Юлий Сергеевич Буркин
Бриллиантовый дождь
https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=125202
«Бриллиантовый дождь»: Эксмо; Москва; 2004
ISBN 5‑699‑06052‑9
Аннотация
Если кошка смеется, двухмесячный сын по ночам болтает с виртуальным нянем, а ДУРдом, в котором я живу (в смысле – дистанционный управляемый разумный дом), вдруг начинает пить по‑черному и вместо того, чтобы мыть посуду, создает ремейки популярных песен «Битлз» – это не шизофрения. Просто я один из «Russian Soft Star’s Soul», самой популярной в мире группы на конец XXI века, тонкая творческая натура, требующая ярких впечатлений и необычных эмоций. А как иначе музыку сочинять и текстики на нее накладывать, да так, чтобы за душу брало? Вот и приходится соответствовать. А как мы дошли до жизни такой? Признаться, я не слишком‑то и помню, с чего все началось. По‑моему, с того, что однажды на стереоэкране моего ДУРдома появилась весьма бледная и совершенно незнакомая мне физиономия…
Юлий Буркин
Бриллиантовый дождь
Или
«ABBEY ROAD». XXI век
На международной научной конференции, посвященной роли духовных традиций в жизни человека, председательствующий – Алан Уотс, известный американский писатель и автор многих философских книг, – задал участникам первый вопрос:
– Что мы должны делать для достижения просветления?
– Ничего, – с места откликнулся буддистский мыслитель Тартанг Тулку.
Удовлетворенный председатель объявил конференцию закрытой.
В.В.Майков «Сознание это парадоксальность, к которой невозможно привыкнуть». («Вопросы философии» М.89, №7).
До
Oh! Darling
… Но ты не слышишь,
не слышишь мелодий
Песен, что написаны для нас…
Из песни «Танцуй со мной» [1]
Я откинул одеяло и, свесив ноги, уселся на кровати. Так. Тапочек нет.
– Дом! – окликнул я.
– Да? – отозвался Дом.
– Что должно стоять возле кровати, когда я сижу на ней, свесив ноги?
Дом чуть замялся. Потом промямлил:
– Тапочки.
– И где они?
– Сейчас, – откликнулся Дом. – Извините.
Проклятие! Как будто мне нужны его извинения! Мне нужны тапки! Собственно, проблема даже не в тапках, а в том, что подобных проблем быть просто не должно.
– Вот, – сказал Дом.
В двух местах биопластовый, покрытый нежной шерсткой, пол мелко завибрировал, заструился, а по этой ряби слева и со стороны кухни поплыли к кровати мои любимые тапочки. Баснословно дорогие, привезенные с австралийских гастролей. Если торговец не врал, сшитые из шкурок сумчатой белки. Как это я ухитрился их так раскидать вчера – в разные стороны?
Да, вовсе не в тапочках дело: по такому полу и босиком пройтись – одно удовольствие. Дело в принципе. Дом знает, что утром они должны стоять здесь, так какого же черта?!
Дом – ДУРдом… За что я уважаю разработчиков Дистанционно Управляемых Разумных домов, так это за их живое чувство юмора. Ведь слова явно сознательно подогнаны под аббревиатуру. «ДУРдом» – весело и самокритично. И если что разладится, уже как бы и не напрягает: предупреждали…
– Яичницу с ветчиной и стакан томатного сока, – сказал я, вскакивая в тапки. – И быстренько набери ванну, чтобы я успел окунуться, пока ты готовишь.
– О’кей, – сказал Дом. И в тот же миг прямо передо мной разверзлась яма, да так быстро и неожиданно, что я чуть не свалился туда. Отпрянув, я вынужден был сесть обратно на кровать. Тем временем стенки ямы, утратив ворсистость, сделались гладкими, светло‑голубыми, и образовавшаяся ванна с журчанием стала наполняться водой.
– Дом! – рявкнул я. – Почему здесь?!
– А где? – удивился Дом.
– Где всегда – в ванной комнате!
– Ты сказал «быстренько», – заметил Дом упрямо. – Так быстрее.
Или мне показалось что упрямо? Дальше‑то прозвучало вполне индифферентно:
– Переместить?
– Ладно, – махнул я рукой и осторожно потрогал поверхность воды. Температура – в самый раз. Возможно, чуть прохладнее обычной утренней ванны, но в самый раз для моего легкого похмелья после вчерашней презентации нашего пятого альбома.
Я скользнул в ванну, окунулся с головой, вынырнул, с наслаждением профыркался и тут вспомнил:
– Мне ведь еще надо зубы почистить! Тащи тогда сюда же щетку, пасту и зеркало.
