В начале 1876 года правительство оценивало, что в войну будет втянуто не более трех тысяч недоговорных Лакотов, из которых лишь 600-800 человек являются воинами. По имеющейся у Терри информации, большинство враждебных индейцев находились в краю реки Паудер, там, где проходила граница между юго-восточной Монтаной и Вайомингом. План Шеридана, как его проанализировал Джон Гиббон - командир Западного округа Монтаны под началом генерала Терри – заключался в том, чтобы
располагать в поле рядом колонн, дабы передвигающиеся индейские селения не смогли избежать всех из них, и чтобы эти колонны взаимодействовали друг с другом под неким общим командованием (в этом случае – Шеридана в Чикаго). Каждая из них должна быть достаточно сильна, чтобы постоять за себя. Индейцы, если им удастся ускользнуть от одной из них, по всей вероятности столкнутся с одной из других.
Как и зимняя кампания, тактика сходящихся колонн была успешно использована против индейцев южных степей, и Шеридан включил ее в свой план. Колонн должно было быть три: две из департамента Терри, и одна от Крука.
Войска Терри были сконцентрированы в двух основных районах, находящихся вдалеке друг от друга – возле фортов Шо и Эллис в западной Монтане и в фортах, разбросанных вдоль по Миссури на Территории Дакота. Полковник Гиббон должен был вести войска из Монтаны вдоль по Йеллоустону, в конце концов соединившись с колонной из Дакоты, движущейся на запад под командованием Кастера. В департаменте Крука большая часть войск, необходимых для исполнения замысла Шеридана, находились в юго-восточном Вайоминге и должны были двигаться навстречу к двум другим колоннам. Если все сработает, Гиббон и Кастер вынудят индейцев идти на юг, прямо в объятия Крука, который в свою очередь вновь повернет их на север. Зажатые между этими колоннами, индейцы начнут метаться взад и вперед, пока им не останется лишь сдаться, как это и произошло в Войне на Красной реке в южных степях.
|
|
Альфред Хоуи Терри – человек, на котором лежала ответственность за две северные колонны – был единственным командиром департамента Военного округа Миссури, не являвшимся выпускником Вест-Пойнта. Состоятельный холостяк из Новой Англии, он был адвокатом-самоучкой, говорившим на нескольких языках и хорошо знакомым как с литературой, так и с искусством.
Во время Гражданской войны Терри завербовался добровольцем на девяносто дней, однако остался в армии до капитуляции Юга. Он так проявил себя, что был произведен в чин генерал-майора добровольцев. Взятие им Форта Фишер, Северная Каролина, в 1865 году лишило южан последнего большого морского порта и ускорило конец войны. За это Конгресс наградил его специальной благодарственной грамотой, и Терри стал одним из пятнадцати солдат армии Союза, удостоенных подобной чести. После войны он был произведен в бригадные генералы Регулярной Армии.
Терри принял командование только что созданным Департаментом Дакота в середине Войны Красного Облака. Это дало ему опыт управления индейской кампанией, хотя он и не поупражнялся в роли действующего полевого командира.
В 1876 году возраст Терри приближался к пятидесяти. В его редеющих темных волосах уже наметилась лысина. Терри чисто брил щеки, но носил усы, а подбородок покрывала густая темная борода. Шести футов ростом, с прямой осанкой Терри был уважаемым и популярным командиром, который сотрудничал с начальством так же, как и с подчиненными. Но его славный характер иногда мешал ему адекватно контролировать более молодых и амбициозных офицеров.
|
|
Война в подведомственном Терри департаменте началась почти тотчас же. В минувшем году группа торговцев из Бозмена, Монтана, основали пост, названный Фортом Пиз. Этот форт находился в самой глуши – на берегах Йеллоустона возле его слияния с Бигхорном, в 250 милях восточнее Бозмена. В феврале 1876 года несколько групп из Форта Пиз прибыли в Бозмен. Они сообщили, что форт подвергся самой настоящей осаде. Там еще оставались сорок один человек, которые вероятно могли сдержать индейцев до подхода подкрепления.
Бозмен находился неподалеку от Форта Эллис, которым командовал Джеймс С. Брисбин, выступивший по приказу генерала Терри к Форту Пиз 22 февраля во главе колонны, состоявшей из 192 солдат, 14 офицеров и 15 штатских. Когда эта колонна добралась до Агентства Кроу, находившегося возле того места, где ныне стоит город Колумбус, Монтана, к ней присоединились 25 штатских и 54 скаута из индейцев Кроу, знавших этот край и являвшихся наследственными врагами Лакотов.
