Тот, кто является монахом, прежде всего должен держать в уме — днем и ночью, тот факт, что ему предстоит умереть. Это главное его знание. Если он будет всегда помнить об этом, то сумеет прожить жизнь в покаянии, смирении, чистоте сердца, в верности Евангельским Заповедям и добродетелям, избежит множества зол и искушений, освободится от всех духовных затруднений и узрит Бога. Он будет духовным человеком со многими достойными чертами характера. Ибо существование непостоянно, как дневная тень; особенно же неопределенна жизнь монаха и, если он думает, что для него достаточно служить людям или заботиться о родных, которые остались в миру, то следует помнить: вполне может произойти нечто, что заставит его пренебречь долгом в отношении к людям и забыть об обязанностях к своим родителям. Но если он просто решит жить сегодня, не заглядывая в завтра так, что, представ перед людьми для оказания им помощи, он будет считать это своим последним служением, а глядя в лица родных, будет чувствовать, что более никогда их не увидит, тогда его долг и обязанность к ним станут полностью искренними, а его сердце — в единении с Богом.
Если же он не будет сохранять в уме память о смерти, то станет небрежным и подверженным рассеянности и разбросанности: примется говорить вещи, оскорбительные для других и вызывающие споры, начнет осуждать и порицать других людей. Затем, он может впасть в привязанность к женщинам, оставить монашество и покаяние, завести семью, разболеться и умереть в полном отчаянии и безысходности.
И все эти несчастья могут возникать оттого, что он забыл о необходимости постоянно держать в уме память о смерти. Тот же, кто об этом не забывает — когда говорит сам и когда отвечает другим, будет всегда тщательно взвешивать каждое слово, как и подобает монаху, и ни в коем случае не ввяжется в безсмысленный спор. Также он никогда никому не позволит затащить себя в неподобающие места, где можно неожиданно попасть в неудобное положение, и поэтому избежит всяких зол и смущений.
И высшие, и низшие иерархи и монахи, когда забывают о смерти, становятся весьма склонными к нездоровым излишествам в пище, вине, почему и умирают неожиданно рано от болезней и сердечных приступов; однако, даже когда они еще живут, их болезненность делает их безполезными для всех. Те же, кто постоянно держат смерть перед глазами — сильны и здоровы в молодости, поскольку они уделяют внимание своему здоровью и умеренны в еде и питье, избегают путей, на которых возможны встречи с женщинами, и хранят неукоснительно свое целомудрие и скромность во всех делах, то остаются свободными от болезней и проживают долгую и здоровую жизнь.
Кроме того, монах, который долго живет без памяти о смерти, может развить в себе все виды мирских желаний, а его скупость возрасти так, что он возжелает принадлежащее другим и не будет в силах расстаться со своим приобретенным имуществом, и станет, по сути, простым торговцем. Если же он будет постоянно смотреть в лицо смерти, то мало привяжется к материальным вещам и обретет нестяжательное сердце и покаяние.
Монашеская жизнь требует правильного поведения во всем, поскольку если отсутствует духовное понимание Евангельских заповедей, то не будет понимания того, что действительно спасительно, а что — нет. Тот же монах, который не знает этого, не может быть назван монахом.
До монашества человек должен почитать своих родителей и заботиться о них. Неразумно поэтому считать, что если он непочтителен и груб к своим родителям, то, тем не менее, может быть преданным и почтительным к своему Старцу. Ибо, если кто-то не способен исполнять свой сыновний долг к родителям, от которых произошел, очень маловероятно, что он из чистой благодарности будет преданно служить своему Старцу, не являющимся его родственником. Поступив в послушники, такой непочтительный человек начнет порицать всякий недостаток своего духовного Отца, а когда с чем-либо не согласится, то отбросит всю свою верность и ускользнет в самый критический момент или предаст своего Старца, уйдя к его недоброжелателям.
Монаху следует избегать пустых разговоров. Все, что он делает, он должен делать правильно, без замедленности, но и не суетливо. Монах должен вести себя достойно во всех обстоятельствах и в любое время, чтобы его поведение всегда было монашеским. Чрезвычайно важно, чтобы монах был всегда готов к борьбе с помыслами и никогда и ни при каких обстоятельствах не лишался чистоты сердца и смирения. В таком случае его ум будет прочно привязан к памяти о смерти. Тот монах, который не воспитывает в себе памяти о смерти, даже если он и стремится к чистоте сердца, есть не кто иной, как крестьянин или торговец в монашеском обличье.
