота «Меркурий», заставившему отступить два турецких линейных корабля. Георгиевские знамена передавались со временем кораблям, носившим названия «Память Азова» и «Память Меркурия».
Имя «Память Азова» последний раз в русском флоте носил полуброненосный фрегат, в 1892 году переквалифицированный в крейсер 1-го ранга. Именно на этом корабле будущий император Николай Второй путешествовал в Японию, где едва не был зарублен полицейским офицером.
В 1906 году его, после матросского мятежа, переименовали в «Двину», а в 1917 году вернули старое название. В 1919 году корабль погиб в результате атаки Кронштадта британскими торпедными катерами. В 1925 году корабль подняли и преобразовали [27] в склад, в качестве которого он служил до 1927 года. Спустя два года старый фрегат был окончательно разобран.
Последним кораблем, носившим имя «Память Меркурия», был бронепалубный крейсер, однотипный со знаменитым «Очаковым». В 1922 году он был переименован в «Коминтерн», а еще спустя 20 лет тяжело поврежден германской авиацией в черноморском порту Поти (ныне — Грузия). Несколько позже корпус крейсера был затоплен в качестве волнолома в устье грузинской реки Хоби (в 1946 году на корпусе старого корабля была смонтирована противокатерная артиллерийская батарея), где он, возможно, находится и по сей день, если еще не сдан на металлолом.
Отметим, что крейсер «Память Меркурия» первоначально носил название «Кагул». Но после мятежа под руководством революционного лейтенанта Петра Шмидта (1867-1906) восставший крейсер «Очаков» [28] был переименован в «Кагул», после чего и последовало переименование однотипного корабля.
Знамена флотских экипажей, комплектовавших эти корабли, также были Георгиевскими. К примеру — флаг 12-го Балтийского экипажа, к которому был приписан линкор «Азов».
После героической обороны Севастополя в 1854-1855 годах Георгиевские знаменные флаги были присвоены флотским экипажам Черноморского флота (с 29-го экипажа по 45й). Это было сделано Высочайшим приказом по Морскому ведомству от 30 августа 1856 года.
Гораздо раньше — 5 июня 1819 года — указом императора Александра Первого Георгиевские Андреевские флаги были присвоены Гвардейскому флотскому экипажу и всем кораблям, комплектовавшимся моряками экипажа. Текст документа гласит: «В память сражения при Кульме{15} в прошлую французскую войну, пожаловав за отличие Гвардейскому экипажу Георгиевское знамя, повелеваю: сей знак отличия поместить во флаг, брейд-вымпел и вымпел и употреблять оные на брам-стеньгах по чинам вместо обыкновенных на кораблях и прочих судах, также и на шлюпах, которые будут укомплектованы из сего экипажа».
Кормовой флаг на корабле охранял специальный часовой, который оставался на своем посту даже во время боя. Воспоминания современников сохранили для нас имена матросов, охранявших флаг и не покидавших свои посты до прихода нового часового даже после тяжелейших ранений. Стоявшие на открытом пространстве рядом с боевым флагом моряки нередко погибали.
Так, в ходе боя у Порт-Артура 27 января 1904 года часовой у кормового флага броненосного крейсера [29] «Баян» Никифор Печерица получил осколочные ранения в обе ноги, однако пост не покинул. Сменили его только после боя — офицеры заметили, что унтер стоит в крайне неестественной позе.
Одним из последних покинул свой корабль в корейском порту Чемульпо (современный Ичхон) и часовой у знамени крейсера «Варяг». Боцманмат{16} Петр Оленин не сменялся на протяжении всего боя и не погиб чудом — осколками посекло голландку и брюки, разбило приклад винтовки и разорвало сапог. При этом сам унтер получил лишь легкое ранение в ногу.
Часовой у флага на грот-мачте броненосного крейсера «Россия» в бою с японскими кораблями в Корейском проливе 1 августа 1904 года временно покинул пост только по требованию старшего офицера крейсера. К тому моменту он был неоднократно ранен и истекал кровью. Нетрудно догадаться, что на свое место он вернулся сразу после перевязки.
Существовали и Андреевские флаги особого образца. Так, знамя Морского кадетского корпуса в середине полотнища поверх креста имело в желтом круге изображение государственного герба Российской империи (двуглавый орел). На концах каждого из четырех лучей креста располагались гербы самого корпуса и императорские вензеля.
Что же касается современного трехцветного государственного флага России (полотнище с бело-сине-красными горизонтальными полосами), то оно как минимум на 30 лет старше полотнища с крестом Святого Андрея Первозванного. Согласно некоторым данным, он поднимался над российским кораблем «Орел», вступившим в строй в 1668 году. В связи с этим не слишком обоснованной представляется [30] версия о том, что российский национальный флаг был придуман Петром Первым после пребывания в Голландии — как известно, Петр родился в 1672 году. Другое дело, что в 1705 году Петр объявил бело-сине-красный триколор «торговых, коммерческих и промышленных судов флагом».
11 июня 1858 года был подписан указ императора Александра II о государственном флаге гербовых цветов (горизонтальные черная, желтая и белая полосы), однако и после этого все суда российского коммерческого флота вне зависимости от формы собственности продолжали ходить под флагом 1705 года. Упорство российских моряков привело к появлению 7 мая 1883 года указа следующего императора Александра III. Монаршая воля предусматривала, «чтобы в торжественных случаях, когда признается возможным дозволить украшение зданий флагами, был употребляем исключительно русский флаг, состоящий из трех полос: верхней — белого, средней — синего и нижней — красного цветов».
Что же касается черно-желто-белого знамени, то оно стало флагом императорской фамилии. В случае присутствия на корабле императора поднимался его штандарт — государственный орел на золотом фоне.
Андреевский флаг, бело-сине-красный триколор и все остальные символы старой России были отменены только после Октябрьской революции. Исключение составили лишь флаги императорской фамилии и ее членов — они прекратили свое существование осенью 1917 года, после того, как страна стала республикой. До середины 1920-х годов Андреевские флаги реяли над кораблями Бизертской эскадры, составленной из уведенных из Крыма в ноябре 1920 года кораблей Черноморского флота.
В отличие от флага, который поднимался на любом [31] корабле ежедневно в 8 утра и спускался обычно с наступлением темноты, гюйс{17} (его еще называли крепостным флагом) полагался только боевым судам 1-го и 2-го ранга. Он представлял собой красное прямоугольное полотнище, на которое были наложены прямой и косой белые кресты, а также Андреевский флаг. Получалось нечто, отдаленно напоминающее британский государственный флаг.
Отметим, что гюйс Российского императорского флота сохранялся в ВМФ СССР до 28 августа 1924 года.
Гюйс поднимали на носовом флагштоке (именуемом гюйс-шток) при стоянке на якоре, на бочке, на швартовах, либо в доке. Кроме того, такой флаг поднимался на береговой батарее, выделенной для производства [32] артиллерийского салюта в ответ на приветствие иностранного корабля.
Впрочем, гюйс мог подниматься не только на своем «штатном» гюйс-штоке, но и на бизань-мачте. Правом поднимать флаг на ней обладали великие князья и великие княгини, причем по персональному разрешению императора (флаги великих княгинь имели боковой вырез и напоминали флюгер). Все великокняжеские кайзер-флаги несли в центре круг с изображением императорского штандарта на желтом фоне.
По воле императора кайзер-флаг мог быть присвоен и неавгустейшей особе. Так, право поднимать гюйс было предоставлено графу Алексею Орлову (будущий Орлов-Чесменский, 1735-1807), <