(следы культа Ауш-Герги Георгия Победоносца)
Для изучения культуры горцев Северного Кавказа большое значение имеют местные эпиграфические памятники-надгробия христианского времени 1.
После смерти известного эпиграфиста академика В. В. Латышева 2 эти памятники изучались недостаточно. Последовательное их изучение позволило бы наметить основные вехи проникновения в горскую языческую среду христианства, а также изучить влияние, которое оказало христианство на мировоззрение и культуру горцев.
В данной статье речь идет об адыго-черкесских народах Северного Кавказа.
Христианство пришло к черкесам сначала причерноморским, прибрежным путем, из Византии, как полагают, в VI в., в царствование Юстиниана I. Во всяком случае, уже с конца VII в. на восточном побережье Кавказа известна Зихская (Никопсийская) епархия 3.
Проникновение миссионеров с побережья в глубь Кавказа и за Кавказский хребет в предгорные степные равнины было весьма интенсивным в первое время. Свидетельством этого является, в частности, каменный крест с греческой надписью с христианского городища на Рым-горе в 15 км к западу от Кисловодска. В. В. Латышев датирует его временем не позже VII-VIII вв. н. э. Подобные памятники в 40-х годах XIX в. и даже несколько позже в местах, заселенных черкесами, не [307] представляли еще редкости, но, к сожалению, немногие из них уцелели к тому времени, когда появился серьезный научный интерес к ним. И если число этих памятников дополнить сохранившимися развалинами христианских храмов (Зеленчукских, Сентинского, Белореченского и др.), построенных в X-XII вв., станет совершенно ясным, что христианство здесь в прошлом было распространено.
|
Христианство, проникнув на Северный и Северо-Западный Кавказ, столкнулось с наличием здесь политеизма и вступило с ним в борьбу. Итогом этой борьбы явилось создание синкретической религии с явным перевесом язычества над христианством. Представления о христианских святых сохранились лишь внешне. Содержание этих представлений оказалось измененным настолько значительно, что того или иного христианского святого подчас трудно узнать.
Распространившееся с конца XVII в. среди черкесов магометанство значительно завуалировало и без того уже потускневшую в народной памяти политеистическую мифологию черкесов. Если бы не старания этнографов вроде Султана Хан-Гирея, сохранивших нам драгоценные записи старых, подчас исчезнувших, религиозных обычаев черкесов, если бы не проникновение культовой мифологии черкесов в песенное народное творчество, да не развалины священных мест, было бы в сущности невозможно исследовать и восстановить многие страницы религиозного прошлого черкесов.
Особенно это касается вопроса взаимного влияния христианства и язычества, которое у черкесов почти совершенно не исследовано.
Цель данной статьи — осветить одну из сторон этой синкретической религии в прошлом, характеризующую языческо-христианский культ божества, в литературе обычно отождествляемого со «святым Георгием Победоносцем».
Культу Георгия на Кавказе посвящено достаточно литературы. У картвелов этот культ был обстоятельно исследован академиком И. А. Джавахишвили, у осетин — академиком В. Ф. Миллером, в Абхазии — Н. С. Джанашия и С. Званбая 4, у черкесов же этим культом специально никто не занимался.
|
Изучая эпиграфические памятники христианского времени, мне приходилось уже однажды указывать на то, что наиболее распространенным в надгробных надписях Кабарды является [308] имя Георгий 5. Ныне круг надписей с именем Георгия может быть расширен. Сюда относятся, кроме Малокабардинского памятника с р. Кунбелея и Этокского памятника из Большой Кабарды, также Малокабардинский памятник на ручье Ассокай, черкесский — ср. Бежгон, каменный крест — с Рым-горы, посвятительная надпись Георгию Победоносцу и каменный крест с этим именем из развалин Белореченской церкви и, наконец, упоминание о развалинах церкви, посвященной Георгию (Тауш-Герги) на берегу р. Баксан в конце VIII в.
