Александра
Александра родила своего мальчика поздно и, конечно, сознательно. Днем, вечером, всегда, когда она укладывает его спать — или при другом удобном случае, — она целует его ножки, ручки, попку, целует до беспамятства. И только так она чувствует, что любит его. Андрюше сейчас три года, и она с ужасом думает о том, что когда он вырастет, скажем, до пятнадцати лет, она не сможет делать этого. И как же она тогда сможет чувствовать любовь к нему?!
На протяжении трех лет Александра — моя клиентка. Она сильно изменилась за это время, мы обсудили с ней много тем, но эта была одна из самых болезненных: «Я не могу с ребенком играть, гулять и находиться в одной квартире. Через некоторое время я чувствую такое бешенство, что могу его ударить и сама зарыдать...» Парадоксально, да? Такая любовь и такая злость в одной матери. Причина такого парадокса, которую мы вместе на нашей терапии обнаружили, удивляет меня до сих пор. Хотя все оказалось достаточно просто и типично для поколения, выросшего в русле морального кодекса строителя коммунизма...
Ее мама — врач. Причем детский. Поэтому с первых минут рождения ребенка Саша получала советы, предписания и объяснения мамы — как надо. «Надо, чтобы ребенок обязательно питался по часам и спал точно по часам. Надо с ним играть в развивающие игры. Не надо, чтобы ребенок плакал...» Ну и т.д. и т.п. Все эти слова, как зерна, падали на подготовленную почву...
Сейчас, через два года наших встреч, я вспоминаю, как она начинала свою терапию. Саша все больше казалась мне тогда «замороженной куколкой». Маленькая, хрупкая, почти прозрачная женщина. Светлая. Медленная. И тихая. С изящными украшениями и жестами. Когда она забывалась или впадала в «ступор», то замирала в кресле в интересной позе, которая казалась мне детской: заламывала руку назад, оставляя ладонь на спинке крес-
ла. И замирала.... Казалось, жили у нее только рот и губы — даже горло не двигалось, а глаза «замерзали». Встреча за встречей она рассказывала свою историю — детскую и взрослую. А я плакала.
Она смогла заплакать по-настоящему только через полгода терапии. А первые наши встречи, когда она рассказывала о своей жизни и вспоминала о своем детстве, плакала за нее я. Она рассказывала и цепенела. А я плакала. И потому, что жаль ее было. И потому, что она не плакала, рассказывая о таких событиях своей жизни, над которыми нормально было бы не только плакать, а даже сильно горевать. Бабушка, с которой она жила до школы, не разговаривала с ней неделями — наказывала ее так. Психологи называют это эмоциональной депривацией. Ребенку в такой ситуации настолько может быть больно, одиноко и непереносимо, что его организм, чтобы выжить, приспосабливается к ситуации, переставая чувствовать вовсе. Маленькая Саша научилась зависеть от бабушкиного расположения духа. Годами мама спасала алкоголика-отца — делала вид, что ничего страшного не происходит. И Саша научилась зависеть от маминой мифической картинки семейного счастья. Выражать злость и недовольство в прямом, не скрытом виде в их семье было не принято. Зато был образец: создавать видимость, что все хорошо и идеально. Так выросла девушка и взрослая женщина Александра. Если с ней происходило что-то эмоционально сильное, у нее не было способов справляться с этим, она не могла даже разделить свое чувство с другим человеком...
Клиенты, которые ходят ко мне несколько лет, в какой-то момент перестают быть просто клиентами. Кем они становятся для меня? Не друзьями: я все-таки соблюдаю свою «экологию» — не впускаю глубоко в свою личную жизнь. Но они и не те, кому я просто продаю один час времени своей жизни раз в неделю. Мы незримо сопровождаем друг друга все эти годы — я очень часто мыслями и чувствами с ними: сочувствую, злюсь, планирую, предвкушаю... А они, я думаю, — со мной: готовятся рассказать, мысленно советуются, спорят, злятся. Это очень похоже на незримую поддержку родителей. Их дав-
но нет рядом с тобой. Но ты всегда уверена — они живут, все время имея тебя в виду. А что для родителей дети? Вечный объект внимания, удивления, тревог и сочувствия...
Мне очень нравилось вспоминать между встречами о Саше. Прогнозировать, что произойдет с ней за эту неделю, что ей удастся сделать нового для себя и с чем она придет ко мне в очередной раз...
Мы назначили сессию на 30 декабря. Прямо перед Новым годом. Казалось, что это даже как-то понравилось ей, а я задумала сделать ей какую-нибудь приятную, радостную встречу. Ну, например, подвести итоги года, вспомнить об успехах... Но она преподнесла себе и мне лучший подарок — она наконец вскрыла самую болезненную для себя и самую закрытую тему своей жизни — злость на свою мать.
