Во второй половине XIX в.»
Введение
Чтобы управлять современным обществом и делать прогнозы его развития, следует отслеживать состояние и взаимодействие двух основных сфер – экономической и социальной. И хотя эти сферы взаимосвязаны и взаимозависимы (например, уровень экономического развития отражается на уровне жизни населения, а кадровый потенциал определяет ход экономических преобразований), каждая из них имеет конкретный обособленный предмет исследования и, следовательно, требует адекватной системы показателей.
Вторая половина XIX века носит очень важный характер, так как дает наглядный пример развития общества и экономики в периоды реформации, предоставляет конкретные данные, с учетом которых мы можем совершенствовать наше современное общество.
Данные реферат был создан с целью детального изучения тенденций развития Владимирской губернии во второй половине XIX в. с точки зрения экономического и социального состояния.
Крестьянская реформа
Крупнейшим событием в жизни Владимирского края, как и всей России, была реформа 1861 г. Она резко разделила историю страны на два периода. С неё ведет начало новая буржуазная формация. Подготовка реформы велась в центре и на местах. Восьмого июня 1858 г. Александр II подписал рескрипт (указ на имя конкретного лица) владимирскому губернатору Е.С. Тиличееву, разрешавший дворянам избрать губернский комитет по улучшению быта помещичьих крестьян. Комитет был формирован и начал работать 24 сентября. В него вошли по два депутата от каждого уезда и два члена от правительства. Всего 28 человек. От правительства, по предложению губернатора, вошли крупные землевладельцы граф К. Толь и А. Смирнов. Председателем был определен губернский предводитель дворянства С. Богданов, секретарём – учёный агроном и экономист Н. Дубенский.
|
|
Большинство дворян отнеслось к подготовке реформы; тревожным недоверием и даже враждебно. Лишь немногие видели необходимость преобразований и связывали с ними лучшие надежды.
Губернский комитет первое время работал вяло. Ему нужно было, в первую очередь, собрать сведения о помещичьих имениях, об их землях, числе крепостных, видах и размерах повинностей. Но помещики отказывались давать такие сведения, считая это нарушением прав, дарованных Жалованной грамотой дворянству. В самом комитете не было единства. Разногласия по коренным вопросам реформы осложнялись склоками на личной почве. Ряд депутатов оставил комитет. Не выдержав травли консерваторов, покинул комитет, а затем и Владимир секретарь Н.Я. Дубенский. Пришлось проводить дополнительные выборы. Министр Ланской был вынужден объявить выговор наиболее ярым спорщикам – депутатам Покровского уезда графу Н. Апраксину и П. Протопопову, Суздальского уезда П. Николаеву, а заодно и председателю С. Богданову, не сумевшему навести порядок в комитете и организовать дружную работу.
Получив выговор, комитет заработал более энергично. В конце марта дебаты закончились. Голосами наиболее консервативных членов комитета, а они составляли большинство (24 члена), был принят проект. В нём признавалась необходимость отмены крепостного права и предоставления крестьянам личных и имущественных прав. Но условия освобождения предлагались непомерно тяжелые. Проект большинства не давал крестьянам ни земли, ни воли. Он допускал выкуп крестьянами только усадьбы, оценив её баснословно высоко, от 250 до 400 руб. Полевой же надел, по проекту, выделялся помещиком в пользование крестьян только на переходный период (12 лет), после чего требовалось новое соглашение между помещиком и крестьянами. Максимальный надел для крестьян Гороховецкого, Ковровского, Муромского и Судогодского уездов, по проекту, не превышал 3-х десятин, а Владимирского, Юрьевского, Суздальского и Покровского уездов – 1,75 десятины; в остальных уездах – 2,75 десятины. Это в 2–3 раза меньше наделов, которыми пользовались крестьяне до реформы. Но даже этот чудовищный проект казался некоторым членам комитета слишком либеральным и подвергся критике справа. Покровский депутат П.А. Протопопов в противовес выдвинул свой проект и передал его в Главный комитет по крестьянскому вопросу, в Петербург. В июне 1859 г. три проекта из Владимира поступили в Главный комитет на рассмотрение. Предложения большинства были отвергнуты как не соответствующие новой программе правительства. А проект первого меньшинства оставлен без внимания как чрезмерно радикальный. Только третий проект детально изучался и был использован при разработке Положения о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости. Девятнадцатого февраля 1861 г. Александр II подписал все законоположения о реформе и Манифест об отмене крепостного права. Седьмого марта Манифест был обнародован во Владимирской губернии. Реформа обманула надежды крестьян. Они надеялись не только сохранить за собой те наделы, которыми они пользовались, но и добавить к ним часть помещичьих земель, и при этом без всякой платы.
