Спас Дорис, воспользовавшись благовонной временной ловушкой, конечно же, Греко. Наутро, после того как сынок мэра подслушал беседу Рэя-Гинсея и графа, Греко попросил одного из своих доверенных приятелей под видом гостя вызвать «приезжего актера» из его комнаты в нижний вестибюль. Однако посетитель удалился прежде, чем Рэй-Гинсей спустился вниз, и к моменту возвращения бандита благовонная временная ловушка уже было заменена на обычную свечу. Заполучив искомое, Греко принялся следить за домом доктора Ферринго, и когда врач-вампир повез Дорис к лесу, молодчик отправился на двуколке следом, стараясь держаться от повозки на приличном расстоянии, чтобы его случайно не заметили.
Он планировал освободить Дорис и быстренько захомутать ее: чувством признательности, разумеется. Ну а если повезет, заодно прирезать опостылевшего феодального лорда, графа Ли.
Тогда он одним махом станет большим человеком в городе, а то и возглавит саму Столицу. В одиночку расправиться с аристократом — сильнейший коммерческий аргумент для революционного правительства и изрядная ступенька на пути к лидерству.
Однако все пошло наперекосяк: коляска катила себе прямиком к графу, как вдруг появилась какая-то девица в белом; двуколка остановилась, и девица без лишних слов прикончила доктора Ферринго. Не зная, что происходит, Греко подкрался поближе к повозке и увидел зловеще оскалившуюся вампиршу, готовую вонзить клыки в горло беззащитной Дорис. От отчаяния Греко сильно тряхнул свечу и активировал временную ловушку.
Разглядев мучительные корчи Ламрики, Греко, ступавший сперва довольно боязливо, подошел к коляске уже с гордо поднятой головой. Благовоние дымилось в его левой руке, правая же сжимала грубо заточенный деревянный кол — да так сильно, что пальцы побелели. Колья считались в полосе Фронтира делом совершенно обыденным, повседневным. Десятизарядный пистолет со снятым предохранителем висел у толстяка на поясе, к седлу привязанной за деревьями лошади была приторочена крупнокалиберная волновая винтовка, но это оружие годилось лишь для расправы с творениями аристократов, но не с ними самими. А любимая боевая форма Греко сейчас находилась в починке, как и большинство прочего снаряжения.
|
|
— Ох, — простонала очнувшаяся Дорис.
Извивающаяся Лармика, должно быть, задела недавнюю пленницу, перевернув ее на другой бок. Какое-то время глаза Дорис оставались пустыми и бессмысленными, как вдруг они широко распахнулись — девушка заметила вампиршу. Затем взгляд Дорис упал на тело доктора Ферринго, распростертое на земле возле повозки, потом на Греко…
— Док… но почему?.. И что тут делаешь ты?
— Вот вам и спасибо, — хмыкнул Греко, взбираясь на заднее сиденье двуколки. — Знаешь, я ехал за вами в темноте от самого города и не дал бледной сучке пустить тебе юшку — так, может, я заслужил немного благодарности?
— Доктора тоже ты убил?
Голос Дорис дрожал от горя и гнева.
— Шутишь? Его прикончила вампирская стерва, хотя этот ее шаг слегка облегчил мне спасение твоей задницы.
Осторожно, чтобы не затушить крохотный огонек, Греко свободной рукой перетащил Лармику на заднее сиденье. Обмякшее тело молодой леди в белом, не способной сейчас на какое-либо сопротивление, сползло на пол двуколки и скорчилось там. Лармика лежала неподвижно, как мертвая, и, казалось, даже не дышала.
|
|
— Это дочь графа. Она и превратила дока в вампира, да?
— Нет, это был сам граф. Он, видишь ли, укусил старичка вчера ночью и использовал его, чтобы выманить тебя сюда.
Греко поспешно захлопнул рот, но было уже поздно.
Дорис уставилась на него. В глазах ее полыхало пламя.
— И как же ты узнал обо всем этом, а? Ты знал, что на дока нападут, и даже не предупредил его, так? Грязный подонок! И ты еще смеешь утверждать, что спас меня? Ты просто хотел провернуть свои делишки!
— Заткнись, ты! — Отвернувшись от обжигающего взгляда девушки, Греко почувствовал себя увереннее. — Как ты смеешь орать на меня после того, как я спас тебе жизнь? Ладно, потом разберемся. Сейчас надо решить, что делать с ней.
— С ней? — Дорис нахмурилась.
— Ну да. Можно, например, убить ее, а можно использовать в переговорах с графом, как дополнительный козырь в рукаве.
— Что?! Ты серьезно?
— Как никогда. И не делай вид, что это тебя не касается. Я не для себя одного стараюсь.
Дорис в изумлении смотрела на опасного молодчика, делающего одно нелепое заявление за другим. Вдруг ноздри ее дрогнули, уловив аромат благовонной временной ловушки.