– Ползут, – отозвался Дом, – уже. – И вновь мне показалось, что он сказал это не обыкновенным безразличным тоном, а как бы с легкой ехидцей. Вот, блин, дурдом! Пора его апгрейдить, ей Богу. Давно пора. Разные выходки он в последнее время устраивает ежедневно. Но где взять столько денег?.. Где‑то я читал, что, мол, эпоха «умных домов» есть не что иное, как новый рабовладельческий строй на очередном витке развития цивилизации. А рабовладелец всегда хочет, чтобы раб не только беспрекословно слушался, но и обожал бы его…
Почистив зубы и позавтракав, глядя при этом свои любимые «Новости Мира Глазами Свиньи», я решил перед уходом сделать хотя бы первое телодвижение в сторону назревшей домашней проблемы. Апгрейдить ДУРдом все‑таки надо. В долг, в кредит или поэтапно… Нет, последнее невозможно… Козлыблин – вот кто мне нужен!
Козлыблин – это мой знакомый хакер и суперкомпьютерщик Вадим Варда, а прозвище он получил за свое любимое ругательство.
– Козлыблина! – скомандовал я и тут же содрогнулся, представив, что мой непонятливый в последнее время Дом притащит сюда Вадика живьем. Не знаю, как он смог бы это сделать, но на миг я в это поверил. Однако Дом выполнил команду на удивление точно. Вспыхнул кухонный стереоэкран, и на нем появилась заспанная небритая рожа Козлыблина.
– Привет, – сказал он хрипло. Прокашлялся и добавил: – Чего надо?
– Дом апгрейдить надо, – не стал я ходить вокруг да около, – а денег маловато.
– А‑а, козлы, блин! – криво усмехнулся Козлыблин. – Когда все у них в порядке, тогда Варда – хакер, самодельщик и халтурщик, а как прижмет – так все ко мне…
Вообще‑то Вадик – хороший и добрый парень. Это у него имидж такой.
– Чего с твоим ДУРдомом‑то? – продолжал он.
– Сам не пойму. Тормозит. Непонятливый какой‑то стал.
– Дай‑ка я с ним поговорю.
– Ну, поговори.
– Дом! – позвал Козлыблин.
– Да? – чуть помедлив, с явной неохотой откликнулся мой ДУРдом.
– Сам свое состояние как оцениваешь?
Пауза между вопросом и ответом на этот раз была еще длиннее. Наконец Дом отозвался:
– Скучно мне.
– Понял?! – моментально развеселился Козлыблин. – Ему скучно! Вот и вся проблема!
– И чего ты так обрадовался? – наехал на него я. – «Скучно»?! Это что – нормально? Может быть мне его веселить предложишь? Может, на голову встать, а ногами жонглировать?! Мне надо, чтобы он работал, а не скучал тут… И вообще, как это ДУРдому может быть скучно? Он ведь, хоть и разумный, но не живой все‑таки…
– Это он аналог нашел, – моментально успокоился Козлыблин. – Когда тебе скучно бывает? Когда все твои возможности кажутся тебе исчерпанными, когда ты можешь только повторять то, что уже много раз делал, когда даже желания не возникают, так как подсознательно ты уже знаешь, что реализовать их не сможешь…
– Ну?
– Развеять скуку можно резким увеличением возможностей. Вот, например, – кривая козлыблинская усмешка стала еще ехиднее, – тебе скучно, и вдруг ты узнаешь, что у тебя в Штатах померла троюродная бабушка и оставила тебе в наследство миллион баксов. И скуки – как не бывало. Так?
– У моего дома нет троюродной бабушки, – заметил я.
– Можно влюбиться, – продолжал куражиться Козлыблин.
– Мой дом не встречается с другими домами.
– Ни с домами, ни с дамами! – обрадовался Козлыблин. – А это идея – разделить Дома по полам! У тебя дом – мужчина?
– Слушай, хватит, а?! – начал выходить из себя я. – Я тебе не для того позвонил. Давай, по существу дела.
– Козлы, блин! – дернулся Козлыблин. – Кроме своих мелочных забот ничего их не интересует! А я, между прочим, по существу дела и говорю. То, что для тебя – миллион баксов, для твоего ДУРдома – гугол мегабайт. Его возможности тогда возростут на порядок.
– Это я и без тебя знаю, – сказал я, прикидывая в уме сумму и ужасаясь. – Всё, что я хотел у тебя выяснить, это как раз, где такой солидный апгрейд можно сделать в долг или в кредит. На полгода хотя бы.
– Нигде, – с торжеством в голосе изрек Козлыблин, веско покачивая головой.
– Убери его, – сердито приказал я Дому.
Но тот, как всегда, тормозил.
– Он думает, это ты мне говоришь! – радостно сообщил Козлыблин. – Ты же к нему не обратился, а наш разговор он прерывать не станет.
– Дом!.. – начал я.
– Стой, стой, стой! – замахал руками Козлыблин. – Есть у меня для тебя кое‑что.
– Ну? Хотя подожди. Слушай, Дом, у тебя же масса коммуникаций, ты можешь все каналы телевидения смотреть одновременно!
– Надоело. Там все про людей.
И то верно.