— Мама позвонила и сказала, что приедет ко мне с моим племянником. А я не хочу этого! А просто так ко мне приехать нельзя?! С моим сыном пообщаться нельзя?! Она уже приезжала с племянником, и у нас не было ни одной минуты пообщаться. Когда они уехали, мне было так горько, что она...
— Как ты сейчас чувствуешь себя? — Мне было удивительно видеть ее в гневе, и я очень радовалась за этот «прорыв».
— Очень раздражает! В теле, здесь, в животе чувствую... Дыхание перехватывает. Ей не объяснить — приезжай ты одна, чтобы со мной тихо посидеть, поговорить о том о сем...
— Ты не говоришь ей этого?
— Я боюсь. За этим возникает такое чувство вины... Так пусто... Это мое желание быть хорошей, и тогда, как в детстве, чтобы заслужить любовь, я даже не могу заплакать. Хочу какой-то ясности. И голова заболела. И я теряюсь. Это тот самый момент, который у меня все время повторяется в жизни: я не реагирую на свои потребности, не замечаю своих чувств — не успеваю...
— Сейчас ты чувствуешь, Саша, не разрешаешь только выразить.
—Да. Грустно.
—В том, что ты рассказываешь, я слышу, что есть некоторые правила между вами. Не высказывать такие-то чувства, высказывать вместо них такие-то... Не проживать вместе реальные чувства, которые есть. Но тогда у вас нет возможности встретиться живыми, такими, какие вы действительно есть сейчас.
Но тем не менее самое важное произошло: она встретилась со своим настоящим чувством — с реальной злостью на свою мать. И признала это. И не умерла, не рассыпалась, а получила такой опыт. Клиент, как ребенок, растет незаметно для себя, просто шагает и все. Так и Саша: на следующей встрече она рассказала, что ей удалось поговорить с мамой о своей злости и о своей любви, и они плакали вместе, обнимались и действительно испытали простую человеческую близость.
У нас было еще много встреч «про злость и обиды». К маме, папе, сестре, мужу. Все яснее становилась ситуация, возникшая у нее с сыном: она должна быть идеально правильной матерью — и кормить его правильно, и гулять, и играть... Но это неподъемная тяжесть — быть идеальной. У других матерей проще: «А пошло все это!» Или: «Я сама решу, как мне с этим обходиться». У Саши не было такого опыта — чувствовать и выражать злость на эти «идеальные предписания». И организм просто бунтовал внутри — отказывался контактировать с сыном вообще. Много трудностей было у Саши и с выражением позитивных, любовных чувств. Она не принимала их в себе, не могла проявить по отношению к сыну, точно так же как не могла принять и моих слов поддержки и сочувствия. И мне до сих пор трудно говорить Саше о моей человеческой любви к ней и нежности, которую я часто испытываю.
Когда подходил к концу третий год терапии, перед нашими каникулами, она призналась:
— Я думаю, есть какой-то смысл в нашей работе —
я стала получать больше удовольствия от общения с
моим ребенком, от моей любви к нему. И я меньше
боюсь своего раздражения. И к нему тоже. Это намного
легче.
Тревоги молодой матери
(дневник женщины-психотерапевта)
«Одно дело рассказывать, как надо воспитывать ребенка, и читать лекции по возрастной психологии, совсем другое дело — растить его самому».
Мой друг Андрей Валамин
Последние годы я как психолог часто работала с проблемами бесплодия. И со многими моими клиентками очень удачно — удалось родить даже тем женщинам, про которых врачи говорили, что это практически невозможно.
Если кто-то из моих клиентов говорил о том, как хочет ребенка, а Бог не дает ему, я его хорошо понимала. И сочувствовала всем сердцем. Не по себе мне стало, когда однажды моя 30-летняя клиентка сказала, что ребенка не хочет, потому что не может дать ему материальный \ достаток и уверенность в завтрашнем дне. Поэтому делает аборт... Меня затрясло, да так, что трудно было сдержаться. Я «ударилась» о свою проблему. Я ужасно разозлилась на эту здоровую, способную родить в любой момент женщину, имеющую мужа — потенциального отца ребенка и... выбирающую не рожать. Как будто от ее решения зависела моя судьба, как будто я лучше знала, что ей нужно в этой жизни. Я злилась и плакала оттого, что она не ценит то, что мне не дается. И я рассказала ей про себя, рассказала о том, что никакие сокровища в мире — ни деньги, ни профессия, ни партнер — ничто не может для меня конкурировать с этой ценностью — появление на свет моего ребенка.
