– Ни в коем случае. Я и из‑за салата уже переживаю, – горестно поделилась я. – Я видела в одном фильме, как девка на вечеринке, чтобы не поправиться, жевала салфетку. Вот и мне так надо.
– Зачем? – удивилась Люся. – Ты и так хороша, моя душа.
– Ничего подобного. Я толстая. И не надо меня успокаивать. Надо, наоборот, меня беспокоить. Знаешь, я ведь и в клуб хожу, – поделилась я, чуть смутившись. – Все мышцы жутко болят, но я хожу все равно.
– И часто?
– Почти каждый день.
– Но зачем? И почему без меня? – обиженно спросила она. – А, погоди, у меня же карточка уже кончилась. Может, другую купить, чтобы ходить вместе?
– Не знаю, я пока стесняюсь. Я такая неуклюжая. У нас в группе десять человек девчонок выглядят как королевы. Я когда на них смотрю, мне рыдать хочется, почему я не такая.
– А какая ты? – разозлилась Люся. – Нормальная ты.
– Я неуклюжая, не могу отжаться. Нас таких человека три, с попами, которые от земли не оторвать. И смотрим друг на друга глазами побитой собаки. Сейчас чуть полегче, я хоть немного сбросила вес, но я лучше вообще жрать не буду, но похудею еще.
– Так ты, милочка, доиграешься, – забеспокоилась Люська, но я даже не стала вслушиваться в то, что она говорит. За месяц моих мытарств я сбросила уже шесть килограммов. Не далее как вчера утром, поднявшись пораньше и пересилив легкое головокружение от запаха маминой яичницы, я встала на весы и была вознаграждена. Шестьдесят пять килограммов сто пять граммов – это, конечно, тоже не мечта, это все еще далеко от идеала, от этих сказочных ланей, с которыми я хожу на тренировку, но… красное платье, которое я воровато достала с полки в антресолях, на меня налезло! Оно сидело в обтяжку и требовало сбрасывать еще лишнее, но глядя на себя, вернее, на эту бледную симпатичную девушку с уже не такими и большими щеками, зато с очень увеличившимися голубыми глазами (волосы остались тускло‑серыми), я поняла, что, как бы мама ни воняла яичницей, есть я не буду. А мама воняла. Не только в смысле запахов, она просто ругалась на меня почем зря, требуя, чтобы я ела хоть что‑нибудь.
– Я ем, мама, ем. На работе ем. А на завтрак есть вредно, я читала, – врала я. – Со мной все хорошо.
– Ты выглядишь просто больной!
– Это просто тебе надо в прихожей лампочку воткнуть помощнее, – возражала я. И спасалась бегством в который раз.
– После развода ты стала совсем другой, – возмущалась она, и даже я сама понимала, что она права. Только меня это не расстраивало, а радовало. День за днем я все больше чувствовала, что я нравлюсь. Моим коллегам по работе, что привело бы в ярость моего папу, моим клиентам, нашему страховому агенту из‑за столика в углу салона. Его зовут Константин, и он так мне улыбается, когда видит, что даже мне при всей моей неуверенности становится понятно, что он очень рад. В первое время я даже дергалась и оглядывалась вокруг себя, пытаясь отыскать человека, которому адресованы эти широченные добродушные улыбки. Но оказалось, что мне. Но самое странное: хоть я и видела, как сильно Константин хотел познакомиться со мной поближе, я впервые в жизни никак не реагировала на эти, так сказать, флюиды.
– Маша, привет. Опять у нас с тобой смены совпали, – радовался он, подбегая ко мне. – Выпьешь кофейку?
– С удовольствием, – кивала я, потому что кофе был тем продуктом питания, который я себе разрешала. Без сахара, конечно. Если быть честной, кажется, кофе – это единственное, чем я питалась в то время.