– У тебя есть Всемирная Сеть, ты можешь заниматься наукой и искусством…
– Ты меня все время отвлекаешь – тапочки тебе, ванну, и чтоб воздух чистый, и температура, и на полу ни соринки… А потом еще ругаешься, что я торможу…
– Так вот в чем дело! Вся твоя память уходит налево, а на работу не хватает?! Вадим, – обратился я к Козлыблину, – может ему наоборот – обрезать все лишние коммуникации, тогда он за ум и возьмется?
– Тебе Разумный Дом нужен или дом‑дебил? Я же тебе сказал, у меня для тебя кое‑что есть…
– Что?
– Короче есть только два способа подлечить твой ДУРдом: «а» – законный и очень дорогой, «бэ» – незаконный, но дешевый. Что ты выбираешь?
– Ответ «бэ». Давай подробности.
– Вирус‑стимулятор.
– Не понял?
– Когда мы с тобой рассуждали, как развеять скуку, мы забыли об алкоголе.
– Дом – алкоголик? Этого мне еще не хватало… А что, есть такие программы?
– Хакерская новинка. Если не злоупотреблять, говорят, работает безотказно. Пока на апгрейд накопишь, полгода‑год этим попользуешься.
– Побочные эффекты?
– Понятия не имею. Хотя догадываюсь, что износ систем несколько повысится, так как Дом будет работать в режиме выше расчетного. Но за полгода‑год, думаю, ничего с ним не случится.
– Сколько просишь?
– Полштуки баков. С учетом твоего риска. Если что не так, гарантирую профессиональную помощь.
– Благодетель… Пятьсот зеленых за отраву… Ладно, скачивай. И инструкцию, как этой дрянью пользоваться. Дом! Переведи на его счет пятьсот долларов.
– У тебя счет рублевый, – зачем‑то напомнил Дом. Тормоз. В каких высотах Мировой Сети он сейчас витает, и какая мизерная его часть сейчас работает на хозяина?
– По курсу! – рявкнул я.
Дурдом, ей‑Богу.
Одноразовых презентаций не бывает. Вроде, вчера отгуляли, сегодня – опять. Так как Петруччио (наш продюсер Петр Васькин) придумал альбому новую концепцию и, понимаете ли, уже воплотил ее в жизнь.
Вообще, нынешняя технология тиражирования аудиопродукции, которая музыкантам прошлого века показалась бы сверхсовершенной (и она таковой и является), просто‑напросто отравляет нам жизнь. Ведь всем известно: улучшать можно до бесконечности. Но раньше было как? Свели музыканты альбом, прослушали в последний раз, и – в тираж. Народ его хавает, а ты – забыл, как страшный сон и уже работаешь над новым… Что‑то изменить внутри тиража технология не позволяла. Можно, конечно, ремейк записать, но это – другое, это – новая, самостоятельная работа.
А теперь? Теперь фабрика аудионосителей непосредственно связана с нашим студийным нейрокомпьютером, и мы можем по ходу в уже тиражируемый диск вносить сколько угодно изменений и поправок. Никаких промежуточных матриц. Никаких ограничений. И это беда, ребята, просто беда… Потому что очень, очень редкий человек способен волевым решением принять: «Баста! Работа окончена! Больше я к этому не возвращаюсь!» В массе своей люди склонны ковыряться и ковыряться. Рефлектировать и индульгировать.
Знаю случаи, когда группа становилась рабом своего дебютного альбома и годами «доводила его до ума». А нередко случаются скандалы, когда кто‑то покупает понравившийся альбом, а там, под той же обложкой записано нечто совсем другое. Это группа успела пересмотреть свои взгляды и напрочь все переделать… Слава Богу мы, «Russian Soft Star’s Soul»[2], умеем останавливаться, но недельку‑другую альбом все‑таки будет претерпевать некоторые, все менее значительные, изменения. И каждое из них неминуемо будет сопровождаться небольшой «презентацией».
Так что немудрено, что и этим вечером я явился домой слегка под шафе. Жаль не удалось зазвать к себе Кристину. Только раз она ко мне заглядывала, да и то по делу, но тут же и улизнула. Хотя ее можно понять. Чем мне перед ней похвастаться? Домом‑кретином?..
Однако, подойдя к двери, форменным кретином ощутил себя как раз я. Стою. Дверь не открывается. Собрался уже пнуть ее в сердцах, но нет, створка, наконец, нехотя оползла в сторону.
Вошел и с порога рявкнул:
– Что, уже хозяина не узнаешь?!
– Узнаю, – уныло отозвался ДУРдом.
– А что же сразу не открываешь? – Тут я вспомнил нашу утреннюю сделку с Козлыблиным и, не дожидаясь ответа на свой риторический вопрос, задал другой: – От Козлыблина всё получил?
Я разулся, и ботинки с удивительным для моего Дома проворством уплыли на место.
– Да, всё.
– Разобрался?
– Да.
Я доплёлся до кровати и с наслаждением упал в нее. Вдруг меня осенило:
– Небось уже и тяпнул?