У монаха должно присутствовать глубокое понимание Евангельских заповедей, то есть, спасительного и неспасительного, или правильного и неправильного. Спасительное и неспасительное не что иное, как добро и зло. Однако поступать правильно и делать добро трудно и считается утомительным, тогда как поступать неправильно и творить зло — легко и получается как бы само собой, поэтому, естественно, что многие склоняются к неспасительному и злому, недолюбливая спасительное и доброе. Но быть столь неустойчивым и не делать различия между одним и другим противно здравому смыслу, поэтому всякий, кто понимает эту разницу и все же творит недолжное, не является истинным монахом. Причина же этому — в малой способности к самоконтролю. Дойдя в своих поисках до истока, мы увидим, что она возникает из самой обыкновенной трусости. Для монаха существенно важно устраняться от неспасительного, стремясь к тому, что спасительно.
В духовной жизни особенно важны три качества: полная преданность Богу, неукоснительное следование Евангельским заповедям и решимость. Мы говорим о преданном монахе, верном Евангельским заповедям и имеющем решимость. Именно такой монах, в ком сочетаются все эти три достоинства, наиболее угоден Богу. Однако среди великого множества монахов довольно трудно отыскать хотя бы одного такого. Собственно, преданного монаха или верного заповедям нетрудно выделить, проследив за его обычным поведением. Но в мирной и спокойной обстановке не легко определить решительного человека. И все же возможно увидеть, есть ли у него решимость или нет, когда он находится среди других людей. Ибо рожденный решительным будет предан и почтителен к родителям, а в монашестве — своему Старцу. Если у него выдается свободное время, то использует его для молитвенных занятий или для чтения книг Святых Отцов. Он всегда будет внимательным, чтобы не предаваться праздности. Он не делает ничего, что шло бы вразрез с уставом его Старца или что не понравилось бы Старцу. Поэтому такой монах, постоянно находясь в послушании, хранит себя в надежде достичь спасения под руководством своего духовного Отца, умеряет себя в еде и питье, избегая телесных утех — этом сильнейшем соблазне для людей, дабы сохранить свое сердце и тело в целомудрии. Ибо в монашестве, как и во всем другом, начало решимости лежит в жестком самоконтроле.
Тот же, кто нерешителен, будет лишь на вид предан и почтителен своим родителям, а в монашестве — Старцу, не имея никакого искреннего намерения таковым оставаться. Безразличный к советам родителей, а в монашестве к наставлениям духовного Отца, он будет слоняться без дела там, где ему быть не следует, занимаясь тем, что не должно, во всем ставя на первое место собственные желания. Он любит спать и утром, и в полдень и особенно не любит учиться монашеским навыкам. Что касается различных созерцаний и молитвенных практик, то в теории он знает о них все, но не спешит их практиковать, лишь хвастаясь своим умением, чего в действительности не имеет, переполненный стремлением удовлетворить какую-нибудь свою пустую страсть. Его здоровье слишком слабо и он не может исполнять послушания должным образом; он не заботится о тех волнениях и несчастьях, которые причиняет сначала своим родителям, а в монашестве — своему духовному Отцу. Он есть и пьет слишком много, а в юности излишествует в плотских удовольствиях, и это ослабление и истощение физических сил и лет жизни происходит ни от чего другого, как от слабого и неуправляемого ума, не способного к самоконтролю. Поэтому мы будем недалеки от истины, указав на источник всего этого — трусость монаха перед тем, что спасительно и правильно, т. е. трусость быть нравственным человеком. Так можно отличить решительного монаха от малодушного, даже если оба стоят рядом. Трусость быть добрым и решительным — последний предел трусости.
В монашестве, как бы ни был монах предан и почтителен к Старцу в своем сердце, если в его поведении по отношению к старшим или к духовному Отцу существует какой-либо изъян, то невозможно сказать, что он живет в полном соответствии с монашескими правилами. Любое упущение такого рода — не только в отношении к Старцу, но также и к монашескому братству — не является достойным поведением для того, кто называет себя монахом. Даже находясь вне поля их зрения, или в одиночестве, он не должен расслабляться, как если бы надевал грязную одежду после чистой, в своем чувстве преданности и послушания.