Чем же объяснить, что имя именно этого святого христианской церкви оказалось наиболее распространенным в эпиграфике территории Северного Кавказа, заселенной черкесами?
Явление это объясняется тем, что по своим атрибутам и приписываемой ему агиографией борьбой с драконом именно этот святой оказался более отвечающим религиозному, дохристианскому мировоззрению горцев-черкесов.
С этой точки зрения интересен из названных выше памятников Этокский, датируемый 1130 г. н. э. На этом памятнике-статуе кабардинца Беке (в христианстве Георгия) Туко(ва) слева изображен пятиглавый дракон, которого держит на цепи победивший его воин, замахнувшийся обнаженной саблей. Дракон, как известно, в черкесской мифологии считается всегда злым началом, а борьба с ним признаком высшей доблести и геройства. Правда, изображенный на памятнике воин не полностью соответствует клерикальному Георгию Победоносцу, он пеший, как это принято в черкесской мифологии, но он победитель злого начала. Вот почему сам Бек-Георгий, которого изображает статуя, наделен рогом доблести (батырыбжа). Он уподоблен богатырю (батыру), так как в руках его рог (бжа) с бузой. Гораздо ближе к клерикальному Георгию Победоносцу изображение на Малокабардинском памятнике с р. Кунбелея. Здесь воин, поражающий трехглавого дракона копьем, сидит на коне. Изображение дано, как и на Этокском памятнике, с левой стороны. В черкесском суеверии левая сторона — это сторона несчастья и горя. Черкесские вестники печали, на обязанности которых лежит сообщать общественности или родственникам о случившемся несчастье, сходят с лошади с правой, а не с левой стороны. Хозяин-черкес, сопутствуя гостю, идет всегда с левой стороны, как бы оберегая его от возможных превратностей судьбы, хотя ныне причина этой предупредительности уже забыта и объясняется этикетом 6. Георгий [309] Победоносец воспринимался черкесами как борец против злого начала и поэтому сменил, или, лучше сказать, слился, с каким-то языческим божеством. По-черкесски это божество называлось чаще всего Ауш-Герги, реже — Дауш- или Тауш-Герги.
|
В народном устном творчестве черкесов имя Ауш-Герги 7 встречается довольно часто как в клятвенных формулах, так и вне их, и, тем не менее, несмотря на довольно частую повторяемость этого имени, сущность Ауш-Герги остается во многом неясной. Из текстов песен можно заключить, что Ауш-Герги был когда-то одним из главных божеств черкесского языческого пантеона, но функции его остаются неясными. В дальнейшем он оказался многофункциональным божеством. В настоящее время в устном народном творчестве он выступает как покровитель воинов и оружия, покровитель недужных, охоты и даже как покровитель земного плодородия.
Характеристику памятников, связанных с Ауш-Герги, начну с описания одного уже почти забытого сакрального места. В Нальчикском районе Кабардино-Балкарской АССР существует селение под названием Аушегер. Название это имеет непосредственное отношение к имени божества Ауш-Герги и представляет видоизмененную со временем форму этого имени. На расстоянии 3-4 км к юго-востоку от этого селения возвышается гора Ошхаж Ауш-Герги (Старая гора Ауш-Герги). Эта гора, по свидетельству проживающих в селении Аушегер стариков, считалась священной. На ней, по преданиям, в незапамятные времена восседали Тхашхо (Большой бог) и Ауш-Герги. Здесь совершались жертвоприношения и давались различного рода и по различным поводам клятвы. На гору приходили мириться кровники.