Брисбин добрался до торгового поста к 4 марта и эвакуировал девятнадцать выживших, восемь из которых были ранены. Из остальных шестеро погибли, а прочим удалось ускользнуть из форта. “Индейцев видно не было… но обнаруженные нами боевые палатки выдали присутствие примерно шестидесяти Сиу, которые скрылись в южном направлении”, - отметил Терри.
|
|
Двенадцатидневный переход Брисбина от Форта Эллис к Форту Пиз был сравнительно легок, принимая во внимание ту общую проблему, касающуюся вывода войск в поле, с которой столкнулся Терри. Зимы в северных степях опасно капризны. Хотя в целом весь сезон стоят холода, случаются короткие оттепели, когда термометр может подскочить до 60 – 70 градусов[9]. Это потепление может смениться внезапным, ослепляющим бураном, длящимся многие дни, когда термометр падает намного ниже ноля. Ветер вздымал легкий снег, смешивая его с поднятой пылью и наполняя воздух коричневатой мерзостью, которая понижала видимость почти до ничего. Когда, наконец, наступала весна, тающие снега превращали неторопливые и мелкие реки в ревущие потоки.
Зона боевых действий находилась в восточной части Монтаны – редко заселенном крае с немногочисленными дорогами и тропами. Войска, которые должны были влиться в колонну полковника Гиббона, были разбросаны по военным постам в густо заселенной западной части территории, и простая задача по их объединению предлагала сложное логическое решение. Ближайшим военным постом к зоне боевых действий был Форт Эллис, который мог послужить Гиббону в качестве основной базы. Эллис, однако, находился в 183 милях к югу от штаб-квартиры Гиббона в Форте Шо. Пробравшись сквозь снег и грязь от Форта Шо к Форту Эллис, Гиббон затем должен был проделать еще примерно сто миль на юг к Агентству Кроу, где он рассчитывал основать свою опорную базу. Еще 140 миль отделяли Агентство Кроу от торгового поста в Форте Пиз – ближайшего места, где Гиббон мог ожидать встречи с враждебными индейцами. Это значило, что некоторым подразделениям из Монтаны предстояло пройти по обледенелым тропам и грязи более 400 миль вместе с лошадьми, мулами и фургонами до того, как они только подойдут к возможной зоне боевых действий. Расстояние и погода вместе взятые сделали раннее выступление невозможным. Тем не менее, 8 марта Гиббон написал Терри из Форта Шо, что прилагаются все усилия, чтобы войска пришли в движение.
“Потребуется десять дней, чтобы добраться до Эллиса, если нас не застигнет буран”, - сказал Гиббон, но добавил, что последние два дня бушевала сильная снежная буря, задержавшая фургоны, нанятые для отправки в Форт Эллис. Было настоятельно необходимо преодолеть горные хребты к востоку от Форта Эллис до того, как оттепели превратят дорогу в непролазную грязь, но даже при условии хорошей погоды Гиббон ныне сомневался, что сможет выступить раньше 1 апреля.
Гиббон планировал идти на восток, вдоль по Йелоустону, до его слияния с Бигхорном, неподалеку от того места, где располагался старый Форт Смит – один из злополучных постов полковника Каррингтона. После этого Гиббон мог выступить на поиски тех индейских лагерей, которые, как он ожидал, могли находиться в том краю. “Там должны быть некоторые, хотя я слышал, что большинство из них находятся возле реки Танг”, - писал Гиббон, добавив, что может двигаться либо на юг, вверх по Бигхорну, либо продолжать движение на восток вдоль по Йелоустону. Какой из маршрутов избрать, будет зависеть от сведений, полученных от проводников и индейских скаутов, нанятых в Агентстве Кроу.
Так как и он, и Крук, намеревались использовать индейских скаутов, Гиббона тревожило, что, неожиданно повстречавшись в пути, две группы правительственных индейцев, идущие в авангарде колонн, могут по ошибке схватиться друг с другом. Скаутам были необходимы какие-то опознавательные знаки. Гиббон решил отметить своих индейцев красными лоскутами, обвязанными вокруг их левой руки. Так же решил поступить и Крук.
Если Шеридан все еще и лелеял хоть какие-то надежды на проведение зимней кампании, предсказанная Гиббоном дата – 1 апреля, если позволит погода – положила им конец. Точно так же, Шеридан мог лишь с малой вероятностью рассчитывать на скоординированное выдвижение войск. Один лишь Крук, похоже, был способен выступить в поход в должное время, и то потому, что зимы в Департаменте Платт были не такими суровыми. Это стало только началом всех тех разочарований, которые доведется испытать Шеридану за время этой войны.
