Ложь возникает вследствие желания продолжить или повторить какое либо запрещенное удовольствие. Поэтому, самая решительная мера против лжи есть воздержание от каких бы то ни было запрещений, предоставление полной и безусловной свободы детям. Тогда у детей не было бы ни малейшего повода лгать. Но такая свобода не может быть предоставлена детям: вследствие непонимания окружающих явлений, дитя, не сдерживаемое никакими запрещениями, причинит большой вред и себе, и другим: оно легко может упасть, поранить себя, испортить себе зрение, обжечься и т.д., разбить драгоценное произведение искусства, изорвать очень ценную книгу, уронить хрупкую нужную вещь и т.п. В период неразумия детей необходимо руководить ими и вместе налагать запрещения на некоторые их действия. Запрещения влекут за собой нарушения их и ложь. Следовательно нужно изыскивать меры против лжи, исходя из мысли о неизбежности запрещений.
Первое, на что в этом случае приходится обратить внимание, — это необходимость значительного уменьшения числа запрещений, обыкновенно налагаемых на детей. Само собою разумеется, что запрещать дитяти можно только те действия, которые ни в каком случае не могут быть допущены, как явно вредные для дитяти и для других лиц. Количество таких действий, при правильной постановке воспитания, не будет значительным, потому что из обстановки дитяти тогда будет устранено все излишнее, вызывающее запрещения: в детской, в которой дитя проводить свое время, должны находиться лишь такие вещи, до которых дитя смело могло бы дотрагиваться, брать в руки, ронять, которыми оно не могло бы порезаться, придавить себя и т.д. Порядок жизни должен быть строго рассчитан применительно к потребностям ребенка, так чтобы не было серьезных поводов к недовольству им: все органические потребности дитяти должны быть своевременно и сполна удовлетворяемы. Дитя таким образом будет чувствовать себя в детской довольным, веселым и свободным, запрещения не будут тяготить над ним, задерживая его движения.
На самом деле бывает не так: запрещения делаются слишком легко и щедро, тогда как на них должно быть очень скупым. Запрещая что-либо дитяти, родители предварительно не обдумывают запрещения по существу. Запрещения налагаются обыкновенно по частным поводам и обстоятельствам, последствия запрещения не предусматриваются и не взвешиваются. Между тем, при каждом поводе, вызывающем запрещение, нужно тщательно обдумать; нельзя ли обойтись без него? Запрещение есть неизбежное педагогическое зло, которого чем меньше, тем лучше. Чем больше запрещений, тем больше нарушений запрещений, тем больше лжи. Нужно помнить, что ваша цель — воспитать человека самодеятельного, искреннего, с собственным почином, а не лукавого выполнителя приказаний, постоянно готового увильнуть от ответственности, ссылаясь на давление со стороны. На детей же, ради удобства взрослых, обрушивается целая уйма запрещений, по крайней мере, раз в 20 больше следуемого. Распространяться об этом известном явлении нет нужды.
Запрещения даны, хотя бы в самом малом числе. Нужно ждать их нарушения и, как средства сокрытия преступления, лжи. Что тут делать? Нужно, прежде всего, соблюдать два общих требования от всех, по возможности, запрещений; чтобы цель их, т.е. смысл, была понятна детям и чтобы запрещения отличались постоянством. Смысл всяких запрещений и вообще приказаний непременно нужно объяснять: воспитывают разумное существо и не по началам военной дисциплины. Если нельзя объяснить смысла запрещения сполна, то нужно объяснить его хотя бы приблизительно, применительно к возрасту и разумению дитяти. Второе свойство запрещений — постоянство — понятно: изо дня в день следующие запрещения и их отмены самая губительная вещь для правильного развития воли и характера дитяти. Если запрещение дается после зрелого обдумывания, то оно не может быть скоро отменено.