На самой вершине горы сооружен огромный курган. Он опоясан хорошо сохранившейся до настоящего времени древней дорогой, в некоторых местах уже поросшей лесом. Курган этот имеет следы хищнического раскопа. Место раскопа в настоящее время заросло травой. Посредине кургана лежит большой желтый песчаник 1,5 м высотой. Камень обтесан и представляет собой неправильный параллелограмм, несколько [310] суживающийся с одного конца наподобие обелиска. Никаких изображений на камне нет. Некогда здесь, на вершине горы, совершались моления, посвященные Ауш-Герги. Со стороны того места, где производилась раскопка кургана, склон горы представляет крутой спуск, именуемый Вышхафек (Бычью голову ломающий). Этот спуск упоминается в одном из сказаний, связанном с Ауш-Герги (см. приложение, текст № 1). У основания спуска Вышхафек есть колодец, от которого идет дорожка к вершине горы Ошхаж Ауш-Герги. Водой из этого колодца пользовались при совершении ритуала на вершине горы. Лет 30 тому назад при прогоне скота, на горные пастбища у этого колодца резали баранов, несли их на Ошхаж Ауш-Герги и там устраивали угощение, которое являлось традиционным остатком уже забытого языческого культа.
Особый интерес в связи с исследуемым вопросом представляет упоминание в статье неизвестного автора «О Черкасской или Кабардинской земле» («Географический месяцеслов» на 1772 г.) о том, что «...на высоком берегу Бакзана (т. е. Баксана) реки... находятся на горе остатки каменной церкви с обвалившимся сводом, которая издревле Теочь Герге чахъ, т. е. Божий храм называется».
Несмотря на неточность передачи автором статьи черкесского названия места и перевода его на русский язык, в нем можно без какой-либо натяжки выделить уже известное нам имя «Тауш-Герги».
Несомненно, место, на котором в дальнейшем был воздвигнут «Божий храм», принадлежало некогда древнему языческому божеству Тауш-Герги. На новое христианское культовое сооружение — храм, функционально было перенесено прежнее название. Налицо факт непосредственной культовой преемственности.
Перехожу к памятникам устного народного творчества.
Имя Ауш-Герги упоминается в ряде преданий, отчасти проливающих свет на исследуемый вопрос о его почитании. В селении Чегем I в 1937 г. у сказителя Мамбет Дегаза записано предание «Семь братьев Ероко(вых)», в котором упоминается имя Ауш-Герги, точнее, священная гора Ауш-Герги.
Предание говорит о том, как во время воинственных столкновений между кабардинцами, уже мусульманами, и другим народом, конкретно каким — неизвестно, эфенди перед боем, воодушевляя бойцов, воскликнул:
«Именем этого корана поклянемся сегодня, мы да не испугаемся, шиитами умрем!»
Услышав это, предводитель кабардинцев Канболет Ероко(в) отклонил эту мусульманскую клятву. «Не пойдет»,— сказал он, и тут же вместе со своими шестью братьями принес [311] клятву в таком виде: «Эта Ауш-Герг гора пока не испугается, мы да не испугаемся, именем корана клянемся!». «После этого все кто жил в Кабарде и кто мог взять оружие, богу поклялись и три дня и три ночи между Ауши-Гергом и Урванью бились».
Далее предание, сообщая о победе кабардинцев, указывает, в частности, что неприятельское войско не было пропущено через Урвань и Вышхафек, т. е. через спуск возле горы Ауш-Герги.
В конце предания клятва вновь повторяется, когда смертельно раненый Канболет Ероко (в), увидев прикрытые буркой трупы воинов и догадываясь, что это его шесть братьев, говорит: «Эта Ауши-Герг гора пока не испугается, мы не испугаемся, так перед богом мы поклялись и не солгали. Здесь лежащие — это шестеро моих братьев»; ««Какой сегодня счастливый день!» — сказал Канболет и умер».
Совершенно очевидно, что клятва именем Ауш-Герги считалась настолько святой и нерушимой, что воины отдали жизнь, но не изменили ей.
Записанное у того же сказителя второе предание «Ров старого Чегема» интересно тем, что указывает на некоторые иконографические черты Ауш-Герги как божества.
Это тем более ценно, что в черкесской мифологии описание облика божества встречается довольно редко. Приведу часть текста: «Я вверх как посмотрю — над ним звезда большая единственная сияет, я вниз как посмотрю — ни одна нога его опоры не имеет, над горой он парит, коня белого имеет».