А ведь если подумать, лунная ночь до странности напоминала безоблачный день. Кичливые слова Греко подтвердили подозрения девушки:
— Спасибо вон той свечечке. С помощью этого запашка аристократы превращают день в ночь — и наоборот. Пока свеча горит, вампирша не пошевелит и пальцем и никакой аристократ к нам не сунется, верно говорю. Убить сейчас гадину проще простого, но поскольку она дочка графа, как бы потом не пришлось расплачиваться. Так что пускай побудет заложницей, поторгуемся, ну а если все пойдет гладко, мы и самого графа прикончим.
|
|
— Ты… ты действительно можешь это сделать?
Губы Греко похотливо скривились при звуке жалобного голоса Дорис. Девушка тем временем опустила глаза, всматриваясь в мертвенно-бледное лицо Лармики — та была красива, выглядела не старше Дорис, и ей вдруг стало стыдно за то, что она пусть даже всего минуту серьезно обдумывала предложение превратить молодую леди в предмет торговли.
— Аристократы там или еще кто, но нет таких родителей, которые не любили бы своих дочерей. На этом-то мы его и поймаем. Скажем, что хотим обменять ее на какое-нибудь сокровище. А когда он выйдет, весь из себя уверенный, тут мы — бац! — и зажжем свечечку, граф хлопнется в обморок, а мы вгоним ему в сердце вот этот самый кол. По слухам, тела знати превращаются в пыль и рассыпаются, но если кто-нибудь вроде моего отца или шерифа увидит это зрелище, они станут первоклассными свидетелями, когда я предоставлю отчет Столице.
— Столице?
— Э, забудь, я ничего не говорил. — Греко пожалел о сказанном. — В любом случае если мы их убьем, то получим все аристократские штуки — богатство, оружие, все-все! К тому же окажем человечеству огромную услугу.
— Но эта женщина… она никому в округе не сделала ничего плохого! — выпалила Дорис, быстро перерыв в памяти все, что слышала о местных вампирах с самого детства.
— Протри глаза. Аристократ всегда аристократ. Все они — кровожадные твари, враги рода людского.
Дорис была ошарашена. Этот грубиян только что обругал вампиров так же, как она однажды при Ди!
«Значит, я похожа на него. А это неправильно! Даже если они аристократы, нельзя использовать беспомощную дочь, чтобы заманить и погубить отца».
Дорис хотела было возразить, но голос, мрачный, как лесные тени, помешал ей:
— Убей меня… здесь… сейчас…
Лармика!
— Что такое? — Греко глумливо ухмыльнулся, но выражение лица пленницы было так ужасно, что у него перехватило дыхание. Все тело вампирши горело, точно на полуденном солнце, она невыносимо страдала, но тем не менее выказывала неслыханную силу воли.
— Отец… не так глуп… чтобы обменять свою жизнь на мою. Я не стану залогом… в твоей торговле. Убей меня… а если не убьешь… когда-нибудь я убью тебя.
— Сука! — Вскипевший от злости и страха Греко занес кол. Выдержкой он никогда не отличался и часто действовал, повинуясь порыву.
— Стой! Ты не можешь поступить так с беззащитной! — Дорис схватила толстяка за руку.
В повозке началась драка. Греко был, конечно, покрепче, но Дорис переняла от отца кое-какие боевые приемы. Резко отпустив руку противника, она, поставив половчее левую ногу, вложила всю свою силу в пинок правой: ступня девушки угодила точнехонько в солнечное сплетение Греко.
— О-о-уф!
Этого оказалось достаточно. Легкая повозка качнулась, и Греко, не устояв на ногах, опрокинулся на спину, и вывалился из двуколки.
Даже не оглянувшись на глухой шлепок, Дорис попыталась заговорить с Лармикой.
— Не волнуйся. Я не позволю этому болвану причинить тебе вред. Но и отпустить тебя на все четыре стороны я тоже не могу. Ты знаешь, кто я, верно? Мы с тобой поедем ко мне домой и там уже решим, как с тобой поступить.
Тихий смешок, раздавшийся словно из недр земли, пресек все дальнейшие комментарии Дорис.
— Попробуй, попытайся, только я никуда не пойду.
Дорис показалось, что ее позвоночник вдруг превратился в сосульку: на нее смотрело прекрасное лицо, более бледное, чем лунный свет, искаженное злой ухмылкой. Девушка и не догадывалась, что только что произошло: когда Греко упал с повозки, свеча — временная ловушка — погасла!
Запястье Дорис стиснули ледяные пальцы. Во тьме сверкнули перламутровые клыки, проросшие меж губ Лармики, — дитя ночи поднялось на ноги.
Свирепая сила подтащила Дорис к вампирше, сила, которая Греко и не снилась. Девушка оказалась полностью обездвижена. Ее кожу обдало дыханием Лармики, дыханием с ароматом цветов, выросших на крови. Два силуэта, два лица слились воедино.
— А-а-а-ах!