|
|
|
|
В результате реформы крестьяне Владимирской губернии (без Шуйского уезда) потеряли в виде отрезков 188 775 десятин, или 15,7% надельных земель. Средний душевой надел в губернии составил 3,6 десятины. И это при том, как говорилось ранее, что минимальный надел, необходимый для того, чтобы крестьянин мог сводить концы с концами, в Нечерноземье равнялся 9–10 десятинам. Да и эта земля не стала собственностью крестьян. Крестьяне могли немедленно выкупить только усадьбу, а выкуп полевого надела зависел от воли помещика. До перехода на выкуп крестьяне назывались временнообязанными и должны были нести повинности в пользу помещика в виде барщины, которая теперь называлась издельем, или оброка, а то и того и другого вместе. Отработки, по закону, составляли 40 рабочих дней мужских и 30 женских в год за высший душевой надел. Оброк равнялся во Владимирском, Вязниковском, Покровском и на левобережье Клязьмы в Ковровском уездах 10 руб., а в остальных уездах – 9 руб.
Отношения помещиков и временнообязанных крестьян фиксировались в уставных грамотах. К их составлению приступили весной 1861 г. Предполагалось, что эта кампания закончится в два года, но она заняла около трех лет. Крестьяне повсеместно отказывались подписывать уставные грамоты. На 1 января 1863 г. только 32,5% помещичьих крестьян губернии подписали уставные грамоты. Это значительно меньше, чем в соседних Московской (45,88%), Ярославской (63,39%), Тверской (55,62%) и Костромской (53,25%) губерниях.
«Положения» 1861 г. разрешали выкуп полевых наделов или по добровольному согласию помещиков и крестьян, или по одностороннему требованию помещиков. [1, 215–217 стр.]
Сумма выкупа определялась как капитализированный из 6% годовой оброк, т.е. равнялась сумме денег, которая, будучи положена в банк, принесет владельцу доход (6%), равный годовому оброку. Неграмотные крестьяне скоро усвоили процедуру вычисления выкупа, сведя ее к менее сложной операции умножения годового оброка на 16 2/3. Сумма выкупа в 2–3 раза превышала рыночную цену земли. Поясним примером. Во Владимирском уезде годовой оброк при высшем душевом наделе составлял 10 руб. Допустим, в уставной грамоте надел определен в 4 дес. Сумма выкупа составит: (100:6=X:10)= 66 руб. 66 коп. Или: 10 руб. х16 2/3 – 166 руб. 66 коп., то есть выкуп одной десятины обходился крестьянину в 41 руб. 66 коп. (166 руб. 66 коп.: 4). По ценам 1863–1872 гг. десятина земли в губернии стоила в среднем 17 руб. 40 коп. Сумма выкупа, таким образом, превосходила рыночную цену в 2,4 раза. Выходило, крестьянин выкупал не только (и не столько) землю, но и феодальные повинности, лежавшие на его личности. Иными словами, крестьянин платил помещику за свою свободу.
На этом, однако, не заканчивались злосчастия крестьянина. Вполне естественно, что крестьяне, за исключением немногих богатеев, не могли внести единовременно всю сумму выкупа. Помещики же были заинтересованы в получении выкупа не по частям, а сразу. Чтобы удовлетворить этот интерес помещиков, правительство оказывало «содействие в приобретении крестьянами в собственность их полевых угодий», т.е. организовывало выкупную операцию. Сущность ее заключалась в том, что крестьяне получали выкупную ссуду, которую затем они постепенно погашали. Выкупная ссуда составляла 80% выкупа. Остальные 20% крестьяне вносили сразу же, приступая к выкупу. Полученную от правительства выкупную ссуду крестьяне обязаны были погашать в течение 49 лет по 6% ежегодно.