– Тогда я принесу, – счастливо улыбался Константин. Молодой парень работал в холдинге, куда входила какая‑то куча страховых компаний. Он не был уродом, но как‑то неприятно дергался и все время теребил что‑то в ладонях. А, что там говорить, Костя мне просто не нравился. Хороший парень, кофе с ним попить можно, но что‑то более – ни за что. И эта вот моя уверенность, что он мне не нужен, это мое нежелание, отсутствие интереса к кому‑то, кто проявил интерес ко мне, – это и было самое странное, что появилось во мне. Да, после развода я сильно поменялась. Раньше я бы моментально упала в объятия того, кто проявил ко мне, такой серой мыши, хоть какой‑то интерес. А сейчас, проголодав весь день и с трудом справляясь с головокружением, я понимала, что если уж и падать к кому‑то в объятия, то чтобы это оказалось хорошо. Чтобы мне это было надо. Вот такая я стала – эгоистка? Может быть, но мне все эти новшества очень даже нравились. И вообще, глядя в зеркало дома, я понимала, что не так уж я плоха, как всегда о себе думала. Может быть, со временем, если я действительно похудею, я буду даже красивой. Нет, до красоты – это я махнула, – конечно, далеко. Но я буду очень даже ничего.
– Надо перекрасить волосы, – сказала я, когда мы с Люськой съели и выпили все, что собирались. – Пока есть деньги.
– О, ты хочешь поменять прическу. Это нравится мне все больше и больше! Только послушай, давай‑ка ты хоть что‑то будешь есть. А то так не на подиум, а на больничную койку попасть можно.
– Ладно‑ладно, – милостиво кивнула я, понимая, что все равно сделаю все по‑своему. Мы распрощались, договорились, что увидимся на следующей неделе, когда у меня и у нее совпадут выходные. Она трудилась на классической пятидневке, а я – два через два по двенадцать часов, работали мы в разных зданиях, так что увидеться было не так‑то просто. Я вышла из кафе, застегнула плащик и сделала глубокий вдох. Чего копить и экономить деньги, если их все равно пока мало и ни на что не хватает? Я решительно развернулась и вместо того, чтобы идти домой, направилась в ближайшую парикмахерскую.
– Я хотела бы подровнять волосы и покрасить их в белый цвет, – сказала я, внутренне содрогаясь от одной мысли, что на все это скажет мама. А папа? А Нинэль как станет насмехаться! Я наверняка буду выглядеть глупо, и окажется, что мне ничего не идет. Но я хотела что‑то поменять. Кардинально, чтобы меня могли вообще не узнать на улице. Пусть, меня и так никто не узнает. Чтобы я сама не узнавала себя в витринах.
– В совсем белый? Не уверена, что получится. У вас свой оттенок темно‑русый, так что, может, попробуем его чуть‑чуть осветлить? – озабоченно сказала парикмахерша, теребя мои серые патлы в руке. Я покраснела от неудобства и чуть не пожалела, что пришла, но пересилила себя и продолжила. Пусть мне будет хуже.
– Давайте попробуем осветлить так, как получится, по максимуму. Хочется стать блондинкой и попробовать, что это такое.
– О, тут вы правы. Блондинка – это не цвет волос. Это состояние души, – одобрила она. – Знаете, кто‑то даже проводил исследование, на что лучше всего реагируют мужчины. Смешно, но все мужики, как бараны, велись на одно и то же. Белые волосы – красный цвет одежды. Просто как быки. Вот ведь идиоты, верно?
– Как интересно, – задумчиво кивнула я, вспоминая про красное платье. Может быть, мне давно надо было это сделать? И тогда я бы и замуж за Дениса не выходила?
– Ну что, значит, делаем?
– Значит, делаем, – улыбнулась я и отдалась ее заботливым рукам. Примерно через час, чуть подстриженная, смазанная какими‑то масками для волос, кремами после окраски, причесанная и уложенная, я посмотрела на себя в зеркало и обомлела. Длинные светлые (не белые, действительно, но очень светло‑русые) волосы прямыми тонкими прядями ниспадали по моим плечам почти так же красиво, как у одной особо гибкой и прекрасной лани из спортклуба. Из‑под белокурых волн на меня из зеркала испуганно смотрела голубоглазая бледная, очень симпатичная девушка с пухлыми, чуть подкрашенными блеском губами. Это был последний штрих от очень довольной парикмахерши.