Близкий к картвельскому Белому Георгию, черкесский Ауш-Герги, как видно из предания, восседает на белом коне (пшегоале). Он парит над горой, над ним сияет большая единственная звезда, ноги его коня не имеют опоры.
Обратите внимание на то, что в христианской иконографии Георгий Победоносец также всегда изображается на белом коне. Явление это, конечно, не случайное и древнее христианской легенды. Белый конь — это некое воплощение света, доброго начала, оно находится всегда в борьбе со злым началом, мраком-драконом. Впоследствии белый конь и сидящий на нем всадник воспринимаются как один нечленимый образ. Так возникает Белый Георгий. Над головой Георгия светлый нимб, над Ауш-Герги — звезда единственная. Образ и того и другого — воплощение света.
В связи с затронутым вопросом борьбы доброго начала со злым, как борьбы света с мраком, в черкесском изобразительном искусстве, насколько оно сохранилось 8, обращает на себя [312] внимание факт, имеющий некоторое отношение к описываемому черкесскому языческому божеству и его христианскому двойнику: на Этокском памятнике 1130 г., с правой боковой стороны, изображен на две трети закрытый диск наряду с открытым, полным. Академик В. Ф. Миллер пытался понять эти изображения как жертвенные хлебцы — чуреки, употребляемые в погребальном ритуале 9. Тер-Гукасов хотел видеть в них изображение летосчисления 10, а Гильденштедт и Филимонов — солнце и луну. И то, и другое в свете приведенных фактов оказалось неверным. На две трети закрытый диск — это солнце в затмении. Оно символизирует смерть, которую влечет за собой дракон. Полный, открытый диск символизирует солнце как источник света и жизни. Такое значение этих изображений можно проследить на туфовом кресте, найденном близ горы Кызбурун в Кабардино-Балкарской АССР. На одной стороне этого креста изображен сильно стилизованный дракон, над ним — на две трети закрытый диск, на другой — древо жизни и над ним — полный, открытый диск, в обоих случаях солнце 11.
Символизирующий доброе начало восседающий на белом коне черкесский «Георгий» — Ауш-Герги — оказывается покровителем воинов, символом и залогом их победы, их спутником и своего рода «ангелом хранителем». В приведенной выше песне «Ров старого Чегема» воины воодушевляются присутствием Герги и восклицают: «Мы да не испугаемся, Ауш-Герги — тому наш залог!».
В песне «Татартупская битва», записанной в первой половине XIX в. кабардинским филологом Ш. Ногма (описывающей столкновение кабардинцев с легендарными кинтами, в которых Ш. Ногма видел орды Чингиз-хана), Ауш-Герги как покровитель воинов упоминается дважды:
«Кинты войско Татлостанцам вслед повели,
Битвы во время наш Татартуп справа, есть,
В эту пору дня Ауш-Герги наш спутник есть».
________________________
«Битвы во время Ауш-Герги чей спутник — из героев
Ешеноко он самый Озермес» 12. [313]
В обоих отрывках Ауш-Герги как покровитель воинов сопутствует сражающимся в битве.
Близкое Георгию Победоносцу языческое божество абхазов Ерги, как и у черкесов, было наделено функцией покровителя воинов и воинской доблести. Абхазский этнограф Соломон Званбая приводит следующий текст посвященной Ерги молитвы:
«О Ерги, путеводитель воинов и покровитель мужества и храбрости! Благодарим тебя за дарованную тобою победу над неприятелем, просим и на будущее время не оставить нас своим покровительством» 13.
Аналогичен этому божеству и сванский Джыраг, также отождествляемый с Георгием Победоносцем. Отправляясь в военный поход, сваны молились: «О святой Георгий! спаси свой: народ, пошли Хал на перевальные высоты против вражеских сил. Пусть горячим своим дыханием он придушит им глотки и изничтожит их грешные души. Синим пламенем пусть обожгутся вражеские руки и потеряют навсегда способность направлять оружие против сынов твоих» 14.