Выкупная операция, несмотря на ее буржуазную сущность, была крепостнической. В основу выкупа, как сказано выше, была положена не рыночная цена земли, а капитализированный оброк, представлявший собой одну из форм феодальной ренты. Выкупная операция давала возможность помещику сохранить в полном размере тот доход, который он получал до реформы. Перевод крестьян на выкуп отвечал интересам массы помещиков, особенно тех из них, которые стремились перейти к новым методам хозяйствования. Поэтому, несмотря на отсутствие в законе пункта, обязывающего помещиков идти на выкуп, выкупная операция шла высоким темпом. На 1 января 1881 г. во Владимирской губернии перешли на выкуп 74,4% помещичьих крестьян.
С переходом на выкуп прекращались временнообязанные отношения. Крестьяне по закону становились собственниками. Разрывалось последнее звено цепи, которая связывала крестьян с помещиками.
Согласно «Положению» в селениях бывших помещичьих крестьян создавались органы крестьянского «общественного» управления. Низовым звеном их являлось сельское общество, состоявшее из крестьян, «водворенных на земле одного помещика». Поэтому в одном и том же селении могло быть несколько сельских обществ, если оно принадлежало разным владельцам. Несколько сельских обществ образовывали волость. Она создавалась по территориальному принципу с населением от 300 до 2 тыс. ревизских душ. Как правило, волость совпадала с церковным приходом.
Первую ячейку сельского управления составлял сельский сход, состоявший из всех крестьян-домохозяев. Он избирал сельского старосту, сборщиков податей и смотрителей хлебных магазинов. Сход ведал вопросами, связанными с общинным пользованием землей, раскладкой податей, рекрутскими наборами, сбором податей и недоимок, семейными разделами, выходом из общества и приемом в него новых членов. Решения схода выполнялись сельским старостой, который «по делам полицейского ведомства» подчинялся как волостному начальству, так и чинам полиции. Сельский староста наделялся и некоторыми административными функциями: имел право наказывать крестьян за маловажные проступки, подвергая виновных аресту или общественным работам до двух дней, либо облагать штрафом до 1 руб.
Второе звено – волостное управление. Оно составлялось из волостного схода, волостного старшины с волостным правлением и волостного крестьянского суда. Волостной сход состоял из представителей от каждых десяти дворов крестьян, избиравшихся на сельских сходах, а также из выборных сельских и волостных должностных лиц. Сход избирал старшину, его помощников, сборщиков податей и судей, разрешал хозяйственные вопросы, касавшиеся всей волости. Волостной старшина выполнял административно-полицейские функции. Ему подчинялись сельские старосты. Старшина был фактическим хозяином волости. Состоявшее при нем волостное правление большой роли в управлении не играло.
Волостной сход ежегодно избирал членов волостного суда в составе от 4 до 12 очередных судей. Волостному суду были подсудны споры и тяжбы между крестьянами при наличии иска не свыше 100 руб. Он имел право приговаривать к общественным работам сроком на 6 дней, аресту на 7 дней, денежному штрафу до 3 руб., а также телесному наказанию розгами до 20 ударов.
Крестьянское «общественное» управление фактически не было самостоятельным. Оно находилось в зависимости от дворянства и уездных властей. Особенно остро эта зависимость проявилась в создании института мировых посредников. Этот институт учреждался для разрешения конфликтов, возникавших между помещиками и крестьянами в период проведения реформы. Мировые посредники назначались из потомственных дворян-помещиков, обладавших земельным цензом от 150 до 500 десятин. Они ведали составлением уставных грамот, контролировали деятельность крестьянских учреждений, выполняли ряд судебно-полицейских функций, они утверждали избрание волостных старшин, имели право отрешать от должности сельских старост, налагать на сельскую администрацию взыскания в виде недельного ареста или денежного штрафа до 5 руб.
Подавляющее большинство мировых посредников Владимирской губернии принадлежало к крепостникам. В конфликтах помещиков и крестьян они, как правило, вставали на сторону помещиков. Но были среди них и либерально настроенные люди. Они стремились, строго соблюдая законы, максимально учитывать интересы крестьян. Таковы мировые посредники Д.А. Смирнов (Владимирский уезд), В.Ц. Герцык (Меленковский уезд), Н.С. Стромилов (Александровский уезд).
