Рассмотреть возможность замены разрешительной /Тайносовершительной молитвы: «Господь и Бог наш Иисус Христос, благодатию и щедротами...» или изменение разрешительной формулы, как не соответствующей духу православного Востока?
Разрешительная молитва X века: «Владыка и Господь наш Иисус Христос да простит тебе все, что ты исповедал Ему пред лицом моим»; XIII века: «Прими полное прощение, чадо мое духовное... Сам Господь Бог наш дарует тебе, чадо мое, полное прощение, если что совершил делом, словом и мыслию, через наше ничтожество, молитвами Пречистой и Преславной Владычицы нашей Богородицы и всех святых, аминь». Встречается в славянских Требниках и такая формула: «На моей выи согрешения твоя, чадо, и да не истяжет тебе о сих Христос Бог, егда придет во славе Своей на Суд Страшный».
Нынешняя молитва составлена в западной, латинской традиции (т.е. не в обычной для православного Востока просительной форме, а от первого лица единственного числа, - от имени священника, прямо представляющего собою Христа) и вошла в великорусскую литургическую практику через малороссийские книги только в середине XVII века. «Властью мне данной прощаю и разрешаю» неуместна, поскольку только Он, «Сын Человеческий имеет на земле лвасть прощать грехи» (лк. 5: 24).
Она отсутствует в практике других православных церквей, ее нет у греков, славян. Она часто оспаривается как чисто католическая еще и потому, что является именно «объявительной формулой», в которой священник несколько переходит свои границы и слишком буквально и однозначно выражает свою индивидуальную «власть вязать и решить», данную Христом апостолу Петру и всем апостолам и, значит, не только церковной иерархии, но и всей Церкви (Мф. 16:19, 18:18).
Представляется уместной иногда практикуемая поправка: «и через меня, недостойного, да разрешит тебя от них».
О прощении аскетических и этических грехов.
В Церкви перед каждым значительным действием в той или иной форме совершается акт покаяния. Есть особые покаянные молитвы священника в таинствах крещения, евхаристии и т.д. Уже Ориген в первой половине III века во 2-й беседе (толкование на книгу Левит) говорит о разнообразных возможностях получения отпущения этических и аскетических грехов для всех верных. Извлекая эти знание из Писания и Предания Церкви, он говорит о плодах крещения, мученичества, милостыни, о плодах прощения грехов нашим ближним и обращения людей от их заблуждений, о плодах любви и исповедания своих грехов перед церковью и старшими в ней, о плодах молитвы веры над болящими с помазанием их маслом.
О частоте исповеди.
Прошедший исповедь человек еще не становится абсолютно достойным причащения.
Протопресвитер Александр не был старцем, не принадлежал, во всяком случае, к тем духовным водителям, на которых у нас в России пошел с некоторых пор такой высокий спрос, что тем не менее отнюдь не всегда свидетельствует как об уместности такого спроса, так и о благополучии духовной жизни в русской Церкви в целом.
Впрочем, надо заметить, что даже и из настоящих старцев никто отнюдь не обязан заменять вопрошающему «и Фрейда, и парторга». Вот что, кстати, пишет по этому поводу сам отец Александр: «Опасен псевдостарец, столь расплодившийся в наши дни и сущность которого в духовном властолюбии. На это псевдостарчество толкает сама система, делающая из каждого священника «духовника» и маленького «старца».
В Православной Церкви почти уже нет монахов, которые бы не считали своим священным долгом через два года после пострига писать трактаты об Иисусовой молитве, о духовности и об аскетизме... Нет и священников, которые бы не считали себя способными в пять минут разрешить все проблемы и наставить на путь истинный... Лично я вообще отменил бы частную исповедь, кроме того случая, когда человек совершил очевидный и конкретный грех и исповедует его, а не свои настроения, сомнения, уныния и искушения. А что же делать со всеми этими обычными «состояниями»? Я убежден, что подлинная проповедь есть всегда (о чем бы она ни была) одновременно и ответ на них, и их исцеление. Ибо она всегда есть проповедь о Христе, а все это «снимается» только Христом, знанием о Нем, встречей с Ним, послушанием Ему, любовью к Нему». (Эта запись, сделанная в 1973 году в эмигрантском далёко).
25 лет спустя Священный Синод вынужден был издать специальное постановление о так называемом младостарчестве. О явлении, которое стало отнюдь не досадной случайностью в теперешней церковной жизни, а неизбежным и закономерным порождением общей сложившейся практики - практики и внутрицерковных отношений, и проведения самой исповеди, и распространения соответствующей литературы монашеского уклона с многочисленными рекомендациями, зачастую совершенно оторванными от реальных возможностей людей, живущих и трудящихся в условиях модернизированного общества конца ХХ - начала XXI века. Что опять-таки является очередным рецидивом «нового Средневековья», только изрядно ухудшенного по сравнению со Средневековьем старым, поскольку тогда-то все-таки были настоящие старцы, продолжавшие и развивавшие отеческое Предание в духе, а не по букве, тогда как сейчас все больше господствует подражательный буквализм.