Крик всколыхнул мрак — и оборвался. Лармика, дрожа, спрятала лицо в ладонях.
Она увидела. Нет, почувствовала. Почувствовала боль от святого символа — креста, два дня назад замеченного ее отцом на девичьей шее! Знак проявлялся, лишь когда его касалось дыхание вампира.
Вампиры и сами не знали, почему они так боятся креста, но, даже не видя его воочию, они нутром чуяли присутствие святого знака — и тогда некая безымянная сила останавливала и сковывала их. Аристократы не позволяли людям узнать о силе крестного знамения, умело манипулируя исторической памятью человечества, так откуда же на шее девчонки появился крест?!
Хотя Дорис и не поняла, почему Лармика, секунду назад наслаждавшаяся вновь обретенным могуществом, вдруг потеряла рассудок, но сообразила, что спасена. Теперь нужно бежать!
— Греко, ты как?
— Ох, никак.
Двусмысленный ответ с земли заставил Дорис предположить, что увалень ударился головой.
— Скорее, забирайся! Если не пошевелишь задницей, я брошу тебя здесь!
Словно подтверждая угрозу, девушка рванула поводья. Она рассчитывала, что внезапный толчок сбросит Лармику с повозки, да только лошади не двинулись с места.
И лишь сейчас Дорис заметила стоявшего впереди человека в пальто с капюшоном и увидела, что он удерживает лошадей под уздцы. У деревьев маячило еще несколько фигур.
— Поскольку доктор опоздал, я решил: что-то могло случиться — и оказался прав, — произнес, с трудом подавляя гнев, один из пришедших.
Это был граф. Сердце Дорис обвалилось в пропасть отчаяния, однако она все еще была дочерью охотника, женщиной-воином, отчаянно сопротивлявшейся аристократу. Увидев валяющийся рядом хлыст, тот самый, отобранный доком, девушка схватила его и замахнулась на человека в пальто:
— Х-ха!
В ответ на крик девушки мужчина — это был Гару — широко ухмыльнулся. Дорис была уверена, что ее кнут искромсает врагу лицо, но тот лишь наклонил голову и лениво поймал конец плети зубами. Гр-р-р! Со звериным рыком оборотень принялся жевать любимое оружие Дорис…
— Ты вервольф? — удивленно воскликнула Дорис.
— Правильно, — ответил граф. — Он служит мне, но, в отличие от меня, слишком горяч. Кстати, поразмысли вот о чем: я сказал ему, что, если ты станешь артачиться, я даю ему свободу действий. Забавно, должно быть, смотреть, как твоя невеста лишается пальцев на руках или ногах.
Бах! Это раскорячившийся на земле Греко выпалил из своего десятизарядника. Графа и его приспешников окутало пламя — высокомощное оружие Греко пробивало броню драконов, но аристократ даже не глянул на человека, и сумрак быстро поглотил огонь. Защитное поле лорда сработало на славу.
— P-p-p-a-ppppp! — зарычал на Греко наполовину уже превратившийся в зверя вервольф с налитыми кровью глазами.
Толстяк взвизгнул и оцепенел. На брюках его, в области промежности, быстро расплывалось темное пятно. Сфинктер парня ослаб от страха, но кто бы стал его за это винить?
Плечи Дорис поникли. Она лишилась последних крупиц воли.
— Отец…
Лармика легким ветерком спорхнула на землю. Граф одарил бледную красавицу тяжелым взглядом:
— Я отлично представляю, что ты собиралась сделать. Ты мне дочь, но на этот раз сухой из воды не выйдешь. По возвращении в замок тебя ждет наказание. А теперь отойди! — И, больше не обращая внимания на Лармику, граф протянул руку Дорис: — А теперь тебе лучше отправиться со мной.
Дорис закусила губу.
— Доволен собой, не так ли? Не важно, что случится со мной, Ди всех вас отправит в иной мир!
— Правда? — выдавил улыбку граф. — Именно сейчас им и твоим младшим братцем занимаются наши общие знакомые. В честном бою он, возможно, и победил бы, но я снабдил его врагов секретным оружием.
— Отец… — подала голос Лармика, показывая на съежившегося в траве Греко. — Благовонная временная ловушка была у этого человека!
— Что?! — Даже ночной мрак не смог скрыть того, как исказилось лицо графа. — Не может быть! Я дал свечу Рэю-Гинсею. — Он замолчал на секунду, пристально изучая лицо дочери, и продолжил: — Вижу, ты говоришь правду, а значит, щенок…
— Верно.
Все, кто услышал этот тихий голос, вздрогнули от страха. Граф обернулся, и взгляд Дорис метнулся следом — к лесу, к Лармике, или, точнее, к кому-то, появившемуся из-за деревьев за спиной вампирши. К человеку неземной красоты…
— Я здесь.
Из горла графа вырвалось рычание, мало напоминающее членораздельную речь.