Генерал-лейтенант был бы разочарован еще сильней, если бы узнал мнение бывалых офицеров из штаба Крука, которые верили в успех намного меньше Гиббона. В своем дневнике лейтенант Джордж Грегори Бурк, один из адъютантов Крука, заметил:
Мы находимся сейчас накануне самой ожесточенной индейской войны, к ведению которой когда-либо взывало правительство: войны с племенем, кое разжирело и обнаглело на правительственной щедрости и вооружено и снаряжено самым совершенным оружием с попустительства или легкомыслия индейских агентов.
Объективная оценка ситуации, данная Бурком, проистекает из четырех лет, проведенных им бок о бок Круком. Сорокашестилетний Крук был одним из лучших борцов с индейцами в армии. Его опыт уходит корнями в 1850-е годы, когда, будучи молодым лейтенантом, он принимал участие в войнах с Якимами и на Руж-Ривер на Северо-востоке. Тогда и позже, в армии Союза, Крук придавал особое значение обучению и меткой стрельбе – две концепции, считающиеся новаторскими в армии Соединенных Штатов того периода. Вернувшись на Северо-запад после Гражданской войны, Крук усмирил Шошонов и Паютов, чем заслужил особую благодарность от законодательных органов Орегона. Его величайшие нововведения, однако, относятся ко времени войны с Апачами в Аризоне. Тогда Крук широко использовал индейских скаутов в качестве следопытов, действуя по принципу “свой своего ловит”. Он также усовершенствовал применение караванов из вьючных мулов, придав тем самым своим войскам гораздо большую скорость и мобильность, нежели ту, которой они обладали с медлительными и неуклюжими фургонными обозами, громыхающими позади. За эти достижения он перепрыгнул через два звания – от подполковника до бригадного генерала – и получил под свое начало Департамент Платт.
Шести футов ростом, Крук, как и Терри, имел прямую осанку. Обладая весом в 170 фунтов, он был худ и мускулист. Его щеки были красновато-коричневы, а благодаря серо-голубым глазам он получил от индейцев прозвище Серый Лис.
Несмотря на все его достижения, тактическое искусство Крука было непостоянно, а проведенные им кампании часто колебались между блеском и тупостью. Случались времена, когда он казался умственно ленивым. Тем не менее, Крук был великим военачальником, когда использовал свое умение на полную катушку, и его общий перечень успехов был лучше, чем у любого другого генерала на фронтире.
Была, однако, одна менее приятная черта в характере Крука. Один офицер, служивший под его началом во время Войны Сиу, охарактеризовал генерала, как “до некоторой степени бесчувственного солдата, который в военное время относился к своим людям возможно чересчур рационально…”. Крук тщательно взращивал прессу, обеспечивая лояльно настроенным журналистам участие в своих экспедициях и изгоняя нелояльных. Штаб он себе подбирал, основываясь большей частью на принципе безоговорочной преданности.
Хотя Крук и Шеридан были друзьями детства, а затем товарищами по комнате в Вест-Пойнте, профессиональная зависть со стороны Крука непоправимо разрушила их взаимоотношения, и к 1876 году они выродились в чистую ненависть. Крук открыто высмеивал внешность Шеридана, возлагая на нее вину за личную жизнь генерал-лейтенанта, которую считал распутной и неудавшейся. На деле часто казалось, что Крук умышленно пытается принизить Шеридана, как профессионально, так и лично. Шеридан, не искавший ссоры, уважал Крука, как солдата, но в частных беседах платил тому с лихвой.
В полевых условиях Крук беспрестанно опрашивал своих офицеров на предмет информации, но редко делился с ними своими мыслями. Совещания главным образом состояли из изложения конечных решений, принятых генералом, без какого-либо их обсуждения. Он издавал обширные общие распоряжения, позволяя своим командирам самим разрабатывать детали. Однако, хотя это давало им широкую свободу действий, доведенные до белого каления офицеры зачастую получали так мало информации, что на деле не знали, что Крук от них хотел. Действительно, иногда казалось, что газетчики знали о генеральских планах больше, чем его командиры. Подобного рода общение с подчиненными серьезно затрудняло операции в разворачивающейся войне с Сиу, так что тому небольшому успеху, которого Крук добился в той войне, он целиком обязан своим офицерам, таким как Энсон Миллс и Рэнальд МакКензи.
