Сергей Александрович Есенин
Том 1. Стихотворения
Полное собрание сочинений в семи томах – 1
«Полное собрание сочинений в семи томах»: Москва, "Наука", 1995-2002;
Аннотация
В первый том Полного собрания сочинений вошли стихотворения, включенные С.А. Есениным в первый том Собрания стихотворений (М.—Л., Гослитиздат, 1926).
В данной электронной редакции опущен раздел "Варианты".
Сергей Александрович Есенин
Полное собрание сочинений в семи томах
Том 1. Стихотворения
От редакции
Выпускаемое Институтом мировой литературы имени А.М. Горького Российской академии наук, издательствами «Наука» и «Голос» к 100-летию со дня рождения С.А. Есенина Полное собрание сочинений по своему типу является академическим изданием. Обобщая результаты, достигнутые отечественными и зарубежными исследователями в изучении жизни и творчества Есенина, оно дает целостный свод всего выявленного к настоящему времени литературного и эпистолярного наследия великого русского поэта.
В Полное собрание сочинений входят стихотворения и поэмы, художественная и литературно-критическая проза, письма, дарственные надписи, деловые бумаги и т. д. Наряду с законченными произведениями в него включены поэтические наброски, фрагменты неосуществленных произведений, различные записи творческого и делового характера, а также произведения, созданные Есениным в С.А. Торстве. В особых разделах помещены произведения, в отношении которых авторство Есенина вероятно, но установлено не окончательно. В каждом томе даются варианты текстов по всем известным рукописям и авторским публикациям. Читатели впервые получат полный систематизированный свод этих материалов.
Начало изданию своих собраний сочинений положил сам Есенин. В 1922 году в Берлине в издательстве З.И.Гржебина он выпустил «Собрание стихов и поэм. Том первый». В него была включена значительная часть созданного поэтом к тому времени (второй том не выходил).
После возвращения из зарубежной поездки, в 1923–1924 гг., Есенин неоднократно предпринимал попытки выпустить собрание сочинений. Оно планировалось в двух томах. К двухтомному автор подготовил предисловие. Когда возникло предположение о возможном его выпуске в Госиздате, Есенин писал в октябре 1924 г. Г.А. Бениславской: «…издайте по берлинскому тому с включением «Москвы кабацкой» по порядку и «Рябинового костра». «Возвращение на родину» и «Русь советскую» поставьте после «Исповеди хулигана». «Москва кабацкая» полностью, как есть у Вас, с стихотворением «Грубым дается радость». <…> Разделите все на три отдела: лирика, маленькие поэмы и большие: «Пугачев», «36», «Страна», «Песнь о походе». После «Инонии» вставьте «Иорданскую голубицу». Вот и все. Этого собрания я желаю до нервных вздрагиваний. Вдруг помрешь — сделают все не так, как надо».
Договор с Госиздатом на выпуск «Собрания стихотворений» в трех томах был подписан 30 июня 1925 г. В течение второй половины 1925 года была подготовлена рукопись издания. Прочитать корректуру Есенин не успел, первая партия гранок помечена в типографии днем похорон поэта — 31 декабря 1925 г. Вышли все три тома в 1926 г. После смерти поэта было решено выпустить дополнительный четвертый том. Этот том — «Стихи и проза», составитель И.В. Евдокимов — увидел свет в 1927 году.
На всех этапах осуществления замысла собрания сочинений Есенин сохранял основные принципы его построения. Так, том «Собрания стихов и поэм» 1922 г. отчетливо делился на две части: первую составила лирика, вторую — произведения, которые поэт обычно называл «маленькими поэмами». Еще раньше такое же деление своих произведений на лирику и «маленькие поэмы» Есенин произвел в 1919 г., готовя сборник «Телец». В 1920 г. поэт разделил этот сборник на два — «Руссеянь» (в него вошла лирика) и «Ржаные кони» (он состоял из «маленьких поэм»). Предполагавшееся двухтомное издание 1923–1924 гг. также предусматривалось открыть лирическими стихами, затем должны были идти «маленькие поэмы», за ними — собственно поэмы. В соответствии с этим принципиальным планом было построено и трехтомное «Собрание стихотворений» 1925 года.