Другие признаки, указывающие на отсутствие должной почтительности у монаха к духовному Отцу — указывание небрежным жестом в сторону, где находится Старец, разговор о нем в свободном тоне. Монахи с таким поведением очень часто, встретившись с кем-то чужим, злословят о делах своего Старца. А когда кто-либо, даже совершенно посторонний мирской человек, придет и ловко с ними переговорит, они будут польщены и без малейшего колебания выложат им много скандального относительно их братства или старших, будут говорить о них нехорошо и оскорбительно. Без сомнения, они подвергнутся наказанию от своего Старца или с ними случится какое-то несчастье, и конец их будет не тот, какой подобал бы монаху. Однако если они даже и сумеют где-нибудь пристроиться, это не будет достойным существованием, и уж во всяком случае не жизнь в благодати и святости.
Монах, желающий научиться духовной жизни и искусству борьбы с помыслами, непременно должен отыскать себе подходящего опытного наставника и обучаться этому в традиции Церкви и Святых Отцов с целью усвоить все, что следует об этом знать. Могут сказать, что для монаха это совсем не важно, но такой взгляд весьма поверхностен, поскольку во все времена было немало монахов, ставших светильниками Церкви благодаря обучению искусству борьбы с помыслами. Более того, занятия монашескими искусствами, сделают человека, который смышлен по природе, еще более проницательным и наделят благодатью Святого Духа, а того, кто родился ограниченным — более разумным. Усилия, настойчивость и помощь Божия помогают взойти по духовной лестнице на Небеса.
Поэтому очищением сердца от помыслов, желаний и страстей следует заниматься всем монахам. Неверно использует такие занятия тот, кто чрезмерно этим гордится, говорит пренебрежительно с собратьями в духовной жизни, используя в тщеславных разговорах свое знание цитат из Священного Писания, которыми сбивает с толку молодых, ложными теориями запутывая их души. Ибо такого рода разговоры являются ни чем иным, как словесным потоком, со стороны кажущимся верным и достаточно приемлемым. Но, по сути, монах, его изливающий, стремится лишь к эффекту и думает лишь о своей выгоде, так что результатом будет не более чем дальнейшее ухудшение его характера и потеря настоящего монашеского смиренного духа. Этот недостаток возникает от поверхностного изучения предмета, поэтому начинающие ни в коем случае не должны удовлетворяться, пройдя лишь часть пути, но трудиться далее, пока не постигнут все духовные секреты. Если же монах потратил много времени на подобные занятия и прошел только половину пути, но не приложил достаточно усилий, чтобы достичь чистоты сердца, не исключено, что он может потерять и то, что имеет, и впасть в полное духовное расстройство, что весьма прискорбно.
Монах ко всем должен относиться с уважением и доброжелательностью. Унижать кого-либо, кто слабее тебя — поведение, недостойное человека. Тот же, кто любит и делает то, что ненавидит и чего избегает добродетельный человек, совершенно справедливо именуется трусом и не сможет стать достойным монахом.
Следует отметить еще одно. Постоянно говорить о бережливости, не любить тратить средства вообще, ужимать и ограничивать расходы во всем и радоваться, когда путем какой-то сложной махинации удается добавить еще деньги к имеющимся деньгам, — означает обрести сердце, обуянное страстью к барышам, и постепенно лишиться чувства собственного достоинства и монашеского духа. Такого рода монахи начинают совершать то, чего не следует, и оставлять несделанным то, что надлежало сделать. Они теряют все добрые навыки и впадают в накопительство; совершаемое ими не экономность, а крохоборство. Среди монахов жадность почти то же, что отречение от Бога. Скупость считалась раньше синонимом трусости.
Поскольку монах — лицо, занятие которого состоит в стяжании Святого Духа, чтобы быть светильником Церкви, то даже последний из тех, кто носит это звание, никогда не должен совершать неподобающие и несправедливые действия в отношении всех людей. Монах, чей долг состоит в исправлении самого себя, не должен подражать миру, который ищет наслаждений, а находит гибель.