Решения мировых посредников могли быть обжалованы в уездном мировом съезде. В последний входили мировые посредники, член от правительства (опять-таки из местных дворян) и уездный предводитель дворянства в качестве председателя. Высшей губернской инстанцией по управлению крестьянами являлось губернское по крестьянским делам присутствие. Его возглавлял сам губернатор. В нём состояли губернский предводитель дворянства, губернский прокурор, управляющий палатой государственных имуществ, два дворянина-помещика, избранных собранием губернских и уездных предводителей дворянства, и два дворянина, назначенных Министерство внутренних дел по представлению губернатора. Таким образом, в уездных и губернском органах управления крестьянами не было ни одного крестьянина. Они были сплошь дворянскими. 26 июня 1863 г. Александр II утвердил «Положение о крестьянах, водворенных на землях имений государевых, дворцовых и удельных» о реформе удельной деревни. В основу его были положены те же принципы, на которых покоилась реформа в помещичьей деревне. На проведение реформы в удельной деревне отводилось два года. Она предусматривала обязательный выкуп земельных наделов через два года после опубликования «Положения» 26 июня 1863 г. Но реализация реформы затянулась. Последние уставные грамоты были введены в действие лишь в декабре 1869 г. К этому времени во Владимирской губернии уставные грамоты подписали 94,2% удельных крестьян. 29 977 ревизских душ получили в надел 129 934 десятины земли, или 4,3 дес. на душу. Удельные крестьяне в основном сохранили прежние наделы. Средняя цена отведенной в надел десятины равнялась 13 руб. 60 коп. серебром, а вся сумма выкупа по удельным имениям губернии – 1 744 597 руб. Выкуп совершался также при содействии правительства. Таким образом, удельные крестьяне оказались в лучшем положении, нежели их помещичьи собратья. Они получили больше земли и за относительно меньшую плату. А главное, удельные крестьяне сразу же стали собственниками и усадеб, и полевых наделов. [1, 219–222 стр.]
В 1866 г. были приняты законы о реформе государственной деревни. За крестьянами сохранялись их земли и угодья, за которые они обязаны были платить в казну государственную оброчную подать. Размеры наделов и сумма оброчной подати фиксировались во «владенных записях». Средний надел владимирских крестьян составил 4,6 дес. на душу м. п., а оброчная подать – 2,7 руб. серебром. Но выкуп наделов в собственность был затруднен, так как государственные крестьяне не пользовались в этой операции содействием правительства. Тем не менее, положение бывших казенных крестьян и после реформы было лучшим, чем крестьян помещичьих и даже удельных. Они получили большие наделы при меньших лежащих на них платежах: ежегодные выкупные платежи бывших помещичьих крестьян в губернии, как говорилось выше, составили в среднем с душевого надела 6,7 руб. серебром, бывших удельных – 3,5 руб. серебром, а оброчная подать бывших государственных крестьян –2,7 руб. серебром. На удельных и казённых крестьян было распространено то же управление, которое сложилось в освобождённой помещичьей деревне. Реформа ликвидировала сословную неоднородность крестьянства. Все крестьяне обрели личную свободу, но по-прежнему оставались непривилегированным, податным сословием. Крестьянская реформа, несмотря на её половинчатость, ускорила процесс перехода России от патриархального к индустриальному обществу.
Сельское хозяйство. Крестьянские промыслы и кустарное производство. Отходничество
Владимирская губерния входила в число губерний промышленного центра России. Однако по числу занятых рабочих рук первое место в ней принадлежало сельскому хозяйству.
Весь земельный фонд губернии с пашнями, лугами, пастбищами и лесами в 1887 г. составлял 4209531 дес., в том числе: пашни – 1499677 дес. (35,6%), усадьбы – 49888 дес. (1,2%), луга – 455501 дес. (10,8%), пастбища – 278099 дес. (6,6%), леса – 1567433 дес. (37,2%), прочие удобные земли – 31976 дес. (0,75%), наконец, земли, неудобные для хозяйственной деятельности – 326957 дес. (7,8%).
Из этого фонда 1495737 дес. (35,6%) принадлежали частным владельцам, 2090775 дес. (49,7%) составляли крестьянские наделы, 427565 дес. (10,1%) – земли казны и удела, 195454 дес. (4,6%) принадлежали городам, разного рода обществам и учреждениям.