– Да уж, – присвистнула она. – Вам так надо делать всегда. Это просто идеально для ваших глаз!
– Вы просто волшебница! – выдохнула я и встала. От волнения мне даже пришлось сесть обратно и отдышаться.
– Хотите водички?
– Да, если можно.
– Или кофейку?
– Давайте, – согласилась я, понимая, что мне надо немного прийти в себя. Я смотрела в зеркало на незнакомку и думала, что даже боюсь идти в таком виде домой. Скандал мне просто обеспечен. Собственно, так оно и случилось. Почти. Я выслушала от матери, что выгляжу как все эти модели, которые на самом деле проститутки.
– Мама, но я‑то не проститутка. Значит, я выгляжу как модель? Скажи, разве тебе самой не нравится? – приперла ее к стенке я.
– Нет, тебе хорошо, конечно, но что же теперь? Тебе придется красить волосы постоянно? Корни же отрастут.
– Да, мам, придется. Я хочу быть блондинкой. Это не только цвет волос, это состояние души.
– Ладно, что уж там. Вот только как папа? – обеспокоилась она. Тут как раз все оказалось не так страшно. Мой отец, хоть и накричал на меня, что волосы красят только вульгарные женщины, под конец попросил меня пройтись перед ним и даже покрутиться. И сказал (цитирую), что он и не знал, что дочь у него – просто красавица. И что современная химия творит чудеса. А Нинэль… Нинэль, когда увидела меня, а это было на кухне, и я делала себе зеленый чай, она просто одеревенела и несколько секунд вообще не могла вымолвить ни слова. Потом лицо ее перекосилось от злости, и она выплюнула:
– Что, выходишь на охоту?
– Скорее на тропу войны, – ответила ей я и широко улыбнулась. – Вижу, тебе тоже нравится. Может, тебе тоже перекраситься? Впрочем, вряд ли. У тебя волосы густые, черные, сильные. Их трудно перекрасить. А мои, оказывается, очень пластичны. Представляешь? Так парикмахерша сказала. Всего одно мягкое окрашивание – и я блондинка. А я ведь всю жизнь переживала, что у меня такие волосы.
– Ну‑ну, – только и сказала Нина, прежде чем отправиться в свою комнату. Она явно была озадачена и дезориентирована моим внешним видом. А я пошла к себе, чуть ли не впервые чувствуя себя победительницей. Я засыпала, думая: интересно, появится ли у меня повод надеть куда‑нибудь мое красное платье? Ведь тогда, если верить парикмахерше, я буду как та самая красная тряпка для быка. Никогда в жизни я не была объектом пристального мужского внимания. Надо хотя бы однажды для разнообразия попробовать.
А наутро мои весы (которые я почти уже полюбила) показали мне шестьдесят три килограмма, отчего настроение мое окончательно улучшилось. Я быстренько умылась, собралась на работу, Соня сегодня была оставлена дома по маминой просьбе, так как она немного сопливила. Я не стала ее будить, но поцеловала в пухленькие щечки. Девочка моя спала, как ангел, и в ответ на мой поцелуй только забавно пошевелила носиком и вздохнула. Вот уж кого пухлое личико не только не портило, но только делало еще умильней. Что и говорить, Сонька у меня была прехорошенькая. Я просто не представляю, как Денис может без нее жить!
– Ты уже пошла? – шепотом спросила мама, высунувшись в прихожую. – Опять не ела?