И кто-то на небе услышал меня. Однажды, когда отчаяние сделало свое дело и я отказалась бороться дальше, разрешила себе не иметь детей, мне приснился сон, из которого стало абсолютно ясно — у меня будущим летом будет дочь.
1. Ты — ангел, спустившийся с неба
Когда я увидела Тебя, я увидела обыкновенного ангела. Ангела, спустившегося с неба, в подарок мне. Время остановилось, ничего не существовало в мире, кроме Твоей красоты и моего наслаждения. Слезы бежали у меня по щекам, и я чувствовала дыхание Бога за моим плечом.
Потом началась суета и тревога. А тот первый момент — это счастье, которое осталось навсегда... Когда я веду этот дневник, мне легче писать о моих тревогах и очень сложно передать удовольствие. Наверное, так было у каждой матери?..
Когда Ты родилась, моя мама передала мне большой пакет — в нем были сохраненные ею записки из роддома. Тогда, к счастью, не было телефонов, общение моих родственников десять дней проходило в эпистолярном жанре, и теперь, спустя тридцать пять лет, я знаю, какое настроение и состояние было у них, когда родилась я. Меня эти записки очень тронули, и мне хочется, чтобы и Ты когда-нибудь узнала, что было со мной. Как я переживала Твое появление. И как Ты входила в этот мир. Поэтому я решила писать об этом в своем дневнике. Я делаю это для Тебя, но мне и самой интересно, как все это будет...
2. У Тебя темперамент Твоего отца.
Каким будет характер?
Первые недели Ты выглядела очень мудрой и казалась мне знающей об этой жизни все: таким глубоким был Твой взгляд, и так вдумчиво выглядело Твое лицо. Ты подпирала голову ручкой и смотрела куда-то... Туда, где я ничего не вижу. Становилось даже как-то не по себе, что мне выпала честь быть рядом...
Тебе 22 дня. Кажется, я впервые выдохнула... Пеленки стирать, пеленки гладить, бутылочки стерилизовать, бутылочки мыть, кормить, попу подтирать, соску вымыть, ванну приготовить, полы подтереть... Нет, подождите, я не поняла — а когда наслаждаться праздником? Этим чу-
десным, чудесным, чудесным созданием Бога и Природы?..
Тебе три месяца. Ты становишься похожа на саму себя. У Тебя появляется свое лицо и характер. Невозможно уговорить или отвлечь, если Тебе что-то надо — «уж если я чего решил, то выпью обязательно»... Этим похожа на меня. И еще очень активна. Не ленишься исследовать мир и рискуешь пробовать. Сладкая девочка. Самая лучшая. Самая красивая. Самая умная. И Тебе, похоже, очень нравится жить. Делаешь это с восторгом.
Тебе 10 месяцев. Ты ужасно любишь перебирать ногами по полу, когда Тебя держат под руки. Ты может так «ходить» часами, лишь бы водили... Мы приехали в Томск к бабушке с дедушкой. Мой отец — Твой дед — человек с энергией, брызжущей через край, с искрящимися глазами, хлопая в ладоши и протягивая к Тебе руки, соблазняет: «Иди ко мне! Иди! Ну иди ко мне!» Я смотрю на Тебя. Ты стоишь без поддержки в трех своих шагах от него, и у Тебя блестят глаза. Вот оно — мгновение выбора. Может быть, не первого в Твоей жизни, но, наверное, одного из первых, формирующих характер. Тебе так хочется шагнуть, и так заразительно зовет этот названный Тебе «дедом» дядя. И страшно... И... Ты шагаешь, попадая в его объятия. Мне приходит в голову мысль, что так учили и меня — я не боюсь рисковать в жизни.
3. Кто не рискует
Тебе один год и один месяц. Сегодня произошло что-то чудесное. Я долго мучилась — как суметь уберечь Тебя от опасного? Тебе с рождения позволено было все, кроме того, что опасно для жизни. Но как, не травмируя, объяснить — почему этого делать нельзя?
Сегодня я увидела, как Ты засовываешь в рот десятикопеечную монетку. Маленькую такую — отлично проглатывается. Я подбежала к Тебе и вырвала ее со словами: «Дай маме!» Ты заплакала. Горько. От обиды, от насилия, от несправедливости. Я сказала: «Плачь. Ты права. Мама тебя обидела, так быстро и грубо забрала у тебя
монетку. Но прости меня, я за тебя боюсь. Ведь ты ее можешь проглотить, и у тебя будет очень сильно болеть живот... Прости меня, пожалуйста». Обычно Ты переставала плакать, когда я просто прижимала Тебя к себе во время плача. А сегодня — посмотрела на меня внимательно, с интересом, и перестала.
Поняла ли Ты смысл сказанных мной слов? Ты как-то по-своему все поняла, почувствовала. Теперь я это знаю точно: у Тебя есть свои способы «расшифровывать» мои слова.
