5 мая 1945.
1 Говорит Иисус:
«Маленький Иоанн, иди со Мной, поскольку Мне нужно, чтобы ты записала урок для нынешних посвященных. Смотри и пиши».
2 Иисус еще в Кесарии Приморской. Он уже не на вчерашней площади, а в более внутренней части, откуда, однако, еще видны порт и корабли. Тут много складов и лавок, а учитывая, что по земле в этом месте расстелены циновки с разными товарами, я делаю вывод, что я возле рынка, который, возможно, разместили поближе к порту и к хранилищам для удобства как мореплавателей, так и покупателей товаров, доставляемых морем. Громкий шум и хождение толп народа.
Иисус вместе с Симоном и двоюродными братьями ждет, пока остальные наберут необходимых съестных припасов. Несколько детей с любопытством глядят на Иисуса, который ласково их гладит, одновременно разговаривая со Своими апостолами. Иисус говорит: «Мне неприятно видеть ваше недовольство оттого, что Я сближаюсь с язычниками. Но Я могу лишь продолжать делать то, что должен, и быть добрым со всеми. Постарайтесь быть добрыми хотя бы вы трое вместе с Иоанном; остальные, подражая вам, потянутся за вами».
«Но как можно быть добрыми ко всем? В конце концов, они не считаются с нами, притесняют и не понимают нас, у них полно пороков…» – оправдывается Иаков Алфеев.
«Как можно? Ты доволен, что родился у Алфея и Марии?»
«Да. Конечно. Почему Ты меня об этом спрашиваешь?»
«А если бы Бог прежде твоего зачатия поинтересовался твоим мнением, захотел бы ты родиться у них?»
«Ну да. Не понимаю…»
«А если, наоборот, ты бы родился у язычника и услышал, как тебя обвиняют в том, что ты захотел родиться у язычника, что бы ты сказал?»
«Сказал бы… сказал бы: „Я не виноват в этом. Я родился у него, но мог бы родиться у кого-нибудь другого“. Сказал бы: „Вы несправедливы в своем обвинении. Если я не делаю зла, почему вы меня ненавидите?“»
«Ты сказал. Эти люди, которых вы презираете как язычников, могут заявить то же самое. Не твоя заслуга, что ты родился у Алфея, настоящего израильтянина. Ты должен лишь благодарить Предвечного за то, что Он дал тебе великий дар, и из признательности и смирения стремиться приводить к истинному Богу других, не получивших такого дара. 3 Нужно быть добрыми».
«Трудно любить того, с кем не знаком!»
«Нет. Смотри. Ты, малыш, иди сюда».
Подходит мальчик лет восьми, что играл в углу с другими двумя мальчуганами. Крепкий мальчик с очень темными волосами при очень светлой коже.
«Кто ты?»
«Я Луций, Кай Луций, сын Кая Мария, я римлянин, сын декуриона охраны: он остался здесь после ранения».
«А эти кто?»
«Это Исаак и Товия. Но нельзя об этом говорить, потому что не разрешено. Их могут высечь».
«Почему?»
«Потому что они евреи, а я римлянин. Нельзя».
«Но ты тут с ними ладишь. Как же так?»
«Потому что мы очень дружим. Всегда играем вместе: и в кости, и в прыгалки. Но нам приходится прятаться».
«А Меня ты бы мог полюбить? Я тоже еврей и не ребенок. Вообрази: Я учитель, можно сказать, священник».
«А мне какое дело? Ты меня любишь – я тебя люблю. А Тебя я люблю, потому что Ты любишь меня».
«Откуда ты знаешь?»
«Потому что Ты добрый. Кто добрый, тот любит».
«Вот, друзья. Секрет любви: быть добрыми. Тогда любят, не задумываясь, той ты веры или не той».
И Иисус, взяв за руку маленького Кая Луция, идет приласкать маленьких еврейских детей, что испугавшись спрятались за арку, и говорит им: «Хорошие дети – это ангелы. У ангелов есть только одно отечество: Рай. У них только одна религия: вера в единого Бога. У них только один храм: Божье Сердце. Всегда любите друг друга как ангелы».