Ложь, заметили мы, как состояние раздвоенности, неприятна детям и на первых порах они чувствуют эту неприятность очень живо. Полуторогодовой ребенок унес и спрятал корзинку, предмет его давних желаний; он садится поближе к матери, смирно, но не долго выдерживает свою роль. Ему хотелось быть спокойным, но внутреннее волнение мешает. Он начинает заигрывать с матерью и ласкать ее: краска в лице, выражение нужное и вместе робкое, излишек всех его движений обличают его, обнаруживают его душевную смуту, его внутреннее недовольство собой и раздвоенность. Другой ребенок берет как бы на время у чужой особы красивое опахало, потом, в надежде, что она забудет о нем, приносит ей то цветы, то старые свои игрушки, и дарит их с напряженною приветливостью. Девочка трех-четырех лет находила частое употребление зубной щетки очень скучным, и однажды, когда мать спросила ее, чистила ли она зубы, ответила «да», хотя это была неправда. Мать, по обыкновению, поверила ей, но совесть сейчас же упрекнула девочку в том, что она обманула доверие матери, и она немедленно побежала в свою комнату, чтобы исполнить обязанность, которая была ей так неприятна. После этого злоупотребления материнским доверием девочка всегда его заслуживала.
Вот этого-то червячка, шевелящегося в детской душе при каждой лжи и обмане, и не нужно усыплять; напротив, его нужно возбуждать, беспокоить. Мы не то разумеем, что, замечая нелады в детской душе, подвергать ребенка длинному инквизиторскому допросу и читать назидание о непохвальности лжи и обмана, а то, чтобы мягко и осторожно выяснять причины детской тревоги и напряженного состояния и любвеобильно и кротко приходить к нему на помощь. Желаемую вещь, если возможно, нужно дать дитяти, хотя бы не в постоянное, а лишь во временное пользование, и даже под надзором взрослого. Это значительно успокоит дитя и оно скоро вернет ее, поиграв некоторое время. Потом матери нужно показать ребенку не словами, а делом, как ей будет неприятно, если дитя будет ее обманывать и лгать ей, что ей, напротив, доставит удовольствие, если дитя, нарушив какое-либо ее запрещение, открыто сознается в этом, что нарушение запрещения есть грех менее тяжкий, нежели сокрытие нарушения и ложь. Сердечные отношения матери к детям, господствующие в нормальной семье, любовь и доверие детей к матери и неизбежное довольно сильное неприятное чувство детей при первых опытах лжи задержать возникновение этого губительного порока в детях — лживости.
Особенно чуткими, проницательными и в то же время мягкими и нужными следует быть взрослым в отношениях к детям в случаях маленьких нравственных кризисов, сильных искушений, предстоящих детям. Ребенку нравится чужая вещь и он страстно желает приобрести ее; ему очень хочется пойти гулять туда, куда его не пускают; ему предстоят неприятная и несколько утомительная работа. Caveant consules! Родители и воспитатели, будьте на страже, не спускайте с ребенка глаз. В вашем дитяти неизбежно возникнет борьба между обязанностью, долгом и удовольствием, оно будет колебаться, мучиться. Поддержите дитя, не оставьте его одного одним его собственным силам в этот роковой критический момент, не будьте безучастными, холодными зрителями в начавшейся борьбе. Борьба и все дело вам могут показаться мелкими, ничтожными, но для малых, слабых детских сил они велики. Войдите в положение дитяти, обласкайте его, облегчите горечь отказа от манящего соблазнительного удовольствия, утешьте и подкрепите его силы обращением внимания на приятность победы над препятствием, на силу и святость своего, обещания, на возможность смотреть открыто и смело в глаза матери и отцу, так как ничего тайного и постыдного не сделано.
