Бюрократическая структура и личность

А.Г. Левинсон «Российская бюрократия как корпорация и объект критики»

Российская бюрократия как корпорация и объект критики в российской традиции «бюрократия» понятие с изначально встроенной негативной оценкой. Оно выражает отношение к деятельности специализированной социальной группы или корпорации (государственных) служащих, а именно: упрек этой группе со стороны общества в неисполнении ею своих обязательств перед обществом, в злоупотреблении той властью над другими группами в обществе, которой она располагает.

Это понятие - традиционное оружие любой российской оппозиции. Оно фигурирует как инструмент социальной критики в трудах видных российских историков ХIХ в. Оно прочно входит в начале ХХ в. в риторический арсенал левых, в частности, Ленина.

Это существенно и для современности, поскольку высказывания Ленина о бюрократии, вошедшие в обязательные учебные программы, оказались тиражированы и распространены в СССР/России в масштабах, не сравнимых ни с какими иными текстами о бюрократии.

Унаследованное от марксизма представление о бюрократии как власти, отчужденной от народа и именно потому несущей зло, сохраняется у многих авторов до сих пор. На его основе Ленин обличал чиновничество и бюрократию как корпорацию в царской России. Так, вскоре после превращения российской социал-демократической партии в правящую, обвинения в бюрократизации становятся сильным оружием в борьбе отдельных группировок внутри социал-демократии.

Побеждает в этой борьбе, как известно, та самая ленинская группировка, которую более всего обвиняли в бюрократизации партии, российские оппоненты-марксисты.Можно отметить, что корпоративизм комбюрократии оказался очень высок в силу наложения на бюрократическую структуру дополнительных скреп партийной дисциплины.

Инвективы Ленина в адрес "комбюрократии", "совбюрократии", "совбюров", сыграв свою роль во внутрипартийной борьбе 20-х годов, становятся в годы сталинизма "ленинским наследием", превращаются в традицию "борьбы с бюрократизмом", обличения "бюрократов".

В конце 80-х годов партийные структуры оказались открыты для критики со стороны поборников "перестройки" и "гласности", одним из главных инструментов этой критики стало понятие бюрократии.

Концепт бюрократии оказался способным совместиться с содержаниями обличительных книг советских авторов о том, чем "на самом деле" являлась окружавшая их советская действительность.

Объяснением причин открывшейся национальной исторической трагедии у многих писавших на эту тему в конце 80-х годов служило понятие неправильной власти. Под правильной организацией власти разумелась демократия, под ложной - бюрократия.

Понятие бюрократии отличалось не только значительным и непрерывным стажем участия в отечественной общественной мысли и политической борьбе, но также наличием собственного кореллята в массовом сознании, обозначаемого словосочетанием "засилие бюрократов".

Практически все теории бюрократии, разработанные к концу 80-х годов советскими/российскими авторами, совпадали с обыденными представлениями о бюрократии в трактовке ее как "лишней. В то же время следует подчеркнуть прямое противостояние всех этих теоретических представлений и обыденного сознания другой – веберовской - концепции бюрократии как образца рациональной организации, необходимого исполнителя одной из главных функций в обществе, функции управления.

Все участники дискуссий конца 80-х годов были убеждены в исторической обреченности или завершенности этого явления, а политически безусловно были противниками советского режима как бюрократического.

События последнего времени не позволяют надеяться на то, что в России бюрократия сойдет со сцены или значительно трансформируется. В самых последних вариантах своего употребления понятие "бюрократия" остается политическим оружием. Характер российского государственного чиновничества будет меняться. Можно ожидать появления в этой среде тех феноменов, о которых писал Вебер. Несомненно, что в ней же долгое время будут сохраняться черты, возмущавшие всех критиков бюрократии во все времена. Более важным, однако кажется иное.

Оказавшись относительно ограниченным социальным явлением, бюрократия более не будет становиться героем тотальных, как она сама, социальных доктрин и концепций.