«Но если нас увидят, нас побьют…»
Иисус грустно качает головой и не спорит…
4 Высокая и хорошо сложенная женщина зовет Луция, и тот, воскликнув: «Мама!», покидает Иисуса и кричит женщине: «У меня есть большой Друг, знаешь? Он учитель!..»
Женщина с сыном не удаляется, а наоборот подходит к Иисусу и интересуется: «Будь здрав. Это Ты тот муж из Галилеи, что говорил вчера в порту?»
«Это Я».
«Тогда подожди меня здесь. Я скоро буду», и она уходит вместе со своим малышом.
Другие апостолы тем временем тоже подошли, все кроме Матфея и Иоанна, и спрашивают: «Кто она?»
«Думаю, какая-то римлянка», – отвечает Симон и двое других.
«А чего она хотела?»
«Сказала подождать здесь. Узнаем».
Между тем сходится народ и с интересом ожидает.
Возвращается женщина с другими римлянами. «Так значит Ты Учитель?» – спрашивает один, похожий на слугу из господского дома. И получив подтверждение, просит: «Ты не отказался бы излечить маленькую дочь одной подруги Клавдии? Девочка умирает, оттого что задыхается, и даже врач не знает, почему это происходит. Вчера вечером была здорова. Сегодня с утра – в агонии».
«Идем».
Они делают несколько шагов по улице, ведущей ко вчерашнему месту, и доходят до распахнутых ворот дома, похоже, занимаемого римлянами.
«Подожди минуту». Мужчина быстро заходит в дом и почти сразу же появляется вновь, говоря: «Входи».
5 Но еще прежде, чем Иисус успевает войти, оттуда выходит молодая женщина благородного вида, но в состоянии явно измученном. Она держит на руках крошку нескольких месяцев от роду, обессиленную, синюшного цвета, как бывает при удушье. Я бы сказала, что у нее смертельный дифтерит и что она на последнем издыхании. Женщина ищет убежища на груди Иисуса, как терпящий кораблекрушение на подводной скале. Рыдания ее таковы, что не дают ей говорить.
Иисус берет малышку, у которой в восковых ладонях с уже лиловыми ноготочками наблюдаются мелкие судорожные движения, и поднимает ее. Головка бессильно откидывается назад. Мать без всякого, свойственного римлянам, превозношения над евреями соскальзывает под ноги Иисусу, в пыль, и рыдает с полураспущенными волосами, обратив лицо вверх и вытянув руки, которыми хватается за одежду и плащ Иисуса. Позади и вокруг нее стоят и смотрят римляне из дома и евреи из города.
Иисус смачивает слюной Свой правый указательный палец, вставляет его в задыхающийся ротик и просовывает дальше. Девочка барахтается и становится еще чернее. Мать вопит: «Нет! Нет!» и корчится, словно ее пронзает насквозь лезвие. Народ стоит затаив дыхание.
Но Иисус вынимает палец вместе со скоплением гноящихся пленок, а девочка больше не бьется и после короткого тоненького плача успокаивается в невинной улыбке, болтая ручками и шевеля губами, будто птенец, который пищит, хлопая крылышками в ожидании корма в клювик.
«Возьми, женщина. Дай ей молока. Она исцелена».
Мать настолько потрясена, что принимает малютку и, как была на коленях в пыли, целует ее, ласкает, дает ей грудь, безумная, забывшая обо всем, что не относится к ее малышке.
Один римлянин спрашивает Иисуса: «Но как Ты смог? Я врач Проконсула и я опытен. Я пытался удалить эту преграду. Но она была далеко, слишком далеко!.. А Ты… так…»
«Ты опытен. Но с тобою нет истинного Бога. Будь же Он благословен! Прощай». И Иисус собирается идти.
6 Но неожиданно какая-то кучка израильтян ощущает необходимость вмешаться. «Как Ты позволил Себе общаться с этими чужеземцами? Они развращены и нечисты, и любой, кто к ним приблизится, становится таким же».