Первое место среди частных землевладельцев занимали дворяне. Им принадлежала почти половина (47,4%) частной земельной собственности в губернии. Средний размер дворянских поместий в губернии – 457,6 дес. Наиболее крупные владения размещались в Меленковском уезде, где они равнялись в среднем 1041,1 дес., наименьшие – в Вязниковском (в среднем 151,7 дес.). Среди крупнейших землевладельцев значились известные ещё в прошлом веке представители титулованных дворянских родов князья Оболенские, Салтыковы, Долгоруковы, графы Орловы, Зубовы, Воронцовы, Шереметевы, дворяне-заводчики Солениковы, Мальцовы, Рамейковы, Храповицкие, помещики без титулов Поливановы, Спиридовы, Карцевы, Гореиновы и многие другие. [3, 1–2 стр.]
За дворянами следовали купцы. Они владели 25,5% частных земель. Рост купеческого землевладения с особой силой развернулся после падения крепостного права и подрыва монополии дворян на землю. К ним в первую очередь отходили земли оскудевших дворян. Величина купеческих имений в среднем по губернии равнялась 577,4 дес., а в Меленковском уезде – 901,4, Покровском – 999,9 дес.
Примерно пятая часть частновладельческих земель принадлежала крестьянам. Во Владимирском уезде крестьянам принадлежало 33,2%, в Шуй-ском – 31,7% всех частных земель. Средний размер крестьянских владений по губернии составлял 52,6 дес.
Наконец, незначительная часть частных земель (1,2%) принадлежала духовным лицам, солдатам, иностранным подданным.
Частное землевладение в целом имело отчётливую тенденцию к дальнейшему росту. Однако на протяжении всего пореформенного периода оно уступало общинному землевладению. В крестьянских общинных наделах находилось свыше 80% пахотных и почти 80% усадебных земель, а у частных владельцев – лишь 15,1% пашни и 11,5% усадебной земли. Правда, в крестьянских наделах не было лесов. Они принадлежали казне и тем же дворянам и купцам.
Реформа 1861 г. сохранила общину в помещичьей деревне. Общинных порядков придерживалось также большинство бывших удельных и государственных крестьян. И дело не только в вековой общинной традиции. Община импонировала крестьянам идеями равенства и взаимопомощи, она препятствовала раскрестьяниванию деревни, стояла на страже интересов крестьян перед внешним миром. Община давала крестьянам ряд прямых хозяйственных выгод.
Важнейшая черта общины – уравнительное распределение земли. В общинах Владимирской губернии практиковались два основных вида распределения: по тяглам и по душам (м. п.). Тягло – это совокупность денежных и натуральных повинностей крестьян в пользу помещика и государства. Распределение общинных угодий по тяглам ставило размер крестьянского надела в прямую зависимость от повинностей, которые нес крестьянский двор. Обычно нормальным (полным) тяглецом считался мужчина трудоспособного возраста (от 18 до 55 лет). Подростки и старики принимались за полутяглецов или даже за четверть или восьмую часть. Общинные земли различались по местоположению (дальние, средние, близкие) и плодородию (хорошие, посредственные, малоплодородные). Стремясь к равенству, община делила их на соответствующие поля и каждому тяглецу выделяла полосу в каждом поле. Надел таким образом складывался из множества мелких участков, лежавших чересполосно в разных местах. Поскольку демографическая обстановка в общине непрерывно изменялась (старели и умирали тяглецы, рождались новые души мужского пола и т.д.), постольку возникала необходимость переделов. Вокруг переделов сложился особый ритуал. Прежде всего, определялось число рабочих душ (полных тягол), полурабочих, а в некоторых селениях одна четвертая и даже одна восьмая доли работников. Затем каждое поле делилось на такое же число душевых полос. Уровняв полосы, кидали жребий. Жеребком служила деревянная палочка с особой меткой «зарубками, крестами, угольниками и т.п.»; число жеребков равнялось числу домохозяев. Жеребки складывались в шапку, откуда вынимались участниками жеребья. Первый вынутый жеребок назывался «резвым» («первый выскочил»), владелец его получал первую по порядку полосу. Затем вынимался второй, третий и т.д. Последний жеребок назывался «леглым» («дольше всех лежал в шапке») Распределение по тяглу было распространено, главным образом, в бывших помещичьих селениях. В селениях же бывших удельных и государственных крестьян по традиции земля распределялась по душам. При этом виде разверстки всякая наличная душа мужского пола, независимо от возраста, получала равную долю земли Женщины любого возраста право на надел не имели. Только вдовам и одиноким бобылкам мир иногда давал усадьбы для огородов и ягодников. [1, 223–225 стр.]