– Я взяла яблоко, – ответила я, что было чистой правдой. Я решила, что от одного яблока вреда не случится, так что можно будет его потом, где‑то в двенадцать, съесть. День определенно удался, начать хоть с того, что, несмотря на октябрь, на улице вдруг обнаружилась аномальная жара, почти тридцать градусов. Настоящее бабье лето, хоть в летних платьицах ходи. На работе было тихо и гладко, никто еще не пришел. Даже Феерабль, что радовало, ибо он так и не сменил за весь месяц гнев на милость. Правда, в народе говорили, что для него гнев – это естественное состояние души, а милости от него никто не видел никогда. Отдельные впечатлительные сотрудники из других отделов салона даже считали, что наш Федор Иванович на самом деле подписал договор с самим дьяволом, отчего у «Форда» такие высокие продажи. Но мы предпочитали думать, что дело в нашем мастерстве.
– Привет, – кивнула я охраннику, стоящему с открытым ртом. – Как жизнь? Что такое?
– Ты какая‑то другая! – выдавил он после минутного раздумья.
– Вот он, позитивный эффект от получения зарплаты.
– Нет, я про это… – И он смешно поднес руку к голове, словно отдал мне честь.
– Ах, ты про волосы, – наигранно удивилась я. Конечно, я этой реакции и ждала. Ура, действует. Жаль, нельзя в качестве униформы надевать что‑то красное. – Это я так. Побаловалась.
– Очень… даже, – сглотнул охранник и предпочел дальше помолчать. И так продолжалось весь день. Приходившие на работу коллеги бурно выражали свои восторги, отчего я краснела и смущалась. Но было ужасно приятно, особенно если учесть, что такое случилось со мной впервые в жизни. А Константин, увидев меня такой, просто побелел и принес мне кофе, даже не спросив, хочу ли я его. Он сунул мне чашку дрожащими руками, подождал, пока я отопью, а потом состроил решительное лицо и спросил:
– Что ты делаешь сегодня вечером? Может, сходим куда‑нибудь?
– Я… даже не знаю, – растерялась я. Если посчитать на пальцах, это было второе или третье подобное предложение за мою жизнь. И все прошлые (поступившие от Дениса, тон – великодушно‑уверенный в невозможности отказа) я приняла. А теперь – теперь я чувствовала, что я изменилась. Но мне не хотелось обижать Константина.
– Может, в кино?
– Кость, я сегодня занята. Может быть, как‑нибудь в другой раз? – выдала я фразу, которую я слышала в каком‑то кино. Но никогда не говорила ее сама. Костя сразу потух, но остался стоять рядом со мной, мы пили кофе, обсуждали какие‑то новости нашей автомобильной арены. Он сообщил, что к нам должны завезти новую модель в выставочный зал. Я сказала, что мне кажется, у нас и так все заставлено. Он ответил, что ради новой модели, наверное, уберут «Си‑макс», и тогда его места вообще не будет видно. И я пообещала, что все равно всех клиентов буду направлять страховаться только к нему. Вот тут‑то ко мне и подошел Феерабль.
– Киселева?
– Да, я, – кивнула я, моментально пугаясь. С ним я всегда чувствовала себя маленькой девочкой, причем нашкодившей.
– Вы уверены? – насмешливо переспросил он.
– Конечно, – глупо кивнула я. И разозлилась. Сколько он будет надо мной прикалываться?! – Паспорт показать?
– Но я так понимаю, что в паспорте будет совсем другая женщина, – заметил он, пожав плечами. – С вами теперь надо разбираться, проводить идентификацию по другим признакам. Брать отпечатки пальцев.
– Не думаю, что цвет волос может так сильно изменить человека, – возразила я.
– Да, но если при этом человек вдруг уменьшится вдвое, то могут возникнуть проблемы, – заметил он. Ага, значит, даже этот бесчувственный чурбан отметил, что я похудела! Вообще брошу есть. Подарю яблоко Константину.
– Ничего, эти проблемы можно решить. Изготовим новый бейджик, и все.