Иисус смотрит на них – их трое – пристально, сурово и затем говорит: «Ты не Аггей ли? Муж из Азота, пришедший сюда в прошедшем месяце тишри, чтобы попытаться заключить сделку с торговцем, что живет у основания старого родника? А ты не Иосиф ли из Рамы, прибывший сюда, чтобы проконсультироваться с римским врачом, и ты, как и Я, знаешь с какой целью? И что же? Себя вы не чувствуете нечистыми?»
«Врачи – не чужестранцы. Они лечат тело, а тело одинаково у всех».
«Душа одинакова с еще бóльшим основанием, чем тело. Впрочем, что Я вылечил? Невинное тело ребенка, и этим Я надеюсь излечить не столь невинные души этих чужеземцев. Так что и как врач, и как Мессия Я могу приближаться к кому угодно».
«Не можешь».
«Нет, Аггей? А почему же ты общаешься с римским торговцем?»
«Я общаюсь только с его товаром и деньгами».
«И оттого, что ты дотрагиваешься не до его тела, а лишь до того, до чего дотрагивались его руки, тебе кажется, что ты не оскверняешься. О! жестокие слепцы!
7 Слушайте все. Как раз в книге Пророка, имя которого носит этот человек, сказано: „Обратись к священникам с таким вопросом о Законе: ‚Если человек несет в полах своей одежды освященное мясо и коснется им вина или яств, хлеба или елея, или другой пищи, будут ли они освящены?‘ И священники отвечали: ‚Нет‘. Тогда Аггей говорит: ‚Если же кто-нибудь, нечистый от прикосновения к мертвому, коснется одной из этих вещей, будет ли она осквернена?‘ И священники отвечали: ‚Да‘“[1].
Этой лукавой, лживой, непоследовательной манерой поведения вы препятствуете Добру и осуждаете его, одобряя то, что выгодно вам. Тогда прекратите ваше негодование, ваши брезгливость и отвращение. Вы проводите разделение, нечисто ли нечто и делает ли оно нечистым, или же нет, лишь бы это не принесло вред лично вам. И как вы, лживые уста, можете с одной стороны заявлять, что освященное прикосновением святой плоти или чем-то святым, не освящает того, к чему прикасается, с другой же стороны – что прикоснувшееся к нечистому может сделать нечистым то, чего оно коснулось?
Вы не понимаете, что сами себе противоречите, притворные исполнители Закона Истины, наживающиеся на нем и искривляющие его, словно канат, в зависимости от того, какую выгоду вам нужно из него извлечь? Вы, лицемерные фарисеи, под религиозным предлогом изливающие свою человеческую, чисто человеческую злобу, осквернители того, что от Бога, хулители и враги Его Мессии? Истинно, истинно говорю вам, что все ваши поступки, все ваши выводы, все ваши движения приводятся в действие целым хитроумным механизмом, которому колесами и пружинами, грузами и тягами служат ваше себялюбие, ваши страсти, ваша неискренность, ваша ненависть, ваша жажда первенствовать, ваша зависть.
Позор! Алчущие, трясущиеся, злобные, вы живете в горделивом опасении, что кто-то, не принадлежащий вашему сословию, превзойдет вас. А значит вы заслуживаете того, чтобы этот кто-то вызывал у вас страх и гнев! Вы, которые, как говорит Аггей, двадцать мер превращаете в десять, а пятьдесят бочонков в двадцать[2], кладя в карман прибыль от разницы, тогда как ради примера людям и ради любви к Богу должны были бы от этих мер не отнимать, а прибавлять к ним свою меру в пользу тех, кто голоден, заслуживаете того, чтобы все дела ваших рук сделались бесплодными от палящего ветра, ржавчины и града.
Кто из вас приходит ко Мне? Вот они, те, что для вас навоз и нечистоты, эти крайние невежды, что даже не знают о существовании истинного Бога, приходят к Тому, в чьих словах и делах присутствует этот Бог. А вы, а вы! Вы сделали себе нишу и пребываете в ней. Сухие, холодные, как идолы в ожидании благовоний и поклонения. И раз уж вы считаете себя богами, вам кажется ненужным размышлять об истинном Боге так, как следовало бы, вам представляется опасным, что иные, не из вашего числа, осмеливаются на то, на что не осмеливаетесь вы. Поистине, вы не можете на это осмелиться, поскольку вы идолы. И поскольку вы слуги Идола. Но Тот, кто осмеливается, может это потому, что не сам Он, а Бог действует в Нем.