Повторяем: нужно поддерживать неприятное чувство детей при первых опытах лжи, а потому быть осмотрительными в тех случаях, когда дети близки к лжи, но еще прямо не лгут. Мы разумеем случаи детской хитрости, нередко остроумные и вызывающее одобрение родителей, между тем как это дело довольно опасное для правдивости ребенка. Одна мать (Свентицкая) сообщает в своем дневнике: девочка моя, по третьему году, хитрит. Недавно просилась постоять в столовой во время нашего завтрака, что ей запрещается, и обещала стоять смирно, ничего не просить. Я позволила. Она постояла немного и говорит: «Мама, ты; не дашь хлебца мне?» — «Ведь ты обещала не просить?»—«Я не, прошу, я только говорю, что ты не дашь хлебца...» — «Не дам». Немного погодя, опять говорит: «Мама, ты не дашь сахару?» — Ей не позволяется быть в той комнате, в которой мы обедаем или чай пьем, а ей хочется. Что-же она делает? Она входит в комнату и заявляет: «Я пришла маму поцеловать». Поцелует, а в это время быстро оглядит весь стол и все, что на нем, и уйдет. Минуты чрез три является опять и кричит: «А папу-то и забыла поцеловать!» Затем еще приходит иногда поцеловать «щечку», потом «забыла другую» и т.д., пока не выгонишь.
Другое дитя, желая выпросить конфет или получить что-либо другое приятное, говорит: «для маленького братца».
Эта детская лукавость есть шаг ко лжи, это такая наклонная плоскость, по которой чрезвычайно легко скатиться к прямому настоящему обману и настоящей лжи. Дитяти запрещено известное действие, а оно его нарушает, нарушает прямо и решительно, только прикрываясь более или менее остроумным предлогом. Само дитя очень хорошо знает, что это только предлог, и родители хорошо это знают, а между тем допускают нарушение запрещения. Тогда нечего уже и запрещать. Притом и ложь может быть благовидна, прилична, лгун может быть формально правым.
Дальнейший шаг к формальной лжи делают дети тогда, когда они фактически нарушают запрещение, обманывают родителей и воспитателей, но не говорят об этом сами, а родители, не зная о нарушении запрещения, не спрашивают о нем дитя. В таких случаях есть фактическая ложь, но еще нет лжи словесной. Может быть, ее и не будет совсем, может быть, у дитяти не хватит духу открыто, в глаза, солгать родителям, когда они спросят об этом. Есть разница в положении: ложь фактическая с умолчанием о содеянном, и ложь словесная, заключающаяся в решительном отрицании факта. Вторая ложь сильнее, полнее и бессовестнее первой; первая ложь свидетельствует за присутствие чувства стыдливости, неловкости от содеянного преступления, за нежелание говорить и вспоминать о том, что было.
Весьма полезно было бы родителям обращать тщательное внимание на такое состояние детей, на фактически обман родителей, при нежелании закрепить его ложью на словах, т.е. отрицанием факта. Не нужно ловить дитя в таких случаях на его недомолвках, путанице, не нужно вынуждать полного и отчетливого изложения дела. Червячок еще шевелится в глубине детского сознания, внутреннее недовольство фактическою ложью есть. Нужно пощадить дитя, нужно нежно дотронуться до его взволнованного чувства, не усиливать горечи состояния, не бередить раны. Доверие не должно быть отнято от дитяти, и родители пусть одобрят дитя за то, что оно, нарушив приказание, не решилось лгать.
Труднее обходиться без мотива устрашения при общественном школьном воспитании, чем при семейном. В школе собирается очень много детей совершенно различных, преподавателям и воспитателям совершенно неизвестных. Учебно-воспитательный персонал школ обыкновенно мал по сравнению с числом учащихся; сердечных отношений, душевной теплоты между учащими и учащимися нет. При таких условиях учителям и воспитателям трудно удержаться от мотива страха в большей или меньшей мере, в той или другой форме.