Столь же целенаправленно Есенин подходил и к определению последовательности произведений. В сборниках поэт, как правило, объединял стихи в циклы. При переиздании сборников он иногда видоизменял циклы, перестраивал их, но всегда вырабатывал четкий композиционный план книги.
В 1925 году, подготавливая «Собрание стихотворений», Есенин отказался от заголовков циклов, оставив только один — «Персидские мотивы», но при этом в основном сохранил установленный ранее порядок стихотворений, определявшийся структурой того или иного цикла.
Считая, что издание должно охватывать весь его творческий путь, Есенин расширил состав, добавив большую группу ранних стихотворений, но тем не менее в основу «Собрания стихотворений» был положен «берлинский том», затем включены стихи, составившие «Москву кабацкую», вслед за ними — произведения, входившие в сборник «Рябиновый костер» (издан не был), «Персидские мотивы», а также другие стихотворения, созданные после октября 1924 г.
Такой подход к построению «Собрания стихотворений» — отказ от формальной хронологии в расположении произведений и в то же время четкое указание их последовательности внутри томов — явно диктовался композиционными соображениями, которым поэт всегда придавал первостепенное значение.
Есенин рассматривал «Собрание стихотворений» не как издание избранных стихов, а как свод произведений, охватывающий весь пройденный им к тому времени творческий путь. Гибель поэта 28 декабря 1925 г. возвела эту ясно выраженную авторскую волю на уровень последней творческой воли. Учитывая это, в первых трех томах настоящего собрания сочинений воспроизводится композиция и сохраняется состав подготовленного Есениным трехтомного издания. Произведения, не вошедшие в трехтомник, отнесены в последующие тома.
Полное собрание сочинений выпуС.А. Тся в семи томах:
Том 1. Стихотворения.
Том 2. Стихотворения («маленькие поэмы»).
Том 3. Поэмы.
Том 4. Стихотворения, не вошедшие в «Собрание стихотворений».
Том 5. Проза.
Том 6. Письма.
Том 7. Автобиографии, дарственные надписи, фольклорные записи, литературные манифесты и др. Хронологическая канва жизни и творчества С.А. Есенина. Справочные материалы.
Все тексты Есенина даются полностью, без каких-либо пропусков, восстановлены изъятые в прошлом цензурой отдельные строфы и строки. Тексты печатаются в соответствии с современными правилами орфографии и пунктуации, но при сохранении особенностей языка поэта, имеющих смысловое и стилистическое значение.
Даты указываются под текстом каждого произведения. Авторские даты воспроизводятся без скобок. Если авторские даты отсутствуют или имеются документальные данные об их неточности, то под произведением в угловых скобках указываются редакционные даты. В каждом конкретном случае источники датировок приводятся в комментариях, там же при необходимости дается обоснование датировок.
В основу подготовки текстов первых трех томов настоящего издания положен так называемый «наборный экземпляр» — рукопись трех томов «Собрания стихотворений», по которой осуществлялся набор этого издания (хранится в ГЛМ). Произведения, вошедшие в остальные тома, печатаются в последних авторских редакциях по автографам, авторским публикациям или другим источникам; письма и иные сходные материалы — по автографам или же (при их отсутствии либо недоступности для редакции) по копиям и публикациям.
В целях освобождения текстов Есенина от различных искажений они сверялись со всеми известными автографами поэта и авторизованными списками, а также со всеми авторскими публикациями.
Многие стихи, начиная с самых ранних, при жизни Есенина перепечатывались, иногда и без его ведома, в различных периодических изданиях, сборниках, антологиях. Если подобные перепечатки осуществлялись без участия автора, то они в качестве источников текста не учитываются.
В комментариях одновременно с указанием источника, по которому печатается тот или иной текст, сообщается о внесенных исправлениях и дается их обоснование. Опечатки и описки исправляются без оговорок.
Рукописные или печатные редакции произведений, которые существенно отличаются от окончательного текста по содержанию, композиции, метру или стилистическим признакам, воспроизводятся полностью в разделе «Другие редакции».