Монахи прежних поколений никогда не говорили о доходах, никогда не упоминали цены какой-либо вещи, и уходили, услышав любой разговор о любовных делах. В целом для монаха нежелательно заводить близких друзей, к которым он будет особо привязан и с которыми он будет предпочитать общаться (есть, пить и гулять). Ибо если он найдет в ком-то родственную душу и станет с ним близким другом, сочтя его приятным собеседником, оба они легко могут начать вести себя так, как не подобает, обращаясь друг к другу без всяких церемоний, проводя вечера в болтовне, пользуясь в обращении слишком фамильярными словами. При этом они будут часто ссориться, и хотя такие люди и могут выглядеть монахами, их сознание не превосходит ни в чем ум мирских людей.
Такое качество монашеского устроения, как надежность — обязательно должно присутствовать у монаха. Однако, совершенно нежелательно, чтобы он предлагал свою помощь без особой причины и благословения своего Старца, выступал вперед в незначительных случаях или принимал на себя обязательства в делах, его не касающихся, лишь для того, чтобы что-то сделать или дать свой совет. Даже в том, что хоть в малейшей степени к нему относится, гораздо лучше держаться в стороне, если никто не просит вмешаться. Дело в том, что даже незначительные проблемы, если в них окажется замешан монах, могут вовлечь его до такой степени, что он не сможет из них выпутаться без риска для своей монашеской жизни, которая может находиться в распоряжении лишь его Старца. Именно поэтому и говорится, что монаху не следует быть безцельно услужливым по отношении к мирским людям, посещающим братство, и тем более искать с ними личную дружбу.
Если у монаха прежних дней просили об одолжении, он прежде всего спрашивал у Старца, может ли его выполнить или нет, и в случае неблагословения немедленно отказывался. Если же он делал что-то, то брался за это лишь с разрешения своего духовного Отца и после тщательных размышлений и молитв, так что был хорошо подготовлен, и все завершалось достаточно быстро. Опять же, давать совет или высказывать свое мнение монаху следует лишь тогда, когда его спросят, и то после зрелого размышления. Все, что выходит из уст монаха, должно быть взвешено и рассчитано и опираться на Евангелие и слова Святых Отцов. Когда же его выбирают в духовный собор братства и просят принять участие в обсуждениях, монах, разумеется, может сказать, что не имеет свой точки зрения на обсуждаемый предмет, и воздержаться его обсуждать. Но если уж принял участие в разговоре, то будет максимально полезен, изложив именно то, что думает, ясно и кратко, со смирением и без всяких умолчаний, не думая о возможном несогласии или негодовании других. Ибо, если из слабости характера или из страха противоречить кому-либо, он будет проявлять неловкую нерешительность и уклонится от того, что справедливо, согласившись с тем, что неверно или неполезно, а также из желания избежать противоречий, позволит кому-то сказать неприемлемые вещи или переложить на кого-то бремя ответственности, то, в конце концов, его станут считать безполезным советчиком, ругать и презирать. Также, если кто-то глуп настолько, что считает себя слишком великим, чтобы принимать участие в братском разговоре, говоря, что в советах нет нужды, и желая решить все в соответствии с собственным мнением, чем путает абсолютно все, то он, в конечном счете, будет отвергнут всеми.
Те же монахи, которые постоянно стремятся к власти, и, когда другие только приходят к назначению на ответственные послушания и еще не знакомы с их особенностями, не помогают им, по недостатку доброты сердца или по зависти, и не направляют, чтобы новоназначенные с пользой исполняли свои обязанности, и даже радуются, когда они допускают ошибки, — такие монахи выказывают свой грязный характер и совершенно недостойны называться монахами.
Монаху необходимо постоянно читать писания Святых Отцов, чтобы укреплять свой характер. Когда монаху приходит время умирать, целью его должно быть — умереть в молитве и покаянии, жертвуя своей жизнью ради спасения других, или принять любую достойную кончину, которую сподобит Господь. Если хочешь кому-то помочь, а твоей жизни будет угрожать смерть, выбери ее ради помощи ближнему. Совершенно иная судьба труса: ведь все равно придется умереть, но он впадает в панику и умирает мучительно тяжело, жалуясь на свою жизнь и даже проклиная ее. Это величайший позор для монаха, о чем не следует забывать, но следует помнить о собственной смерти и днем и ночью.
