Если кто-нибудь скажет, что я никогда не любил тебя,




До тех пор, пока не кончится дождь

И пока звезды не упадут с неба

В наши ладони…

Рэй Манзарек, клавишник и сооснователь группы The Doors, описывая Джима и Пэм в тот период, говорил: «Они были словно один человек. Как две стороны одной медали. Мужчина и женщина в одной личности… Они идеально подходили друг другу».

Первый свой гонорар из Whisky Джим целиком потратил на праздничный ужин в шикарном ресторане и на подарки для Пэм. В дальнейшем он всегда следовал этой формуле. Минимум себе — лишь бы хватало на выпивку и прочие радости жизни, все остальное — Памеле. Он никогда и ни в чем ей не отказывал. Друзья считали, что он ее слишком балует и до добра это не доведет.

А тем временем Джим Моррисон стал превращаться в настоящий секс-символ. Естественно, от девчонок не было отбоя, и Пэм приходилось нелегко. Она не собиралась делить Джима ни с кем. Однажды, опоздав на концерт, она застала Джима с одной из таких девчонок, сидящей у него на коленях. Рука Джима путешествовала под ее мини-юбкой. Памела, ни слова не говоря, схватила с барной стойки ножницы и попыталась воткнуть их в девушку. Та с визгом убежала, а Джим как ни в чем не бывало снова полез выступать на сцену.

В начале 1967 года The Doors выпустили свой первый альбом, так и называвшийся -The Doors. Он мгновенно взлетел на верхние строчки хит-парадов и положил начало «дорзомании». Его продажи принесли каждому из The Doors по пятьдесят тысяч долларов. Одна из песен альбома называлась Twentieth Century Fox («Красотка двадцатого века»). Всем, конечно же, было понятно, о какой красотке идет речь. Это была одна из первых в череде множества песен, посвященных Памеле. В конце 1967-го Джим и Пэм решили жить вместе. Они сняли дом на окраине Лос-Андже-леса, в районе Лорел-каньон, где жили голливудские знаменитости, и вовсю наслаждались свалившимся на них богатством. Памела больше не работала в клубе, а Джим мог тратить на выпивку гораздо больше, чем раньше. Любимым развлечением Джима и Пэм были поездки в пустыню. Они уезжали как можно дальше от цивилизации и бродили сутками напролет по тайным индейским тропам, ночуя под открытым небом у костра. Джим плясал для Пэм шаманские танцы и читал стихи, а она танцевала для него стриптиз при свете звезд…

…Я вижу, как пылают твои волосы в свете костра,

Холмы охвачены пламенем…

Если кто-нибудь скажет, что я никогда не любил тебя,

Знай, это ложь…

Когда The Doors уезжали на гастроли, Джим звонил Пэм из каждого телефонного автомата и читал ей только что написанные стихи. Друзья смеялись над ним и называли подкаблучником. «Да, я такой», — говорил Джим и заваливался в кровать с очередной красоткой.

Понятно, что любовная идиллия вскоре дала трещину. При столь безудержном женском восхищении, которое окружало Моррисона, он не мог принадлежать одной Памеле. Даже если бы захотел. Положение секс-символа обязывало. Когда тебе нашею каждый день и каждую ночь вешаются десятками красивые девчонки, какая тут может быть верность? Его любовные похождения очень быстро становились легендами. Не проходило и недели, чтобы какая-нибудь красотка не заявлялась к нему и не требовала денег на аборт или на лечение от гонореи.

— Кто эта сука? — кричала Пэм, бросая в Джима тарелки и его любимые диски.

— Не помню, любимая. Был пьян, — отбивался Джим, но деньги на докторов красоткам всегда давал.

Для того чтобы сохранить отношения с Пэм, он купил ей магазин модной одежды, о котором она всегда мечтала. Бутик, как сейчас говорят. И даже участвовал в его раскрутке, хоть и ненавидел это дело. Бухгалтеру The Doors Джим дал указание о неограниченном доступе Памелы к своим финансам. В любой момент она могла полететь в Милан, Лондон или Париж, чтобы купить последние коллекции модной одежды. Бухгалтер группы вспоминал: «Деньги ничего не значили для Джима, он давал Памеле столько, сколько она хотела. Для него главным было лишь то, чтобы она была счастлива». По его свидетельству, Джим вложил в «Фемиду» четверть миллиона долларов. Чтобы узнать, сколько это по нынешним деньгам, умножьте на десять. Очень быстро бутик Памелы Курсон «Фемида» стал настоящей достопримечательностью Лос-Анджелеса. В нем можно было встретить самых ярких звезд шоу-бизнеса.