«Вот уж не думал, что мошеннику удастся уцелеть…»
Благовонная временная ловушка не сыграла в дуэли назначенной роли, и охотник выжил, что было не слишком невероятно. Однако, поскольку в его распоряжении не имелось никакого летательного аппарата, Ди потребовался час, чтобы добраться до чащи от места стычки с Рэем-Гинсеем.
И все же Ди прибыл вовремя. Он стоял во тьме, один, и ни пронзительный взгляд графа, ни трехмерные радары роботов-часовых не могли его обнаружить.
Роботы повернулись к Ди, но атака была невозможна.
— Не вздумай выкинуть какую-нибудь штуку, в случае чего — я ее не пощажу! — Гару как раз собрался броситься на девушку, когда низкий, но не слишком грубый голос остановил его на полпути.
— Дорис и ты, как там тебя, — ведите повозку сюда. Быстрее!
— Д-д-да! — зачарованно, как во сне, ответила Дорис и не потому, что уже чувствовала себя спасенной, а потому что Ди впервые позвал ее по имени.
— Гару, хватай девчонку, — приказал граф.
Вервольф снова изготовился к прыжку, но вновь застыл на месте, стреноженный на сей раз словами Дорис:
— Только подойди, и я откушу себе язык!
Оборотень громко зарычал в недоумении. В это время Греко взобрался в коляску и шлепнулся на пол.
— Я умру раньше, чем стану одной из вас. И если это случится здесь и сейчас — что ж, плевать! — Угроза ничтожного человечка, простой семнадцатилетней девчонки, заткнула рот аристократу. Судя по всему, Ди и Дорис выиграли этот экстравагантный поединок. Одержимый Дорис, граф желал заполучить ее любой ценой. Смерть же девушки означала конец его надеждам.
— Мы еще встретимся!
Коляска поспешно подкатилась к Ди, расшевелив недвижный ночной воздух, и только тогда дампир положил руку на плечо Лармики — до сих пор он не притрагивался к ней. В следующий миг две фигуры ловко вскочили в повозку.
Самым поразительным во всем этом столкновении было то, что Ди так и не прикоснулся к висящему за его спиной мечу. Он взял Лармику в заложницы, не используя оружие. Вампирша по приказу отца отошла поодаль, но когда она ощутила за своей спиной присутствие Ди, то обнаружила, что не может пошевелиться. Его аура парализовала ее. Та же аура не дала графу и Гару поднять на дампира руку.
— Что ты собираешься сделать с моей дочерью? — окликнул граф дампира, удобно устроившегося на заднем сиденье повозки и не отрывавшего глаз от аристократа и его свиты.
Ответа не последовало.
— Глупая девчонка то и дело встает мне поперек дороги — я больше не считаю ее своей дочерью. Можешь швырнуть ее на солнце, пусть лежит, пока тело ее не истлеет окончательно!
Эти слова были беспримерно жестоки для отца, но ведь представления вампиров о любви и уважении сильно отличаются от людских понятий. Вполне возможно, именно эта черта и вознесла их к вершинам процветания, одновременно обрекая на неизбежное падение.
Лармика даже бровью не повела, услышав отцовское «напутствие».
— Док, мы вернемся за тобой позже! — крикнула Дорис, и двуколка тронулась с места.
Некоторое время спустя впереди послышалось конское ржание. Очевидно, кто-то заметил повозку.
— Кто там? Ты, сестричка?
— Дэн? С тобой все в порядке?!
Дорис едва не разревелась, направляя коляску к брату. Мальчик сидел верхом на лошади, держа в руках поводья второго скакуна. Последний принадлежал Рэю-Гинсею, и его привели для Дорис. Ди и Дэн рассчитывали, что девушка поскачет с ними домой, но, к сожалению, они прихватили еще и кое-какой непредусмотренный багаж. Чтобы решить транспортную проблему, Ди велел Дорис и Греко пересесть.
— Надо облегчить груз. Вы двое из повозки — на лошадей. Дэн, иди сюда, ко мне.
Под «вы двое» подразумевались Дорис и Греко. Толстяк чувствовал, как его взбаламученный мозг буквально вскипает — слишком много непостижимого произошло сегодня, так что он послушался без малейших пререканий. Пересадка заняла считаные секунды.
— Ты уверен, что сможешь управлять повозкой, если она поедет с тобой? — спросила Дорис.
Интересно, кто из присутствующих при этом заметил нотки ревности в голосе девушки? Вот в чем вопрос! Ди не ответил и лишь молча хлестнул коней кнутом Дорис.
Ветер взвыл в ушах: лес и злодеи уносились все дальше и дальше.
— Дэн, ты не пострадал? — с трудом спросила Дорис, поравнявшись с двуколкой.
Они гнали во весь опор, чтобы граф не настиг беглецов, и колеса коляски дико крутились, так что спицы слились в сплошной круг.