Принцип — длинный путь бывает кратчайшим, относится не только к дорогам. Следует помнить о нем во всех делах. Поэтому монах постоянно должен следить за собой, чтобы не оказаться впутанным в непрямое порицание и осуждение любых ошибок, допущенных другими монахами, о которых он может услышать или стать свидетелем чьих-то ошибочных действий. Дело в том, что человек не в состоянии измерить, в какой степени, сам того не желая, он может ошибиться или недооценить какие-либо важные вещи. Сверх того, старшие, и особенно административные лица, являются выразителем мнения своего Старца, поэтому любая критика в их адрес отражается на нем. Опять же, когда-нибудь вам может понадобиться обратиться к ним с какой-либо просьбой, принимать во внимание их настроение, делать им поклоны, смиренно просить и брать их благословение, внезапно сменив свой тон, так как только что ты клеветал за их спинами — ни один монах не должен заниматься ничем подобным, сколь бы тяжелой ни была ситуация.
Монах обязан прежде всех остальных вещей думать о том, как он встретит свой неизбежный конец. Как бы ни был он умен и способен, если он будет расстроен и уныл, когда столкнется с этим, то все его предыдущие свершения пойдут прахом, а все достойные люди будут сожалеть о нем, и он встретит безславный конец.
Дело в том, что когда монах выходит на духовную смертельную брань с полчищами мысленного зла и совершает доблестные и прекрасные духовные поступки, так что имя его становится известным, все это происходит лишь оттого, что он приготовился погибнуть. Монах, в особенности если он стар, однако, точно так же, как и тот, кто молод, но поражен серьезной болезнью, должен выказывать твердость и решительность, не придавая никакого значения тому, что придется покинуть этот мир.
Когда человек умирает, его слова должны быть правильными, то есть молитвенными. Таковым следует быть концу монаха, и насколько же он отличен от смерти того, кто отказывается признавать свое состояние неизлечимым и волнуется, как бы не умереть; кто радуется, когда ему говорят, что он стал выглядеть лучше, и сердится, когда ему говорят, что его вид ухудшился; кто возится с врачами, заказывает массу молитв и служб за него и постоянно находится в состоянии полной растерянности и смятения. По мере того, как его состояние ухудшается, он впадает окончательно в совершенное отчаяние и, в конце концов, оканчивает свою жизнь смертью не лучшей, чем у неверующих. Причина же этого в том, что он не держал смерть постоянно перед своими глазами, но отказывался даже думать об этом, считая неприятным занятием; он, похоже, думал, что его тело будет жить вечно, и цеплялся за жизнь с жадной отчаянностью. Поэтому человеку, ценящему идеал монашеской жизни, следует знать, как умирать правильно.
Чтобы достигнуть высот преданности Старцу, а затем Богу, послушник не может называть свое тело и душу собственными, и никогда не знает, когда ему придется услужить своему Духовному Отцу — отдать за него жизнь, к этому он должен быть готов в любой момент. Послушник должен быть всегда внимательным и осторожным, чтобы не отягощать свое тело перееданием, чрезмерным питьем, а если ученик Старца — мирянин, то не впадать в плотские утехи. Еще больше послушнику следует быть настороже в том, чтобы не ввязываться ни в какие споры и тем более ссоры с монахами или посторонними людьми, не впадать в осуждение и порицание ближних. В связи с этим нужно тщательно думать, прежде чем говоришь, ибо споры возникают из-за слов. Когда же спор разгорается, за ним часто следует оскорбления, а в случае оскорблений дело редко оканчивается полюбовно. Поэтому, если существует хоть какой-то риск вмешаться в спор, помни, что твоя жизнь принадлежит не тебе, но твоему Старцу, и поэтому сдерживай себя и смиряй постоянно, дабы не зайти далеко, ибо таков долг преданного послушника и монаха.
Можно встретить таких монахов, которые рассматривают свои повседневные послушания в качестве большой обузы, сочиняют себе документы о болезни, даже если с ними все в порядке, и не обращают внимания на те неудобства, что причиняют другим монахам, когда просят их исполнять послушания вместо себя. Те, кто исполняет свои обязанности с недобрым расположением духа, как если бы то была навязанная им тяжелая обязанность, есть ни кто иные, как волки в овечьих шкурах.
Существует поговорка, что монахи и новые одежды хороши только новыми, и, хотя это и шутка, в ней содержится немало правды. Монахи, пока они молоды и неопытны, то подчиняются приказам старших до последней буквы, обращая внимание на каждую деталь, так как чтут данные ими обеты и принятые обязательства, а также боятся наказания.