Об Ауш-Герги как покровителе боевого оружия сохранилось меньше данных. В устном народном творчестве черкесов известен собственно только один мотив, кстати сказать, очень устойчивый, связанный с личностью известного народного героя Айдемиркана:
«Его сабли рукоятку Тлепша кан отжимает,
Его остро-режущее (саблю) Ауш-Герги рукой гладит».
Ауш-Герги в данном случае не поставлен в один ряд с богом кузницы Тлепшем. Он как бы оттесняет древнего Тлепша, функции которого передоверены его приемышу (кану).
Но Ауш-Герги в черкесских преданиях и легендах фигурирует не только как покровитель воинов и боевого оружия.
В сел. Заюко Баксанского района Кабардино-Балкарской АССР сохранилось поверье, что имя Тауш-Герги (так говорят здесь вместо Ауш-Герги) произносили в виде заклятия при смертельных ранениях и таких болезнях, как оспа и дифтерит. Посетивший больного, осведомляясь о здоровье, никогда не называл болезнь своим именем, так как от этого могло быть хуже больному. Вопрос строился в загадочной, табуированной, форме. Больного спрашивали: «Как здоровье Тауш-Герги? Кого схватил — траву или кровь?» Если больной отвечал «траву», то [314] верили, что болезнь пойдет на убыль, если же он говорил «кровь», то считали, что ему сделается хуже.
Из приведенного факта явствует, что Ауш-Герги выступал и как покровитель больных.
Явление это наблюдалось также и у соседей черкесов — абхазов. С. Званбая приводит молитву, с которой обращались абхазы к Ерги (Георгию) во время жертвоприношения ему, по времени совпадавшему с первыми днями христианской пасхи.
Текст этой молитвы был таков: «Святый великий Георгий Илорский 15, приношу тебе определенную моими предками жертву, не оставь меня и мое семейство своим покровительством: дай нам здоровья, долголетия, удали от нас всякие недуги в настоящее и будущее время, сохрани нас от злых духов и дурных глаз...» 16.
Русская христианская православная церковь считает Георгия Победоносца также покровителем недужных. В посвященном ему тропаре он воспевается как «немотствующих врач» 17.
Наконец, у моздокских кабардинцев-христиан Ауш-Герги (в форме Уаш-Черджи) выступал как божество, благоприятствующее и способствующее сбору хорошего урожая хлебов, т. е. как покровитель земного плодородия.
Во время осенних праздников уборки урожая один из почтенных стариков, поднимая чашу с пивом, провозглашал за столом здравицу, которая начиналась так:
«Уаш-Черджи наш спутник,
Кто не с нами, завидует нам...».
Шора Ногма в своей «Истории» (1843 г.), упоминая о том, что «следы христианства еще очень свежи в памяти народной». и что «теперь еще говорят о том, что предки почитали за пророка Аус-Герга», дальше поясняет — «греческого Иисуса» 18.
Почитание черкесами Ауш-Герги как божества совершенно ясно отражено в тех преданиях, выдержки из которых приведены выше, но предположение Шоры Ногма о том, что «Аус-Герг» есть «греческий Иисус» — это плод его собственной этимологизации. Решив, что Ауш-Герги — это «греческий Иисус», Шора Ногма, как видно из рукописей, без всяких оснований переделал имя Ауш-Геги на Аус-Герг» 19. [315]
Небольшое замечание об Ауш-Герги оставил Л. Г. Лопатинский. По его мнению, построенному на догадке, Ауш-Герги это «христианская святыня — Аушевский св. Георгий» 20.
Чаще всего имя Ауш-Герги упоминается в охотничьем черкесском фольклоре, где Ауш-Герги фигурирует как покровитель охоты, хотя для современного черкеса в подавляющем большинстве случаев этот образ уже неясен и воспринимается просто как необыкновенно удачливый охотник.