Совсем иные условия представляет семья. Воспитывающихся в ней очень мало, они постоянно на глазах, каждый шаг их, каждое душевное движение известны; отношения взрослых к детям проникнуты любовью, самым сердечным участием. Родители всегда готовы даже приносить большие или меньшие жертвы ради своих детей. К чему же здесь страх? Очевидно, он в семейном воспитании есть результат какого-то недоразумения.
Главная причина применения чувства страха в семейном воспитании заключается в удобстве и легкости этого средства для воспитателей. Запретить, пригрозить наказанием за нарушение запрещения и наказать — это так просто и легко: Дети, несомненно, будут бояться наказаний, особенно жестоких, и или не будут нарушать запрещений, или будут скрывать их и отчаянно лгать. Без страха дело будет труднее: нужно тщательно следить за детьми, быть терпеливыми в обращении с ними, не довольствоваться их обещаниями, словами, наружным согласием, а проникать в их душу, убеждать, вызывать внутреннее настроение, которое вело бы к соответствующим поступкам. Для такого отношения к детям нужно знание детей, их постоянное наблюдение, терпеливое обхождение с ними, нужно, наконец, время. Разумное воспитание детей в семье требует значительной затраты сил, времени и предполагает знания и постоянное наблюдение детей. Воспитание посредством устрашения ничего этого не требует: постращал и исполнил свою угрозу — вот и все, ни времени не нужно много тратить, ни сил, ни знаний. Поколотить, высечь ребенка — это доступно каждому взрослому, даже самому невежественному. Поэтому, можно наблюдать, как у целых народов, так и в отдельных семьях, что, по мере образования, воспитание посредством страха сокращается все более и более, заменяясь воспитанием посредством любви, доверия, уважения и знания. Ныне есть уже достаточное число семейств, в которых чувство страха, как воспитательное начало, не имеет применения в пределах семьи.
Одновременно с устранением чувства страха, как основы воспитания, воспитателям нужно заботиться еще о развитии мужества и бодрости в детях. Дело в том, что дети, по слабости своих сил и недостаточности званий об окружающих явлениях, легко становятся добычей страха. Если изгнать из воспитания страх, как основу, то все же останется много страшного для детей, что будет делать их вообще пугливыми, слабыми и вместе склонными к лжи. Лгун, но большей части, в каком-либо отношении слабый человек и лжет по трусости, слабости, лени и т.п. Если мы представим себе существо сильное во всех отношениях, то, размыслив о способе деятельности такого существа, должны будем признать, что ложь ему совершенно чужда, что лицемерить, притворяться, надавать личину ему решительно нет никаких побуждений. Чтобы получить какое-либо желаемое удовольствие, ему не нужно идти к нему окольными путями, вилять, прикидываться; его удовольствия никто у него не отнимет и запретить ему не может. Львы, орлы, могучие властелины обыкновенно не хитрят и тем более не лгут, они могут быть насильниками и мучителями, но не лжецами. Ложь есть спутник физической и нравственной слабости. Поэтому воспитание бодрости и мужества в ребенке есть существенное средство против развитая в нем лживости. При воспитании же бодрости нужно иметь в виду: развитие физической силы и мужества гигиенической обстановкой и рядом соответствующих физических упражнений и развитие нравственно-умственной силы и нравственного мужества. Физическая сила и энергия служат основой нравственной силы и нравственного мужества.
Что касается насаждения в детях нравственного мужества, то нужно сознаться, что заботы об этом весьма слабы в современных семьях. О знаниях детей заботятся много, особенно о знании языков; о детском здоровье хлопочут меньше, оно само собой придет; о развитии нравственного мужества почти совсем не заботятся, даже плохо сознают потребность в нем, его важность для нравственного всестороннего развития детской личности. Это видно из того, что в семьях широко процветает и усердно поощряется свойство, прямо противоположное нравственному мужеству, именно — подлаживание к другим. Оно соединено с более или менее тонкою лестью к окружающим, и потому нравится взрослым.
Когда подлаживается взрослый к другому взрослому и потому лжет, он хорошо знает, что делает, т.е. что он надевает на себя личину. Его личность уже сложилась, взгляды и вкусы определились, и если он отказывается от них, от своей личности, то только временно, пока на глазах. С самим собой он тот же, прежний, и, может быть, даже смеется в душе над тем, к кому подлаживается. Прошла необходимость подлаживания, и он высказывается и действует искренно. Гораздо глубже и вреднее подлаживание влияет на детей.
Их личность еще не сложилась, их вкусы не определились. Подлаживаясь к другим, они гораздо больше проникаются взглядами других, больше поддаются их воздействию, чем взрослые. Та личина, которую дети, часто не отдавая себе в том отчета, надевают на себя, как бы прирастает к ним и мешает правильному складу их собственной своеобразной духовной личности. В личность ребенка властно входит другая, чуждая более или менее, личность, живет в ней и действует. При таком положении дела, очевидно, не до нравственного мужества. Последнее есть не что иное, как выражение своеобразной человеческой личности, ее особенных качеств, вкусов и взглядов при всяких обстоятельствах; подлаживание же есть отказ от собственной личности, на более или менее продолжительное время, более или менее частое, причем к детям прилипает многое от других личностей. Нравственное мужество и подлаживание — взаимно исключающие одно другое свойства.
При воспитании нравственного мужества в детях взрослые должны отказаться от того удовольствия, которое доставляет им подлаживание детей и, напротив, быть готовыми спокойно перенести те неприятности, которые можно испытать в подобных случаях. Дитя легко может заметить непоследовательность в родительских действиях, большее или меньшее отклонение их от тех начал, которые обыкновенно выставляются родителями; оно может заметить некоторое пристрастие и несправедливость родителей и других взрослых в отношении к различным лицам; оно может признавать неправильными разные суждения и мнения родителей. Дети весьма экспансивны. Замечая что-либо, по их мнению, неладное, они, если не боятся вызвать недовольство взрослых, прямо высказываются; не таят в себе затронувшее их впечатление. Очень часто на такие суждения детей родители отвечают выражением своего неудовольствия и нотацией не совать свой нос туда, куда не просят.
Таким образом, дело отучения детей от лжи находится в тесной связи с развитием правдивости взрослых, с нравственным оздоровлением общественной среды. Встречая в своей жизни, в порядке своей деятельности и отношений, страх и подлаживание, как мотивы поступков, взрослые естественно будут находить эти мотивы неизбежными и в жизни детей. Следовательно, для того, чтобы искоренить ложь у детей, взрослые должны в значительной степени улучшиться сами и улучшить порядки своей жизни. Не нужно забывать, что дети на каждом шагу видят примеры лжи, что во лжи тонут и они, и взрослые. Общественная среда проникнута ложью, показным характером, обманами, притворством. Мы постоянно заботимся о том, чтобы показать себя лучшими, нежели каковы мы на самом деле. Мы вечно притворяемся немножко и слегка обманываем. Мы и самих детей часто обманываем: младенца обманывает кормилица, чтобы его успокоить; дитятю обманывает няня, чтобы отклонить его от какого-либо неудобного желания; иногда отец и мать обманывают своих сыновей и дочерей, чтобы не дать им, под благовидньм предлогом, того, что они просят законно, но исполнение чего родителям не совсем удобно; наконец, детей обманывают окружающие взрослые и знакомые, чтобы позабавить их, повеселить и их, и себя. При таком обилии лжи и обмана, допускаемых взрослыми по отношении к детям, как же искоренять у них ложь?
Взрослые даже прямо иногда, а иногда косвенно учат детей лгать. Они прямо приказывают детям, что если придет такой-то или такая-то, или придет кто бы ни было в такой-то час, то говорить, что их нет дома, хотя на самом дел они и дома; что при гостях не нужно дурно отзываться о знакомых, особенно же о самих гостях, хотя непохвальные отзывы и были бы справедливы; что в гостях нельзя жаловаться на недостатки поданной пищи, мебели, порядков, а, напротив, нужно хвалить все; что себя нужно постоянно выказывать умным, добрым, знающим, любезным, хотя бы обстоятельства и были совсем не таковы, чтобы пробуждать в нас указанные настроения. Жизненная, мудрость, которой с пеленок взрослые учат детей, на 9/10 есть ложь и обман, лицемерие и эгоистический расчет. Этим-то высоким добродетелям и учат взрослые детей.
Таким образом, маленький педагогический вопрос о борьбе с детскою ложью крепкими нитями связывается с большими вопросами, касающимися взрослых, именно о нравственном усовершенствовали взрослых и об улучшении порядков их жизни и общественных отношений.
К этим общим замечаниям считаем не лишним прибавить несколько частных.
Не нужно лениться проверять с детьми то, о чем они говорят. Ложь теоретическая и даже сознательная близка ребенку потому, что его восприятия часто не точны, равно как и его речь. Дитя слишком склонно к преувеличенно, к примеси субъективного впечатления к самому факту; оно слишком быстро переходить от предмета к предмету и не замечает с достаточною отчетливостью их отличительных свойств. Для устранения лжи из всех подобных источников, для внушения дитяти надлежащего почтения к истине и разъяснения, как легко, при невнимательности, нарушить ее требования, нужно проверять детские рассказы, описания и суждения и указывать, где и как дитя отклонилось от истины. Дитя рассказывает, что на прогулке в лесу видело чрезвычайно высокое дерево, в 2—3 раза выше вашего дома; пойдем, проверим, действительно ли так высоко дерево. В борьбе с детскою ложью нужно обратить особенное внимание еще на один частный вид лжи — ложь по благородным побуждениям: по любви, жалости, чувству чести и т.п. Ложь, оставаясь ложью по существу, может иметь весьма различное нравственное значение. Один лжет, чтобы доставить себе какое-либо удовольствие или избежать какой-либо неприятности. Своею ложью он никому не вредит, он только обманывает то лицо, которому лжет. Другой лжет, клевеща на товарища, сваливая на него свою вину и даже наслаждаясь его затруднительным положением. Первый вид лжи, конечно, печален, во весьма обыкновенен; второй вид лжи несравненно злокачественнее, вреднее, опаснее, так как легко может вызвать изобличение, а потому и реже. А то бывает ложь ради спасения другого от беды, ложь добродетельная, по нравственным побуждениям. Дети удивляются сильным мальчикам, которые вину слабых принимают на себя и должным сознанием навлекают на себя наказание, или девочкам, которые, будучи любимицами своих родителей или учителей, выручают своих, менее счастливых, подруг в затруднительных случаях. Дети гораздо глубже и лучше чувствуют героизм самопожертвования, чем возвышенность истины. Некоторые дети объявляли, например, что они сказали бы, что их мать ушла, хотя бы она и была дома, если бы они этим могли спасти ей жизнь. Они представляли эту возможность в драматической форме, причем прибавляли, что в таком случае они поступили бы не вполне согласно истине, но сообразно с своими обязанностями; что они не были бы виновны во лжи, если бы при подобных условиях дело шло об их собственной жизни. Некоторые дети полагали, что врач должен обманывать боязливого больного относительно его опасного положения и говорить, что есть надежда на выздоровление, когда он убежден в противном.
Ко лжи детей по благородным побуждениям нужно относиться с особенной осмотрительностью. Нужно помнить, что дети понимают истину по своему, что у них своя правда и своя ложь, и что они лишь постепенно могут проникаться общечеловеческими идеалами. Если дети отступают от идеала истины взрослых, но не отступают от собственного идеала, это не значит что они лгут. Это значит, что у дитяти и взрослого две мерки истинного, и дитя нельзя обвинять и карать за то, что оно, будучи дитятей, все меряет на свой детский аршин, судит и рядит обо всем, как дитя, а не как взрослый. Иначе и быть не может. Здесь мы встречаемся с законами естества, а не с ложью.
Вообще, не следует стремиться как можно быстрее, переводить детей от их детских воззрений на ложь и правду к воззрениям взрослых на истинность и с этою целью постоянно привлекать детское внимание к фактам нравственной жизни, обсуждать их и анализировать. Такие усиленные этические расследования легко могут вызвать болезненное этическое самосознание и преждевременную этическую зрелость, могут сделать детей казуистами, которые будут серьезно рассуждать и спорить о великих нравственных силах человека. У некоторых детей совестливость бывает настолько болезненно чувствительна, что к каждому ответу, даже к простому да и нет, такие дети присоединяют ограничение: «я думаю» или «может быть», часто в уме, шепотом, а иногда и громко. Определенного ответа без всякого ограничения нельзя от них получить никакими средствами. Один мальчик, который любил рассказывать волшебные истории, сообщил, что лишь только он оставался один, как сотни раз повторял слово «нет», в слабой надежде, что оно будет отмечено в небесном списке его многих неистинных рассказов, чтобы очистить его в прошлом и будущем и уничтожить его вину. Другой долгое время боялся, как бы ему не упасть мертвым, подобно Анании и Сапфире, за какую-либо возможную и, может быть, несознательную неправдивость. Такое моральное суеверие бывает в большинстве случаев непродолжительно, так как оно чуждо детской природе, и легко проходит само собой. Если же оно оказывается продолжительным, то ведет к моральной софистике и крайней разборчивости в словах.
Упражнения для работы с агрессивными детьми
Упражнение «Драка»
Цель: расслабление мышцы нижней части лица и кистей рук, а также снятие эмоционального напряжения и выражение агрессии, которую тревожные дети стараются никогда не выплескивать.
Помогите ребенку представить такую ситуацию. Они с другом поссорились. Он страшно разозлился. Сейчас ему очень хочется задать другу хорошую трепку. Поэтому его кулаки крепко сжимаются, даже косточки побелели (пусть ребенок изобразит это, с силой сжав кулаки). Челюсти сомкнуты, в них чувствуется напряжение. (Это напряжение должен почувствовать ваш ребенок, сильно сжав зубы)
От волнения перед дракой ребенок даже дыхание затаил (попросите его в этом состоянии задержать дыхание на несколько секунд). И тут посмотрел мальчик (девочка) на своего друга и вспомнил, как тот его однажды выручил. Может быть, не стоит драться? Выдохнул ребенок и расслабился (пусть ваш ребенок сделает то же самое). Вот теперь все вопросы можно решать спокойно.
Игра «Давай поругаемся!»
Цель: Игра направлена на снятие психоэмоционального напряжения.
Помогает трансформировать негативные эмоции в конструктивное взаимодействие. Также способствует развитию творческого мышления и расширению словаря ребенка.
Психолог предлагает ребенку «поругаться», при этом обзывать друг друга можно только овощами и фруктами. Потом психолог предлагает «хвалить» друг друга, называя разными цветами.
Упражнение «Ящик с обидками»
Цель: посредством активных действий выплеснуть негативные переживания.
Материалы: картонный ящик и газета.
Ребёнок комкает куски газеты в шары и кидает их в стену. Они падают, оставаясь на полу, а он продолжает комкать всё новые куски газеты и кидать в стену до тех пор, пока не устанет. Если ребёнка обидели, то ему можно посоветовать сопровождать каждый бросок словами, адресованными обидчику.
Когда ребёнок устанет и немного успокоится, можно вместе с ним собрать бумажные комки и сложить их до следующего раза, объясняя ему, что он всегда может ими воспользоваться наедине в своей комнате, когда снова почувствует сильное напряжение и желание злиться.