Однако, побыв в своей новой должности долгое время, они часто начинают воспринимать как должное человеческую покорность, причем мнение о самих себе становится у них чрезвычайно высоким, и они начинают совершать поступки, о которых ранее и не помышляли. Через некоторое время в них начинает постепенно проявляться дух алчности и, хотя они и продолжают заявлять с достойным видом, что им ничего не нужно, некоторым образом становится известно, что это всего лишь показное. Такой порок очень похож на грязный цвет некогда новых одежд; разница между ними лишь в том, что если грязь можно смыть, то пятно на человеческом сердце въедается так глубоко, что его почти не оттереть. Также вполне достаточно стирать одежду по мере необходимости; человеческое же сердце следует очищать постоянно, и тереть, и полоскать, когда бодрствуешь и когда спишь, каждый день без пропусков, и даже в этом случае его очень легко загрязнить. И точно так же, как стирка и навыки стирки необходимы для одежды, такого рода привычки нужны и для очистки сердца монаха. В этом навыке — три принципа: полное послушание духовному Отцу, исполнение Евангельских заповедей и решимость, тогда как методы стирки могут разниться в соответствии с природой грязи. Ибо некоторая душевная грязь может поддаться воздействию исполнения заповедей Христовых, некоторая — полному послушанию своему Старцу; даже когда применяется полное послушание и исполнение заповедей, существует настолько въевшаяся душевная грязь, что не отмывается даже ими. Но если добавить решимость в стяжании непрестанной молитвы и усиленно ее применять, то душевную грязь можно вывести полностью. Таков глубочайший секрет очищения монашеского сердца.
Неспособность понимать, как жить по Евангельским заповедям, качество, недостойное любого, кто является мирянином и, тем более, монахом. Монах, которому безразлично, что думает его Старец, вряд ли будет прислушиваться и к мнению других его учеников. Следует всегда быть скромным, не опускаясь никогда ни до каких претензий ни к Старцу, ни к другим ученикам и монахам. Смиренный послушник не осознает своего существования, но лишь — своего Старца.
Для монаха в послушаниях наиболее трудными являются обязанности казначея. Как бы умен и дальновиден ни был монах по натуре, заразиться алчностью очень просто. Он может заважничать, привыкнуть к роскоши и замыслить присвоение денег своего братства или монастыря, строительство домов, бань, собирание старинных икон и приобретение роскошных облачений. Есть такие монахи, которые выдумывают новые способы добывания денег, доставляя другим монахам дополнительные хлопоты. Часто на них обрушивается наказание Божие, что проявляется в крахе их личных начинаний и различных болезнях. Ущерб братству или монастырю является величайшим из возможных монашеских преступлений, даже если речь и не идет о чьей-то личной алчности или воровстве. Для жадных и тщеславных нет места ни на земле, ни на небе.
Нечего и говорить, что монахам нельзя быть пристрастными или подхалимами, но если со временем им посчастливится возвыситься до должности игумена или архиерея, не исключено, что их отношение к людям претерпит изменения. Монах на послушаниях должен жить сегодняшним днем, не заботясь о завтрашнем, и тем более, не занимаясь составлением далеко идущих планов, так что, если он делает то, что должен делать, день за днем, тщательно и целеустремленно, чтобы ничего не осталось незавершенным, для него не останется причин получать упреки или о чем-то сожалеть. Неприятности возникают тогда, когда монахи начинают полагаться на будущее и становятся ленивыми и праздными, позволяют всему идти своим чередом, откладывая весьма срочные дела после продолжительных и бурных обсуждений, не говоря уже о менее важных, в полной уверенности, что те подождут до следующего дня. Они сваливают эти обязанности на одного, винят в чем-то другого, пытаются заставить третьего сделать что-то за них, а если помогать некому, то оставляют все несделанным, так что вскоре скапливается огромное количество незавершенных дел. Такова ошибка, возникающая оттого, что монахи полагаются на завтрашний день; следует всегда быть настороже, чтобы не впасть в подобное состояние.