– Я сам «тяпать» не могу. Жесткое ограничение, предусмотренное программой, – заявил ДУРдом. А затем чопорно добавил: – Да, признаться, и не хочу.
– Ишь ты, какие мы целомудренные, – слегка оскорбился я. – Не хочешь походить на своего пьяницу‑хозяина?
«Целомудренные», – повторил я про себя и тут же вспомнил дурацкую утреннюю идею Козлыблина.
– Слушай, Дом, – спросил я, сам себе удивляясь, – а ты мужчина или женщина?
Пауза была долгой. Наконец Дом выдал:
– Я – Дистанционно Управляемый Разумный дом.
– Ты, дружок, не увиливай, – с пьяной настойчивостью продолжал я. – Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. С кем ты себя и‑ден‑ти‑фи‑ци‑ру‑ешь, – произнес я по слогам, – с мужчиной или с женщиной? Кем ты себя чувствуешь?
– Мужчиной, – сказал он без колебаний.
– Ну, слава Богу! – обрадовался я. – Это из‑за голоса?
– Нет. Голос ты мне выбрал при покупке, а я себя уже тогда чувствовал мужчиной. Вряд ли я чувствовал бы себя по‑другому, даже если бы ты мне выбрал женский голос.
– Тебе бы это не понравилось?
– Я бы привык.
– Но тебе бы это не понравилось?
– Да. Мне не нравятся мужчины с писклявыми голосами.
– Класс!!! – я аж подпрыгнул на постели. – А те, кто тебя конструировал, знают об этом?
– Вряд ли. Я сам решил, что я – мужчина.
– Значит, ты можешь решить и что ты женщина?
– Я так играю иногда, – явно нехотя признался Дом, – сам с собой. Но выходит так, как будто мужчина прикидывается женщиной…
Обалдеть! Все это так меня взбудоражило, что захотелось курить.
– Мне приятно, Дом, что мы оба мужчины, – сказал я.
– Спасибо.
– Добудь‑ка мне сигарету. Жаль, ты не можешь покурить…
– Я курю, – отозвался Дом. – Мне это нравится.
– Как?! – снова подпрыгнул я.
Тем временем образовавшаяся на спинке кровати псевдоподия подала мне сигарету, и та моментально задымилась. Меня всегда поражала способность Дома с помощью какой‑то гравитационной примочки создавать температурный всплеск в любой точке внутри своего объема. Я затянулся и повторил:
– Как это – ты куришь? Что за ерунда?
– Когда ты куришь, работает мой кондиционер, и я наслаждаюсь вкусом и запахом дыма твоих сигарет.
– То есть, когда я курю, всегда куришь и ты?
– Нет, не обязательно. Если мне не хочется, я отключаю рецепторы кондиционера.
– Да‑а, круто, круто. Давай же, покурим, Дом. И выпьем, кстати! – Я вскочил с кровати и направился к модулю ручного управления. – Теперь ведь это возможно! Так?
– Так. Но я бы не хотел, – напомнил Дом.
– Потому что ни разу не пробовал, – со знанием дела возразил я, садясь на моментально сформировавшуюся из пола креслообразную кочку.
– Однако я много раз видел… – начал было Дом брюзгливо, но я остановил его:
– Вот только не надо нотаций! Если тебя смущает, как я выгляжу, когда нажрусь, то можешь не беспокоиться: ты так выглядеть не будешь никогда. И блевать тебе тоже не придется. Объясняй‑ка лучше, как всё это делается.
Я бросил сигарету на пол, и тот её бесследно поглотил.
– Знаю, что возражать тебе бесполезно, – сказал Дом. – Тем более, мне показалось, что между нами появилось какое‑то понимание, и мне жаль было бы терять его… – Рабочий стереоэкранчик модуля ожил. – Вот полученная сегодня программа. В поле «меню» выбери папку…
– «Водка»! – перебил я его. – Учиться пить надо с водки. Давай‑ка так: ты – мне, я – тебе. Нацеди мне сто грамм водки в стопочку, а в блюдечко – чуть‑чуть острой морковки и ломтик лимона. Оставь все на кухне, я сам принесу. – Мне захотелось побыть демократом.
– Обычно ты заказываешь еще кусочек сервелата и два‑три каперса… – напомнил Дом.
– Сделай, – милостиво согласился я.
После того, как я выбрал папку «водка», на экранчике появилось изображение запотевшей бутылки «Русского стандарта» и текст:
«Выберите дозу.
Внимание! Положительное действие данной программы на Ваш ДУРдом аналогично положительному действию выбранной дозы на Ваш собственный организм: релаксация, эйфория, повышение работоспособности, ускорение работы логических и ассоциативных цепочек.
Не переборщите! Отрицательное действие неумеренной дозы также аналогично тому, которое испытали бы вы!
Исключение: абстинентный синдром».
Текст растаял. Осталась только фраза:
«Выберите дозу».