– Нет, Киселева, я серьезно. Когда я соглашался вас взять, я надеялся, что вы не будете создавать мне тут проблем. А теперь я вообще не знаю, что с вами делать. У нас тут не тряпочный салон, нам не нужно, чтобы клиенты бегали за вашими белыми волосами. Нам нужно, чтобы они хотели купить машины, а не вас.
– Вам не кажется, что вы переходите все границы? – пробормотала я, чувствуя, как слезы обиды против воли собираются в уголках глаз. – Вы что, запрещаете мне хорошо выглядеть?
– Ох, какой ужас. Не надо вот этого, – запаниковал он, увидев, что я сейчас расплачусь. – Я вообще продолжаю считать, что вам тут не место. Но если уж вы хотите – красьтесь во что угодно, хоть в кикимору болотную. Только работа не должна пострадать.
– Но я же все делаю. У меня же показатели в норме, – кивнула я, всхлипнув. – И я стараюсь всему научиться. Вы чем‑то недовольны?
– Я пока не знаю, что не так. Но с вами, с женщинами, всегда что‑то не так. Я только не нашел что. Но вы не сомневайтесь – кто ищет, тот всегда найдет. Ладно, идите работайте. И постарайтесь сделать так, чтобы весь наш мужской персонал не отвлекался на вас. Может, вы перекраситесь обратно?
– Ни за что.
– Ну, хоть с этим все понятно, – вздохнул он и ушел, демонстративно размахивая руками, мол, что я еще могу сделать. Беспредел. А я в очередной раз задумалась, почему такой успешный и в чем‑то даже приятный мужчина так сильно ненавидит женщин. День потек своим чередом, я решила все‑таки не отказываться от яблока, надеясь, что его витамины меня поддержат. Выпила чашки три кофе, бутылку воды. Пообщалась с пятью‑семью клиентами, один из которых захотел после моих уговоров попробовать и прокатиться на «Фокусе». Я бы, конечно, предпочла, чтобы он обошелся без этого и купил машину так, но пришлось бежать за Павликом и просить его прокатиться с клиентом и его женой.
– С тебя причитается, – сказал он, поймав ключи от «Фокуса».
– Само собой. Хочешь, я за тебя выйду на смену в воскресенье? – спросила я, мечтая, чтобы он согласился. Воскресенье дома – самый ужасный день, все сидят, ругаются, разгадывают кроссворды и едят. Едят и едят, четыре раза за день, а запахи сводят меня с ума. Но не могу же я просидеть, как царевна‑лягушка, весь выходной в бассейне клуба? Так что я и сама бы с удовольствием вышла за Павлика на работу.
– Можно, – одобрил он и пошел к выходу. Я, довольная, посмотрела ему вслед, а потом, минут через пятнадцать, клиенты вернулись довольные и возбужденные. Оказалось, что жене всегда хотелось, чтобы в машине имелось много подстаканников. В «Фокусе» все было в них. А мужу только и требовалось, чтобы жена его не пилила, так что мы все оформили, подписали, и они даже сразу заплатили аванс, что бывает далеко не всегда. Обычно люди уходят, чтобы сначала посчитать кредит, потом думают, рыдают над нашими драконовскими процентными ставками, потом злятся на Константина за то, что у нас такие дорогие страховки. И только потом приходят и платят деньги. А тут такая удача. Настроение у меня было – просто фантастика, как вдруг, когда я стояла и нацеживала из автомата чашечку очередного кофе, из‑за спины моей раздался резкий голос:
– Значит, вы не сами проводите тест‑драйв. Почему?
– Федор Иванович! – подпрыгнула я на месте, отчего облила кофе весь рукав блузки.
– Что, не признали? Так объясните, почему это вы сами не проводите тест‑драйв? – сказал он, сощурившись. Ну что мне оставалось делать? Рассказать про мою тяжелую жизнь, про гибэдэдэшника, который продал мне права? И после этого сразу получить закономерный пинок под зад и убраться восвояси, чтобы рыдать, вытирая слезы свежепокрашенными белыми волосами? Оставалось только врать.