Мне очень хочется, чтобы у Тебя было как можно меньше запретов. Сейчас их три:
1) Нельзя есть из мусорного ведра.
2) Нельзя пить воду из ванны.
3) Нельзя лезть в компьютер.
Даже когда пишу их сейчас на бумаге — они кажутся мне смешными. Хочется разрушить и эти запреты. Ведь на самом деле забочусь-то я о себе: в компьютере моя работа, и при неосторожном обращении все может «сгореть» или пропасть. В ведре, в ванне — микробы, и я буду иметь дело с твоим поносом и лечением.
Обидно за дочь — ведь ограничений у нее могло бы и не быть, но я имею право заботиться и о себе.
Розетки в доме давно заклеены — они Тебя не беспокоят. Падать с дивана после нескольких падений Тебя больше не привлекает. В общем-то у меня нет больших хлопот с Тобой. Нет тревоги о Твоем передвижении — нет запретов, следовательно, нет Твоих истерик и шалостей. Сама Ты однажды с большим удивлением посмотрела на врача в процедурном кабинете, которая с ужасом воскликнула: «Нельзя брать соску в рот с пола!» Наверное, подумала: «А чем это опаснее фантиков на улице?» Я остановила врача привычным: «Ей можно».
У Франсуазы Дольто («На стороне ребенка», СПб.. 1997) — французского детского психоаналитика — я прочла недавно о последствиях и опасностях исключать риск из жизни ребенка. Если человек не рискует, он утрачивает жизненную энергию. Более того, Дольто утверждает, что когда ребенок, не вняв запретам родителей, все же падает или его ударяет током из розетки, то он связывает
то, что с ним произошло, с наказанием родителя и считает, что это он, родитель, его «ударил». Ужасно, не правда ли? Я тоже заметила, что Ты часто не торопишься воспользоваться моим утешением, а плачешь и отталкиваешь меня в таких случаях...
«Правильно принять младенца — это прежде всего выразить уважение к его желанию прийти в этот мир, а значит — принять его таким, какой он есть, похож он или нет на того, кого мы любим. Новорожденный приносит с собой в этот мир новую энергию. Если не мешать ему развиваться и дать возможность ее использовать — она осветит все вокруг, и ребенок будет счастливо расти».
Франсуаза Дольто
4. Я — только исследователь
Еще одна трудная для меня ситуация — укладывать Тебя спать, если Ты кричишь криком и требуешь гулять дольше. Запрещать — дохлый номер. Ты кричишь на весь дом. Это невозможно вынести. Попробовала отпустить — Ты гуляла полночи: бегала, бесилась, радостно смеялась, играла. Казалось, этому нет предела. Ты не уставала двигаться. Тогда естественным образом и сложилось такое решение, что если Ты кричишь и спать отказываешься — я отпускаю Тебя гулять, а сама занимаюсь своими делами. Через некоторое время, когда Ты уже вкусишь эту свободу нарушения правила и вдоволь «набесишься», я укладываю Тебя в кровать и достаточно строго говорю: «А теперь точно спать. Уже очень поздно». Ты сразу же засыпаешь.
Мне кажется, уже в первые недели Твоей жизни был виден Твой характер — не терпишь запреты и ограничения свободы и добиваешься поставленной цели. Уж если не хочешь быть спеленутой — ничего нельзя было с этим поделать. Однажды (тогда Тебе было несколько месяцев) я увидела, что Ты после нескольких неудачных попыток дотянуться до погремушки успокоилась, перестала кричать и переключилась на другое. Я тоже успокоилась и вздохнула: видимо, все-таки есть в Тебе способность принимать что-то, что нельзя в этот момент изменить.
177 12 Непридуманные истории
Весь этот первый год я разглядывала своего ребенка — какой он? И поняла: я могу только узнавать Тебя, но не могу формировать. (А слово «воспитывать» вообще вызывает у меня смех.) Все больше в этом убеждаюсь. Правда, все-таки могу хотеть, чтобы Ты была какой-то... Например, доброй. И еще ласковой.
Многие психологи считают, что у родителей нет прав по отношению к детям, есть только обязанности. Я не до конца согласна с этим. Но у меня, как у родителя, больше запретов, чем у Тебя, это факт. Например, представь себе такую картину: Ты рассматриваешь какую-то понравившуюся Тебе вещь. Вдруг кто-то подбегает и вырывает ее у Тебя из рук... Обидно? И главное, на каком основании? У ребенка отбирают постоянно. И все кому не лень.
Я стараюсь никогда не делать этого и прошу других взрослых этого не делать. Можно в крайнем случае, если очень надо, поменяться на что-то более интересное. Но с согласия ребенка и при его удовольствии.