Переделы бывали частными и общими. Частные производились почти ежегодно и сводились к передаче наделов от «убылых» душ к новым тяглецам. При общих переделах в перераспределение поступали все полевые угодья, а иногда даже часть усадебных земель. Общие (коренные) переделы повторялись через 9–12 и более лет. Покупные земли в передел не поступали. При переделах мир зорко следил за тем, во-первых, чтобы земля не «уходила» из общины, а во-вторых, чтобы наделы не остались без плательщиков налогов (тяглецов).
Община пришла из прошлого. При некоторых положительных свойствах община с её чересполосицей, принудительным севооборотом, круговой порукой в пореформенное время превратилась в тормоз общественного прогресса. Общинное землепользование препятствовало рациональному ведению хозяйства, подрывало заинтересованность земледельца в повышении плодородия почвы, затрудняло переход от примитивного трёхполья к многопольному севообороту, плодосмену.
В первые годы после реформы сельское хозяйство губернии испытывало упадок. Помещики не смогли сразу же приспособиться к новым порядкам. Одни поспешили продать имения, а вырученные деньги промотать в столицах или за границей. Другие сдавали поместья в аренду.
Большинство помещиков средней руки продолжало хозяйствовать привычными методами. Они сдавали часть угодий своим бывшим или соседним крестьянам за отработку оставшегося барского поля. Эта отработочная система была прямым пережитком дореформенной барщины со всеми ее пороками. От старой барщины ее отличало только то, что отношения между помещиком и крестьянином теперь строились не на личной зависимости, а на договоре. Крестьяне работали со своим инвентарем и рабочим скотом, кое-как, мало заботясь о качестве и результатах своего труда, как и в старые времена. Урожай на господских полях был низким, да и тот убирался не вовремя и с большими потерями. Помещичье хозяйство хирело.
Но некоторые помещики перестраивали хозяйства на новый лад. Получив выкуп, они обращали деньги на покупку более совершенных сельскохозяйственных машин и орудий, высокопродуктивного скота и наем свободных работников. Одновременно вносились перемены в набор сельскохозяйственных культур и технологию их возделывания. Хозяйства получали рациональную специализацию. К таким хозяйствам принадлежали: имения Вески В.В. Калачова и Петровское близ Берендеева А. Александрова. Такого рода хозяйства требовали специальных знании, полного и точного учета доходов и расходов, коммерческого расчета.
Крестьяне быстрее освоились в пореформенной обстановке, хотя реформа и им принесла новые бедствия. Как писал мудрый Н.А. Некрасов: «Порвалась цепь великая, порвалась расточилася одним концом по барину, другим по мужику». Освободившись от деспотической власти помещиков, крестьяне попали под власть денег. Правда, ежегодные выкупные платежи казне были несколько меньше старого оброка помещику, но в связи с отрезками они теперь падали на уменьшившийся надел и в расчёте на десятину крестьянской земли значительно превосходили оброк. Катастрофически быстро росли недоимки по выкупным платежам и к 1881 г. превзошли треть годового оклада. К тому времени в губернии оставалось ещё более четверти (99,6 тыс.) временно-обязанных крестьян. Правительство обязало их 1 января 1883 г. выйти на выкуп, понизив выкупные платежи на 1 руб. с надела.
Реформа 1861 г. сопровождалась размежеванием помещичьих и крестьянских земель. В результате его крестьяне потеряли значительную часть пастбищ и лугов, которыми они искони пользовались совместно с помещиками, что привело к падению поголовья крестьянского скота, а вместе с этим к сокращению производства удобрений (навоза) и урожайности крестьянских полей. Сбор всех продовольственных культур, включая овес и картофель, в пересчете на рожь, в 1896–1900 гг. составлял в губернии около 30 млн. пудов в среднем за год. Даже в лучшие годы, каким, например, был 1900 г., озимая рожь давала 52, яровые хлеба (пшеница, рожь) – 30–38 пудов с десятины, или: рожь сам-4, яровые сам-3. Благополучные годы периодически сменялись неурожайными. Правда, тяжелейший для Европейской России 1891 г. оказался для Владимирской губернии не столь пагубным. В этом году озимые хлеба уродились (в среднем по губернии) сам-3, яровые сам – 2,5. Было собрано около 26 млн. пудов. Особенно сильно пострадали от неурожая Муромский, Меленковский и Гороховецкий уезды, где во многих хозяйствах не удалось даже вернуть семена. Но через 10 лет постиг губернию новый неурожай. В 1901 г. удалось собрать только 25 млн. пудов. Засуха почти сплошь уничтожила посевы Меленковского, Гороховецкого, Вязниковского и восточной части Судогодского уездов. Повсеместно пострадали луга. Сена собрали немногим более половины (30 млн. пудов) против 1900 г.