Крук со своим штабом покинул штаб-квартиру в Омахе 17 февраля и отправился в Шайен, штат Вайоминг, сопровождаемый Беном Кларком – проводником из Оклахомы, тогдашней Индейской территории. Привлечение Кларка без сомнения произошло с подачи Шеридана, который знал его, как одного из лучших проводников в южных степях, и очевидно решил, что Кларк своими советами поможет полевым командирам в проведении столь же успешной кампании на севере.
Прибыв в Шайен, Крук обнаружил, что подготовка войск и снаряжения неплохо продвинулась вперед, в отличие от Департамента Дакоты, где войска Терри все еще бездействовали в своих занесенных снегом фортах. У Тома Мура – опытного штатского погонщика мулов, работающего по контракту на армию – был хорошо снаряженный караван мулов, готовый к выходу в поле. Пять рот кавалерии, примерно 250 человек, в соседнем Форте Рассел, также были готовы к выступлению.
Единственной проблемой была проблема транспортировки. Хотя Крук планировал использовать в текущих операциях вьючных мулов, припасы должны были доставляться на различные военные базы на севере фургонами. Но фургоны очень трудно было найти, поскольку Шайен охватила золотая лихорадка в Черных Холмах. Город располагался на прямой от Колорадо до золота в холмах. Новый железный мост через реку Платт у Форта Ларами, который находился примерно в девяноста милях к северо-востоку от Шайена, сделал дорогу через Шайен практичнее для золотоискателей со Среднего Запада, чем более короткие, но тяжелые пути через Сидней и Северная Платт в Небраске. Как результат, почти все транспортные средства в Шайене уже были наняты для перевозки грузов. Закупка вагонов заняла время, но стала меньшим злом, чем опасная проволочка.
Крук, судя по всему, мало что знал об общем плане Шеридана двустороннего охвата противника, поскольку сам он планировал самостоятельную операцию. Его тщательные приготовления имели перед собой три цели: нанести стремительный, внезапный удар, который деморализует индейцев; сделать это зимой, чтобы индейцы оказались в гораздо более тяжелых условиях, нежели поздней весной или летом; и, поскольку в его распоряжении находилось слишком мало войск, выбить из игры некоторые враждебные группы незамедлительно, чтобы встретить меньшее сопротивление летом.
Как бригадный генерал и командующий департаментом, Крук являлся в первую очередь теоретиком и администратором, по своей должности мало связанным с проведением повседневных операций, и – по крайней мере, официально – мог сопровождать колонну только в качестве наблюдателя. Полковник Джозеф Рейнольдс, Третья Кавалерия - пожилой ветеран с хорошим послужным списком времен Гражданской войны, был назначен командующим полевой армией, которая получила название Бигхорнской экспедиции. Ее целью были горы Бигхорн, простирающиеся на северо-запад, через северо-восточный Вайоминг в Монтану, и захватывающие Департаменты Платт и Дакота.
Лейтенант Бурк отметил, что Крук намеревался идти маршевым порядком налегке. С собой солдаты должны были взять лишь самое необходимое из одежды, снаряжения и лагерных принадлежностей. Все прочее должно было быть оставлено.
Опорной базой был Форт Феттерман, находившийся в 130 милях к северу от Шайена и являвшийся последним военным постом, защищающим приграничные поселения Вайоминга. 21 февраля основная часть кавалерии выступила из Форта Рассел в Форт Феттерман. В тот же день на соединение с этой кавалерией из Форта Сандерс, что близ Ларами-Сити, выступили еще две роты кавалеристов. На следующий день Крук отбыл в Форт Ларами, где он намеревался остановиться на пару дней и взять с собой три дополнительные роты кавалерии, прежде чем отправиться дальше, в Форт Феттерман. Пройдя форсированным маршем пятьдесят четыре мили, Крук добрался до Чагуотер-Ривер, где он провел ночь на ранчо Джона “Португальца” Филлипса.
Истинный пионер, много лет прослуживший правительственным скаутом, Филлипс в 1866 году проскакал 236 миль сквозь снежную бурю до Форта Ларами, чтобы доставить известия об избиении отряда Феттермана и мольбу о помощи от осажденного, гибнущего гарнизона Форта Фил-Керни. Зная намеченную Круком арену военных действий, как никакой другой белый, Филлипс дал прямую оценку ситуации. Если война продлится до лета, сказал он, индейцы продолжат уходить из резервации и объединяться до тех пор, пока их численность не дойдет, по меньшей мере, до восемнадцати - двадцати тысяч в совокупности, и они смогут выставить до четырех тысяч воинов. Филлипс не сомневался в том, что индейцы будут драться. Несколько раз он видел, как они выступали на тропу войны, по причинам, гораздо менее серьезным, чем ныне. Правительство бросило индейцам вызов, и они его примут. Филлипс был убежден, что если индейцы не соберутся в одном каком-то месте, где по ним можно будет нанести молниеносный предупреждающий удар, война распадется на несколько самостоятельных кампаний и будет тянуться до тех пор, пока все разрозненные группы не будут вынуждены запросить мира.