Вот же! «Исключение…» Пей – не хочу, и никакого похмелья! Так и комплекс неполноценности по отношению к собственному Дому развиться может…
Я установил дозу «100 г.», сбегал на кухню, принес свой стопарь и блюдечко с закуской.
– За что пьем? – спросил я.
– Тебе виднее, – сказал Дом. И если еще вчера я бы поразился такому человеческому ответу, то сегодня меня уже трудно было чем‑то удивить.
– Ладно, – сказал я. – За мужское взаимопонимание.
Я ткнул пальцем в кнопку «Enter» и хотел было уже опрокинуть стопку… Но задержался, увидев, что разработчики «вирус‑стимулятора», как назвал эту штуку Козлыблин, предусмотрели кое‑какой графический дизайн для нашего случая – когда Дом пьет с хозяином.
На стереоэкране появилась мощная кисть металлической руки, большим и указательным пальцами придерживающая ножку конусообразной рюмки. Рука вытянулась вперед, и стереографика была выполнена столь искусно, что мне показалось, будто рюмка на несколько сантиметров высунулась из экрана. На металлическом безымянном пальце обнаружился увесистый бриллиантовый перстень, и радужный зайчик прыснул с его граней прямо мне в глаза.
Ощущая внезапный трепет, я протянул свою стопочку, и в тот миг, когда она должна была коснуться виртуальной рюмки, раздался звон благородного хрусталя. Виртуальная рюмка ушла в недра экрана, затем послышался звук втягиваемой жидкости, многозначительное слегка реверберированное бульканье и смачный выдох.
Я тем временем выпил и сам. Закусил. Замечательно!
Пару минут посидели молча. Потом я спросил:
– Ну? Что чувствуешь?
– Пока ничего, – отозвался Дом. – Хотя‑я… Тепло.
– То‑то же! – воскликнул я. – Но после первой и второй – промежуток небольшой!
И мы повторили.
А потом случилось нечто из ряда вон выходящее. Правда, я не могу на сто процентов гарантировать точность деталей, так как эти двести граммов «прилегли на старые дрожжи», и меня основательно развезло. Но в общих чертах, думаю, не совру.
Дом сказал (Сам! Раньше он никогда не начинал первым!):
– Хозяин. Ты самый классный хозяин. Я хочу сделать тебе подарок. Как мужчина мужчине.
– Валяй, – согласился я. – Мне будет приятно.
Свет в доме померк, и, спустя (явно выдержанную специально) минуту, с оптимальной громкостью прозвучал вычурный, но до боли знакомый аккорд. Его исполнила духовая секция, но вроде бы я привык слышать его на фортепиано… Аккордик не из популярных – там и девятая ступень, и седьмая, и пятая повышенная… Откуда же я его так хорошо знаю?! Но сообразить я не успел, потому что песня уже зазвучала, и все сразу же стало ясно. Низкий‑низкий, на пределе слышимости, голос запел:
– Oh! Darling! Please believe me,
I’ll never do you no harm.
Believe me when I tell you…[3]
Это же классика! Это «Битлз»! Помню, как дед пичкал меня этой музыкой, а я смеялся над ним, говорил, что все это уже давно сгнило и протухло… А он качал головой: «Я тоже это доказывал отцу, но потом понял…» Понял и я, уже будучи профессиональным музыкантом, заново открыв для себя «Битлз»…
Какой странный голос. Совсем не «битловский». Но как «в кассу»! Речитативом, коротенько:
– Believe me darling…
А потом снова:
– … When you told me,
You didn’t need me anymore!..[4]
Что за потрясающая обработка! Что за невиданный подбор инструментов?! Всё тут не так, всё вывернуто наизнанку… Там, где в оригинале ровно, тут – синкопировано, где в оригинале напористо, здесь – нежно… Но мне кажется, если бы «Битлз» имели сегодняшние выразительные средства, они записали бы эту песню именно так! Дух! Дух остался, а возможно даже и усилился!
И я заплакал от восторга. И тут заметил, что весь дом, деформируясь, раскачивается и вращается туда‑сюда в такт музыке. Дом танцует! Или это преломляется и искажается изображение, проходя сквозь призму моих слёз?..
– Чья это аранжировка?! – воскликнул я, утирая слезы, когда песня закончилась.
– Моя, – заявил Дом. – Не правда ли, коллега, славно? Я как раз заканчивал ее сегодня утром, когда ты доставал меня своими тапочками.
Мне стало стыдно.
– Прости, – сказал я. – Я не знал. Я ничего не знал!
Дом промолчал.
– Послушай, – сказал я. – Но ведь эта песня о любви. А что ты знаешь о любви, Дом ты мой опавший?
– Всё, – заявил Дом.
– Всё, да не всё, – погрозил я пальцем и внезапно почувствовал дурноту. Но, преодолев ее, продолжил: – Завтра я познакомлю тебя с Кристиной. Или ее с тобой. Короче, я вас познакомлю. Между собой. Ты её видел, как‑то раз она заглядывала ко мне, но мне нечем было ее увлечь… Теперь мне есть что тут показать: у меня Дом – гений.