В специальные разделы вынесены варианты. Тексты их воспроизводятся в соответствии с теми же принципами, что и основные тексты. Варианты рукописей, имеющих несколько слоев правки, приводятся в той последовательности, в какой шла авторская работа. Необходимые редакционные добавления (напр., предположительная расшифровка поврежденных в рукописях мест и т. п.) даются в угловых скобках. Зачеркнутые автором слова или части слов обозначаются при необходимости квадратными скобками. Расшифровка недописанных слов, если они очевидны и не могли иметь другой формы, не оговаривается.
В своде вариантов не учитываются разночтения орфографического и пунктуационного характера, а также изменения в графике строк и строфике. Не включаются также разночтения печатных источников, возникшие в результате опечаток или неверного прочтения авторских текстов. Случаи редакционных вмешательств в тексты указываются в комментариях.
Справочный аппарат каждого тома состоит из вводной части (преамбулы) и комментариев к каждому произведению. В комментариях приводятся сведения обо всех источниках текста (рукописных и печатных), освещается история создания произведения, отмечаются все известные автографы, приводятся данные о датировке произведений. Существенное внимание уделено прижизненной критике. Творчество Есенина стало предметом острых споров практически с самых первых шагов его в литературе. Поэт внимательно следил за отзывами. Известна его острая реакция на некоторые выступления. Сохранились две тетради Есенина, куда в течение ряда лет собирались вырезки из газет и журналов. Материал прижизненной критики весьма обширен и уже в силу этого не мог быть полностью охвачен в комментариях, однако существенные и характерные отзывы из числа выявленных приведены. Учитывались не только суждения о творчестве поэта на страницах отечественной печати, но и в изданиях русского зарубежья.
В целях обеспечения научной объективности издания редакция считала своим долгом избегать оценочных суждений в комментариях, предположений и истолкований субъективного характера.
При подготовке издания учитывался опыт предшествующих собраний сочинений. Работа, проведенная составителями, текстологами и комментаторами этих изданий, существенно облегчила подготовку настоящего Полного собрания сочинений.
Редакция приносит глубокую благодарность работникам Российского Государственного архива литературы и искусства, Государственного литературного музея и Государственного музея-заповедника С.А.Есенина, рукописных отделов Российской государственной библиотеки и Российской национальной библиотеки, Института русской литературы (Пушкинский дом) и Института мировой литературы Российской Академии наук, оказавшим всемерное содействие в использовании автографов Есенина и других документальных материалов, имеющихся в фондах хранилищ.
Не все материалы даже из тех, о существовании которых сообщалось ранее в печати, оказались доступны редакции. Так, некоторые документальные источники из частных собраний, которые учитывались в предыдущих собраниях сочинений, за прошедшие годы поменяли своих владельцев и ныне местонахождение их неизвестно.
По-прежнему оС.А. Тся неразысканным ряд произведений поэта, существование которых подтверждается документально. Среди них стихотворения «Галки», «Белые скользкие тропы…», ряд писем и др.
Редакция издания просит всех лиц, все архивы, музеи и библиотеки, которые располагают автографами Есенина или другими документальными материалами, связанными с его жизнью и творчеством, оказать ей содействие, прислав копии соответствующих материалов или сообщив о них сведения по адресу: 121069, Москва, Поварская улица, д.25а, Институт мировой литературы им. А.М.Горького Российской академии наук, редакция Полного собрания сочинений С.А.Есенина. Редакция заранее благодарит всех, кто отзовется на эту просьбу.
Стихотворения
"Вот уж вечер. Роса…"
Вот уж вечер. Роса*
Блестит на крапиве.
Я стою у дороги,
Прислонившись к иве.
От луны свет большой
Прямо на нашу крышу.
Где-то песнь соловья
Вдалеке я слышу.
Хорошо и тепло,
Как зимой у печки.
И березы стоят,
Как большие свечки.
И вдали за рекой,
Видно, за опушкой,
Сонный сторож стучит
Мертвой колотушкой.
1910
"Там, где капустные грядки…"
Там, где капустные грядки*
Красной водой поливает восход,
Клененочек маленький матке
Зеленое вымя сосет.
1910
"Поет зима — аукает…"
Поет зима — аукает*,
Мохнатый лес баюкает
Стозвоном сосняка.