Разумеется, то, что пишет отец Александр о частных исповедальных беседах и тяжести от них, касается отнюдь не новоначальных прихожан, не вопрошающих и ищущих истину. То есть вовсе не тех людей, которым просто необходимо, по замечанию апостола Петра, «дать ответ с кротостью и благоговением» (1Петр 3:15). Повседневный опыт общения многих священников с приходящими в храм свидетельствует, однако, чаще всего о совсем иных ожиданиях и запросах.
Люди, уже выбравшие тот или иной храм и священника в нем, подходят на исповедь обычно:
1) в силу привычки, приученности к заведенному порядку - пройти непременно исповедь перед каждым причащением Святых Тайн, получив допуск/«благословение» на причастие, а чтобы получить такой допуск, надо непременно что-нибудь «сказать», в чем-нибудь «покаяться», даже если и не всегда находится, что говорить;
2) из потребности общения со священником, которого часто в самом деле по многим разным причинам людям не хватает, хотя собственно к таинству покаяния это может не иметь ни малейшего отношения;
3) в силу постигшей скорби, несчастья - с желанием душевного участия, поддержки и доброго слова священника;
4) нередко из-за возникающей психологической привязанности к своему духовнику, влюбленности в него, что может порой принимать угрожающие формы духовной наркомании, при которой человек заодно стремится избавиться от груза проблем, которые призван решать он и только он сам, перелагая их на священника под предлогом его большей духовности и опытности;
5) в поисках (в связи с проблемами, описанными выше) послушаний - в стремлении вручить свою волю воле избранного духовника («старца»), что чаще всего случается под впечатлением от соответствующей литературы особого рода, а также от недостатка или даже полного отсутствия здравого смысла. Впрочем, последнее касается как ищущего таких послушаний, так и соглашающегося на это духовного лица.
Ко всему перечисленному можно также добавить, что исповедь как таинство, предполагающее разрешение властью, данной епископам и пресвитерам от апостолов («Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся» - Ин 20:23), и исповедь по типу монастырского откровения помыслов - совершенно различные действия. Принимать помыслы у новоначальных монахов или послушников в древности мог простой опытный монах, не имевший священного сана. И, надо заметить, принять такие помыслы и дать на них должный и полезный духовный совет способен далеко не каждый священник, - тем более молодой и неопытный.
Практика грекоязычных поместных церквей со специально назначаемыми духовниками из опытных священников, с регулярным причащением прихожан, а исповедью их преимущественно Великим постом видится куда более уместной и приближенной к реальности. Да так и было изначально в древней Церкви.
Разумеется, автоматически и быстро изменить сложившуюся ситуацию невозможно. Тем более, что у приходских исповедей есть еще одна функция: зачастую они служат заменой пастырской беседы с только что переступившими порог храма, а также своеобразным фильтром для тех, кто пока еще не представляет всю важность и величие таинства Причащения, к которому все-таки нужно подходить с внутренней подготовкой. Чаще всего именно такая беседа может оказаться решающей для людей, приходящих, как правило, по большим праздникам, и в первую очередь на Рождество и Пасху. Однако как раз в подобных случаях, увы, у священников чаще всего нет ни времени, ни сил беседовать - в первую очередь из-за многочисленных исповедающихся среди более-менее воцерковленных, «приученных» или даже просто запуганных тем, что, не дай Бог, если какой-нибудь помысл или внутреннее недолжное состояние души останется неисповеданным...
И здесь откровенные слова о. Александра о его внутренней усталости и пастырской неудовлетворенности остаются для нас более чем актуальными и злободневными. В этом плане общая исповедь с проповедью действительно могла бы быть куда более действенной и полезной, как, например, в этом уверен и другой наш замечательный священник, современник о. Александра, о. Сергий Желудков:
«Да, бывают священники, у которых звание «пресвитер» действительно соответствует древнему слову «старец» в смысле именно духоносной способности старчества, руководства в духовной жизни... Но таких духовников у нас чрезвычайно мало, а я говорю с точки зрения священника рядового, не обладающего особыми дарованиями, но тем не менее серьезно намеренного исполнить свой долг. Со стыдом вспоминаю, как в первые годы священства однажды (в Вербное воскресенье) перед литургией исповедаться у меня пожелала без малого вся церковь. Люди просили общей исповеди, а я тогда проводить ее не умел и отказался, сославшись на запрещение патриарха... И в продолжение нескольких мучительных часов я проводил «индивидуальную исповедь», о которой, говорю, мне до сих пор стыдно вспомнить. А какая могла бы состояться здесь великолепная общая исповедь!.. Вообще профанация таинства чаще имеет место как раз не в общей, а в индивидуальной исповеди, только это не бывает заметно со стороны».
6. Рассмотреть возможность возвращения института «покаянных отцов».
В греческой церкви сохранился институт «духовных отцов». На Руси духовникам специально выдавали повелительные грамоты, без них священники не могли исповедовать. Греческие Евхологии содержат особый чин «Последование, егда творит архиерей духовника».
Может ли священник отлучать от причастия?
Священник не имеет права отлучать или лишать причастия искренне кающегося человека без разрешения своего епископа. Он может только посоветовать не приступать к причастию в определённых ситуациях или однократно не допустить (например, если человек не подготовился должным образом). Указы Святейшего Правительствующего Синода РПЦ 1722, 1734 годов.