– Я просто хотела остаться и поработать с бумагами.
– Да? С какими? – насмешливо наклонил голову он. И ведь приятный с виду мужик, а ведь вот уволит меня сейчас, и даже ничего в нем не шелохнется. А я так старалась.
– С отчетами.
– То есть вы не поехали не потому, что на самом деле не умеете водить. У вас просто были дела поважнее и вы отдали клиента другому? – интонации нарастали.
– Да, примерно так, – выдавила я еле слышно.
– Тогда вам не составит труда продемонстрировать мне свои навыки вождения.
– Сейчас? – ужаснулась я. В голове заиграл похоронный марш. Там‑та‑та‑там… и так далее.
– Сейчас у меня переговоры. А завтра с утра я жду вас на парковке. Вот так, моя милая, – развел руками он. И ушел, оставив меня стоять, паникующую, но понимающую, что это провал. Штирлиц, это определенно провал.
Глава 4
Оказывается,
Я умею «упасть к ногам»
Не могу сказать, чтобы решение, которое я приняла после долгих раздумий, было для меня легким. Первой мыслью, которая зазвенела в моей голове, когда Феерабль отбыл к себе в кабинеты, была – увольняюсь. Срочно, не дожидаясь перитонитов. Пока не разрезали без наркоза, надо уносить ноги. И вообще, зачем мне позориться? Я сидела за рулем только пару раз в жизни, это был Денисов «жигуль», причем воспоминания у меня об этих эпизодах самые что ни на есть отвратительные. Я еще только всовывала ключи в замочек, а Денис уже принимался на меня орать.
– Что ты делаешь, дура безмозглая. Ты мне стартер спалишь! – орал он, игнорируя тот факт, что я не знаю, что такое стартер.
– Ой, прости! – кричала я, тут же отдергивая руки. Хотя понять, что именно я делала не так, никак не могла. Денис, мрачный и красный от злости, перегибался через сиденье и заводил машину сам, действуя при этом точно так же, как я. И жужжало все примерно так же.
– Чего ты газуешь? Чего газуешь, идиотка? Убери ногу с педали вообще!
– Ладно, – соглашалась я, чтобы только его успокоить. Хотя мне было непонятно, как машина будет ехать, если не жать на педали.
– Тебе сказали не бросать сцепление?! Сказали?! Так какого хрена ты его бросаешь! – визжал он, окончательно выйдя из себя после того, как машина взревела диким ревом, а потом заглохла.
Подытожим. За те пару раз мне удалось только трижды тронуться с места и только дважды переключить палку передач на вторую позицию. После этого Денису показалось, что я качусь по прямой проселочной дороге слишком быстро, и он отдал команду тормозить. Ее он уже отдал матом. Я же после этого перекрестилась, что теперь ему, наверное, больше не захочется учить меня водить. Хотя он имел такие мечтания, что я выучусь рулежке и буду вместо него по выходным ездить с его мамой в «Ашан» закупать провизию. Но мечта прогорела, а мои способности к вождению были признаны нулевыми. И вот теперь мне надо каким‑то образом доказать злому волшебнику, у которого есть заклинание против меня и моей работы, что я не просто на бумаге водитель категории «В», но и на практике умею добраться из пункта А в пункт В, минуя все окружающие препятствия. Как это сделать? Ответ очень простой – никак. Невозможно. С другой стороны, моя Люська как‑то сказала:
– Не бойся браться за незнакомое дело: любитель построил Ковчег, профессионалы построили «Титаник».
«А ведь точно!» – подумала я. А это значит, что мы не должны сдавать своих редутов, хотя бы не попробовав. Что от меня требуется? Что вообще требуется от человека на тест‑драйве? Сесть в машину на стоянке, завести ее (сложность номер один, до этого я еще как‑то бы справилась), включить передачу, выжать сцепление и проехать метров сто по прямой до шлагбаума. Там, после него, показать пропуск парню в будке (симпатичный, кстати) и выехать за пределы родного салона. Все. Дальше уже рулить должен клиент. А раз так, то и я смело могу демонстрацию на этом прервать. Верно? Не знаю, это как пойдет. Но ведь утопающий, даже если знает вполне точно, что утонет, все равно хватается за спасательный круг. Вот и я схватилась за круг, только за рулевой. В Люськиной машине.