По подсчетам земских специалистов, даже в средние по урожайности годы Владимирской губернии только на продовольствие не хватало 6–10 млн. пудов хлеба. Крестьянам среднего достатка хватало своего хлеба до января, крестьяне-бедняки начинали покупать или брать взаймы хлеб уже в декабре. Покупка и заем сопровождались кабальными условиями. Так, крестьяне Усадской волости Меленковского уезда в марте занимали целыми обществами 2–3 тыс. руб. у владельцев картофелетёрочных заводов под круговую поруку, затем деньги делили по душам и покупали в городе хлеб, а осенью возвращали долг картофелем по базарной цене со скидкой 5% без учета падения цен на картофель осенью. В Муромском уезде крестьяне брали взаем хлеб под отработки, переплачивая за каждый пуд по 15 коп. В Варежской волости того же уезда крестьяне брали хлеб под работу у владельцев сундучных мастерских по 1 руб. 30 коп. за пуд, в то время как на базаре он стоил 1 руб. В Бережковской волости Судогодского уезда крестьяне занимали хлеб зимой, а возвращали осенью за каждые 8 пудов 9. И так повсюду. Ссудный процент нередко достигал 50–60% годовых.
В пореформенный период возрос недостаток кормов, что болезненно сказалось на состоянии скотоводства. За 40 лет поголовье скота в губернии почти не возросло. Иными словами, молочное стадо губернии увеличилось всего на 63 тыс. голов, отара овец осталась неизменной, а табун лошадей даже сократился на 53,4 тыс. голов. [1, 224–228 стр.]
Земледелие и животноводство становились всё менее доходным делом. Нужда побуждала крестьян все больше времени уделять неземледельческим занятиям – кустарным промыслам или уходить на заработки в города. Наибольшее распространение имело ручное ткачество. Крестьяне ткали льняные, хлопчатобумажные и пеньковые ткани. Большая часть ткачей находилась в селениях, расположенных близ больших фабрик. Во всей губернии насчитывалось около 16 тыс. ткачей в 415 селениях. Первое место принадлежало Александровскому уезду. Особенно много их было в Андреевской, Андреево-Годуновской и Махринской волостях. Крестьянское ткачество испытывало сильное давление фабричной промышленности. Фабрики стягивали в свои цеха кустарей, превращая их в наёмных рабочих. Некоторые промыслы, не выдержав конкуренции, исчезли. Фабрики оставили кустарям выработку таких тканей, производство которых было мало рентабельным или требовало ручного труда. За кустарями осталась выделка тика – полосатой портяной ткани, идущей на перины и тюфяки, дешевой и тоже полосатой или клетчатой бумажной холстинки, известной под названием сарпинки, и ненабивного ситца (миткаля), идущего на обивку. Кустари брали крашеную пряжу в раздаточных конторах, ткали её дома или в светелках, принадлежавших богатым скупщикам. Множество крестьян (особенно женщин) было занято размоткой бумажной пряжи и приготовлением основ для раздаточных контор. [4, на основе статей]
Хлопчатобумажный ткацкий промысел имел место также в Шуйском (близ Тейкова и Кохмы), Юрьевском (близ Юрьев-Польского и Давыдовская волость), Ковровском (Филяндинская волость), Суздальском (Гаврилов Посад и окрестные селения) и Покровском (Кудыкинская волость) уездах. В Вязниковском и Судогодском уездах с давних пор сохранилось льноткачество. В 66 селениях Ждановской, Олтушевской, Нагуевской, Никологорской и Станковской волостей Вязниковского уезда около 4 тыс. крестьян ткали полотна, шили мешки, получая материал из контор местных мануфактуристов. В Судогодском уезде льноткачеством занимались 2800 крестьян из 76 селений. В Покровском уезде (Филиповская, Финеевская, Лукьянцевская волости) свыше 4 тыс. человек были заняты шёлковым ткачеством. В 103 селениях Гороховецкого уезда крестьяне из местной шерсти вязали варежки, носки, детские башмаки. Здесь же (особенно в Пестяковской волости) был распространен сапоговаляльный промысел. Валяли сапоги и войлоки в д. Алтунино Муромского уезда, в Константиновской и Нушпольской волостях Александровского и ряде селений Шуйского уездов. Муромский уезд славился сталеслесарным промыслом. В нем было занято около 4,5 тыс. человек. Сталь получали из Златоуста; из неёкрестьяне-кустари в жилых избах изготовляли вилки, ножницы, замки и особенно ножи.