8 Уходите! Передайте тем, кто послал вас ходить за Мной по пятам, что Я питаю отвращение к торговцам, которые не считают осквернением продавать свои товары или свое отечество или Храм тем, от кого получают деньги. Скажите им, что Я гнушаюсь скотами, у которых есть только один культ – собственной плоти и крови, и ради их исцеления они не считают осквернением приближаться к чужеземному врачу. Скажите, что мера одна и та же, и нет двух разных мер. Скажите, что Я, Мессия, Праведник, Советник, Чудный[3], Тот кто примет на Себя Духа Господня с его семью дарами, Кто будет судить не по внешней видимости, а по скрытому в сердцах, Кто будет выносить приговор не по тому, что слышат ушами, а по голосу духа, который Он услышит в каждом человеке, Кто станет на защиту смиренных и будет справедливо судить бедных – а это буду Я, потому что это и есть Я, – что Я уже начинаю судить и поражать на Земле тех, кто всего лишь земля, и веяние Моего дыхание умертвит нечестивого и искоренит его логово, в то время как Жизнь и Свет, Свобода и Покой настанут для тех, кто в стремлении к правде и вере придет к Моей святой горе насытиться Господней Премудростью.
Это Исайя, не так ли?[4]
Мой народ! Все происходят от Адама, а Адам происходит от Моего Отца. Следовательно, все люди – творение Отца, и всех Я должен созвать к Отцу. И Я приведу их к Тебе, о святой, вечный и всемогущий Отец, Я приведу к Тебе этих заблудших чад после того, как соберу их, позвав голосами любви, созывая их под Мой пастушеский посох, подобный тому, какой Моисей воздвигал против смертельно ядовитых змей. Чтобы у Тебя было Свое Царство и Свой народ. И не буду делать различий, поскольку в глубине каждого живого существа Я вижу точку, сияющую ярче огня: душу, искру Твоего вечного Сияния. О, Мое извечное желание! О, Мое непрестанное стремление!
Вот чего Я хочу. Вот о чем томлюсь. О том, что на всей Земле будут воспевать Твое Имя. О человечестве, что назовет Тебя Отцом. Об искуплении, что спасет всех. Об укрепленной воле, что сделает всех послушными Твоей воле. О вечном торжестве, что наполнит Рай нескончаемой осанной… О! множество Небес!.. Вот, Я вижу Божью улыбку… и это лучшая награда наперекор всякой человеческой жестокости».
9 Те трое сбегают под градом упреков. Все остальные, неважно римляне или евреи, стоят раскрыв рты. Римская женщина со своей малышкой, насытившейся молоком и мирно спящей на коленях у матери, осталась где была: почти у ног Иисуса, и плачет от материнского счастья и от духовного потрясения. Многие плачут от этой стремительной концовки речи Иисуса, который, кажется, пламенеет в Своем восторге.
А Иисус, опускаясь взором и духом с Неба на Землю, видит толпу, видит мать… и проходя мимо, после прощального жеста, адресованного всем, слегка дотрагивается ладонью до этой молодой римлянки, словно благословляя ее за ее веру. И уходит со Своими спутниками, тогда как народ все еще изумленно продолжает стоять на месте…
10 (Эта молодая римлянка, если это не случайное сходство, одна из тех римлянок, что были с Иоанной, женой Хузы, на пути к Голгофе. Но учитывая, что никто здесь не называл ее по имени, я в этом не уверена)[5].
[1] (Аггей 2:11-13)
[2] (Аггей 2:16). Тут употреблены специальные термины для меры зерна (модий) и меры жидкостей (баррель)
[3] Намек на мессианское пророчество: (Ис. 9:5)
[4] (Ис. 11:1-5, 9)
[5] Видение пути на Голгофу (глава 608.9) записано за полтора месяца до этого. Речь идет, как мы увидим в 167.3, о римлянке Валерии и ее дочке Фаустине