Артур Шопенгауэр (1788 – 1860) противопоставил свое учение рационализму и диалектическому учению Гегелю, которую называл «яйцом василиска». С ненавистью отнесся он и к материализму Фейербаха.
У свойственного Шопенгауэру глубокого пессимизма была сложная природа: феодально-аристократическому презрительному отношению к утверждающимся бездушным торгашеским нравам порядкам позднее прибавился мрачный скептицизм буржуазного идеолога, не ожидающего от будущего ничего хорошего.
Метафизика Воли. Сам Шопенгауэр признавал, что его философская система возникла как амальгама идей Канта, Платона и индийских буддистов. Его философия эклектична, но ее пронизывают некоторые единые принципы.
Из всех кантовых категорий он признал только причинность, но отнес к числу категорий также время и пространство, а в тезисе Канта о примате практического разума над теоретическим увидел зародыш своего учения о первенстве волевого начала. В индийской философии его внимание привлекли понятие «майи» и идеал погружения в «нирвану».
Отправной пункт рассуждений Шопенгауэра состоит в утверждении, что мир нашего опыта сугубо феноменален, он есть всего лишь совокупность представлений, напоминающих «майю (видимость)», но категориально упорядоченных.
Закон достаточного основания философ превратил в метод познания явлений, тогда как философские истины он предлагает открывать посредством интуиции Шеллингова толка. Указанный закон Шопенгауэр называл «общей формой объекта», выступающей в 4-х различных видах в зависимости от класса объектов (1. Класс физических объектов-явлений в отношениях времени, пространства и причинности; 2. Абстрактные понятия, соотносящиеся друг с другом через суждения «разума», который понимается как способность всякого теоретического мышления; 3. Объекты математические, порождаемые отношениями времени и пространства; 4. Эмпирические «я» как субъекты различных волеизъявлений). Следовательно, закон приобретает четыре вида: достаточного основания становления, познания, бытия и действия, или мотивации.
Весь окружающий нас мир явлений – совокупность чувственно-интуитивных представлений субъектов-людей. Земля, моря, дома, тела людей суть объекты-представления, но и представляющие субъекты-люди сами тоже оказываются лишь представлениями, так что буквально весь мир феноменов не столько представляется, сколько воображается, как греза, буддийская «майя».
«За» явлениями находится мир вещей в себе, который есть некая метафизическая Воля. Она единственна, а ее проявления множественны. В числе наиболее красноречивых – гравитация, магнетизм, силы химического сродства, стремление животных к самосохранению, половой инстинкт животных и различные аффекты людей.
Но в отличие от канта Воля как вещь в себе у Шопенгауэрапознаваема или хотя бы опознаваема, а во-вторых ее было бы проще назвать Силой или Энергией с большой буквы.
Пессимизм Шопенгауэра. Мировая Воля иррациональна, слепа и дика, не имеет плана, находится в состоянии вечной неудовлетворенности, «вынуждена пожирать самое себя, так как кроме нее ничего нет и она – голодная воля».отсюда жизнь людей полна постоянных тревог, горьких разочарований и мучений. 46 глава II тома «Мира как воли и представления» так и озаглавлена: «О ничтожестве и горестях жизни».
Шопенгауэр в принципе отрицает наличие прогресса в человеческом обществе. История представляется ему бессмысленным сплетением событий.
Проявления воли сталкиваются и борются друг с другом. Воля через свои порождения оказывается вверженной в страдания, пытается их преодолеть, но это равносильно тому, что она сама с собой борется, но лишь погружает себя в новые беды: «… в пылу увлечения вонзает зубы в собственное тело… Мучитель и мучимый – одно».
Учение о самоупразднении Воли и его социальный смысл. Шопенгауэр показывает, как люди могут перестать быть рабами и инструментами столь обманчивой и разочаровывающей мировой Воли к жизни. Выход в развитии людьми жизненной энергии, которую надо устремить против Воли как таковой. Надо обратить свою, человеческую волю против самой себя.
У этой деятельности две ступени. Первая дает лишь временное освобождение от служения Воли, помогает на время от нее убежать. Это – эстетическое созерцание.
Вторая, высшая ступень аннигиляции связана с этической областью деятельности человека. Человек должен погасить в себе волю к жизни и отречься от нее, предаться квиетизму, т. е. прекращению желаний, аскезе. Воля аскета сокрушает волю к жизни и подрывает тем самым Волю вообще. Упразднение субъекта уничтожает и объект, ибо Шопенгауэр принял субъективно-идеалистический тезис: без субъекта нет объекта.