— Ничуточки. Я собирался спросить то же самое — но ты, вижу, цела. Молодец Ди. Он не позволит и волоску упасть с твоей головы.
— Да, думаю, не позволит, — согласилась Дорис. Глаза ее радостно сияли.
— Видела бы ты это! — восторженно прокричал Дэн. Меньше пятнадцати секунд на каждого — и он избавился от всех уродов! Жалко, последний ушел, но тут уж ничего не поделаешь, Ди был ранен и все такое.
— Ранен? Правда?
Понятно, почему при известии о ранении Ди побледнела Дорис, но почему на дампира взволнованно оглянулась Лармика?
— Ага, это была еще та драка! Ди проткнули живот, а ему хоть бы хны — старина Ди летел по бездорожью как стрела, со мною за спиной да еще со второй лошадью в поводу! Нет, жаль, что ты этого не видела! Когда поводья в руках Ди, чертовы лошади сигают через самые широкие овраги, не моргнув глазом, без остановки скачут по болоту, кишащему гигантскими пиявками, и не тормозят даже на самых крутых склонах. Потом Ди обязательно должен научить меня так же управляться с конями и боевым приемчикам тоже!
— О, это будет здорово! Ты станешь хорошим учеником… — Напускной восторг быстро выветрился из слов Дорис. Возможно, инстинкт намекнул ей о том, как может закончиться их история.
Будто окаменевшая, Лармика внезапно пробормотала:
— Предатель…
— Что ты сказала? — взвилась Дорис.
Она догадалась, что вампирша говорит о Ди. Лармика даже не взглянула на девушку — ее горящие кровавым огнем глаза не отрывались от точеного профиля охотника.
— У тебя достаточно силы и мастерства, чтобы запугать и меня, и отца, но ты забыл о своей гордой аристократической крови. Ты чувствуешь, что чем-то обязан людям — хуже того, ты настолько глуп, что служишь им, охотясь на нас. Обращаясь к тебе, я чувствую себя запятнанной. Отец и не подумает преследовать нас. Убей меня здесь и сейчас!
— Замолчи! Мы не слушаем приказов пленников, — рявкнула Дорис. — Как ваши высокопоставленные аристократы поступают с нами? Только потому, что вам хочется есть, хочется горячей человеческой крови, вы впиваетесь в людей, не сделавших вам ничего плохого, и превращаете их в вампиров. Они нападают на свои семьи — и тогда приходится вгонять колья в сердца родных. Вы демоны. Нет, вы — дьяволы! Знаешь, сколько людей умирает каждый год, сколько родителей и детей оплакивает утраты, вызванные нарочными сбоями погодных контроллеров, которыми управляют твои сородичи? — Дорис выплюнула обвинения в лицо вампирши, точно сгусток крови, но Лармика лишь холодно улыбнулась.
— Мы аристократы — правящий класс. Нам дано право на подобные меры, дабы сдерживать бунтарские позывы низших существ. Считай, что тебе повезло, что мы не положили конец твоей расе. — И, наградив презрительным взглядом уныло рысящего рядом Греко, добавила: — Действительно, мы нападаем на людей и осушаем их до последней капли сладкой крови. Однако взгляни на своего спутника. Что он сделал? Я слышала! Желая заполучить тебя, он не предупредил дряхлого старика о грозящей тому опасности, не так ли?
Дорис не нашлась, что ответить.
Голос Лармики продолжал звенеть в ночи:
— Но я не виню его за это. — Она рассмеялась. — Напротив, этот человек достоин похвалы. Разве неправильно ради удовлетворения собственных нужд приносить в жертву других? Сильный правит слабым, высший ввергает низшего в грязь — вот основной принцип вселенной. Среди вас, людей, многие разделяют нашу точку зрения.
— Ха-ха-ха, — неожиданно издевательски расхохоталась Дорис. — Не смеши меня. Если вы такие великие правители, что вам надо от меня? — Теперь настал черед Лармики промолчать. — Я тоже кое-что слышала. Мне аж тошно стало: кажется, твой отец пожелал сделать меня своей невестой? Каждую ночь он шлялся вокруг моего дома, высматривая, вынюхивая, точно озабоченный пес. Я дала ему от ворот поворот — как думаешь, он все еще не потерял интереса? Нет? У аристократов, должно быть, проблемы с женщинами. Или дело в другом? Может, твой отец одержимее остальных?
Желание убивать лучом ненависти выстрелило из глаз Лармики в лицо Дорис, утонув в волне ответной неприязни. Невидимые угли пылали между скачущей лошадью и несущейся двуколкой — это схлестнулись взгляды человека и вампира.
Внезапно Ди натянул поводья.
— Ох! — Дорис резко остановила свою лошадь.
Один Греко замешкался, а когда заметил, что оторвался от остальных, то решил, что оставаться в такой компании ему больше не с руки — как бы не вышло чего похуже! Он рванул с места в карьер и скоро растворился во мраке.