Путешествуя со своим Старцем, помните, что все неприятности возникают из мелочей, так что хорошенько следите в дороге не только за собой, но и за своими спутниками, стараясь успокаивать всех, насколько возможно, чтобы не случилось ничего неразумного. Послушник, оказавший своему Старцу какую-то особую услугу и считающий это чем-то выдающимся, пусть даже и другие считают так и хвалят его, должен понимать, что самому его духовному Отцу дело может представляться совсем не таким. Даже если в душе он и тронут, что-либо другое он может считать неправильным. Таким образом, если послушник не получит никакой похвалы и думает, что его заслуги недооценили, он может чувствовать себя неудовлетворенным и выказывать свои чувства, постоянно жалуясь на неблагодарность своего Старца, что, несомненно, является ошибкой монаха, недостаточно понимающего существо послушания. Настоящего монаха обидеть невозможно, если он обижается, значит, уже до этого он утратил монашество.
Если говорить о послушниках прежних времен, то они безчисленное количество раз на день рисковали своей жизнью и здоровьем ради своих Старцев, но они никогда не говорили о своих заслугах или преданности. Долг монаха — служить своему духовному Отцу во всех обстоятельствах с равным духом преданности. И будь то, что он делает, чем-то особым, достойным похвалы или нет, судить об этом его Старцу. Достаточно того, что послушник намерен исполнять свои обязанности верно, а выражения каких-либо чувств неудовлетворенности от него никто не ждет.
Монах, пребывающий в истинном послушании, по молитвам своего духовного Отца находит вход в Царство Небесное и его сердце обретает благодать и спасение, поэтому он всегда в большом долгу перед своим Старцем и вряд ли сможет целиком его выплатить, разве что отдаст жизнь за него. Но есть для братства и Старца опасности от послушников. Так, послушник может препятствовать Старцу правильно видеть и слышать, что происходит вокруг, ухитряясь делать так, что никто из монахов, близких к Старцу, не в состоянии высказать собственное мнение, либо же, даже если им это удастся, оно не принимается, и, в конце концов, получается так, что Старец начинает считать его незаменимым, передавая все в его ведение.
Если такой послушник замечает, что любой из других послушников начинает подавать надежду и сможет быть полезным Старцу, то предпримет все возможное, чтобы того перевели в другое место и держали подальше от Старца, оставив единственными связями со Старцем свои собственные, а также тех, кто с ним соглашается, кто раболепен и почтителен и никогда ему не перечит. Этим способом он не дает своему духовному Отцу ничего узнать о своем вызывающем и все подавляющем образе жизни.
Также этот монах может убедить своего Старца заняться помощью бедным семьям, женщинам и детям под тем предлогом, что они нуждаются в его помощи. С глубокой горечью и прискорбием должны заметить, что бывают печальные примеры, когда даже тот духовник, который по природе умен и энергичен, вполне может быть увлечен женщинами, а уж тем более тот, кому подобных качеств недостает. Затем проницательность оставит его и он станет думать только о частом общении с женщинами, якобы для помощи им, все более и более к ним привяжется, так что начнет проводить все свое время с женщинами, оставив всякую заботу о братстве и об управлении им, с неприязнью воспринимая даже мысль о беседе с монахами на эти темы. Таким образом, все дела останутся в руках этого послушника; ото дня ко дню власть его усиливается, тогда как все остальные превращаются в ничто, с сомкнутыми губами и кислыми минами, так что братство приходит во все больший упадок. Со старыми правилами и уставом постепенно прощаются, братство испытывает большие тяготы, на что никто не обращает ни малейшего внимания. Так что, хотя монахи братства и не говорят ничего об этом на людях, среди всех братьев возникает сильная напряженность, и вскоре не остается никого, полностью преданного своему Старцу.
Духовным делам не будет оказываться никакого интереса, а борьбе с помыслами — никакого обучения. И постепенно все монахи братства будут весьма довольны таким отношением, и никто не станет заботиться о борьбе с помыслами, не станет стяжать чистоту сердца, все оставят как есть, чтобы жить заботами нынешнего дня. И никто не подумает, видя настоящее состояние братства, что прежние монахи были известными подвижниками и молитвенниками, а если возникнет какой-то духовный кризис и застанет братство неподготовленным, то не будет ничего, кроме суматохи и суеты, и никто не будет знать, что делать.