Приняв к сведению отрезвляющие слова Филлипса, на следующее утро Крук возобновил марш и под вечер прибыл в Ларами. Все путешествие из Шайена до Ларами заняло полтора дня. В форту царило возбуждение, вызванное как надвигающейся войной, так и наплывом золотоискателей, жаждущих попасть в Черные Холмы. И в форту, и на дороге солдаты видели толпы людей, направлявшихся к холмам, тяжело нагруженных провизией, с новыми фургонами, которые тянули свежие, сильные лошади. Некоторые, однако, шли пешком от ранчо к ранчо, живя на подаяние, что указывало на тяжелый экономический кризис, охвативший Восток.
День 23 февраля Крук провел, изучая карты и опрашивая скаутов и проводников. В его подчинении уже находился Бен Кларк, описанный одним из своих приятелей-проводников, как “один из самых сдержанных и храбрых обитателей степей в этом краю”. В Форте Ларами к Кларку присоединились Луи Ришо; Баптист Пурье и Баптист Гарнье, прозванные “Большой Летучей Мышью” и “Маленькой Летучей Мышью” соответственно; и Фрэнк Гроард.
Самой примечательной личностью в этой компании являлся Фрэнк Гроард – коренастый, крепко сложенный мужчина весом более двухсот фунтов. Он был смугл и усат, с широким лицом и темными вьющимися волосами. Происхождение Гроарда весьма спорно. Некоторые индейцы, включая женщину, утверждавшую, что она приходится ему единокровной сестрой, говорили, что отец Фрэнка был французским креолом, а мать происходила из Оглалов. Его враги называли Гроарда мулатом. Самая общеизвестная и принятая большинством история – впрочем, возможно сфабрикованная самим Гроардом – рассказывает о том, что он родился 20 сентября 1853 года на Дружественных островах Полинезии в семье американского миссионера и туземной аристократки.
Фрэнк говорил, что когда ему было два года, отец перевез всю семью в Сан-Бернардино, Калифорния. Даже мягкий калифорнийский климат был слишком суров для миссис Гроард. Она вернулась на родину со всеми детьми, кроме Фрэнка, которого усыновила другая семья. В 1865 году Фрэнк сбежал от приемных родителей с караваном, направлявшимся в Хелену, Монтана. Почти с уверенностью можно сказать, что во время своего пребывания в Монтане он был захвачен Оглалами и провел среди них шесть лет. Фрэнк изучил их язык и обычаи и настолько близко познакомился с Неистовой Лошадью, что два эти человека успели сильно невзлюбить друг друга. Впрочем, Гроард, претендовавший на добрые чувства со стороны вождя, никогда не уточнял причину этой неприязни.
Всего тридцать скаутов были завербованы в Форте Ларами. Согласно Бурку, они представляли собой “скопище самых отъявленных головорезов, когда-либо бравших на абордаж корабли. Метисы, скво-мэны, охотники за головами, воры и авантюристы разных сортов, собравшиеся из различных индейских агентств, составили это подразделение”. Единственными, кто произвел на Бурка хорошее впечатление, были Бен Кларк, Луи Ришо и Большая Летучая Мышь Пурье. Майор Тадеуш Стэнтон - номинально казначей, но частенько служивший посредником на переговорах и командиром скаутов – принял командование этим отрядом, чем заслужил глубочайшее уважение со стороны Бурка.
Завершив свои дела в Форте Ларами, Крук направился в Форт Феттерман. Прибыв туда после двухдневного путешествия по бесплодному, каменистому краю, он обнаружил там нескольких Арапахов под предводительством Черного Угля – второстепенного вождя, который сообщил, что Сидящий Бык стоит лагерем на реке Паудер ниже старого Форта Рино.
27 февраля пять караванов с четырьмястами вьючными мулами, которым предстояло тащить основной груз, прибыли в Феттерман из Шайена в хорошем состоянии. Фургоны должны были следовать за колонной до того места, где будет решено основать временную опорную базу. Там за дело возьмутся мулы.