Никто не знал, что затеял Ди, но Дэн послушно вылез из повозки вслед за «старшим братцем», а Дорис спешилась. Лармика повернулась к ним.
— Что вы собираетесь делать? — спросила она.
— Ты сама сказала, что мы ушли достаточно далеко и граф уже не погонится за нами. Теперь осталось только разобраться с тобой… — Голос охотника был мягок, но Лармика напряглась; затвердели лица и Дорис с Дэном. — Меня наняли, чтобы защитить эту девушку, а значит, я должен убить твоего отца. О другом речи не было, так что сейчас мой наниматель должен решить, как поступить с тобой. Итак?
Последнее «итак?» было обращено к Дорис. Девушке казалось, что она достаточно сильно ненавидит вампиров, чтобы прикончить их всех, но сейчас она видела перед собой красивую, беззащитную молодую леди, почти что свою ровесницу. Это противоречие ставило Дорис в тупик.
«Дочь мерзкого аристократа… Если бы не ее семейка, мы с Дэном жили бы сейчас спокойно… Нужно убить ее! Я могу дать ей свой хлыст, и пусть дерется с Ди. Это будет честно. Предоставим ей шанс, в этом нет ничего постыдного…»
— Ну, чего ты хочешь? — спросил Ди.
— Зарезать меня. — Глаза Лармики полыхнули.
Дорис тряхнула головой.
— Отпустим ее. Не хочу, чтобы на моей совести было убийство. Не хочу, пусть даже она и аристократка…
Ди повернулся к Дэну:
— А ты что скажешь?
— Ясно как день! Хладнокровно убить женщину — я на такую низость не способен, да и ты тоже, верно?
И тут Ди улыбнулся. Годы, даже десятилетия спустя Лэнги будут помнить эту улыбку и гордиться тем, что она была вызвана их словами.
— Что ж, вопрос решен. Иди.
С этими словами Ди отвернулся от Лармики, обрушившей ему в спину поток оскорблений:
— Меня поражает людская глупость! Не питайте себя иллюзиями, что я благодарна вам. Вы еще раскаетесь, что освободили меня! На твоем месте, девчонка, я бы заколола тебя, как свинью. А заодно и твоего братца.
— Бери лошадь! — Дорис бросила Лармике поводья, а сама села в повозку.
— Похоже, даже детям известен вселенский закон, — спокойно произнес Ди, который оказался на месте возницы.
— Какой?
— Выживает наиболее приспособленный, кто сильней, тот и прав, — не этому ли учил вас бог-предтеча.
Лармика выпучила глаза, но через секунду громко рассмеялась.
— Ты не только тошнотворно мягкосердечен, но, кажется, еще и склонен к галлюцинациям. Ты упомянул нашего бога-предтечу? Такие низкие существа, как ты, не могут знать что-либо о его величии. Он создал нашу цивилизацию, весь наш мир и законы, которым мы повинуемся. Каждый из нас верно и преданно следует его учению.
— Каждый из вас? Тогда почему бедный старый хрен всегда так нервничал…
— Бедный старый хрен? Ты говоришь о… Нет, не может быть… — В голосе Лармики послышался страх. Ей вспомнилась одна весьма правдоподобная сплетня, шепотком передававшаяся из уст в уста на балу в замке, когда она сама была еще ребенком.
— Такое искусство и такая мощь… Возможно, ты…
Щелкнул хлыст.
Двуколка, визгливо поскрипывая, резво покатила прочь, а дочь аристократа, забыв подобрать поводья, оцепенела на месте, облитая лунным светом.
— Милорд, быть может…
На следующий день Дорис в сопровождении Дэна и Ди отправилась позаботиться о теле доктора Ферринго. Затем они известили шерифа обо всех преступлениях Рэя-Гинсея и Греко, перепоручив ему заняться останками.
Уже получивший коммюнике из Педро о Силах обороны Фронтира, шериф лично поехал в развалины и обнаружил там три страшных трупа. Основываясь на показаниях Дорис, он заключил, что банда Рэя-Гинсея связана с исчезновением патруля СОФ. Во все соседние деревни были разосланы следователи, выясняющие местонахождение отряда.
— Рэю-Гинсею недолго осталось гулять на свободе. Хотя, возможно, он уже сделал ноги, особенно после того, как ты отрубил ему клешню.
Возвращаясь на ферму, Дорис так и сияла — по крайней мере одна ее проблема была решена. Однако Ди сказал:
— Если он станет аристократом, то может потерять все конечности — и тем не менее будет представлять угрозу.
Да, Рэй-Гинсей отчаянно стремился присоединиться к знати. Зная его ловкость и коварство, не говоря уже о злопамятности не в пример змеиной, казалось невероятным, что он смоется, поджав хвост, или выйдет из игры, не достигнув цели. Пускай он скрылся — ясно, что он станет выжидать и неусыпно следить за своими врагами. К тому же бандит все еще мог выполнять приказы графа.