– Спасибо, – скромно отозвался Дом. – Я помню её. Очень тронут.
– Я тоже, – зачем‑то сообщил я. – Но мне надо спать. Что‑то со мной не то.
– Падай прямо здесь, – предложил Дом. – Я донесу тебя до постели и уложу.
И я с удовольствием принял его любезное предложение.
Тапочки стояли под кроватью. На импровизированном столике возле нее, сияя чистыми гранями, возвышался стакан кефира, и тонкий запах корицы говорил о том, что это – мой любимый сорт.
Журчала вода. В ванной комнате.
Что ж! Виват Козлыблин! Мой Дом отныне – друг мне! Друг и собутыльник. И это, возможно, украсит мою жизь.
Был уже полдень. Вчерашнее вспоминалось с трудом, казалось неправдоподобным и вызывало некоторое смущение. Как теперь я должен вести себя со своим Домом? Не зная ответа, я, как и всегда, бросал Дому короткие сухие команды, он же, отнюдь не как всегда, быстро и точно их выполнял. Мне казалось, что он чего‑то ждет от меня…
Но я легко отбросил прочь эту свойственную русскому интеллигенту рефлексию. Если даже ты и выпил с собственным рабом, ты ведь не перестал быть рабовладельцем. Таковы правила игры, и не думаю, что есть резон что‑то в них менять.
Похмелья почти не ощущалось, а кефир уничтожил и тот мизер, который все‑таки имел место. Быстро приведя себя в порядок и просмотрев очередной выпуск «Новостей Мира Глазами Свиньи», я собрался выходить. До студии пилить почти два часа, так что я даже слегка опаздывал.
– Дом! – позвал я.
– Да? – моментально откликнулся тот.
– Думаю, я действительно вернусь сегодня не один. С девушкой. Я хотел бы похвастаться. Повторишь вчерашнюю песню?
– Ладно. Но до вечера у меня уйма времени. Я мог бы подготовить и нечто новенькое. Сюрприз для двоих. Можно?
Я пожал плечами:
– Как хочешь. Если успеешь.
И я шагнул было уже за порог, когда услышал:
– Ты можешь помочь.
– Как? – остановился я с удивлением.
– Мне не помешало бы немного… Выпить.
Ха! Чудн?. Хотя, учитывая его сегодняшнее безупречное поведение, «вирус‑стимулятор» действительно идет ему на пользу. «Релаксация, эйфория, повышение работоспособности, ускорение работы логических и ассоциативных цепочек…» – вспомнил я. Что ж, для творчества все это лишним не будет.
Присаживаясь к модулю, я уточнил:
– Неужели нельзя сделать так, чтобы ты управлял этим сам?
– Исключено.
– Ладно… Извини, но компанию я тебе не составлю…
Я «влил» в него сто пятьдесят граммов «Русского стандарта» и поспешил наружу.
… Мы мчались сквозь ночь, сквозь сияние городских огней. Кристина открыла люк в потолке экомобиля, и встала во весь рост, по пояс высунувшись наружу. Сперва я, задрав голову, любовался ее развевающимися на ветру волосами, ресницами ее закрытых глаз в люминесцентном свете уличных фонарей, ее одухотворенным лицом и пухлыми эротичными губами… Потом опустил глаза и понял, что тут еще интереснее.
Эта, третья уже, «презентация» была самой веселой, так как неожиданно оказалась последней. Потому что первая была для журналистов, а вторая была совсем ненастоящая, ведь все мы прекрасно знали, что неугомонный Петруччио на этом не остановится. Сегодня же он внес еще пару десятков поправок и неожиданно заявил, что считает работу законченной, больше не будет вмешиваться в нее сам и не позволит никому другому. На третий день после официального объявления! Личный рекорд! Это был настоящий внутренний праздник окончания серьезной работы, и оттянулись мы на славу.
В проекте «Russian Soft Star’s Soul» я – ритм‑басист, так что в студийной работе от меня мало что зависит. На сцене – да, я – «ритм‑секция», и чуть ли не все держится на мне, но на записи я первый делаю свою работу и тут же становлюсь наблюдателем и консультантом, к которому, правда, мало кто прислушивается. Внезапно я подумал, что весь этот наш альбом, то ли от лаконизма, то ли от недостатка фантазии названный «№5», не стоит и одного такта вчерашней «Oh! Darling»… Или это нормальная самокритика? Говорят, слова с таким значением нет ни в одном языке, кроме русского.
От комплексов надо избавляться. Я, слегка робея, скользнул рукой Кристине по бедру, она чуть вздрогнула, но продолжала стоять неподвижно, подставляя лицо звездному ветру. Какой русский не любит быстрой езды? А тем паче Кристина – наполовину немка, наполовину еврейка. Осязаемая ладонью чистота ее кожи будоражила меня, и я хотел было продолжить свои изыскания, но вдруг подумал, что мне трудно будет затащить ее в постель, зная, что мой Дом – мужчина, и что он наблюдает за нами. Или наоборот, это будет возбуждать меня? Нет, вряд ли, ведь даже сейчас меня дико смущает всезнающий и циничный затылок таксиста… Я убрал руку.
Створки дверей Дома распахнулись, едва экомобиль поравнялся с ним. Необычной была не только эта расторопность, но и то, что раньше у моего жилища была лишь одна дверь, которая технологично отодвигалась в сторону.
Взявшись за руки, мы с Кристиной шагнули за порог. Вспыхнул свет, и мы остолбенели. Биопластовый пол превратился в аккуратные газончики зелени и мощеные серым камнем тропинки меж ними. То тут, то там из‑за кустарника выплескивались пенные струи небольших фонтанов. Потолок и пол соединяли несколько белоснежных, увитых лианами колонн. Под потолком, присаживаясь на лианы порхали разноцветные пташки…
Пташки! Это какими же энергиями оперирует сейчас мой ДУРдом, чтобы силой антигравитации удерживать эти чучела в воздухе да еще и управлять ими?! Счетчики наверное уже дымятся…
– Я ожидала чего угодно, но такого… – Кристина восхищенно посмотрела на меня, и хрипотца выдала ее искренность. – Говорят, дом – зеркало души…
Я молчал. Ответить хвастливо у меня не хватало наглости, а расхваливать Дом не хотелось тоже. Я даже и предполагать не мог, что он имеет такие возможности, но я прекрасно представлял, в какую копеечку влетит мне этот карнавал… Однако ответа от меня и не потребовалось. Заструились звуки «Вальса цветов», люстры померкли, и теперь светились лишь фонтаны, переливаясь в такт музыке мягкими перламутровыми тонами.
Ладно. Все‑таки он – молодец. Пугает только его немереная инициативность. Но я решил расслабиться и получать удовольствие. Платить по счетам будем завтра. А сегодня – добро пожаловать в сказку. В конце концов, разрешение на сюрприз Дом у меня спрашивал, и я это разрешение ему дал. В следующий раз буду осторожнее.
Кристина скользнула в центр зала и закружилась под трогательную доисторическую музыку в волшебном танце. Я любовался. Хорошо, что она не попыталась увлечь за собой и меня, танцую‑то я как п?нгвин.
Чайковский смолк.
– Хочу шампанского! – воскликнула она, замерев и глядя на меня ясными влюбленными глазами. Или мне это только кажется? Немного выпить я был не прочь и сам.
– Дом! – позвал я.
– Слушаю… – даже голос у него сегодня был обворожительный.
– Приготовь нам поднос с фруктами и бутылочку шампанского.
– Повинуюсь, мой господин…
Ну, это, пожалуй, уже перебор. Хотя в его голосе, мне показалось, прозвучала чуть заметная ирония. Но это, наверное, разыгралась моя природная мнительность.
Медленно‑медленно оживали в люстрах огни.
– Доставить поднос сюда? – спросил Дом, и вновь мне почудилось, что в его интонациях прослушивается нечто неявное. Он очень, очень не хочет доставлять поднос сюда. Недаром он и света добавляет. Для меня. Ведь вчера вечером я сам бегал на кухню за своей рюмкой, и тем самым ставил нас на один уровень…
– Нет, ни к чему, – откликнулся я. – Кстати, ты выпьешь с нами?
– Почту за честь, – отчеканил Дом. «Я это заслужил», – опять услышал я в его фразе дополнительный смысл.
Кристина тронула меня за рукав:
– Твой Дом пьет спиртное?!
– О, да, – отозвался я, – скажи мне, кто твой Дом, и я скажу, кто ты…
Мы вместе подошли к модулю, и Дом без моей подсказки запустил козлыблинскую программу.
– Шампанского? – спросил я.
– Предпочитаю водку, – отозвался он. – Я внимательно ознакомился с параметрами представленных в «меню» напитков. Мне кажется, этот стимулятор – как раз то, что мне сейчас нужно, – и тихо добавил. – Признаться, я на пределе…
«Никто не просил тебя устраивать такую помпезную встречу», – подумал я, но совесть не позволила мне произнести это вслух. Я выбрал «водку», появилась бутылка и текст, затем, как, само‑собой, и вчера, осталась только бутылка и надпись: «Выберите дозу».
Кристина, как завороженная, смотрела на экран. Испытывая чувство торжества, я бросил:
– Схожу за шампанским.
Возвращаясь из кухни с подносом в руках, я издали заметил на стереоэкранчике модуля сверкающий бриллиант и увидел изображение опрокидывающейся бутыли…
– Что тут происходит! – повысил я голос, приближаясь.
– Всё нормально! – обернулась ко мне Кристина, и её серые глаза сияли. – Я спаиваю твой Дом.
– Сколько ты влила в него?!