В декабре 1967-го Джим и Пэм сыграли свадьбу… правда, в качестве свидетелей бракосочетания Рэя Манзарека и Дороти Фуджикавы. Когда после праздничного ужина они вернулись в свое жилище, Памела сказала:

— Джим, я тоже хочу так. По-настоящему…

— Но ты же знаешь, что согласно контракту я должен быть свободным. Кому на хрен нужна женатая звезда?! Я принадлежу всем. И каждой. Смирись уже с этим наконец! Тебе мало того, что я тебя люблю?! Только тебя одну. Все остальное — это так, развлечение, аттракцион. Мы заработаем свой миллион и уедем в какую-нибудь Индонезию, на какой-нибудь тропический остров, где нас больше никто никогда не найдет. Неужели ты такая мещанка, что хочешь свидетельство о браке?

— Да. Я хочу свидетельство о браке! Обыкновенное свидетельство о браке!!!

— Так вот, моя любовь, никакого свидетельства о браке тебе не будет, поняла?

— Пошел ты к черту, Джим Моррисон!

— Пошла ты сама!

Свидетелей подобных разговоров было много: так или примерно так вскоре начал оканчиваться каждый вечер… С его стороны -сдобренный алкоголем, марихуаной или кокаином, а с ее — все чаще — чем-нибудь гораздо тяжелее. Она била посуду о его голову, выбрасывала на улицу его вещи, однажды воткнула ему в руку вилку, он пару раз набросился на нее с ножом… Соседи вызывали полицию. Обычно полицейские, увидев перед собой живого Джима Моррисона, забывали, зачем их вызвали, и брали у него автографы.

Было бы странно, чтобы такая яркая девушка, как Пэм, безответно терпела все выходки любвеобильного Джима. Она, конечно же, нашла ему замену. Вернее, находила время от времени. Джима это бесило, но свободная любовь есть свободная любовь. Ведь именно к свободе он призывал в своих песнях. Так что все эти три года Джим и Пэм соревновались в том, кто из них от кого свободнее. Нет смысла перечислять их бесчисленные романы и увлечения на стороне… Важно только одно: после всех своих разочарований они всегда находили утешение в объятиях друг друга. А потом снова расставались на неопределенный срок.

Джим, несомненно, любил Пэм. Любил больше всех на свете, больше, чем какую-либо другую женщину. Они считали себя обрученными на небесах, созданными друг для друга, или как там у французов — «женщина моей жизни», «мужчина моей жизни». Несомненно, она была его Музой и знала об этом. Она часто представлялась как «миссис Моррисон» и даже носила обручальное кольцо.

Если б они не умерли в свои 27, то годам к тридцати пяти — сорока они бы перебесились и сейчас, возможно, представляли бы собой милых стареющих супругов, которые со смехом вспоминают перед телекамерами свою бурную молодость…

Какой она предстает в его стихах? Взбалмошной, непредсказуемой, своевольной: «Моя безумная любовь готова закрутить интрижку с самим дьяволом. Она будет орать раненой птицей или мяукать похотливой кошкой, но в конце концов все будет так, как хочет она» (песня My Wild Love). Что интересно, Моррисон в своих текстах, связанных с Памелой, относится к ней довольно иронично. Чаще незлобиво подшучивает, а иногда даже зло высмеивает, как в Love Street («Она всегда окружена каки-ми-то козлами и наркоманами… Интересно посмотреть, куда ее все это заведет»).

Джим постоянно переезжал с места на место, предпочитая самые дешевые отели и ведя чуть ли не нищенский образ жизни, несмотря на то, что на его счету были сотни тысяч долларов. Он отрастил бороду и потолстел. Ему всегда было наплевать на себя. Но Памеле от него никогда не было ни в чем отказа, даже когда она жила с другими.

12 февраля 1969 года Джим составил завещание, в котором все свое довольно внушительное состояние отдавал Памеле Сьюзен Курсон. Памела Сьюзен же в это время находилась со своим любовником графом де Бретей то ли в Лондоне, то ли в Марокко. Граф де Бретей торговал очень хорошим героином. Среди его клиентов были Кит Ричард, Дженис Джоплин, Джимми Хендрикс и многие другие рок-звезды. Но Памеле, конечно же, героин доставался бесплатно.

В апреле 1969 года вышли первые книги стихов поэта Джеймса Дагласа Моррисона «Боги» и «Новые создания». И хотя их тираж был всего сто экземпляров, в глазах автора они стоили больше всех миллионных тиражей дисков группы The Doors. Стихи, конечно же, были посвящены Памеле Сьюзен Курсон.

В начале 1971 года у них вдруг все наладилось. Они съездили к родителям Памелы, чтобы попрощаться с ними перед отъездом в Европу. Джим решил завязать с музыкой и целиком посвятить себя поэзии и, возможно, кинематографу.