Р. Мертон

Бюрократическая структура и личность

Бюрократия является идеальным типом такой формальной орга­низации. Во многих отношениях классический анализ бюрократии был сделан Максом Вебером.Как показал Вебер, бюрократия предполага­ет точное распределение нескольких интегрированных видов деятель­ности, которые рассмотрены как обязанности, неотделимые от долж­ности.

В регулирующих инструкциях установлена система разграни­чения типов контроля и санкций. Распределение ролей происходит на основе специальной квалификации, которая определяется через фор­мализованную, объективную процедуру. В струк­туре иерархически организованной власти деятельность «подготовлен­ных и получающих установленный оклад штатных экспертов» подчи­нена общим, абстрактным и ясно определенным правилам, которые исключают необходимость издания специальных инструкций для каж­дого отдельного случая. Универсальность правил требует постоянного использования категоризации, с помощью которой определенные кри­терии применяются для классификации и соответствующего рассмот­рения отдельных проблем и обстоятельств.

Степень гибкости в бюрократии достигается с помощью избранных высших функционеров, которые, предполагается, выражают волю элек­тората. Выборы высших чиновников предназначены для влияния на цели орга­низации, но технические процедуры для достижения этих целей вы­полняются неизменным бюрократическим персоналом

Большинство бюрократических должностей предполагают веро­ятность долговременного пребывания в должности при отсутствии разрушающих факторов, которые могут сократить размер организа­ции. Бюрократия стремится к максимальным гарантиям профессио­нальной безопасности.

Главное достоинство бюрок­ратии в ее технической эффективности, она вознаграждается за точ­ное, быстрое и квалифицированное управление, последовательность и ответственность, а также оптимальный ответ на поступивший сиг­нал. Именно бюрократическая структура обращается к полной лик­видации личных взаимоотношений и нерациональных соображений.

С ростом бюрократизации становится очевидным для всех, кто хочет видеть, что управление людьми в очень значительной степени определяется их социальными отношениями по поводу средств про­изводства. Это больше не может выглядеть только догмой марксизма, это — упрямый факт, который должен быть признан всеми, совер­шенно независимо от их идеологической принадлежности.

Бюрок­ратизация сразу делает очевидным то, что первоначально было туман­ным и непонятным. Бюрократизация влечет за собой отделение человека от средств производства, а в постфеодальной армии бюрократизация влечет за собой полное отделение человека от орудий уничтожения.

Тем не менее общество в целом явно подчеркивает несовершен­ство бюрократии, о чем говорит тот факт, что «мерзкий гибрид», «бюрократ» — стал эпитетом, бранным словом.

Переход к изучению негативных аспектов бюрократии возможен благодаря применению таких понятий, как «вышколенная недееспо­собность», «профессиональный психоз» или концеп­ции «профессиональной деформации».

«Вышколенная неде­еспособность» относится к такому положению дел, при котором способности должностного лица функционируют как «несостоятельность» или «мертвая зона». Действия, которые основаны на обучении и навы­ках, успешно применяемых в прошлом, могут в итоге превратиться в несоответствующие реакции при изменившихся обстоятельствах. Не­ достаток гибкости в применении навыков, воли в меняющихся усло­виях, приводит к более или менее серьезному несоответствию обстоя­тельствам.

Понятие профессионального психоза, осно­вано во многом на сходных наблюдениях. Как результат ежедневной рутины люди вырабатывают особые предпочтения, антипатии, при­страстия и акценты.Этот пси­хоз развивается из-за требований, предъявляемых к человеку особой структурой его профессиональной роли.

Любое действие можно рассмотреть с точки зрения «того, что достигается», и «того, что не удается достичь». «Способ видеть также является способом не видеть — фокус на объекте А предполагает пренебрежение объектом В». Вебер, обсуждая этот вопрос, почти исключительно интересуется тем, что бюрократическая структура достигает: точность, надежность, эффективность. Та же са­мая структура может быть изучена с другой точки зрения, предпола­гающей амбивалентность.

Бюрократическая струк­тура оказывает постоянное давление на чиновника для того, чтобы он был «методичным, предусмотрительным, дисциплинированным». Если бюрократия должна действовать успешно, она обязана достичь вы­сокой степени надежности поведения, исключительной степени конформности по отношению к предписанным образцам действия.