В ряде селений Муромского, Меленковского, Суздальского и Юрьевского уездов крестьяне занимались выделкой изделий из лыка: свыше 2700 человек из 24-х селений Казаковской волости Муромского и 720 человек Уса-довской и Ляховской волости Меленковского уездов ткали рогожи, в трех сёлах (749 человек) Суздальского уезда плели мочальные кули, в 2-х селах (119 человек) Юрьевского, 24-х селениях (166 человек) Гороховецкого, 2-х селениях (64 человека) Александровского уездов плели на продажу лапти. Женщины Гороховецкого и Вязниковского уездов занимались строчкой и вышивкой тканей. Украшенные строчкой полотенца, платки, наволочки находили сбыт даже за рубежом. [4, на основе статей]
Широкую известность во Владимирской губернии и за её пределами получили столярные и плотничьи изделия: киоты и иконостасы из Мегеры, Нижнеландехской и Неверослободской волостей, с. Боголюбова, мебель из Аргуновской волости (Покровский уезд), сундуки из Арефинской, Загариной, Варежской волостей (Муромский уезд). Шестьдесят кустарей Переславского уезда изготовляли гробы, кустари д. Семёновской Александровского уезда – оконные рамы; небольшая деревня Афонино Судогодского уезда снабжала округу корытами и граблями.
Мстёра, Палех, Холуй оставались центрами иконописного промысла и в пореформенный период. Иконописанием занималось около 2,5 тыс. мастеров, подмастерьев и учеников. Крупная промышленность теснила крестьянские промыслы на обочину индустриальной сферы. Промыслы находили свою нишу или обслуживая мануфактуры и фабрики, или удовлетворяя спрос населения на изделия, производство которых для крупного капитала было экономически невыгодно.
С отменой крепостного права повысилась подвижность сельского населения. Росло число крестьян-отходников. Основной поток их направлялся в промышленные центры: Иваново-Вознесенск, Шую, Лежнево, Орехово-Зуево и за пределы губернии – в Москву, Петербург. Из них формировались кадры промышленных рабочих. Владимирская, Суздальская, Покровская деревни отпускали, как и в старину, большое число плотников, каменщиков, кровельщиков. Поставщиками строительных рабочих были целые волости. Свыше 2 тыс. плотников уходили на заработки в Москву и другие города из Аргуновской, Жаровской, Овчининской, Липнинской и Копнинской волостей Покровского уезда. Село Аргуново дало имя явлению: всех плотников из Владимирской губернии в Москве называли аргунами.
Массовый отход был связан с офенской торговлей. Офени выходили из Вязниковского, Суздальского, Ковровского и частью Судогодского и Гороховецкого уездов. Они иногда вели торговлю на свои средства, но чаще торговали по найму, получая от 150 до 500 руб. жалования в год. Предметами их сбыта были иконы, лубочные картины, мелкий галантерейный товар. Офени в торговых странствиях достигали южных губерний Европейской России и Сибири. Наибольшее число офеней (до 1600 человек) отпускали Мстерская, Станковская, Сарыевская, Палехская, Холуйская, Груздевская, Вареевская и Мугреевская волости Вязниковского уезда.
Имел место крестьянский отход, не выходивший за пределы своего уезда. Так, крестьяне Меленковского уезда добывали руду, заготовляли дрова и доставляли их на местные заводы. Заготовкой и доставкой дров на заводы и железнодорожные станции было занято ежегодно в зимнее время до 4000 крестьян Судогодского уезда. Верезниковская, Бережковская, Данилевская, Липкинская волости того же уезда отпускали в отход мастеров печного дела. Кре-стьяне Великовской и Бельковской волостей Ковровского уезда разрабатывали и доставляли в города известь и белый камень. В каждом уезде имелись бродячие портные, стекольщики, шерстобиты и валяльщики сапог.
По масштабам крестьянского отхода и кустарных промыслов Владимирская губерния входила в первую десятку губерний Европейской России.