Сопоставляя варианты охотничьих песен, в которых упоминается имя Ауш-||Тауш|| Дауш-Герги, следует отметить, что исключительный успех охоты во всех вариантах песен связан именно с участием Герги. Он является символом удачи. Поэтому нельзя не поставить в прямую связь с символизацией личности Герги некоторые мотивы легенд.
В варианте, записанном в сел. Старый Черек у сказителя Махоша Осман, указывается:
«Многое кому воздают — это Тауш-Герги».
Певец Шхагапсой Амбия из сел. Аушегер в своей песне говорит, что Ауш-Герги — это
«Тот, к которому посылают отстой красного напитка,
Тот, для которого хранят самое лучшее вино».
Певец Сижаж Кильчуко из сел. Заюко в песне о Тауш-Джерджи поет:
«Наша лосина старому Джерджи пища».
При этом в значении «пища» здесь употреблено слово «1 ус», означающее не вообще пищу, а долю того или иного продукта, первоначально жертвенную.
Наконец, певец Махоша Осман в уже приведенной выше песне говорит:
«Потому-то в честь Тауш-Герги два Ендаровых сына слагают песню».
Тот почет, каким пользуется Ауш-||Тауш|| Дауш-Герги в песнях, является несомненным отзвуком почитания его как божества, покровителя охоты. Эта его функция была, вероятно, вторичной, ибо почти во всех вариантах охотничьих песен еще [316] окончательно не утрачен связанный с этим божеством основной военный мотив. Указания на то, что Ауш-Герги, этот «предводитель из многих», везет в тороках «белолицую», свидетельствует не об охотничьих, а о военных мотивах. Упоминание в большинстве песен «кинтов» свидетельствует тоже о военных мотивах, ибо термин «кинты» служит в фольклоре именем неизвестного воинственного народа, о котором упоминается и в нартовском эпосе и в различных исторических песнях.
Особый интерес в песнях, посвященных Ауш-Герги, представляет постоянный мотив, что «спутником Ауш-Герги является Тхашхо Большой бог)». Этот мотив об исключительных, непревзойденных качествах чудесного охотника Ауш-Герги, которыми его наделяет Тхашхо, в ретроспективном плане напоминает об иерархии языческих божеств, когда-то почитавшихся черкесами.
Интересно, что в одном варианте песни, посвященной Ауш-Герги, изданной в 1948 г., эта строка подверглась в устах сказителя переделке, явно под влиянием мусульманства. Если обычно строка звучит как: «Ауш-Герги ему Тхашхо (Большой бог) спутник есть», то в данном случае она представлена уже как «Ауш-Герги (Джерджи) ему собака большая спутница есть» 21.
Достигнуто это устранением из слова тхьэшхуэ (Большой бог) первого звука «т», отчего получилось хьэшхуэ — собака большая. Аналогичная манипуляция как проявление борьбы мусульманства с христианством была отмечена мной в отношении слова икона у моздокских кабардинцев-христиан: тхьэнапэ — божье лицо, а у кабардинцев-мусульман, также моздокских, хьэнапэ — собачье лицо 22.
Приведенных данных, конечно, далеко не достаточно для того, чтобы сделать окончательные выводы. Охотничьи песни, которыми я пользуюсь, необходимо подвергнуть кропотливому филологическому анализу, чтобы снять с них напластования времен. В них утрачены многие строфы, что затрудняет понимание оставшихся. Песни об Ауш-Герги слишком разрушены. В некоторых охотничьих песнях, посвященных Ауш-Герги, начальные строки в той или иной мере совпадают с почти забытым гимном в честь черкесского бога леса Мезитха.
«О, Мезитха, чьи усы червонное пламя...»,— поется в зачине посвященного ему гимна у нижних черкесов — адыгейцев 23. [317]
«Тебя именуем Тха лесов. Усы твои — червонное пламя...»,— говорится у верхних черкесов — кабардинцев 24.