Кругом с тоской глубокою
Плывут в страну далекую
Седые облака.
А по двору метелица
Ковром шелковым стелется,
Но больно холодна.
Воробышки игривые,
Как детки сиротливые,
Прижались у окна.
Озябли пташки малые,
Голодные, усталые,
И жмутся поплотней.
А вьюга с ревом бешеным
Стучит по ставням свешенным
И злится все сильней.
И дремлют пташки нежные
Под эти вихри снежные
У мерзлого окна.
И снится им прекрасная,
В улыбках солнца ясная
Красавица весна.
1910
"Под венком лесной ромашки…"
Под венком лесной ромашки*
Я строгал, чинил челны,
Уронил кольцо милашки
В струи пенистой волны.
Лиходейная разлука,
Как коварная свекровь.
Унесла колечко щука,
С ним — милашкину любовь.
Не нашлось мое колечко,
Я пошел с тоски на луг,
Мне вдогон смеялась речка:
«У милашки новый друг».
Не пойду я к хороводу:
Там смеются надо мной,
Повенчаюсь в непогоду
С перезвонною волной.
1911
"Темна ноченька, не спится…"
Темна ноченька, не спится*,
Выйду к речке на лужок.
Распоясала зарница
В пенных струях поясок.
На бугре береза-свечка
В лунных перьях серебра.
Выходи, мое сердечко,
Слушать песни гусляра!
Залюбуюсь, загляжусь ли
На девичью красоту,
А пойду плясать под гусли,
Так сорву твою фату.
В терем темный, в лес зеленый,
На шелковы купыри,
Уведу тебя под склоны
Вплоть до маковой зари.
1911
"Хороша была Танюша, краше не было в селе…"
Хороша была Танюша*, краше не было в селе,
Красной рюшкою по белу сарафан на подоле.
У оврага за плетнями ходит Таня ввечеру.
Месяц в облачном тумане водит с тучами игру.
Вышел парень, поклонился кучерявой головой:
«Ты прощай ли, моя радость, я женюся на другой».
Побледнела, словно саван, схолодела, как роса.
Душегубкою-змеею развилась ее коса.
«Ой ты, парень синеглазый, не в обиду я скажу,
Я пришла тебе сказаться: за другого выхожу».
Не заутренние звоны, а венчальный переклик,
Скачет свадьба на телегах, верховые прячут лик.
Не кукушки загрустили — плачет Танина родня,
На виске у Тани рана от лихого кистеня.
Алым венчиком кровинки запеклися на челе,
Хороша была Танюша, краше не было в селе.
1911
"За горами, за желтыми долами…"
За горами, за желтыми до́лами*
Протянулась тропа деревень.
Вижу лес и вечернее полымя,
И обвитый крапивой плетень.
Там с утра над церковными главами
Голубеет небесный песок,
И звенит придорожными травами
От озер водяной ветерок.
Не за песни весны над равниною
Дорога мне зеленая ширь —
Полюбил я тоской журавлиною
На высокой горе монастырь.
Каждый вечер, как синь затуманится,
Как повиснет заря на мосту,
Ты идешь, моя бедная странница,
Поклониться любви и кресту.
Кроток дух монастырского жителя,
Жадно слушаешь ты ектенью,
Помолись перед ликом Спасителя
За погибшую душу мою.
1916
"Опять раскинулся узорно…"
Опять раскинулся узорно*
Над белым полем багрянец,
И заливается задорно
Нижегородский бубенец.
Под затуманенною дымкой
Ты кажешь девичью красу,
И треплет ветер под косынкой
Рыжеволосую косу.
Дуга, раскалываясь, пляшет,
То выныряя, то пропав,
Не заворожит, не обмашет
Твой разукрашенный рукав.
Уже давно мне стала сниться
Полей малиновая ширь,
Тебе — высокая светлица,
А мне — далекий монастырь.
Там синь и полымя воздушней
И легкодымней пелена.
Я буду ласковый послушник,
А ты — разгульная жена.
И знаю я, мы оба станем
Грустить в упругой тишине:
Я по тебе — в глухом тумане,
А ты заплачешь обо мне.
Но и познав, я не приемлю
Ни тихих ласк, ни глубины.