5. Чего я боюсь
Тебе — моей дочери — год, мне почти 37 лет, и я — молодая мать. Все время слышу вокруг — в детской поликлинике, на улице, от бабушек, от знакомых — тревожные замечания и опасения: «Ой, он взял грязное в рот...», «Ветер дует — простудится...», «Сейчас упадет...» Я же позволяю Тебе рассматривать стеклышки и карабкаться на высоту. Я считаю, что лучше один раз вывести глистов, чем прервать бесконечными ограничениями Твой исследовательский интерес. Это я поняла два месяца назад, когда Ты только начала ходить.
Самая жуткая история (на эту тему) случилась, когда Ты делала самостоятельные шаги по земле в первый месяц лета — земля была усеяна множеством интереснейших для Тебя вещей — фантиками, бутылками, окурками. Ты радостно подбирала с земли окурки и... засовывала в рот. Мне кажется, я проявила тогда монументальное терпение — позволила происходить тому, что происходило. Ты наелась этих окурков, и тебя стошнило. С тех пор Ты
никогда больше не тащила в рот то, что валяется под ногами.
Я не ожидала с нетерпением момента, когда Ты пойдешь сама и когда начнешь говорить — мне было все равно, когда это случится. Странно, но меня даже не беспокоит, насколько умной и развитой Ты вырастешь. Я не боюсь того, чего опасаются, как мне кажется, родители других детей.
Так чего же я боюсь?
У меня есть свой страх.
Я боюсь — вдруг у нас не сложатся отношения... Вдруг я упущу что-то важное для Тебя, и Ты будешь чувствовать мое непонимание. Чем-то раню — и Ты перестанешь доверять мне. Мне страшно подумать, что между нами не будет близости. А только формальные отношения живущих вместе людей. Мне кажется, что я не смогу жить, если это случится...
Но я многое не могу Тебе дать. Вот уже полгода Ты плачешь по ночам (забегая вперед, скажу, что это будет продолжаться еще почти два года! До двух с половиной лет). Это может происходить всю ночь через каждые полчаса. И я ничего не могу сделать. Ты здорова, это подтверждают все врачи. Но Ты плачешь. Я качаю Тебя, пою песни, беру к себе, пою успокоительным, почти не отлучаюсь от Тебя — ничего не помогает. Ты плачешь... Говорят, что дети начинают видеть сны с шести месяцев. Видимо, Твои первые сны были страшными. Мне так жалко Тебя, так жалко себя, обессилевшую от хронического недосыпа, но я ничего не могу сделать. Могу только вставать все эти ночи, брать Тебя на руки, успокаивать и засыпать на ближайшие 30 минут... И поражаться своему терпению.
Два года. Ника
Тебе 2 года и 2 месяца. Теперь Ты уже не Малюсика и даже не Вероника. Из темперамента родился характер. Упорная. Требовательная. Главным является Твое желание, интерес, а не запрет или желание взрослого. Ника.
12'
Мы пошли в Школу раннего развития. Я подозревала, что Ты будешь отличаться от других детей, но не думала, что настолько. Как будто между вами — пропасть... Дети жмутся к своим матерям — Ника обегает все углы за первые же минуты. Дети смотрят во все глаза на воспитателя — Ника даже не замечает, «кто здесь главный». Дети встают в круг — Ника танцует только в центре. Пока дети сидят и слушают старшего, Ника успевает пять раз сбегать к нему от меня, потрогать предмет, о котором идет речь, и прибежать обратно... И так во всем.
Я горжусь Тобой — Ты неповторима, уникальна, Ты — свободный человек, который идет только за своими желаниями. И я тревожусь за Тебя — как же Тебе будет одиноко в обществе, от которого Ты будешь отличаться. «Что ты так тревожишься?!» — говорят мне коллеги, и я понимаю, что в этой тревоге я испытываю такое счастье, до слез... Во мне просыпается любовь... Она растет и наполняет меня — чем больше я узнаю этого человека — Тебя, мою дочь.
Я знаю точно — Ты мне послана свыше. Почему я это знаю — для меня это очень интимная тема, поэтому я об этом писать не буду. Просто это — так. Тебя вверили мне высшие силы и, возможно, Ты сама. Соответствую ли я Твоим задачам в этом мире? Как, наверное, в любой «интеллектуальной матери», во мне много вины: я могла бы больше уделять Тебе внимания, меньше раздражаться по мелочам, дольше укачивать, чаще читать и играть с Тобой. Если погружаться в эти мысли — можно сойти с ума от стыда. Я отрываю от Тебя время на работу. Конечно, это ужасно. Больше всего я чувствую свою любовь к Тебе, когда ухожу из дома: меня раздирают физическая тоска и этот стыд. Стыд, дающий через сладкую душевную боль в груди ощущение нашей связанности. Вот такая обычная невротическая любовь. Только иногда мне кажется, что любовь эта — безусловная, и тогда я говорю: «Ты можешь быть любой — грязной, непослушной, злой, — я все равно люблю тебя, ты все равно самая лучшая девочка на свете».
7. За что мне стыдно
Иногда мне не хватает терпения. И тогда я шлепаю Тебя по попе и повышаю голос. Даже кажется, что Ты нарываешься на это, провоцируешь меня, испытываешь, что ли. Вот я говорю: «Иди сюда, будем одеваться». Ты визжишь и убегаешь. Я говорю второй, третий раз — Ты убегаешь в другую сторону и смеешься. У меня кончается терпение, я закипаю. Я повышаю голос, шлепаю Тебя, и Ты спокойно одеваешься. Правда, можешь поплакать минуту в знак несправедливого к Тебе отношения, но дальше все происходит спокойно, как будто ничего и не было. Проходит время, мое возбуждение-возмущение проходит, и мне становится нестерпимо стыдно и больно за себя — зачем я применяю силу, пользуюсь властью? И я в очередной раз обещаю себе терпеть и сдерживаться. На какое-то время меня хватает... Но только на какое-то... Это ужасно... Когда в каких-то журналах и детских книгах читаю о том, как неправильно наказывать ребенка физически, я готова провалиться сквозь землю. Я совсем не совершенна.
8. Ребенок психолога
Тебе 2 года и 3 месяца. Ты лазаешь на высокие лестницы и горки с момента появления у Тебя умения лазать. Тебе можно выражать свой гнев, шлепая меня руками по лицу, и даже плеваться. Ты можешь не спать ночью, если Тебе не хочется, выпить пива из стакана, если Тебе понравилось, и многое, многое другое, что не позволено другим детям. Говорят, что дети психологов отличаются от других. Ты отличаешься — точно. У Тебя больше степеней свободы и меньше дурацких запретов. Только легче ли будет от этого Твоя и моя жизнь?
...Твоя бабушка недоумевает: «Я же попросила ее со словом «пожалуйста», но она так и не унесла эту кружку на кухню!» Когда Ты вырастешь, как Ты ответишь ей?
9. Оказывается, Ты похожа на меня
На одном из первых занятий в Школе раннего развития, когда воспитатель показала, как желтым фломастером нарисовать солнце, Ты взяла этот фломастер, легла в центре комнаты и все оставшиеся тридцать минут рисовала круги на листочке бумаги. Ничто — ни мои уговоры, ни требования воспитателей, ни музыка, ни танцы других детей прямо на Тебе (Ты же лежала в центре) — не оторвало Тебя от этого занятия. Дети поиграли, потанцевали, посидели... и ушли. А Ты все рисовала. Я была в шоке... Потом-то эта ситуация повторялась несколько раз, и я привыкла... Но когда это случилось впервые, я от большого удивления рассказала об этом своим студентам, и те сразу отметили: «Очень похожа на тебя, вспомни, как ты маниакально каждый год поступала в музыкальную школу». Да, я рассказывала им об этом — как каждый год я поступала учиться на баяне и до Нового года каждый раз разучивала «Яблочко». А на Новый год проходили какие-то экзамены, где надо было показывать свои успехи и играть то, чему я научилась за первый семестр. Я готовилась и так ужасно волновалась, что сыграть не могла. И меня деликатно просили больше не приходить. Но на следующий год я опять поступала в эту музыкальную школу. И все повторялось опять. Когда стала постарше, помню, ходила поступать сама, без родителей. Меня там уже все знали и только спрашивали: «Опять? Может быть, не надо?»
А когда Ты родилась, я часто ловила себя на мысли — «она никогда не будет такой, какой я хочу».
10. Очень трудно, когда сомневаешься
Я замечаю за собой, что самое трудное наступает тогда, когда я теряю уверенность и начинаю искать какой-то «правильный» выход... Можно ли с такими соплями на улицу?.. Давать Тебе ножницы, чтобы Ты пробовала резать, или это очень опасно?.. Прерывать ли Твои истерики, или лучше дать Тебе «проораться»?
Чувствую себя такой маленькой и беспомощной в этот момент. Вот, например, Твоя злость. Уже где-то с полутора лет Ты начала бить меня, если что-то вызывало в Тебе протест. Могла ударить по руке или по лицу. Сначала это умиляло меня, и я спрашивала: «Злишься?» Потом я стала отвечать Тебе тем же... Но хуже всего стало сейчас, когда я вдруг задумалась: «А как будет правильно?» И поняла: как только начинаю с недоверием относиться к тому, что есть внутри, — теряю и чувствительность, и разум. Как будто всерьез верю, что кто-то может мне сказать — как правильно.
«Желаю тебе, чтобы твоя дочечка... — поздравляет меня моя мама с днем рождения. — Да, ты же не хочешь, чтобы она была послушной. Желаю тебе вырастить уникальную личность!» Это победа. Да, я очень хочу, чтобы Ты выросла, опираясь на свои собственные желания и потребности. Не оглядываясь на других, не загоняя себя в угол, не обращая внимания на то, что думают об этом другие. «Может быть, хоть ей это удастся», — сказала моя 92-летняя бабушка, твоя прабабушка...
Вот прямо сейчас, когда я пишу этот текст, я успела уже пять раз сказать Тебе, смотрящей мультики: «Слезь со стола и сядь на стул». Ноль эмоций. Что делать? Наказать, в очередной раз встать и посадить Тебя на стул? Плюнуть на это и дать Тебе возможность получить свой опыт — упасть и в следующий раз остерегаться? Пока я сомневаюсь, Ты слезаешь со стола и уходишь из комнаты совсем... Ты сделала то, что хотела, и переключилась на другую деятельность — побежала закрываться в темной ванной, чтобы «побояться». А я все это время думала, как будет правильно... Ну не бред ли?
//. Первые слова
Ты стала говорить, можно сказать, предложениями: «Не бу, ди!», что означает «не буду, уйди». А потом это превратилося в «Ma, e бу» (мама, не буду). Очень эко-
номично — только один слог из всего слова. А какое слово после «мамы» было первым? Теперь я уже только вспоминаю. «Ау!» — поиск соски, «Аля» — Крестная, «Ни» — нет, «Мя» — мясо или мячик — по обстоятельствам, «Гильго-гильго» — высоко или далеко, «Пед» — велосипед или лыжи — тоже по обстоятельствам, и, конечно: «Я, я, я, я, я!» — началось примерно с двух лет и двух месяцев. «Й-а-а!» — тянешь Ты эту букву очень выразительно раз по десять в день — сползать со стула, одеваться, есть ложкой, размешивать тесто, лепить пирожки, разговаривать по телефону с бабой Майей, танцевать и надевать мои туфли на каблуке. «Это твоя конфетка», — говорю я Тебе, протягивая карамельку, и спрашиваю: «А где мамина конфетка?» — «Во!» — восклицаешь Ты и тычешь пальчиком в себя. Ты и правда сладкая на вкус.
«Иди, иди, Дядик», — говоришь ты Деду в очередной наш приезд, явно давая понять, что он в своем доме теперь не главный. «Все для тебя», — то ли обижается, то ли завидует он и уходит.
Ночью, засыпая с Тобой на одном диване, чувствую, как Ты берешь мою руку и целуешь ее, долго, ладонь и каждый мой палец... Боюсь пошевелиться. Ты бережно кладешь мою руку на подушку и засыпаешь рядом. Нежность переполняет меня. И я тихо плачу...
Первый театр
Тебе почти два с половиной, и мы первый раз пошли в театр. Наконец-то я дождалась этого момента!!! Волновалась, как все пройдет — не будешь ли Ты выбегать на сцену и все такое. Как только поднялся занавес и Ты увидела декорации: «Да-да-да!!!» — высшая степень восторга во весь голос. Переводится приблизительно как «Вот это да!». Как бы мне хотелось так же наслаждаться жизнью... Но что со мной было бы, если бы не было Твоего наслаждения.
Завтра пойдем на второй спектакль. На елку.
13. Градусник, или Творческое приспособление иногда возможно
Поразительно, что происходит, если не зацикливаться на тревогах и страхах, а давать происходить тому, что происходит. Ты требовала градусник для игры, в большей степени даже для расправы над ним, потому что всегда орала в случае надобности измерить температуру. Я мучилась от необходимости сделать выбор между тем, дать ли Тебе его поисследовать или не дать — боялась: вдруг градусник разобьется и ртуть разольется? Выход нашелся сам собой — Ты разглядела на столе шариковую ручку, внешне очень напоминающую градусник, и теперь каждый день по несколько раз хватаешься за лоб и бежишь измерять температуру. «Пять-шесть», — неизменно произносишь Ты, доставая его из-под мышки.
Если бы я была такой же креативной, как Ты, то, навер
ное, могла бы придумать замену всего, что когда-нибудь
запрещала. И тогда, возможно, не было бы столько протеста
с Твоей стороны. Но дело в том, что эта реакция «запре
тить» (исходящая от чего-то прямо-таки прародительского
внутри меня!) больше меня самой и трудно поддается осоз-
наванию и изменению. Мне очень грустно от этого. И очень
жалко, что невозможно прыгнуть выше себя. Себя такой,
какая я есть. И становится так жаль своих родителей — я
всегда думала, что это они виноваты в том, какая я. Я обви
няла их в том, на чем сейчас ловлю сама себя. А они тоже не
могли быть больше того, что «работало» в них. Этому очень
трудно противостоять.