Чтобы скоординировать свои действия с Терри, Крук телеграфировал Кастеру (который все еще находился в пути в Форт Линкольн из своей затянувшейся командировки на Восток), что колонна Вайоминга выступит в страну Бигхорн в течение нескольких дней с десятью ротами кавалерии и двумя пехотными. Однако он предупредил, что планы будут изменяться по ходу марша, в зависимости от местности и сообщений скаутов. Общая численность экспедиции была 883 человека – солдат, гражданских скаутов, проводников и караванщиков.
1 марта Бигхорнская экспедиция выступила из Форта Феттерман и направилась на юг. Первая из колонн Шеридана вышла на позиции.
КУРС НА СТОЛКНОВЕНИЕ
Несмотря на свой официальный статус наблюдателя, Крук вскоре дал понять, что именно он в действительности руководит Бигхорнской экспедицией, а полковник Рейнольдс является командующим лишь номинально. Сам Крук объяснял это тем, что ему сообщили, что проведение индейской кампании в северных степях невозможно в течение зимы и начала весны, и он “сопровождает” войска, чтобы лично убедиться, так ли это на деле. Крук намекнул, что есть и другие причины, но не уточнил, какие именно.
Быть может, причиной являлся возраст Рейнольдса. Ему было пятьдесят четыре, и, несмотря на хороший послужной список времен Гражданской войны, некоторые из более молодых офицеров полагали, что ему окажутся не по плечу тяготы и лишения индейской кампании. Более вероятно, однако, что Крук попросту не доверял Рейнольдсу. Несколькими годами раньше, когда Рейнольдс возглавлял Департамент Техас, МакКензи обвинил его в коррупции. Это обвинение было связано с некоторыми сомнительными финансовыми сделками, затронувшими Форт МакКавет – форт в западном Техасе, которым МакКензи тогда командовал. Ныне, в 1876 году, имя Рейнольдса вновь всплыло на поверхность в связи с выявившимися взятками в ведомстве Военного министра Белкнапа.
Сама экспедиция была примечательна множеством порожденных ею свидетельств из первых рук в виде газетных статей, писем и дневников. В самом деле, Великая война Сиу стала одним из наиболее подтвержденных документами конфликтов девятнадцатого века. Официально, пресса в экспедиции Крука была представлена Робертом Стрэйхорном, корреспондентом денверской “Rocky Mountain News”, который писал также для “Chicago Tribune”, омахской “Republican”, шайенской “Sun” и “New York Times”. Стрэйхорну, писавшему под псевдонимом “Альтер Эго”, было всего двадцать четыре года, но уже десять лет, как он работал в газетах. Журналист быстро заслужил уважение со стороны офицеров и солдат, участвующих в этой кампании.
Хотя Стрэйхорн был единственным профессиональным журналистом в экспедиции, он не являлся единственным корреспондентом, писавшим в “Chicago Tribune”. Капитан Эндрю Бэрт - пехотинец, присоединившийся к колонне в Форте Ларами – также писал для этой газеты, впрочем, как и для цинциннатской “Commercial”. На деле, и офицеры, и нижние чины из обеих команд, Крука и Терри, пополняли свое армейское жалование, посылая отчеты в газеты. Если бы индейцы подписались на эти издания, исход войны мог бы быть иным. Секретность не существовала в 1876 году, и практически каждый аспект военных кампаний публиковался с величайшими – и часто очень точными – подробностями.
Дневники Великой войны Сиу велись людьми с разным уровнем образования, от практически безграмотных до завершенных стилистов. Некоторые дневники представляли собой чуть больше, нежели простые наблюдения за погодой и описание маршрута. Однако во многих ощущалось понимание важность исторического значения этой кампании, и содержались проницательные описания местности, событий и личностей, с тонким взглядом вглубь людской психологии.
Самым примечательным из всех, был дневник, написанный лейтенантом Бурком за пятнадцать лет, проведенных им подле Крука. Родившийся в Филадельфии в 1846 году, Бурк в шестнадцать лет убежал из дома, чтобы вступить в армию Союза. После войны он поступил в Вест-Пойнт и закончил его в 1869 году. Направленный в Аризону, Бурк в 1872 году присоединился к штабу Крука. Положение Бурка, как адъютанта генерала, предоставило ему возможность изнутри взглянуть на стержневой момент национальной истории, и его дневник полон детальных записок, газетных вырезок, фотографий, карт и набросков. Помимо всего, Бурк интересовался антропологией и вел подробные записи, касающиеся образа жизни индейцев, с которыми ему довелось воевать. Его опубликованные открытия принесли ему признание не только как солдата, но и как ученого. Подтверждением скрупулезности и великих способностей Бурка – автора, наблюдателя, аналитика – является тот факт, что и ныне, более столетия спустя несколько его книг по военным вопросам и индейской культуре все еще издаются.