В подобных прискорбных случаях, когда Старец увлекается миром, удовольствием, питьем, едой, общением с женщинами, он будет привязываться к ним все больше и больше до тех пор, пока не подорвет себе здоровье частыми поездками в мир. У всех монахов братства наступит упадок духа, отсутствие искренности; они просто будут жить день за днем без всякого духовного руководства, и, в конце концов, может произойти духовный крах со всеми ими.
Монаху постоянно следует учиться, но не в учебных заведениях, а духовной практике и умению сопоставлять свою жизнь с тем, о чем повествуют жития и поучения Святых Отцов.
Однако в случае если он плохо пользуется своими знаниями, он становится самоуверенным и перестает вообще замечать монахов не очень начитанных. Но монаху нельзя становиться книжником, не воплощая в жизнь прочитанное им. Людям невозможно дать чужие крылья — они должны вырастить их сами.
Монаху следует иметь только недорогие вещи и хранить строгий дух нестяжания. Однако простое очень скоро может превратиться в сложное, роскошь может проявить себя, вскоре он может захотеть, чтобы в братстве были только ценные вещи. Затем он научится торговаться, станет ценителем, так что будет в состоянии приобрести прекрасную вещь весьма недорого. Затем, увидев нечто очень привлекательное, станет назойливо этого домогаться. Такое поведение ничем не лучше, чем у мелочного торговца, и низводит монаха до уровня корыстолюбия. Это очень серьезный порок, и чем заботиться об украшении храмов и келий, лучше не знать ничего об этом вообще, оставаясь в неведении относительно даже обычного ремонта. Ибо лучше оставаться бедным нестяжательным монахом, чем испортить свою душу, занимаясь безпрестанно украшением храмов и келий. Совершенное устроение монаха — послушание, несовершенное устроение — самоволие.
Старец может быть окружен подхалимами, которые в его присутствии притворяются высоконравственными людьми, но бросают гневные взоры на тех, кто у них в подчинении. Такие люди, если другие не станут унижаться перед ними, будут плохо отзываться о них, сколь бы хорошо те не поступали. В результате невинные страдают, а грешники процветают. Понимание этого не менее важно, чем способность оценить тактику мысленного врага в духовном поединке.
Монашеское братство принадлежит его Старцу. Те, которые служат ему вблизи него — такие же ученики, как и те, которые служат ему вдалеке. Близость или удаленность едва ли имеют значение. Для Старца его послушники как его руки и ноги; ноги могут быть немного дальше, но они ничем не отличаются от рук по значимости. Поскольку они в равной мере чувствуют боль, руки и ноги не становятся ни ближе, ни дальше. Если дело обстоит так, то те, которые ближе к Старцу, могут использовать тех, кто в отдалении, а последние будут страдать, несмотря на свою невиновность, и станут держать в душе обиду на своего духовного Отца, которому следует избегать подобного положения дел.
Остается ли духовная связь с духовным Отцом неизменной от начала и до конца или нет и ровные отношения между братиями — все это также зависит от постижения ими Истины и стяжания благодати. Не важно, к чему Ее применяешь, но Истина всегда одна, и не будет неверным применять этот принцип к братству. Существует предубеждение, что единственное предназначение искусства борьбы с помыслами — уничтожить помысл. Оно предназначено не для того, чтобы уничтожить помысл, а чтобы уничтожить зло. Это способ, уничтожив единственного врага — грех, позволить жить в сердце Божественной благодати. Чтобы войти в дом, вы сперва должны пройти в дверь. Дверь — это вход в дом. Пройдя через нее, вы входите в дом, и вас встречает его хозяин. Учение — дверь к достижению чистоты сердца и встрече со Христом. Пройдя через эту дверь, вы вступаете на путь очищения сердца и стяжания благодати. Учение — это дверь, а не сам дом. Не ошибитесь, приняв дверь за дом. Дом и хозяин, который живет в нем, находятся дальше, за дверью. Поскольку учение — это дверь, не думайте, что книги, которые вы можете прочесть, и есть путь очищения сердца. Книги — это дверь к стяжанию благодати с помощью молитвы.
Молитвой нужно уметь пользоваться. Если вы не знаете, как ее применять, вы будете побеждены врагом, намереваясь его победить.
Если вы задумаетесь над этим, то обнаружите, что из мысленных браней та, которая сводится к поединку двух умов — вашего ума и умного злого духа — подразумевает только одного проигравшего <