Глаза, увидевшие землю,
В иную землю влюблены.
1916
"Заиграй, сыграй, тальяночка, малиновы меха…"
Заиграй, сыграй, тальяночка, малиновы меха*.
Выходи встречать к околице, красотка, жениха.
Васильками сердце светится, горит в нем бирюза.
Я играю на тальяночке про синие глаза.
То не зори в струях озера свой выткали узор,
Твой платок, шитьем украшенный, мелькнул за косогор.
Заиграй, сыграй, тальяночка, малиновы меха.
Пусть послушает красавица прибаски жениха.
1912
Подражанье песне*
Ты поила коня из горстей в поводу,
Отражаясь, березы ломались в пруду.
Я смотрел из окошка на синий платок,
Кудри черные змейно трепал ветерок.
Мне хотелось в мерцании пенистых струй
С алых губ твоих с болью сорвать поцелуй.
Но с лукавой улыбкой, брызнув на меня,
Унеслася ты вскачь, удилами звеня.
В пряже солнечных дней время выткало нить…
Мимо окон тебя понесли хоронить.
И под плач панихид, под кадильный канон,
Все мне чудился тихий раскованный звон.
1910
"Выткался на озере алый свет зари…"
Выткался на озере алый свет зари*.
На бору со звонами плачут глухари.
Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло.
Только мне не плачется — на душе светло.
Знаю, выйдешь к вечеру за кольцо дорог,
Сядем в копны свежие под соседний стог.
Зацелую допьяна, изомну, как цвет,
Хмельному от радости пересуду нет.
Ты сама под ласками сбросишь шелк фаты,
Унесу я пьяную до утра в кусты.
И пускай со звонами плачут глухари.
Есть тоска веселая в алостях зари.
1910
"Матушка в купальницу по лесу ходила…"
Матушка в купальницу по лесу ходила*,
Босая с подтыками по росе бродила.
Травы ворожбиные* ноги ей кололи,
Плакала родимая в купырях от боли.
Не дознамо печени судорга схватила,
Охнула кормилица, тут и породила.
Родился я с песнями в травном одеяле.
Зори меня вешние в радугу свивали.
Вырос я до зрелости, внук купальской ночи,
Сутемень колдовная С.А. Тье мне пророчит.
Только не по совести С.А. Тье наготове,
Выбираю удалью и глаза и брови.
Как снежинка белая, в просини я таю
Да к судьбе-разлучнице след свой заметаю.
1912
"Зашумели над затоном тростники…"
Зашумели над затоном тростники*.
Плачет девушка-царевна у реки.
Погадала красна девица в семик*.
Расплела волна венок из повилик.
Ах, не выйти в жены девушке весной,
Запугал ее приметами лесной:
На березке пообъедена кора,—
Выживают мыши девушку с двора.
Бьются кони, грозно машут головой,—
Ой, не любит черны косы домовой.
Запах ладана от рощи ели льют,
Звонки ветры панихидную поют.
Ходит девушка по бережку грустна,
Ткет ей саван нежнопенная волна.
1914
"Троицыно утро, утренний канон…"
Троицыно утро, утренний канон*,
В роще по березкам белый перезвон.
Тянется деревня с праздничного сна,
В благовесте ветра хмельная весна.
На резных окошках ленты и кусты.
Я пойду к обедне плакать на цветы*.
Пойте в чаще, птахи, я вам подпою,
Похороним вместе молодость мою.
Троицыно утро, утренний канон.
В роще по березкам белый перезвон.
1914
"Туча кружево в роще связала…"
Туча кружево в роще связала*,
Закурился пахучий туман.
Еду грязной дорогой с вокзала
Вдалеке от родимых полян.
Лес застыл без печали и шума,
Виснет темь, как платок, за сосной.
Сердце гложет плакучая дума…
Ой, не весел ты, край мой родной.
Пригорюнились девушки-ели,
И поет мой ямщик наумяк*:
«Я умру на тюремной постели,
Похоронят меня кое-как».
1915
"Дымом половодье…"
Дымом половодье*
Зализало ил.
Желтые поводья
Месяц уронил.
Еду на баркасе,
Тычусь в берега.
Церквами у прясел
Рыжие стога.