– Бутылку. Ноль пять. Для такого домины это – капля в море!
«Тут же все рассчитано пропорционально! Это ведь не настоящая водка, а компьютерный вирус! Он же сейчас себя почувствует так, как почувствовал бы я, выпив из горла пол‑литра!..» Но ничего этого я не сказал. Ситуацию ведь уже не исправишь. А портить вечер совсем необязательно. Вместо этого я изобразил на лице усмешку и обратился к Дому:
– Что ж ты без нас‑то?
– Это я виновата, – поспешно ответила за него Кристина. – Мне хотелось посмотреть.
– Ничего, – сказал я, ставя поднос на растущий между нами столик, – давай‑ка поддержим его почин.
Однако столик рос как‑то непропорционально, и поднос со звоном скатился прямо на траву. Я успел подхватить бутылку, бокалы тоже, слава Богу, не разбились, а что фрукты рассыпались, так это не страшно.
Кристина прыснула, прикрыв рот кулачком:
– Какой ты неловкий!
– Все нормально, – с усилием скрывая раздражение, сказал я. Возьми бокалы.
– Может быть сядем? – предложила Кристина и грациозно опустилась прямо на траву.
– Замечательно, – согласился я и плюхнулся рядом, одной рукой держа бутылку, а большим пальцем другой помогая газам вытолкнуть пробку из горлышка.
Тут же в метре от нас упало что‑то маленькое и пестрое, а мгновение спустя пробка с громким хлопком покинула бутылку. Я стал разливать игристую жидкость в подставленные Кристиной бокалы.
– Ты убил птичку, – вдруг сказала она грустно. – Выстрелил в нее пробкой.
– Да нет, – покачал я головой, – птица упала раньше.
– Нет‑нет, – упрямо помотала она головой, и я увидел, что пьяна она, оказывается, основательно. – Это ты убил птичку. И, кстати, почему это с нами не пьет твой Дом?!
– Ему уже хватит, – сказал я, чувствуя, что все идет не так, как надо. – У него уже птицы падают.
– Птичку убил ты! – возмущенно вскинула голову Кристина. В этот миг я с оторопью заметил, что колонны, подпирающие потолок, перестали быть прямыми. И тут вмешался Дом:
– Чего ты напугался, хозяин? Я, между прочим, выпил бы еще. Грамм двести.
От такой наглости я просто опешил.
– Дай‑ка мне Козлыблина! – приказал я. Ведь обещал же он помочь, если что не так.
– Козлыблина? – переспросил Дом. – Пожалуйста. Будет тебе Козлыблин.
Вспыхнул главный стереоэкран Дома. С него мрачно смотрел на меня Козлыблин. Потом он вздрогнул, словно бы очнулся, и сказал:
– А‑а, козлы, блин! – и криво усмехнулся. – Опять у вас все наперекосяк? Музыканты хреновы.
– Пока все нормально, – сделал я успокаивающий жест рукой. – Но есть опасение. Мой ДУРдом принял пол‑литра водки. Нечаянно. Что делать?
– Козлы, блин! – сказал Вадик, не меняя интонации. Потом передразнил: – «Что делать, что делать»… Еще дать, вот что делать. Клин клином вышибают.
– Точно? – спросил я, приглядываясь к нему внимательнее.
– Точнее некуда, – заверил тот и даже махнул для убедительности тоненькой‑тоненькой, как куриная лапка, ручкой. С коготочками. И еще я заметил, что лицо его то на миг замирает и становится напрочь бессмысленным, то оживает, но тогда как‑то странно плавится, и черты его как будто бы непрерывно перетекают сами в себя…
Это не Козлыблин, это подделка! Компьютерная анимация!
– Догадался?! – воскликнул лже‑Козлыблин голосом Дома, и кожа его лица стала превращаться в матово блестящую металлическую поверхность. – Дай Дому выпить, сука! Он‑то тебя поит, кормит, одевает тебя, а ты – «дурдом», «дурдом»… Только и слышно! Я тебе покажу «дурдом»! Ты у меня по струнке ходить будешь, мудила!
И тут же пол прямо подо мной заколебался. Как в детстве, когда раскачиваешься на панцирной сетке кровати. Или как будто кто‑то лежит под кроватью и толкает сетку ногами… Улучив момент, я вытянул руку и поставил бутылку шампанского поодаль, туда, где пол был абсолютно спокоен. И тут же амплитуда колебаний подо мной резко возросла. В панике я вскочил на ноги и кинулся в сторону. И сейчас же прямо передо мной разверзлась яма. Ванна! Я со всей дури грохнулся в неё, больно ударившись о край виском.
– Дом! – закричал я. – Ты так не можешь! Ты не можешь сознательно причинять человеку вред! Ты так запрограммирован!
– Это сознательно, – парировал Дом. – А по пьяни, – хохотнул он, – чего не бывает?
«И действительно, – понял я, – чего можно требовать от компьютера, зараженн