– Дорогая! Милая! Люсечка! Спасай! Можно, я к тебе сейчас прибегу? – заплакала я ей в трубку сразу после принятия решения. Из двух зол я выбрала большее и теперь без Люськи обойтись не могла никак. Через час мы сидели на парковке около административного здания нашего холдинга, я – на месте водителя, Люська – на месте пассажира. Я нервничала, она – еще больше.
– Ты только смотри, если что – помнишь, где тормоз?
– Вот тут, левая педаль? – неуверенно отвечала я. В Денисовой машине педалей было три, так что теперь я маялась, не зная, как решить проблему. Одной педали явно не хватало.
– Да, левая. А правая – это газ. А то, что ты так смешно пытаешься найти, – сцепление. У меня его нет. У меня АКПП.
– Это я поняла, – в панике закусила губу я. А вдруг Феерабль меня посадит в машину с тремя педалями, что тогда?
– Давай включай машину. Давай, а то мне еще отчет в налоговую посылать. У нас только Интернет починили, а тут ты.
– Я даю, – кивнула я, выполнила Люськины инструкции, отчего машина дернулась вперед. Я резко нажала на тормоз, но машина почему‑то не заглохла, а просто остановилась.
– Видишь, это значительно проще. Говоришь, надо проехать по прямой?
– Да, – кивнула я удрученно. В течение последующих трех часов мы тренировались ездить по прямой, и, хотя моя прямая все равно получалась кривовата, к поздней ночи мы с ней вполне освоили набор функций из включить, установить передачу на D, тронуться, повернуть, запарковаться, поставить передачу на P, выключить мотор.
– Надеюсь, тебе этого хватит, – устало выдохнула Люська, когда я тихонько отвалилась в кресле, чувствуя, что все мои мышцы задеревенели похлеще, чем в спортивном зале.
– Как же это тяжело и трудно – управлять этим, понимаешь, транспортным средством.
– Ерунда, дело привычки, – отмахнулась Люська. – Ну, удачи тебе.
– Спасибо, – кивнула я и поплелась домой. Когда я, усталая и измотанная, часов в одиннадцать или даже позже, зашла в ванну, чтобы умыться, я чуть не получила сердечный приступ, случайно столкнувшись в зеркале со своим собственным отражением. Я не сразу себя узнала в девушке со всклокоченными белыми волосами и голубыми глазами, вокруг которых размазалась тушь. Девушка выглядела устало и испуганно.
На следующий день я, превозмогая усталость, встала, заставила себя залезть под душ и повернула ручку горячей воды на минимум. Это было совершенно необходимо, потому что я практически так и не смогла уснуть в ту ночь, передо мной мелькали горящие фары двигающихся мне навстречу машин, а как только удавалось задремать, мне начинали сниться кошмары. Головоногие существа с фарами и на головах, и на ногах пытались оторвать меня от сиденья Люськиной машины, а я упиралась как могла, но в конце концов какой‑то инопланетный, горящий ксеноном червяк выкидывал меня через лобовое стекло, и я в облаке стеклянных брызг падала в пустоту безвоздушного пространства. И просыпалась в холодном поту, задыхаясь в духоте комнаты. Какая‑то действительно аномальная жара, скорее бы наступила настоящая осень.