По мере того, как эта экспедиция солдат-писателей продвигалась на север, следуя по старой правительственной дороге через восточный Вайоминг, индейцы внимательно следили за ее движением, передавая сигналы при помощи зеркал от вершины к вершине. Заметив эти блики, солдаты решили, что за ними наблюдают Лакоты, хотя это вполне могли быть и Шайены. Как и Лакоты, многие группы Шайенов отказались жить в резервациях, предпочтя им волю неуступленных индейских земель. Так как Шайены до сей поры позволяли белым перемещаться по своей территории от поселения к поселению, они думали, что армия оставит их в покое. Пока эти белые путники никоим образом не докучали индейцам, те вполне охотно позволяли им странствовать по индейскому краю. До последнего времени никто не беспокоил Шайенов, и они не считали, что находятся в состоянии войны с кем-либо.
В течение зимы 1875-76 годов Шайены и Оглалы разбивали лагеря неподалеку друг от друга и держались бок о бок по мере перекочевок с места на место. Когда Крук выступил в поле, оба племени пребывали на западном берегу реки Танг в юго-восточной Монтане. Среди Шайенов находился восемнадцатилетний воин по имени Деревянная Нога, воспоминания которого впоследствии стали одним из нескольких Шайенских свидетельств, подробно описывающих раннюю фазу этой войны. Высокий и тонкий, Деревянная Нога был известен среди соплеменников своей выносливостью и получил свое имя, потому что мог долго идти, совсем не уставая, словно его ноги были сделаны из дерева. Он опробовал себя в сражении за год до этого, выделившись в стычке с конокрадами из племени Кроу.
Сейчас, однако, его мысли были далеки от походов и битв. Деревянной Ноге более всего хотелось спокойной и приятной жизни в зимнем лагере. Кофе, сахар и табак являлись редкостью, но иногда их можно было раздобыть у пришедших из агентств Шайенов или кочующих Лакотов. Впрочем, этот дефицит был лишь малой платой за свободу вне резерваций, в краю реки Танг.
Спокойствие в лагере было нарушено в конце февраля. Тогда в лагерь прибыл со своей семьей Последний Бык – руководитель военного общества Лис – и сообщил, что армия направляется воевать со всеми Сиу и Шайенами, находящимися за границами резервации. Однако, Последний Бык не знал, из каких фортов придут эти солдаты, и кто будет их вождями.
Большинство Шайенов решили, что Последний Бык просто-напросто введен в заблуждение необоснованными слухами. Но его сообщение подтвердилось несколько дней спустя, когда Шайены отделились от Оглалов и двинулись на восток к реке Паудер. Пятнистый Волк, Магический Волк и Близнец – три уважаемых вождя – прибыли в новый лагерь и посоветовали всем отправляться на юг, в резервацию. После двухдневного совета вожди лагеря решили остаться на месте. Если солдаты придут, индейцы украдут у них всех лошадей, и они не смогут воевать, решили вожди. Лагерь, который теперь состоял из сорока палаток (примерно 320 жителей), был приведен в состояние полной боевой готовности. Всем охотничьим отрядам было велено следить, не обнаружатся ли где солдаты или их следы. Женщины и старики были готовы в любой момент спастись бегством, если лагерь будет атакован.
В Вайоминге Крук продолжал идти на север. Впереди шли десять рот кавалерии, сопровождаемые двумя ротами пехоты, санитарными колясками, фургонами и караванами – всего почти 900 человек. Стадо из шестидесяти или семидесяти голов крупного рогатого скота замыкало тыл, ожидая своей участи по мере нужды быть пущенным под нож, чтобы обеспечить людей свежим мясом. Однако в надлежащий момент колонне придется избавиться от всего, за исключением лошадей и вьючных караванов.
Хотя в ночь перед выступлением из Форта Феттерман бушевал буран, небо было чисто, как никогда. Температура колебалась у тридцатиградусной отметки. Однако даже в этих условиях солдаты понимали, что внезапная снежная буря может привести к падению температуры на сорок градусов ниже ноля. Поэтому были сделаны соответствующие приготовления.