Дневной противник несказанно стеснял Ди. До сих пор ему приходилось быть настороже лишь ночью, но теперь и днем стало невозможно отправиться в графский замок, нельзя было оставлять Дорис и Дэна на милость серьезного неприятеля, обладающего грозным оружием и еще более страшной сноровкой.
— Плохо и то, что они не засадили мерзавца Греко, — пробормотал Дэн.
Шериф распутал дело Рэя-Гинсея, но пакости Греко остались безнаказанными. Дорис, Дэн и Ди в сопровождении представителя закона съездили к дому мэра, чтобы задать Греко пару вопросов. Старик-отец, вышедший на стук, брюзгливо проинформировал гостей, что его сын, вернувшись прошлой ночью домой в весьма возбужденном состоянии, забрал все имевшиеся в наличии деньги, а также только что доставленную из починки боевую форму, и ускакал прочь.
Шериф попросил девушку и ее спутников подождать в его кабинете, пока он переговорит кое с кем из преступных приятелей Греко, но те в один голос утверждали, что ничего о нем не знают.
Совершенно не представляя, где могут находиться Рэй-Гинсей и Греко, шериф ничего больше не мог поделать, разве что неофициально разослать описание сынка мэра в другие городишки с просьбой задержать этого человека для получения от него важной информации в связи с убийством доктора Ферринго.
— Арестовать его мы не можем, — объяснил шериф явно недовольной Дорис. — Из сказанного тобой ясно, что дока убила аристократка. И поскольку на момент смерти он уже превратился в вампира, непонятно, можно ли вообще обвинить лицо, ответственное за его гибель. Вот если бы Столица выслала нам четкие инструкции, как поступать в подобных случаях…
Дорис неохотно кивнула.
Да, вопрос о том, считать ли убийством умерщвление персоны, обернувшейся вампиром, веками беспокоил человечество и оставался открытым по сей день. Подобная персона продолжала существовать, хотя это и была измененная форма жизни. Изменение, в сущности, касалось лишь самой личности и не означало физического конца. И потому роль Греко не считалась преступной, хотя он и не доложил шерифу о том, что граф покушается на доктора Ферринго.
— Как раз наоборот, с точки зрения закона Греко можно считать героем, ведь он спас тебя! — Увидев, как гневно приподнялись тонкие брови Дорис, шериф поспешно добавил: — Впрочем, хотя я и не уполномочен разбираться в личных раздорах… — Продолжать он не стал, но подразумевалось тут явно следующее: «Дайте мне только найти проныру, он у меня получит».
Дорис и Дэн переглянулись — и усмехнулись.
Впервые с тех пор, как граф напал на нее, девушка почувствовала себя относительно спокойно.
Впрочем, ее ждала гора работы. Предстояло упаковать синтезированный протеин, собранный роботами, перетаскать контейнеры на край сада и прикрыть водоотталкивающим тентом в ожидании ежемесячного визита скупщика. Лэнги не продавали урожай — обменивали его на самое необходимое. Протеин, выращенный Дорис и Дэном, славился своей плотностью, и торговец никогда не скупился, выдавая то, что требовалось юным фермерам.
Все это время никто не занимался коровами, и хотя Дорис вела товарообмен в основном с Рансильвой, где для жертвы вампира закрылись двери всех магазинов, это не означало, что можно пренебрегать животными. Одной битвой с графом сыт не будешь.
Если бы Дорис помогали только Дэн и потрепанный робот, работа отняла бы трое суток, но Ди справился за полдня. Он умело перелил настой молочного протеина из огромных чанов в пластиковые контейнеры, перетащил их из производственного участка в другой угол сада, где и сложил внушительным штабелем. Ящики весом добрых семьдесят фунтов он брал по три зараз. Увидев это, Дэн выпучил глаза и воскликнул: «ого!», а после трех часов таких нечеловеческих переносок мальчик и вовсе потерял дар речи.
Коров Ди доил тоже с почти сверхъестественной скоростью. Пока Дорис возилась с одной, он управлялся с тремя, причем буквально одной левой. Правая рука оставалась свободной, готовая в любой момент выхватить меч. Таковы уж охотники.
Интересно, из какой он семьи?
Этот вопрос не в первый раз приходил девушке в голову, но Дорис так и не нашла времени задать его — ни во время сражения, ни теперь. Негласный кодекс Фронтира подразумевал, что не стоит вынюхивать подноготную путешественников, а Ди явно не был склонен откровенничать.
Девушка то и дело украдкой поглядывала на занятого дойкой Ди.
Белая струйка непрерывно текла в алюминиевое ведро. Картина казалась очень знакомой; возможно, виной тому лихорадочно бьющееся девичье сердце, но Дорис казалось, что так было всегда. Недавно ребята потеряли отца, началась битва за выживание, и Дорис внезапно осознала, как она вымоталась.
— Готово. Ты еще не закончила?
Вопрос Ди вырвал ее из страны грез.