Дисциплина может быть эффективной только в том случае, если идеальные формы поддерживаются силь­ными чувствами, которые влекут за собой преданность обязанностям, тонкое восприятие ограничения власти и компетенции и методичное исполнение рутинных обязанностей. Иногда можно заметить, что для обеспечения дисциплины эти чувства даже более сильны, чем это формально необходимо.

Дисциплина, легко интерпретируемая как конформизм к регулирую­щим инструкциям в любой ситуации и не рассматриваемая как мера, запланированная для специальной цели, тем не менее становится непосредственной ценностью для бюрократа в организации, с кото­рой связана его жизнь.

Главнейшая черта бюрократизации заключается в рационализа­ции делопроизводства (в определенных пределах), для чего необхо­димы интеллектуально подготовленные сотрудники.

Все больше и больше молодых интеллектуалов в Соединенных Штатах вербуется государственной бюрократией, по крайней мере последние тридцать лет. Два аспекта этого процесса заслуживают внимания: 1) его значе­ние для смены ценностей у молодых интеллектуалов; 2) методы, с помощью которых бюрократия превращает политически мыслящих интеллектуалов в специалистов.

Многие интеллектуалы отчуждены от обязанностей, целей и воз­награждений частного предпринимательства. Этот разрыв с ценно­стями класса бизнесменов является отражением институциональ­ных нарушений, которые вызывают беспокойство и сомнения. В отказе доверять господствующим структурам власти ощущается пе­режитой опыт повторной экономической депрессии. Интеллектуа­лов стали вдохновлять ценности и нормы, которые, как они счита­ют, несовместимы с деятельностью в мире бизнеса. Некоторые из них обратились к преподавательской деятельности, в частности к преподаванию в университетах, которое, по их мнению, дает воз­можность реализовать свои интеллектуальные интересы и избежать прямой зависимости от «власти бизнеса». Но для многих отчужден­ных интеллектуалов профессия преподавателя означает скорее позицию стороннего наблюдателя, чем участника современного исто­рического процесса. Они предпочитают находиться не в стороне от истории, а создавать историю, работая в государственной бюрокра­тии, которая, вероятно, приближает их к действительно важным решением.

Отчужденные интеллектуалы, несомнен­но, противостоят гораздо большему числу специалистов, поступив­ших на службу в государственную бюрократию, кому якобы безраз­лична любая данная социальная политика, но кто разделяет чувства и ценности правящих групп. Специалисты рассматривают свою роль просто как проведение в жизнь любой политики, которую определя­ют политические деятели. Профессиональный кодекс специалиста требует от него занять подчиненное положение по отношению к ис­полнительной власти. Дух этой зависимости, поддерживаемый чув­ствами, выражен в формуле: политический деятель определяет цели (задачи, результаты), а мы, специалисты, на основе экспертного зна­ния указываем на альтернативные средства для достижения этих ре­зультатов. Этот профессиональный кодекс является настолько влия­тельным и распространенным, что вынуждает специалистов оставать­ся преданными такому резкому разграничению средств и целей, без признания, что такое разделение ведет к отказу специалистов от со­циальной ответственности. Они рассматривают результат и цель как завершающую точку в действии. Они могут не увидеть в них возмож­ность дальнейших последствий. Они могут не увидеть, что действие подразумевает эти последствия.

В конце концов, существуют и независимые интеллектуалы, ко­торые во время острых социальных кризисов, таких как война или депрессия, временно вливаются в государственную бюрократию. Эти «временные» бюрократы могут быть как отчужденными от господ­ствующих правительственных групп, так и неотчужденными. Но по­скольку они не отождествляют свою карьеру со службой в бюрокра­тии, они, вероятно, менее подвержены бюрократическому влиянию. Для них существует подходящая альтернатива — возвращение к ча­стной жизни.

Таковы возможные направления в изучении вербовки интеллек­туалов в государственную бюрократию.