Пехоте опасность замерзнуть грозила меньше, чем кавалерии, поскольку постоянное движение с раскачивающимися в такт руками поддерживало циркуляцию крови в конечностях. Кавалеристы же, сидящие практически неподвижно в своих седлах, подвергались реальному риску. Для защиты от холода они напялили на себя слой за слоем одежды из шерсти, замши и меха, так что их с трудом можно было опознать как воинскую часть, поскольку ничего из обычного военного обмундирования на них не было видно.
Основной проблемой стал фураж для лошадей и мулов. Пока снег не покрыл долины и поймы рек северного Вайоминга, там было в достатке сочной травы, которая уменьшала потребность в кормовом зерне. Но снег укрыл траву и спрессовал в лед, так что лошади не имели возможности пастись. На холмах холодные ветра иссушили траву, а прерийные пожары выжгли ее. Восемьдесят фургонов, сопровождавших войска на первом этапе марша, все были нагружены зерном, как и свободные от медикаментов и прочего груза санитарные коляски. Зерно являлось также основным грузом вьючных мулов. Там, где можно было найти траву, зерно не выдавалось. А когда его запасы стали истощаться, лошади начали получать лишь три четверти своего обычного рациона.
Вначале переходы были коротки, чтобы приучить людей и животных к темпу движения. На второй день перед глазами предстали Черные Холмы - в семидесяти милях к северо-востоку, но ясно видимые в чистой атмосфере. Той ночью колонна остановилась на ночлег у южной развилки реки Шайен. Там было в изобилии травы для лошадей и тополей для костров. Солдаты соскребли с близлежащих утесов две жилы битумного угля, экземпляры которого сохранили для коллекции.
Примерно в два часа ночи третьего дня пути лагерь внезапно огласился криками, ружейными выстрелами и боевым кличем индейцев. Солдаты похватали ружья, но атаки не последовало. Индейцы подстрелили одного из пастухов и угнали сорок пять голов скота. Пастух, который не был серьезно ранен, сообщил, что он заметил двух или трех индейцев, подкрадывавшихся к нему через заросли, и поднял тревогу. Индейцы открыли огонь, ранили пастуха и угнали скот до того, как подоспела помощь.
Так как ночная погоня не имела смысла, взвод кавалерии дождался зари, прежде чем отправиться по следу. Примерно через шесть миль скауты увидели, что след разделился – нервничающие индейцы, очевидно, бросили угнанное стадо, которое затем, судя по всему, направилось в сторону дома к Форту Феттерман. Решив, что большинство животных доберется до форта и хотя бы накормит тамошних солдат, а не индейцев, преследователи прекратили погоню.
Несмотря на всю свою опасность, старая правительственная дорога поражала красотой. Немного позже в тот день впереди и чуть слева возникли призрачные пики гор Бигхорн. Корреспондент Стрэйхорн писал:
Мы могли видеть почти всю эту великолепную цепь, протянувшуюся более чем на сотню миль на северо-западном горизонте. Ее высочайшие пики казались белыми, вьющимися и неземными настолько, что вполне могли принадлежать к сказочной стране грез – слишком красивыми и грандиозными, чтобы иметь отношение пусть к прекрасной, но все-таки земле. Наиболее гармоничный контраст с огромными залежами сверкающего снега – залежами пылающего на солнце серебра, как это виделось нам - являли собой длинные, чуть тронутые пурпуром пьедесталы, на которых покоилась эта красота. Они представляли собой необычайно массивные и суровые подножия гор, получившие свою богатую окраску от густых сосновых лесов, покрывавших их от основания до вершины.
Этот дикий и живописный край, который станет беспощадно знаком Круку и его солдатам в грядущие месяцы, был практически неизвестен в марте 1876. За исключением трапперов и скаутов немногие белые отваживались сойти с правительственной дороги, чтобы исследовать его. Даже реки носили индейские названия: Танг[10] - вольное сокращение от “Говорящей Реки”, названной так из-за голосов, эхом отражавшихся от ее каменистых берегов; Паудер[11] - из-за тонкодисперсной земли, покрывавшей берега; ручей Сумасшедшей Женщины, потому что, согласно легенде, на его берегах жила женщина то ли душевнобольная, то ли неразборчивая в половых связях (индейцы обозначают одним словом оба эти понятия).
Забравшись глубже в эту terra incognita[12], солдаты увидели лошадиный след, оставленный не более суток назад. Все чаще встречающиеся признаки индейцев и потеря стада заставили предпринять особые меры безопасности. Часовых разместили вокруг ночного лагеря и на близлежащих холмах. Местная вода была насыщена щелочью и непригодна для питья, но растопленный снег можно было пить. Топлива для костров не хватало.