— Э, да здесь все…
Вставая и вытаскивая из-под коровьего вымени ведро, девушка почувствовала себя голой.
— Твое лицо горит. Ты простудилась?
— Нет-нет. Должно быть, это закат.
Действительно, сарай был залит красным светом.
— Ясно. Граф, вероятно, сегодня явится снова. Лучше пораньше поужинать и уложить Дэна.
— Думаю, ты прав.
Дорис ухватилась обеими руками за ручку ведра и поволокла его к стене. Силы покинули ее. Ди увидел, что ноги девушки подкашиваются.
— Оставь. Я донесу.
— Я сама! — Грубость собственного голоса удивила Дорис. Вместе со словами брызнули слезы. Уронив ведро, девушка с плачем выбежала во двор.
Ди двинулся за ней. Охотника встретил озабоченный взгляд сидящего на крыльце Дэна.
— Сестренка ревет. Вы что, подрались?
Ди покачал головой:
— Нет. Просто твоя сестра беспокоится о тебе.
— Знаешь, кое-кто говорил мне, что мужчина не должен доводить женщину до слез.
Ди криво улыбнулся:
— Ты прав. Пойду извинюсь.
Сделав несколько шагов, Ди снова повернулся к Дэну:
— Ты еще помнишь данное обещание?
— Угу.
— Сейчас тебе восемь. Еще лет пять, и ты станешь сильнее сестры. Не забывай.
Дэн кивнул, однако, когда мальчик поднял лицо, глаза его влажно блестели.
— Ты уйдешь, Ди? В смысле, как только убьешь графа?
Ди молча свернул за угол.
Дорис стояла, уперев лоб в забор. Плечи ее подрагивали.
Ди неслышно приблизился к девушке и остановился за ее спиной.
Прохладный ветерок играл в зеленом море за изгородью, плутал в черных локонах Дорис.
— Тебе следует вернуться в дом.
Дорис не ответила, но минуту спустя пробормотала:
— Мне следовало найти кого-то другого. Когда ты уйдешь, я не смогу жить как прежде. Те же коровы — обычно я управляюсь всего с двумя за одну дойку. У меня не получается укротить Дэна, когда требуется, и я бессильна отшить всех парней, которые приходят сюда волочиться за мной. Но ты уйдешь все равно.
— Такова сделка. Это положит конец твоим горестям. Это — или моя смерть.
— Нет! — Лицо Дорис вдруг ткнулось в мускулистое плечо Ди. — Нет, нет, нет…
Она не знала, что отрицает. Не знала, почему плачет. Оба стояли, не двигаясь, — что рыдающая юная женщина, как будто ее слезы могли удержать призрака, что поддерживающий ее бесстрастный молодой человек. Затем, чуть погодя…
Дорис резко вскинула лицо. Над самым ее ухом тихо зарычал Ди. Девушка хотела было спросить: «что случилось?», но тут ее голова с силой оказалась прижата к груди охотника. Прошло еще несколько секунд.
Два силуэта, купающиеся в багряном зареве, слились воедино, но тут мужчина хрипло, с запинкой произнес:
— Теперь я в порядке.
Вскоре Ди мягко отстранил Дорис и быстрым шагом направился к дому.
Едва он обогнул угол сарая, дразнящий голос поинтересовался:
— Почему ты не стал пить ее кровь?
— Заткнись, — с неприкрытым отвращением отрезал Ди.
— Девочка знала. Она знала, чего тебе хочется. Ох, только не корчи такую рожу, со мной этот фокус не пройдет. Можешь бороться, если желаешь, но ты же аристократ до мозга костей! И доказывать тут нечего: когда тебе нравится женщина, тебя тянет не в койку, тебя тянет впиться в ее бледную шейку, вот так-то!
И это была полная правда. Когда Дорис обнажила перед ним душу, когда он всем телом ощутил ее живое тепло, лицо Ди превратилось в страшную маску вампира — такое лицо было у него, когда он пил кровь мидвичских медуз во тьме подземного акведука. Но на сей раз благодаря поистине сокрушительной силе воли дампиру удалось подавить порыв.
Голос продолжал:
— Девчонка видела твое второе лицо. Даже если и нет, спорю, она почуяла твое дыхание на своей шее. Почуяла запах проклятой крови. И все же сказала, что ей все равно. Валяй, изображай дальше славного парня. Ты поборол свою страсть и отверг желание девушки — так ли поступают разумные взрослые дампиры? Ты вечно бежишь — от своей крови и от людей, которым ты нужен. Когда ты говоришь им, что разлука предопределена, это всего лишь удобный предлог. Послушай меня. Твой отец…
— Заткнись, — повторил Ди, но на сей раз в его словах была нешуточная угроза.
Голос умолк. Взбежав по ступеням, Ди задумчиво вгляделся в степной простор и пробормотал:
— И все же мне надо идти — идти и найти его.
— Ах, черт!