От ледяных струй душа я завизжала и тут же заткнулась, попытавшись устранить проблему с помощью включения горячей воды. Переборщила и таким образом окатила себя еще и потоком обжигающих струй, отчего выпрыгнула из ванны и долго регулировала воду, чтобы она приняла какой‑то нормальный температурный режим. Потом, когда я вышла из душа и красилась, мелькнула мысль, что сегодняшний день – просто перевод макияжа, я наверняка буду реветь и размазывать по лицу и эту тушь, и эти тени. Но если уж пропадать, то пропадать достойно. Я надела самую лучшую блузку, отгладила юбку, нацепила туфли на высоком каблуке, которые купила на остатки зарплаты, и пошла на расстрел.
– Ты с каждым днем все прекраснее, – кивнул мне с улыбкой охранник.
– Спасибо, – ласково улыбнулась я. – Пользуюсь хорошей погодой. А то кто знает, что будет завтра.
– Это точно, – улыбнулся он и проводил меня долгим взглядом. Костик, еще только увидев меня, подбежал и сказал, что в автомате еще вчера кофе кончился, но он купил баночку, и если я хочу…
– Конечно. Давай.
– У меня еще есть конфеты, – радостно добавил он.
– От конфет я, пожалуй, воздержусь, – помотала головой я, сглотнув слюну. На завтрак я позволяла себе кусочек черного хлеба и витамины. Иногда чисто для здоровья я добавляла к рациону отварной курицы, но когда ее ела, у меня создавалось впечатление, что я сама себя предаю и толстею на глазах с каждым проглоченным куском. И я старалась есть быстро, на ходу, чтобы не успеть слопать больше. А тут конфеты. Нет чтобы хоть морковки предложить.
– Я смотрю, вы уже с утра успели построить глазки всем, – раздался голос сверху. Первая мысль, что это сам Господь разговаривает со мной, была отметена как нелепая, хоть и более удобная для меня в данных обстоятельствах. Я задрала голову и увидела, как около лестницы на втором этаже стоит Феерабль и недобро на меня смотрит.
– Ничего я не строила. Что, кофе тоже попить нельзя?
– Кофе? У нас же сломался автомат, – удивился он, спускаясь ко мне. Я похолодела – вот он, час расплаты за совершенный подлог. Нельзя, нельзя покупать права. Надо честно учиться, сдавать экзамены, чтобы потом не попадать в такое вот…
– Да, сломался, – подтвердила я. – А чайник‑то цел.
– Так, значит, – почему‑то окончательно разозлился он. – Кофе гонять будете после того, как мы с вами покатаемся. И убедимся в том, насколько вы профпригодны.
– А если я профнепригодна? Я не утверждаю, что я вожу хорошо, – запищала я, семеня за ним в сторону парковки. Он же шел, не оглядываясь, и, кажется, уже потирал ручки, готовясь подписать приказ об увольнении.
– Я уверен, что вы вообще не водите. Никак, – коротко бросил он мне, подходя к «Фокусу» и открывая дверь. – Прошу.
– Спасибо, – прошептала я, глядя на открытую дверь как на разверстую пропасть. Что‑то мне как‑то нехорошо. И правильно, что хорошего в том, чтобы разбить дорогую казенную машину? Нехорошо мне!
– Ну? Садитесь.
– Сейчас, – кивнула я и наклонилась.
– Или, может, проще признаться и не мучиться? Ведь купили же права! Зачем вам это?
– Мне нужна эта работа. Она мне нравится, – уперлась я и села в салон. Феерабль тут же плюхнулся рядом. Кажется, он наслаждался.
– Чем же она вам так нравится? – продолжил допрос он, пока я лихорадочно осматривала машину, которую до того видела уже сто раз, но никогда не обращала внимания, сколько у нее, к примеру, педалей. Вот сколько в ней зеркал, я знала четко.
– Интересно, люди хорошие, коллектив. Машины красивые, – бормотала я, с облегчением нащупав ногой только две педали.
– Люди вам нравятся. Это понятно, – зло бросил он. – Особенно из отдела страхования, видимо.
– Страхования? Почему? – переспросила я, пытаясь незаметно прикинуть, где тут позиция D на коробке передач. Оказалось, что с этим все более или менее так же, как у Люськи в машине.