Накануне отъезда Джим зашел в студию, где The Doors без него сводили последний альбом. Новость о его отъезде прозвучала для остальных членов группы как гром среди ясного неба. «Мы были в шоке, — вспоминал Робби Кригер. — Часа три после его ухода у нас все валилось из рук, хоть мы и не подавали друг другу вида, что произошло нечто значительное… и ужасное». Рэй Манзарек спросил Джима перед его уходом: «Это надолго?» — «Не знаю, может быть, на год…» — «А куда едешь?» — «В Париж…» Джим подарил каждому из членов группы книгу своих стихов, и больше они никогда не увиделись.

О своих планах Джим сообщил паре близких друзей: обосноваться во Франции, купить старый дом где-нибудь в глуши, на юге, и осесть там надолго. Моррисону было от чего прятаться: за непристойное поведение на сцене американские власти уже давно хотели упечь его за решетку.

Но для начала они решили пожить в Париже. Этот город — неплохое место для начала поэтической карьеры. Возможно, Джим даже успеет вскочить на гребень уходящей «новой волны» французского кино… Необходимые знакомства для этого имеются. Он в приятельских отношениях с французскими режиссерами Аньес Варда и ее мужем Жаком Деми, автором нашумевшей картины «Шербурские зонтики».

В Париже Джима никто не узнавал, и это ему нравилось. Он устал от публичности. Возможно, кому-то и хочется быть рок-звездой, но не ему. Хорошо, что удалось заработать на этом немного денег, но игры в шоу-бизнес теперь в прошлом. Спокойной ночи, кумир обкуренных подростков Джим Моррисон. Доброе утро, Джеймс Даглас Моррисон, эсквайр. После пары недель в Париже они отправились в путешествие. Проехали по Французской Ривьере, потом по Андалусии. Пересекли Гибралтар и в конце апреля оказались в Марокко, где провели несколько счастливых дней. Однажды утром Памела проснулась поздно, Джима в номере не было, и она, накинув халат, спустилась к бассейну. Краем глаза у бара она приметила симпатичного парня, который болтал с парочкой девчонок-туристов. «Надо же, какой симпатичный, — подумала она, — совсем как Джим в молодости…» Парень, увидев ее, отвлекся от девчонок, помахал ей рукой и направился в ее сторону. «Сделаю вид, что не замечаю его, — решила Пэм, — а то еще объявится Джим и начнет ревновать».

— Привет, красотка, — сказал парень до боли знакомым голосом.

— Джим! Это ты?! Что ты с собой сделал?! — воскликнула Пэм.

— Ничего. Просто ночью сбрил бороду. Начинаем новую жизнь.

Позднее Памела часто рассказывала об этом утре и о том, что она заново влюбилась в Джима. И тоже поверила, что новая жизнь для них не так уж и невозможна. Ведь они оба еще так молоды, хоть и кажется, что прожили уже по сотне лет…

После трех недель фантастического автомобильного путешествия, наполненного любовью, солнцем и счастьем, Джим и Памела вылетели из Марракеша в Касабланку, а затем в Париж. 4 мая они вселились в небольшой отель «L’Hotel» на улице Боз-Ар. Позднее оказалось, что это был тот самый номер, в котором семьдесят лет назад умер Оскар Уайльд. Когда Джим узнал об этом, он с Пэм тут же съехал оттуда и снял квартиру у своих друзей, в доме номер 17 на улице Ботрейи.

Проведя две недели в Париже, они вылетели в Марсель, а оттуда на Корсику. Это, второе их путешествие по Европе оказалось менее удачным. В аэропорту у Джима украли сумку со всеми документами, деньгами и, что самое обидное, несколькими записными книжками, в которых он три последних месяца строчил стихи. Когда же они поселились на Корсике, начались проливные дожди, и все десять дней они почти не выходили из отеля. Зато их любовь вроде бы стала входить в нормальное русло. Они почти не ссорились и все время проводили в постели, пока по подоконнику барабанил средиземноморский весенний ливень. Джим литрами пил корсиканское вино и запоем писал стихи. Памела каждый день кололась, но Джиму это даже нравилось, под героином она переставала быть агрессивной. А то, что наркомана нельзя переделать, он прекрасно знал. К счастью, сам Джим панически боялся уколов в вену, поэтому от тяжелых наркотиков всегда держался в стороне. Возможно, кто-то там, наверху, тот, кто диктовал ему поэтические строчки и нашептывал песни, просто хорошо к нему относился и таким способом отводил от него эту беду…

Джим продолжает с энтузиазмом писать. В Париже им созданы тексты для двух стихотворных сборников, которые выйдут уже после его смерти — Таре Noon («Пьяный полдень», или «Пленка «Полдень») и Paris Journal («Парижский дневник»).

…Подари мне песни, которые можно петь вечно,



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-10-12 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: