Но я ничего не сказал еще о первом впечатлении по осмотру соборов Воскресенского и Благовещенского. Это хорошие храмы, построенные постепенно, один после другого, в начале осьмнадцатого столетия. Не богаты были они ризницею, но не бедны утварью. Есть иконы, украшенные серебряными ризами и жемчугом, есть даже и в золотых ризах. Но вот о чем особенно не могу умолчать. Когда страдал я в бытность Е-им священником горловым кровотечением в течение нескольких лет, особенно сильно два года, тогда появлялась там временно, как бы мимоходом, странная женщина, которую я не уважал за странное ее поведение. Она по приглашению заходила в кабак, пила будто бы там и водку, прикидывалась полушальной и называла себя "Анной грешной". Кто она, откуда приходила и куда уходила, никто не знал. Бывала она не однажды и у меня в доме, но всегда без меня. Я видел ее раз или два только издали. И вот эта особа, посетивши однажды мою жену, ожидавшую уже моей смерти, сказала ей в утешение: "Не плачь, не умрет скоро твой поп, ему надо послужить еще у Благовещенья протопопом". Когда передала мне жена эти слова "Анны грешной", конечно, я только рассмеялся. "Слыханное ли дело, - думал я, - чтобы у Благовещенья (так обычно назывался один из соседних с моим приходов) были когда-либо протопопы, да и пошел ли бы я туда, если бы это место было свободным, не знаю. Понятно, Анна брешет, желая только поуспокоить тебя за чашку чая", - отвечал я жене. Прошло с тех пор лет 12-13. И вдруг вижу не во сне, а наяву, что стою перед иконой Благовещения настоятелем и протоиереем в том соборном храме, который посвящен Божией Матери в честь и славу ее Благовещения. Боже мой! Так вот что значили и вот когда сбылись надо мной, грешным, слова чудной, нелюбимой мной рабы Твоей Анны! Подробно рассказано об этом в № 48 вологодского "Церковного Слова" за 1908, кажется, год. Я был глубоко поражен совпадением наличности факта с предсказанием "Анны грешной", но едва ли и тогда я крепко уверовал, несмотря на очевидность его. Так думаю ныне потому, что в течением почти двух лет порывался я уйти из этого города по скудости содержания и не ушел. Позднее были мне от епископа предложения о переходе на другие, лучшие места, но я уже по старости лет сам никуда не пошел. И вот ныне только уже всеми силами души верю в волю Божию, так чудно объявленную мне через рабу Божию Анну, что надо было послужить мне, грешному, у Благовещения Пресвятые Богородицы, в ее пречестном храме и нигде больше. И послужил я здесь, как мог и умел, вот уже более 23 лет, привык ко всему и ко всем и не раз уже и здесь я видел очень сильные обнаружения любви и почтения от духовенства и прихожан, граждан и крестьян и полюбил их. На святую христианскую любовь не может человек отвечать иначе, как тою же любовию. Душа душе весть подает, хотя бы и не всегда открыто обнаруживалась эта любовь. Но этого периода жизни и службы моей я не намерен касаться теперь в воспоминаниях причетнического сына. Какие же будут воспоминания, думаю, если все события происходили по времени так близко, если большинство моих сослуживцев и сотрудников здравствуют! Пусть уже пишут хронику за последнее двадцатипятилетие другие. Писать ныне - не прежнее время - есть кому. В ряду священников ныне достаточно людей образованных, впечатлительных и трдоспособных. Хорошие летописи, имеющиеся при церквах, дадут писателю нескудный материал. А я, если еще буду иметь время и силы потрудиться в этом направлении, то предпочитаю писать уже о том или другом предмете эпизодически. А пока отмечу обще и кратко кое-что. Город наш небольшой - 1500 жителей или немного больше. Кроме собора он украшается не одними храмами Божиими, из которых три приходских, один монастырский и один кладбищенский, но и благочестивыми обычаями. Так, например, много у нас крестных хождений, развито в нем поминовение усопших и любовь к церковному благолепию. Немало ныне в нем и училищ, есть училище городское, есть женская прогимназия и два приходских училища, мужское и женское, кроме фабрики наследников Сумкина, где была сначала церковно-приходская школа, обращенная в последнее время в министерское одноклассное училище. Замечателен наш город и в том отношении, что нет в нем ни еврея, ни татарина, нет ни одного иноверца, даже из протестантских вероисповеданий. Есть у нас хорошая благочинническая библиотека, существующая с 1889 года и возникшая по моей мысли, тогда же, как скоро был назначен я благочинным 3 Устюжского округа, по распоряжению Преосвященнейшего Израиля. Содержится она на средства церквей окружного духвенства в количестве 162 рублей в год, в число коих поступают 3/4 от церквей и 1/4 от духовенства. Недурна у нас и приходская библиотека, на содержание которой с 1910 года ассигнуется по 25 рублей в год от земств Устюжского уездного и Вологодского губернского по ходатайству о. библиотекаря священника о. Павла Михайловича Попова. Есть такие же приходские библиотеки и при других церквах округа. Давно существует в городе и городская публичная библиотека. С 1889 же года ведутся в соборе градским духовенством и внебогослужебные собеседования. Школе в округе нашем, если не ошибаюсь, включая и городские, 9 или 10 министерских или земских, и школ 15 или 16 церковных с хорошими, даже очень хорошими в большей части их собственно-церковными помещениями. Храмы Божии в городе и в округе за последние 20 лет все переустроены к лучшему. Есть даже с центральным отоплением и вентиляцией согретым воздухом, как например в Антипине, где вдохновленные достойнейшим о. Павлом Александровичем Тюрниным и церковным старостою, достойнейшим Михайлом Ивановичем Липатниковым, замечательно смелым, умным и благочестивым тружеником, прихожане подумывают уже о металлическом иконостасе. Бог в помощь вам всем, добрые люди! Устраивайте Господу Богу, во славу его, дома Божии здесь, а Он устроит вам обители там, на небесах. И вот открыто, в слух всех, благодарю я, как бывший благочинный ваш, 23 года вместе с вами трудившийся во благо ваше и Церкви Божией. Благодарю и духовенство, и церковных старост, и прихожан за доверие и послушание мне, уже оправданное на деле прекрасными плодами. Замечу кстати и то, что все труды во славу Божию и Его святой церкви, если и кажутся нам иногда страшными, даже непосильными, то это только издали, пока мы не взялись еще за доброе дело. А когда начнем трудиться с охотою, то чем больше работает, тем приятнее кажется труд, а когда видим уже успех дела, тогда сердце наше ощущает такую неизъяснимую радость и удовлетворение, как никогда. Это значит, что с нами был и есть Бог. Но, приближаясь к концу своих воспоминаний, причетнический сын не может отнестись иначе, как с чувством глубочайшей благодарности и к своим ближайшим сотрудникам по собору, достойнейшим священникам, церковным старостам, отцам диаконам и господам псаломщикам. Благодарю всех за мир, и согласие, и трогательное внимание к своему настоятелю. А достойнейшего отца Павла Михайловича Попова, церковных старост Иннокентия Георгиевича Шестакова, Александра Никаноровича Норицына, за особенные их труды и заботы о соборе и службе церковной. Так, отец Павел едва ли не двадцать лет исправно ведет церковную летопись, едва ли не лучшую в целом округе, давно, по избранию прихожан, за моим отказом, состоит председателем церковно-приходского попечительства, трудясь усердно и небесплодно, много лет заведывал он окружною библиотекою духовенства также с усердием, а церковно-приходскою библиотекою продолжает заведывать и ныне с неослабевающим вниманием в течение многих лет. В последние годы, заменяя меня по должности настоятеля, отличается знанием дела и разумною распорядительностию. Заслуги же старост Шестакова и Норицына у всех на виду. Первый из них, 15 лет состоя на службе в этой должности, содействовал мне в устройстве при соборе ризничного помещения, для чего на свой счет переустроил и перенс, с разрешения епархиального епископа, на свой счет из пристройки Воскресенского собора в собор Благовещенский придел во имя св. Митрофана, Воронежского чудотворца. Он, при помощи своих средств, быстро устроил каменную ограду на кладбище, длиною в 400 сажен. Он помог мне устроить при деревне Русинове хорошее помещение на 4 х 7 сажен для соборной церковной школы стоимостью до 1500 рублей. Наконец, не одну тысячу рублей израсходовал уже и ныне расходует на содержание церковно-певческого хора при соборе. Гораздо меньше служил соборным старостою покойный Норицын, но этот человек отличался необычайною заботою о соборе, расчетливость, бережливостью. Редкий день не побывает, бывло, в соборе, за всем присмотрит и от всех, иногда и не подлежащих его заведыванию людей, потребует, если нужно, порядка и исправности, без церемонии. Памятником его усердия остались в соборе новые ризы и стихари из серебряной парчи, устроенные им на доброхотные пожертвования в 1910 году к Пасхе, когда вскоре потом он и умер.
Долгом считаю отнестись еще раз ко всему окружному духовенству, гражданам и прихожанам с благодарною признательностью за то дорогое внимание, каким угодно им было почтить меня в знаменатеный для меня день 17 февраля, когда в 1863 году удостоился я получить благодать священства, трижды уже, в 1898, 1903 и 1908 годах. С особенным удовольствием отмечаю, наконец, я разумные труды моего преемника по должности благочинного о. Павла Александровича Баклановского. Заменяя меня с 1907 года, когда я стал членом III Государственной Думы, с тактом и знанием дела, он сумел заслужить внимание епархиального начальства и уважение окружного духовенства... Честь ему и слава!
В 1894 году 23 апреля умер в Вологде так много сделавший для меня лично и епархиального духовенства преосвященный Израиль, диаконский сын, в мире Иван Евграфович Никулицкий, кандидат Московской духовной академии, выпуска 1856 года. Этот владыка наш много заботился о народном образовании и благоустройстве духовно-учебных заведений. При нем закончено устройство большого здания для Вологодского епархиального училища. При нем же учреждено в Вологде братство во имя Всемилостивого Спаса с миссионерскими и религиозно-просветительными целями. При нем, если не ошибаюсь, приобретен духовенством и собственный каменный дом для епархиального свечного завода на комитетские средства, хотя мысль об этом и возникла еще при преосвященном Феодосии. Местом упокоения преосвященного Израиля стал юго-западный угол Вологодского Софийского собора, где и покоится прах его. Царство небесное почившему Святителю.
В 1894 же году умерла и моя родительница, жившая вместе с моим батюшкой у одной из дочерей своих, крестьянки Переваловой в деревне Углу Боброво-Николаевского прихода Устюжского уезда 73 лет. нЕизвещенный своевременно о ее болезни и смерти, не был я и на ее погребении. А спустя 8 месяцев умер и мой родитель, заштатный псаломщик Луженгской Николаевской церкви Устюжского уезда Алексей Андреевич Попов, 77 лет. Схоронил его я уже сам 25 августа 1895 года, спустя 8 дней по смерти приехав туда по извещению местного священника, за 200 почти верст. Жили родители мои по выходе заштат некотрое время и у меня, но никак не могли они, проживши всю свою жизнь в деревне, примириться с городскою жизнью. Их тянуло в деревню именно к той из дочерей, которая жила беднее всех. Они желали ей помочь и помогали действительно, скопивши от продажи домишка и домового скарба при своей бережливой жизни не одну сотню рублей. А им в свою очередь помогал гораздо более меня как человек бездетный их сын и мой брат о. Николай Алексеевич Попов, священствовавший тогда в Важгорте Яренского уезда. Дожили таким образом мои родители, не смевшие в свое время и думать о том, что все три сына их будут священниками, до той поры, когда увидели, что Человеколюбивый Господь дал им больше по своей милости, чем могли ожидать они. И младший из сыновей о. Виталий Алексеевич Попов был священником в селе Нименьге Онежского уезда Архангельской епархии, двое старших были благочинными, а первенец их благочинный и протоиерей уже украшен был камилавкою и наперсным крестом. И радости их не было ни границ, ни конца. Со славою и благодарением Господа Бога за все его неизреченные милости мои родители доживали свой век, с этим чувством отошли они и в другой, неведомый мир, в загробную жизнь, одушевленные святою верою и любовию. Да будет же по молитвам Церкви Христовой покой их с праведными!
На этом кончил бы я воспоминания причетнического сына, но мне пришло на мысль сказать несколько слов о преосвященном Иринархе Попове, занимавшем архиерейскую кафедру в Вологде в 42 и 43 годах. О нем вообще мало сведений и в устных сказаниях и в печати. Да кстати решаюсь занести сюда же и воспоминание о Высокопреосвященном Иннокентии Борисове, напечатанное в № 1 Церковного Вестника за 1901 год. Итак, еще одно последнее сказанье и летопись окончена моя.
По рассказам старожилов, преосвященный Иринарх был высокого роста, крепокого сложения, с пышными курчавыми волосами и крутым, горячим нравом, но большой трус на воде. Рассказ этот передается со слов умершего священника Близлальской Покровской церкви Прокопия Васильевича Ермолина, которому в свое время рассказывали об этом те самые причетники, Другов и Корбангский, которые имели честь встречать преосвященного Иринарха в Покровской церкви. Церковь эта стоит на левом берегу судоходной реки Лузы в 8 верстах от города Лальска на пути из Шолги в Лальск. Здесь перевозят за реку и ныне, как было и прежде, лошадей и экипажи на паузках. В 1843 году и ждал здесь местный причт и местный благочинный преосвященного Иринарха из Шолги. Случилось крещение младенца, почему и надо было акт крещения его записать в метрики, бывшие, конечно, в церкви. Священник распорядился. А причетник, поставив цифрами день рождения и крещения младенца и вписав имя младенца, хотел писать дальше обычный текст записи и уже тщательно выводил заглавную букву Д, чтобы изобразить далее покаллиграфичнее название деревни. Но в это самое время раздался удар в колокол, затем звон "во вся". Стало быть, продолжать запись некогда - архиерей близко; надо выходить навстречу. Метрики положены спешно на место и архиерей встречен. Прерывистые движения, горячий и непокойный тон великого посетителя обескуражил духовенство. Архиерей горячился, и духовенство растерялось. И вот преосвященный раскрывает метрики и, видя начатую и неоконченную записью статью, резко спрашивает священника: "Это что такое?" "Это русская литера Д", - отвечал оробевший священник. Изумленный таким ответом, не то наивным, не то ироническим, епископ посмотрел на священника, сказал "дурак" и пошел из храма вон и прямо на перевоз. Карета его стояла уже на паузке. Между тем была буря такая, что небольшой паузок чувствительно покачивало. Преосвященный струсил и стал неузнаваем, очень скромно сказавши причетникам: "Ну-те, братцы, спойте что-нибудь". И они, по какой-то странной ассоциации идей, немедленно запели гласом велиим "Безумное веление мучителя злочестиваго" и проч. И, грозный на суше, но малодушный на воде, преосвященный молчал. А в городе Устюге был следующий случай. Благочинным градских церквей при преосвященном Иринархе был о. Димитрий Жуков18, священник Димитриевской Дымковской церкви. Это был человек смелый и резкий. И вот преосвященный этот, ревизуя Дымковскую церквоь, подошел к конторке старосты с вопросом, где хранятся деньги свечные и где кошельковые? Староста отвечал, что они все тут вместе. "Да разве это можно?" - обращается преосвященный к настоятелю и благочинному. "А почему же нет? - отвечает ему о. благочинный. - Ведь счет им ведется раздельный и, находясь вместе, они не дерутся", - заключил ревизуемый. Такой ответ, конечно, не мог понравится взыскательному владыке, почему о. Димитрий вскоре после этого и был уволен от должности благочинного. И еще факт характера, впрочем уже легендарного, хотяи сообщен он был мне одним из моих учителей Алексеем Андреевичем Колпаковым, бывшим в свите этого Преосвященного в качестве певчего. Возвращаясь из Устюга в Вологду на третьей станции, а именно Анисимовской, загорячился и, призвав подрядчика, стал, не стесняясь, на него покрикивать. Дерзкий мужик, -то был некто по прозвищу Жабуля, - стал с архиереем спорить и, между прочим, заметил: "Тебе, Святой Владыка, не подобает кричать надо мной".
Владыка вспыхнул, схватил свою трость и давай угощать ею мужика, осмелившегося поучать своего архипастыря. Но кончилось будто бы тем, что когда преосвященный пригрозил мужику тюрьмою, то этот последний, стоя на коленях, умолял владыку о прощении и, конечно, был прощен после внушительного вразумления архипастырскою тростию.
А о преосвященном Иннокентии Борисове, бывшем на Вологодской кафедре в 1841 году только 9 месяцев по поводу столетия со дня его рождения - 15 декабря 1800-1900 года, я писал в свое время следующее. Преосвященный Иннокентий, будучи назначен епископом Вологодским и Устюжским из викарев Киевских, прибыл в Вологду в мае 1841 года, а спустя два месяца он уже путешествовал по епархии, обозревая города Кадников, Тотьму, Устюг и Сольвычегодск с находившимися на пути церквами. Ехал он на лошадях, взявши спутником себе П. И. Савваитова, бывшего тогда молодым профессором Вологодской духовной семинарии. Во всех обозреваемых городах преосвященный Иннокентий совершал литургийные богослужения в соборах и монастырях и везде говорил свои блестящие проповеди, известные под названием слов к пастве вологодской. Вся Россия, уже более полувека читающая творения знаменитого проповедника, знает, какое неотразимое впечатление получается даже при чтении их. Немало писано было уже и о той необычайной силе, какую обнаруживало его вдохновенное, живое слово и, поражая и умиляя, до глубины души трогая сердца слушателей. Но вот и еще два случая. Покойный протоиерей Устюжского Успенского собора о. Димитрий Иоаннович Рохлецов, бывший в 1841 году учеником 4 класса Тотемского духовного училища и в свое время, именно в 1849 - 1850 учебном году, моим учителем, рассказывал мне, что он имел счастие слышать две проповеди, сказанные преосвященным Иннокентием в Тотьме, - одну в Спасо-Суморином монастыре и другую в церкви близь Тотьмы на солеваренном заводе. И эти проповеди, поразившие юного слушателя, так глубоко запали в его душу, что он помнил их почти буквально до самой смерти и находил, что в печати оба слова занчительно сокращены. А покойный преподаватель Вологодской духовной семинарии Алексий Никитич Хергозерский, слышавший в Вологде слово преосвященного Иннокентия на тему: "Аще кто не любит Господа Иисуса, да будет проклят" - сообщал, между прочим, своим ученикам на уроке Священного писания следующее. Когда после поставленной темы раздались слова проповедника: "Слышали ли вы, братие, гром? Видели ли молнию?" - последовало всеобщее недоумение. День был солнечный. В храме воцарилась необычайная тишина и ожидание. Проповедник молчал несколько мгновений. Но когда вдохновенный вития сказал, что "этот гром прогремел здесь, молния блеснула у нас над головами...", почувствовалось так жутко, что мороз пошел по телу. "И я, грешный, - добавлял Алексий Никитич, - стоял уже до конца проповеди ни живой, ни мертвый".
Из поездки преосвященного Иннокентия по Вологодской епархии приходят также мне на память два обстоятельства, имевшие место в первом благочинническом округе Устюжского уезда, где я родился, священствовал 24,5 года и, наконец, больше 4 лет был благочинным. Обстоятельства эти были рассказаны мне одним из моих предшественников по должности Е-го священника и окружного благочинного о. Иоанном Варфоломеевичем Дроздовым, в 1841 году бывшим уже благочинным. Священствовал о. Иоанн на Опоке и прибыл для встречи епископа на границу своего округа к Городищенской Богоявленской церкви. Особенного при этой церкви ничего не случилось, по крайней мере, ничего мне не передано. Но, проехав по округу 47 верст почтовым трактом в направлении Вологда-Устюг, преосвященный Иннокентий должен был обозреть Боброво-Николаевскую церковь, находящуюся на расстоянии 1/4 версты от дороги на пригорке за речкой Бобровкой. Порядочной тележной дороги с тракта к этой церкви тогда не было, как нет ее и ныне. И епископы как тогда, так и потом и ныне обыкновенно отправляются к церкви из деревни Угла пешком, переходя за речку по перекинутой через нее толстой и широкой плахе, или доске, называемой "лавой". Так направился сюда и преосвященный Иннокентий, сопутствуемый благочинным, свитою и народом. День склонялся к вечеру. На колокольне церковной уже звонят. Священником в Боборовой был тогда о. Серапион Измайлов, человек молодой и не всегда или недостаточно трезвый. "Поднявшись вместе с преосвященным на погост, смотрю, - говорил о. Иоанн Дроздов, - священник вышел навстречу владыке с крестом на блюде, облачившись в ризу, но без епитрахили. От изумления и страха (что будет?) смутился я очень, но делать было нечего. А преосвященный уже видит все и говорит тихо: "Какого поведения священник?" Отвечаю: "Служит еще мало, поведение еще не выяснилось, кроме рассеянности, объясняемой робостию". "А водку пьет?" "Пьет". "Худо", - отозвался владыка, говоря все еще тихо. По входе же в церквоь о. Измайлову приказано было снять и ризу. В ужасе припал к ногам преосвященного о. Серапион, когда заметил, что он был в ризе и без епитрахили, испрашивая милости и... был прощен". Не заходя однако в дом священника, преосвященный Иннокентий поехал далее по Устюжскому тракту. Церквей на пути близко не было. Ночевать приходилось на Востровской почтовой станции, где оказалась масса неприятных насекомых. Бывший тогда головою Востровской волости умный и распорядительный крестьянин деревни Угла Боброво-Николаевского прихода Евфим Гаврилович Перевалов пригласил владыку ночевать в волостное правление, находившееся тогда в полуверсте от станции. Владыка согласился и приказал изготовить свежего сена побольше, чтобы устроить на нем импровизированную походную постель. Здесь же собрано было и духовенство от ближайших церквей Сученгской Воскресенской, Сученгской Архангельской, Бобровской Воскресенской и Дмитриево-Наволоцкой Георгиевской. Закусив, чем Бог послал, перед отходом ко сну, преосвященный Иннокентий пожелал прочитать вечерние молитвы и спросил благочинного, есть ли каноник. Каноника не оказалось. Тогда им приказано было узнать, не прочитает ли кто из священников вечерних молитв на память. В числе других был здесь и о. Димитрий Иоаннович Попов, священник Сученгской Архангельской церкви, человек без школьного образования, но с феноменальной памятью. У него тогда было неприятное дело по жалобе на него прихожан. Теперь он и ожидал от нового епископа того или другого по нему решения. Благочинный знал, что никто из священников, равно как и сам он, не в силах прочитать для владыки все вечерние молитвы на память. Не надеялся он и на о. Димитрия, однако же спросил его, не прочитает ли он для епископа вечерних молитв без книги, на память. "А вот подумаю, - отвечал о. Димитрий, - подождите немного". Не прошло и десяти минут, как он заявил: "Докладывайте, читать решаюсь". "Вот и хорошо, - отозвался преосвященный, когда благочинный доложил ему, что такой-то священник надеется прочитать молитвы на память. - Присылайте сюда его". Благословив о. Димитрия и сделав обычное начало, владыка погрузился в молитву, слушая смелого чтеца - иерея, и о. Димитрий, поставленный несколько к одной стороне перед святыми иконами, начал читать вечерние молитвы сперва с некоторым волнением, скоро успокоился и, потом сам проникшись молитвою, прочел их с начала до конца все спокойно, твердо, безошибочно. Поблагодарив за труд, преосвященный отпустил его с миром до завтра. На следующий день ранним утром владыка был уже на ногах, рассматривал документы и принимал духовенство. А жалобу Сученгских прихожан на своего священника о. Димитрия, прочитавшего для епископа вечерние молитвы на память, преосвященный Иннокентий так и оставил без последствий.
В одной версте от деревни Вострого, по направлению к Устюгу, впадает в Сухону, текущую здесь рядом с почтовым трактом, с правой стороны небольшой ручей Нарега, ложем которого и поднимается почтовый тракт в гору, образуя большую излучину. А прямо по гребню горы давным-давно затоптана пешеходами извилистая тропинка, существующая и доныне. Заметив ее и узнав, что сокращенным путем она приводит пешехода на большую дорогу, преосвященный Иннокентий со своими спутниками быстро пошел пешком по этой дорожке. Вот он уже и на горе. А гора эта высотою не менее 30-ти сажен по направлению к Сухоне почти отвестна. Под нею течет р. Сухона. А за ней, на противоположном низменном берегу село Борщевик, погост и церковь (Сученгская). А тут лужок, поля, леса и вдали горы и горы, Сухонские горы. Отсюда открывается один из тех оригинальных, восхитительных видов, которые только и можно найти и видеть в низовьях Сухоны. Долго стоял здесь преосвященный Иннокентий, любуясь так неожиданно открывшимся ландшафтом. Наконец, благословив жилища и нивы заречного населения, поехал дальше. На следующей станции от деревни Тозьмы до Анисимова преосвященный также выходил из кареты, чтобы полюбоваться видом на Опоку с ее отвесными высокими скалами и церковию, стоящею на левом берегу реки Сухоны. Заметив здесь крутой поворот ее, начинающийся с самого погоста, владыка спросил покойного о. Иоанна, не угрожает ли река церкви, подмывая берег. Ответ дан был отрицательный, и справедливо. Церковь до сего дня стоит благополучно на том же самом месте.
При церквах Стреленской Богоявленской м Луженгской Николаевской, находившихся на пути следования преосвященного Иннокентия в некотором лишь от него отдалении (первая в двух, а последняя в трех верстах от тракта), он не был. Это, по замечанию о. Иоанна Дроздова, объясняется тем, что того же дня владыке хотелось приехать в Устюг, а дороги в Стрельну и в Луженьгу были весьма не хороши. Однако, как ни спешил в Устюг преосвященный Иннокентий, только поздним вечером представители Устюжского духовенства, протоиереи Успенского собора Николай Румовский и Прокопиевского собора Николай Басистов, встретили его близь деревни Паникарова, где тогда была последняя перед Устюгом почтовая станция, в двадцати верстах от него. Не один день ждали здесь своего нового, но и тогда уже славного епископа Иннокентия отцы протоиереи Румовский и Басистов, прохаживаясь время от времени по большой дороге около Паникарова в одних подрясниках. Следует заметить, что деревня Паникарово расположена хотя и на горе, но сранительно невысокой. Под нею по направлению к Вологде течет речка Паникаровка. А отсюда и тянется на расстоянии полуверсты подъем дороги на высокую гору. На эту-то гору и шли отцы протоиереи в одних подрясничках, ничего вдали не видя и не слыша, как вдруг с вершины ее показалась карета, и из нее вышел тот, кого они так долго и заботливо ждали и так оригинально и печально встретили.
Но об этом случае уже известно в печати, благодаря трудам известного вологодского историка-археолога Н. И. Суворова, печатавшимся в свое время в Вологодских Епархиальных Ведомостях.
На этом и позвольте мне, благосклонный читатель, закончить свои длинные, непоследовательные, без точных хронологических дат, плохо изложенные воспоминания. Сознаю недостатки и прошу снисхождения. Задача издали казалась мне простою и несложною. Мне хотелось по непосредственным и частию посредственным наблюдениям оставить потомству сказание о том, как жили наши предки около половины прошлого века, несколько раньше и позже, приблизительно до 1890 года. Мне хотелось рассказать, как воспитывались и учились дети духовенства нашего времени, как начали жить и служить люди нашего времени, охарактеризовать их взаимные и частные отношения к пастве и к начальству и обратные отношения паствы и начальства к духовенству. Записок у меня не было. Документальными справками я не задавался, а воспроизводил и заносил на бумагу только то и так, что и как сохранилось в моей неглубокой памяти. Весьма возможно, что при таких условиях и обстоятельствах, автор воспоминаний мог впадать и в погрешности в мелких описаниях. Почему он будет только благодарен тем людям, которые владеют более основательными сведениями и позаботятся исправить мои ошибки невольные. Говорю невольные, потому что намеренно искажать правду, какова бы ни была она я не хотел и не хочу. Что касается непоследовательности и неровности языка и изложения, то первая объясняется отсутствием строго выработанной программы при охвативших меня со всех сторон воспоминаниях, чего и сам я не подозревал, а последний недостаток, уже давно мне присущий, - как умею, так и пишу, - и объясняется неодинаковым душевным настроением при продолжительной умственной работе человека, к ней не подготовленного соответственными упражнениями.
Дальнейшим побуждением взяться старою рукою за перо скромного бытописателя была еще одна мысль, которую и не хочу скрывать перед моими долготерпеливыми читателями. Это не самохвальство; нет, хотя подозрительные люди, думаю, могут обвинять меня в нем, потому что я не стеснялся говорить правду и о себе, как лице постороннем, полагая, что лучше говорить правду, чем искажать истину по лицемерному смирению. Моя побудительная мысль была следующая. По теории я давно знал и на опыте видел, как Господь, незримо руководя нашею жизнию с ее скорбями и радостями, учит нас делать добро, укреплять в нас веру и, таким образом, пастырей и паству любвеобильно и мудро воспитывает для царства небесного. Такие водительства Промысла Божия в собственной жизни, в жизни моих родителей и других известных мне верующих людей не видеть я не мог. И видел, и веровал, и свидетельствую о нем. А такое свидетельство, основанное на личном, непосредственном опыте и внимательном наблюдении, мне кажется не лишенным значения. Вопрос только в том, насколько успешно удалось мне выполнить принятую на себя задачу. Но решение этого, конечно, интересного, вопроса принадлежит уже не причетническому сыну. Охотно отдаю мой труд на благосклонное рассмотрение ваше, мои любезные читатели, и жду от вас суда правого и милостивого, хотя бы потому, что вы имели терпение пройти по моим воспоминаниям всю почти мою жизнь, познакомиться со мною с различных сторон и в разное время. И не со мною одним и знакомились вы, а и с другими многими лицами из людей нашего времени - от простых русских людей - мужчины и женщины - до епископов и губернаторов. Перед вашим вниманием, как в панораме, промелькнули и ученики, и учители, и начальники духовной школы, низшей и средней, причетники, диаконы, священники в простых, безыскусных очерках. Долго вы были со мною. Настала минута проститься. Но что скажу я на прощанье - до свиданья или прощайте? И это не в моей, а в Божией власти. Прошу об одном: не помяните меня лихом!
Кончаю тем, чем начал, т. е. глубокопоучительными словами св. отца нашего Иоанна Златоуста: "Слава Богу за все".