Высшим человеческим идеалом оказывается «святой» отшельник. Продолжатель этой системы Э. Гартман сделал прямой вывод о целесообразности коллективного самоубийства, но Шопенгауэр рассуждал, что аскет бежит от жизненных наслаждений, значит, и самой жизни, тогда как самоубийца стремится избежать жизненных страданий, а значит, он любит радости жизни, и своим поступком, наоборот, утверждает ее.
Шопенгауэр не верил в прогресс и поносил гуманизм, называя его гнусным спутником материализма и «бестиализмом». Хотя он признавал близость проповеди христианского «сострадания», ему нравилась буддистская проповедь покорного самоотречения. В ней за «состраданием» следовало «целомудрие», «бедность» и готовность к страданию, после чего – квиетизм, аскетизм и «мистицизм». Конечной целью выступает «нирвана» как упразднение всего универсума Воли, т. е. всеобщая смерть: если сохранится в живых хоть один субъект, в его представлениях продолжит существование мир объектов, так что задача упразднения бытия останется нерешенной.
Эдуард Гартман. Диалектика Гегеля в лице системы «князя пессимистов» Шопенгауэра получила своего рода антидиалектического двойника. От Шопенгауэра начинаются традиции философского декаданса, которые идут к теоретику «бессознательного» Э. Гартману, затем к неокантианцу Г. Файхингеру, молодому Ф. Ницше и всей «философии жизни», к З. Фрейду и А. Камю.
Ближайшее воздействие философии Шопенгауэра заключалось в ее пессимизме. За усовершенствование этой теории принялся Эдуард Гартман (1842 – 1906), который в эклектическое сооружение Шопенгауэра добавил заимствования из Шеллинга, эволюционной теории Дарвина, а более всего – из диалектики и рационализма Гегеля. В главных сочинениях Гартмана «Философия бессознательного» (1869) и «Учение о категориях» (1896) обрисована следующая теоретическая концепция: бессознательное начало как единства Воли и Представления развивается через телеологическое расщепление, подобно абсолюту Шеллинга, и затем через войну воли и разума, т. е. через войну противоположностей, подобно мировому дух Гегеля. Категории априорны, подобно Кантовым, но они являются бессознательными структурами действия безличного разума в человеческих индивидуумах. «Человек вполне зависит от бессознательного», а получает от него только горести и страдания. Стремление к счастью – вздорная иллюзия. Но наш мир – наилучший из миров, потому что способен к самоуничтожению. Люди должны зарятся самоистреблением и тем самым осуществить «искупление» (Erlösung) мира.
Во времена Бисмарка на смену учениям о самоотрицании воли пришла «воля к власти» Ницше, чему сопутствовало все более прогрессирующее поношение разума. Эти концепции носили космичекий характер. По иному, чуждому генрализации, пути пошел С. Кьеркегор.
Серен Кьеркегор
Как и Шопенгауэр нападал на научное познание и диалектику Гегеля. Он отвергает гегелевское тождество бытия и мышления, потому что ни под каким видом не признает разумности действительности. Он обособляет друг от друга мышление и бытие, логику и диалектику, объективность и субъективность, отбрасывает первое и сохраняет только второе. Предмет его размышлений – диалектическая субъективность, субъективная диалектика неповторимого индивидуума.
Единичный и диалектика его «существования». Кьеркегор – противник всяких философских систем, но и у него сложилось подобие системы мыслей. Ее центральная идея – принцип человеческой индивидуальности. Духовный индивид, «Единичный», формирует правила своего поведения вопреки социальной среде и каким бы то ни было ее законам, и чем более ему в этом удается преуспеть, тем более он одинок. «Ведь один человек для другого не может быть ничем иным, как лишь препятствием на его пути», угрозой для его существования. Окружающая «масса» людей – это «звери или же пчелы», и потому «бойся дружбы». Народ – нечто безликое, анонимное и «неистинное». Социальные объединения, идеи коллективизма и общественного прогресса – «языческая» иллюзия.
Зрелый Кьеркегор провозгласил бунт единичного против рода, социального класса, государства, общества. Все универсальное, всеобщее ложно, только Единичный «истинен» и только он имеет значение. Только Единичному присуще «существование».
Под «существованием» Кьеркегор понимает специфически человеческую категорию, выражающую бытие неповторимой индивидуальности цепочке ее внутренних и также неповторимых переживаний, «мгновений». «Существование» – это как бы апогей жизненного «содрогания», страдания и страстных попыток выйти из его власти. «Существовать» – значит реализовывать свое бытие через свободный выбор одной из альтернатив и тем самым утверждать себя именно как индивидуальность, а не как массовидное явление из «толпы».
Категория «существования» – средоточие диалектики Кьеркегора, диалектика психологических борений субъекта в клетке противоположностей «конечного» и «бесконечного», «страха» как состояния неопределенности и «выбора» как решения, прерывающего колебания между альтернативами. Но диалектическая коллизия противоположностей разрешается философом не путем опосредующего синтеза, а с помощью «выбора-прыжка»: импульс решимости позволяет будто бы единым махом перескочить в лоно одной из альтернатив, отбросив другую.
Диалектика Кьеркегора совершенно чужда движению общих категорий, сугубо индивидуализирована и охвачена зыбкой сеткой своего рода понятий-переживаний. Главные из этих мыслительно-эмоциональных гибридов: единичный, существование, мгновение, парадокс, страх, вина, грех, выбор, скачок, отчаяние.
Используя сложную систему псевдонимов, философ затеял сам с собой серию сократовских диалогов, прибегая и к испытанному средству иенских романтиков – иронии. Для Кьеркегора ирония – это сомнение, которое всегда возвышает сомневающегося над тем, «кто учит», двойственность и недоверие, которое, будучи убежденным, само превращается в веру. Впрочем, перед нами скорее не «датский Сократ», а «датский Тертуллиан».
Важную роль играет понятие переживание «выбор», что вполне соответствует истории его жизни и проявленным в не характером. Кьеркегор сам стремился подчеркнуть всеобщее значение своих индивидуальных переживаний, считая себя человеком-проблемой.
Три образа жизни. «Парадокс». Три стадии земного развития Единичного, три образа (стиля) его жизни конкретизируют три различные моральные установки в отношении к окружающему миру.
1) Эстетическая стадия: чувственный способ жизнедеятельности, характеризующийся эротизмом и цинизмом, хаотичностью и случайностью.
2) Этическая стадия: индивид избирает позицию строгого и всеобщего различения между добром и злом и становится на сторону первого, руководствуясь в своей жизни твердыми принципами морали и обязательствами долга (Кант!). Когда проясниться, что человек потому никогда не бывает морально самодостаточным и совершенным, что он греховен и изначально виновен, этически мыслящий индивид обретет выход их своих противоречий, переходя к третьей стадии «существования».
3) Религиозная стадия. Одно из олицетворений этой стадии – многострадальный Иов, другой – Авраам, который в угоду своему, лично к нему обратившемуся в состоянии индивидуального с ним контакта, Богу, и ради веры в своего Бога проявил готовность нести бремя моральной ответственности и вины за нарушение Его же заповедей.
Тут проявляется еще одно очень важное понятие-переживание диалектики Кьеркегора – «парадокс», т. е. страдание «существования», проистекающее от конфликта в его душевных переживаниях. «Парадоксы» Кьеркегора – высшая страсть мышления, уничтожающегося в этой страсти, перестающего быть мышлением. Парадоксальны все стадии существования, истины и утверждения христианской веры. Кьеркегор был первым, кто заметил, что парадоксальность есть неистребимая форма всякого теологического мышления. Поэтому «Тертуллиан ХХ века» призывает поверить именно в то, что вера – дело выбора, решения воли, прыжок, риск, чудо, абсурд. Credo, quia absurdum est.
Субъективность истины, «страх» и «болезнь к смерти». Кьеркегор понимает истину и веру как «субъективность». Истину не познают, в ней существуют.
На стадии религиозной веры-переживания Единичный стремится к синтезу конечного с бесконечным, но он недостижим, и всякая попытка приблизиться к нему влечет за собой новые парадоксы, а значит, и новые томления духа. Человека здесь в особенности обуревает томление «страха», т. е. острой тревоги, которое Кьеркегор в «понятии страха» (1844) связал в его истоках с идеями сексуальности и греховности вообще.
«Страх» – это трепетное состояние жгучего опасения перед неизвестным, таинственным, мистическим. Кто им охвачен, уже виновен, спасти от «страха» Единичного призвана вера на третьей стадии.
Но на этой стадии происходи нечто противоположное: страх и трепет возрастают и доводят индивида до крайнего изнеможения духа: это жестокое томление, перманентное отчаяние, «болезнь к смерти», при которой влечение к обещанной загробной жизни соединено с отвращением от ожидаемого трансцензуса.