Заунывным карком
В тишину болот
Черная глухарка
К всенощной зовет.
Роща синим мраком
Кроет голытьбу…
Помолюсь украдкой
За твою судьбу.
1910
"Сыплет черемуха снегом…"
Сыплет черемуха снегом*,
Зелень в цвету и росе.
В поле, склоняясь к побегам,
Ходят грачи в полосе.
Никнут шелковые травы,
Пахнет смолистой сосной.
Ой вы, луга и дубравы,—
Я одурманен весной.
Радугой тайные вести
Светятся в душу мою.
Думаю я о невесте,
Только о ней лишь пою.
Сыпь ты, черемуха, снегом,
Пойте вы, птахи, в лесу.
По полю зыбистым бегом
Пеной я цвет разнесу.
1910
"На плетнях висят баранки…"
На плетнях висят баранки*,
Хлебной брагой льет теплынь.
Солнца струганые дранки
Загораживают синь.
Балаганы, пни и колья,
Карусельный пересвист.
От вихлистого приволья
Гнутся травы, мнется лист.
Дробь копыт и хрип торговок,
Пьяный пах медовых сот.
Берегись, коли не ловок:
Вихорь пылью разметет.
За лещужною сурьмою —
Бабий крик, как поутру.
Не твоя ли шаль с каймою
Зеленеет на ветру?
Ой, удал и многосказен
Лад веселый на пыжну.
Запевай, как Стенька Разин
Утопил свою княжну.
Ты ли, Русь, тропой-дорогой
Разметала ал наряд?
Не суди молитвой строгой
Напоенный сердцем взгляд.
1915
Калики*
Проходили калики деревнями,
Выпивали под окнами квасу,
У церквей пред затворами древними
Поклонялись Пречистому Спасу.
Пробиралися странники по полю,
Пели стих о сладчайшем Исусе.
Мимо клячи с поклажею топали,
Подпевали горластые гуси.
Ковыляли убогие по стаду,
Говорили страдальные речи:
«Все единому служим мы Господу,
Возлагая вериги на плечи».
Вынимали калики поспешливо
Для коров сбереженные крохи.
И кричали пастушки насмешливо:
«Девки, в пляску. Идут скоморохи».
1910
"Задымился вечер, дремлет кот на брусе…"
Задымился вечер, дремлет кот на брусе*.
Кто-то помолился: «Господи Исусе».
Полыхают зори, курятся туманы,
Над резным окошком занавес багряный.
Вьются паутины с золотой повети.
Где-то мышь скребется в затворенной клети…
У лесной поляны — в свяслах* копны хлеба,
Ели, словно копья, уперлися в небо.
Закадили дымом под росою рощи…
В сердце почивают тишина и мощи.
1912
"Край любимый! Сердцу снятся…"
Край любимый! Сердцу снятся*
Скирды солнца в водах лонных.
Я хотел бы затеряться
В зеленях твоих стозвонных.
По меже на переметке
Резеда и риза кашки.
И вызванивают в четки
Ивы, кроткие монашки.
Курит облаком болото,
Гарь в небесном коромысле.
С тихой тайной для кого-то
Затаил я в сердце мысли.
Все встречаю, все приемлю,
Рад и С.А. Тлив душу вынуть.
Я пришел на эту землю,
Чтоб скорей ее покинуть.
1914
"Пойду в скуфье смиренным иноком…"
Пойду в скуфье смиренным иноком*
Иль белобрысым босяком
Туда, где льется по равнинам
Березовое молоко.
Хочу концы земли измерить,
Доверясь призрачной звезде,
И в С.А. Тье ближнего поверить
В звенящей рожью борозде.
Рассвет рукой прохлады росной
Сшибает яблоки зари.
Сгребая сено на покосах,
Поют мне песни косари.
Глядя за кольца лычных прясел,
Я говорю с самим собой:
С.А. Тлив, кто жизнь свою украсил
Бродяжной палкой и сумой.
С.А. Тлив, кто в радости убогой,
Живя без друга и врага,
Пройдет проселочной дорогой,
Молясь на копны и стога.
<1914–1922>
"Шел Господь пытать людей в любови…"
Шел Господь пытать людей в любови*,
Выходил он нищим на кулижку.
Старый дед на пне сухом в дуброве
Жамкал деснами зачерствелую пышку.
Увидал дед нищего дорогой,
На тропинке, с клюшкою железной,
И подумал: «Вишь, какой убогой,—
Знать, от голода качается, болезный».
Подошел Господь, скрывая скорбь и муку:
Видно, мол, сердца их не разбудишь…
И сказал старик, протягивая руку:
«На, пожуй… маленько крепче будешь».
1914
Осень*
Р. В. Иванову
Тихо в чаще можжевеля по обрыву.
Осень, рыжая кобыла, чешет гриву.
Над речным покровом берегов
Слышен синий лязг ее подков.
Схимник-ветер шагом осторожным
Мнет листву по выступам дорожным
И целует на рябиновом кусту
Язвы красные незримому Христу.
1914
"Не ветры осыпают пущи…"
Не ветры осыпают пущи*,
Не листопад златит холмы.
С голубизны незримой кущи
Струятся звездные псалмы.
Я вижу — в просиничном плате,
На легкокрылых облаках,
Идет возлюбленная Мати
С Пречистым Сыном на руках.
Она несет для мира снова
Распять воскресшего Христа:
«Ходи, мой сын, живи без крова,
Зорюй и полднюй у куста».
И в каждом страннике убогом
Я вызнавать пойду с тоской,
Не Помазуемый ли Богом*
Стучит берестяной клюкой.
И может быть, пройду я мимо
И не замечу в тайный час,
Что в елях — крылья херувима,
А под пеньком — голодный Спас.
1914
В хате*
Пахнет рыхлыми драченами,
У порога в дежке квас,
Над печурками точеными
Тараканы лезут в паз.
Вьется сажа над заслонкою,
В печке нитки попелиц,
А на лавке за солонкою —
Шелуха сырых яиц.
Мать с ухватами не сладится,
Нагибается низко,
Старый кот к махотке крадется
На парное молоко.
Квохчут куры беспокойные
Над оглоблями сохи,
На дворе обедню стройную
Запевают петухи.
А в окне на сени скатые,
От пугливой шумоты,
Из углов щенки кудлатые
Заползают в хомуты.
1914
"По селу тропинкой кривенькой…"
По селу тропинкой кривенькой*
В летний вечер голубой
Рекрута ходили с ливенкой
Разухабистой гурьбой.
Распевали про любимые
Да последние деньки:
«Ты прощай, село родимое,
Темна роща и пеньки».
Зори пенились и таяли.
Все кричали, пяча грудь:
«До рекрутства горе маяли,
А теперь пора гульнуть».
Размахнув кудрями русыми,
В пляс пускались весело.
Девки брякали им бусами,
Зазывали за село.
Выходили парни бравые
За гуменные плетни.
А девчоночки лукавые
Убегали, — догони!
Над зелеными пригорками
Развевалися платки.
По полям бредя с кошелками,
Улыбались старики.
По кустам, в траве над лыками,
Под пугливый возглас сов,
Им смеялась роща зыками
С переливом голосов.
По селу тропинкой кривенькой,
Ободравшись о пеньки,
Рекрута играли в ливенку
Про остальние деньки.
1914
"Гой ты, Русь, моя родная…"
Гой ты, Русь, моя родная*,
Хаты — в ризах образа…
Не видать конца и края —
Только синь сосет глаза.
Как захожий богомолец,
Я смотрю твои поля.
А у низеньких околиц
Звонно чахнут тополя.
Пахнет яблоком и медом
По церквам твой кроткий Спас.
И гудит за корогодом
На лугах веселый пляс.
Побегу по мятой стежке
На приволь зеленых лех,
Мне навстречу, как сережки,
Прозвенит девичий смех.
Если крикнет рать святая:
«Кинь ты Русь, живи в раю!»
Я скажу: «Не надо рая,
Дайте родину мою».
1914
"Я пастух, мои палаты…"
Я пастух, мои палаты* —
Межи зыбистых полей.
По горам зеленым — скаты
С гарком гулких дупелей.
Вяжут кружево над лесом
В желтой пене облака.
В тихой дреме под навесом
Слышу шепот сосняка.
Светят зелено в сутёмы
Под росою тополя.
Я — пастух; мои хоромы —
В мягкой зелени поля.
Говорят со мной коровы
На кивливом языке.
Духовитые дубровы
Кличут ветками к реке.
Позабыв людское горе,
Сплю на вырублях сучья.
Я молюсь на алы зори,
Причащаюсь у ручья.
1914
"Сторона ль моя, сторонка…"
Сторона ль моя, сторонка*,
Горевая полоса.
Только лес, да посолонка,
Да заречная коса…
Чахнет старая церквушка,
В облака закинув крест.
И забольная кукушка
Не летит с печальных мест.
По тебе ль, моей сторонке,
В половодье каждый год
С подожочка и котомки
Богомольный льется пот.
Лица пыльны, загорелы,
Веки выглодала даль,
И впилась в худое тело
Спаса кроткого печаль.
1914
"Сохнет стаявшая глина…"
Сохнет стаявшая глина*,
На сугорьях гниль опенок.
Пляшет ветер по равнинам,
Рыжий ласковый осленок.
Пахнет вербой и смолою,
Синь то дремлет, то вздыхает.
У лесного аналоя
Воробей псалтырь читает.
Прошлогодний лист в овраге
Средь кустов, как ворох меди.
Кто-то в солнечной сермяге*
На осленке рыжем едет.
Прядь волос нежней кудели,
Но лицо его туманно.
Никнут сосны, никнут ели
И кричат ему: «Осанна*!»
1914
"Чую радуницу Божью…"
Чую радуницу Божью* —
Не напрасно я живу,
Поклоняюсь придорожью,
Припадаю на траву.
Между сосен, между елок,
Меж берез кудрявых бус,
Под венком, в кольце иголок,
Мне мерещится Исус.
Он зовет меня в дубровы,
Как во царствие небес,
И горит в парче лиловой
Облаками крытый лес.
Голубиный дух от Бога,
Словно огненный язык,
Завладел моей дорогой,
Заглушил мой слабый крик.
Льется пламя в бездну зренья,
В сердце радость детских снов.
Я поверил от рожденья
В Богородицын покров*.
1914
"По дороге идут богомолки…"
По дороге идут богомолки*,
Под ногами полынь да комли.
Раздвигая щипульные колки,
На канавах звенят костыли.
Топчут лапти по полю кукольни,
Где-то ржанье и храп табуна,
И зовет их с большой колокольни
Гулкий звон, словно зык чугуна.
Отряхают старухи дулейки,
Вяжут девки косницы до пят.
Из подворья с высокой келейки
На платки их монахи глядят.
На вратах монастырские знаки:
«Упокою грядущих ко мне»,
А в саду разбрехались собаки,
Словно чуя воров на гумне.
Лижут сумерки золото солнца,
В дальних рощах аукает звон…
По тени от ветлы-веретенца
Богомолки идут на канон.
1914
"Край ты мой заброшенный…"
Край ты мой заброшенный*,
Край ты мой, пустырь.
Сенокос некошеный,
Лес да монастырь.
Избы забоченились,
А и всех-то пять.
Крыши их запенились
В заревую гать.
Под соломой-ризою
Выструги стропил,
Ветер плесень сизую
Солнцем окропил.
В окна бьют без промаха
Вороны крылом,
Как метель, черемуха
Машет рукавом.
Уж не сказ ли в прутнике
Жисть твоя и быль,
Что под вечер путнику
Нашептал ковыль?
1914
"Заглушила засуха засевки…"
Заглушила засуха засевки*,
Сохнет рожь и не всходят овсы.
На молебен с хоругвями девки
Потащились в комлях полосы.
Собрались прихожане у чащи,
Лихоманную грусть затая.
Загузынил дьячишко лядащий:
«Спаси, Господи, люди твоя*».
Открывались небесные двери,
Дьякон бавкнул из кряжистых сил:
«Еще молимся, братья, о вере,
Чтобы Бог нам поля оросил».
Заливались веселые птахи,
Крапал брызгами поп из горстей,
Стрекотуньи-сороки, как свахи,
Накликали дождливых гостей.
Зыбко пенились зори за рощей,
Как хол