Наверняка Ты в дальнейшей жизни тоже будешь обижаться на меня — за то, что я не хотела Тебя услышать, за то, что подавляла Тебя... Думаю, я буду к этому готова, потому что знаю: Ты поймешь и простишь меня, когда окажешься на моем месте. Есть что-то внутри меня, что «работает» помимо моей воли и моего желания. Встроенный способ реагирования в ситуациях, раздражающих и страшащих меня.
Моя мама всегда говорила мне: «Ты поймешь, когда у тебя будут дети». Она была права, но раньше я ей не верила.
14. Первые три года заканчиваются
Тебе скоро три года. И Ты на пороге очередного отделения от меня, потому что скоро пойдешь в детский садик.
Все-таки я могу сказать, что это — жизнь с Тобой эти три года — было легче, чем я представляла. Да, я сильно постарела за эти три года — хронические недосыпы и нервное истощение сделали свое дело. Да, я разрывалась между Тобой и своим профессиональным занятием, созданием своего бизнеса и зарабатыванием денег на жизнь. Да, я потеряла за это время близких, потому что не могла быть такой же внимательной к ним, как прежде. Да, я поглупела, потому что не могла читать и учиться в том объеме, который в идеале был необходим для моего развития... И еще много чего другого не очень приятного в сухом остатке.
И все-таки я точно могу сказать Тебе — и хочу, чтобы Ты всегда это знала: мне не нужно от тебя никакого возвращения «дочернего долга». Ты ничего не должна мне за то, что я отдала и потеряла. И отдам и потеряю еще. Потому что с той самой минуты, как я увидела Тебя, с той самой минуты, когда один из небесных Ангелов стал моей дочерью, я верю в то, что Бог любит меня. Он дал мне счастье узнать, какая она — эта пресловутая БЕЗУСЛОВНАЯ любовь. Когда действительно ничего не надо взамен.
Я люблю Тебя. И Ты вечно со мной, а я с Тобой.
Твоя мама. 2001-2005 гг.
Содержание
О книге и о себе.................................................................................. 3
Быль, или Вместо предисловия........................................................ 5
Лилия Верейкина (Томск)........................................................................ 12
Дорога к себе.................................................................................... 14
Виктория.......................................................................................... 17
Двойной удар (из опыта общения с мужчиной
и терапевтом)................................................................................... 24
На перепутье................................................................................... 29
Пашка............................................................................................... 42
Толик................................................................................................. 48
Юлия Артамонова (Москва)................................................................... 51
Я сожалею......................................................................................... 52
Ирина Млодик (Москва)......................................................................... 58
Настоящий мужчина........................................................................ 61
Учитель............................................................................................ 65
Путь хрупкого воина, не знавшего любви.................................... 69
Наталия Старова (Томск)........................................................................ 94
Девочка, которая молчала............................................................... 95
Подростковые истории................................................................. 103
Елена Климова (Москва—Ампфинг)................................................... 111
Продолжение следует.................................................................... 115
Галина Колпакова (Москва).................................................................. 125
Лунный мальчик............................................................................ 129
Евгения Медведева (Томск).................................................................. 135
Дана (Совесть психолога).............................................................. 137
Смерть клиента (Из опыта чувств от работы
с онкологической больной).......................................................... 152
Елена Шуварикова (Москва)................................................................ 156
Как позволить себе любить. АРИНА.......................................... 157
Как позволить себе любить. АЛЕКСАНДРА............................. 169
Тревоги молодой матери
(дневник женщины-психотерапевта)............................................ 173
|
Ты — ценен, каков бы ты ни был!
Психологический Центр
«Здесь и Теперь»
Москва
м. Таганская, Берниковская набережная 14, стр. 2 Телефон (495)724-80-43 факс (495) 915-21-27 e-mail: center@zdes-i-teper.ru сайт: www.zdes-i-teper.ru
Консультации для взрослых, детей, организаций:
— «Ваш любимый ребенок* — проблемы психического развития, трудности общения со сверстниками, «плохое» поведение и трудности в учебе, нежелание учиться, страхи, конфликты с детьми и взрослыми, усталость, частые болезни, особенности поведения.
— «Война и Мир* — консультации по проблемам семейной жизни и жизни любовных и дружеских пар.
— «Своя жизнь» — длительная экзистенциальная терапия. Поиск своего уникального жизненного пути.
— «Сделай свой бизнес еще эфф