Почти аналогичные образы и эпитеты встречаются и в зачинах обеих приведенных песен, посвященных Ауш-Герги: «В поле ты выйдешь если, там червонно-пламенно-усый есть...»,
«Полем старым мы несемся где, там червонно-пламенно-усый есть...» 25
Это заставляет задуматься, не относились ли хвалебные слова песни, ныне присваиваемые сказителями Ауш-Герги, в свое время к богу леса и покровителю лесных животных Мезитха? Не воспринял ли Ауш-Герги черты, отошедшие в историю Мезитха?
Подобные вопросы возникают и будут возникать до тех пор, пока новые варианты, собирание которых необходимо продолжить, не дадут возможности осветить затронутую тему.
Подведем итоги небольшому исследованию о следах культа Ауш-Герги—Георгия Победоносца у черкесов.
Культ Ауш-Герги у черкесов являлся одним из древних политеистических культов, предшествовавших христианству и мусульманству. Следы этого культа сохранились в памятниках изобразительного искусства черкесов христианского времени (надгробия), в остатках священных мест и храмовых сооружений того же времени и в памятниках устного народного творчества, к сожалению, до сих пор очень мало изученных.
Частое использование в христианских надгробиях черкесского происхождения греческого имени Георгия одновременно с местными нехристианскими именами свидетельствует о популярности этого христианского имени у черкесов в прошлом. Ныне собственное имя Георгий черкесами забыто.
Популярность этого имени не является случайной. Христианский святой Георгий Победоносец по своим атрибутам и приписываемой ему агиографией борьбой с драконом оказался в свое время отвечающим религиозному дохристианскому мировоззрению горцев-черкесов и слился с обликом черкесского божества Ауш-Герги.
В черкесской мифологии дракон всегда являлся злым началом, приносящим народу всякие несчастья. Борьба с драконом считалась в народном творчестве всегда делом доблести, что нашло свое отражение и в черкесских сказках и в героических преданиях о богатырях-нартах. [318]
В изобразительном искусстве черкесов образ Георгия Победоносца нашел свое отражение в надгробных памятниках христианского времени, начиная с XII в. На Этокском памятнике святой Георгий еще близок по типу к эпическому богатырю-нарту, пешим поражающему дракона. На более поздних памятниках типа Кунбелеевского XVI в. воин на коне, поражающий дракона, уже целиком совпадает с христианским Георгием,
Отправляясь от этой изобразительной стороны змееборца на черкесских памятниках христианской поры к его образу в памятниках устного народного творчества, мы склонны принимать облик божества Ауш-Герги как предшествовавший христианскому Георгию Победоносцу.
Основной древнейшей функцией этого черкесского божества Ауш-Герги было покровительство воинов и оружия. Эта функция, как можно наблюдать по фольклорным текстам, является самой устойчивой. Даже в охотничьих песнях атрибуты Ауш-Герги как покровителя воинов и оружия сохраняются, хотя сам Ауш-Герги уже превратился здесь в счастливого ловца. Внешний облик христианского Георгия Победоносца — воина на коне, в доспехах, кольчуге, поражающего дракона, как нельзя лучше совпал с обликом черкесского народного героя- богатыря, поражающего дракона, по подобию которого создавался в религиозной фантазии черкеса покровитель воинов Ауш-Герги.
Другие функции Ауш-Герги, а именно функции покровителя недужных, покровителя земного плодородия и охотников, по-видимому, нужно признать функциями вторичными, перенесенными на него либо с христианского святого Георгия (функция покровителя недужных), либо с языческого божества леса Мезитха (функция покровителя охоты и охотников), либо с какого-то древнего забытого божества, являвшегося покровителем земного плодородия.
Культ Ауш-Герги, как можно судить по некоторым параллелям отправления его у абхазов, сванов, осетин и отчасти грузин, являлся в древности одним из политеистических культов коренных горских народов Кавказа.
Собирание народного фольклора культового содержания, героических песен, в которых упоминаются те или иные божества древнего черкесского пантеона, фиксация памятников сакрального содержания, изучение степени распространенности тех или иных мифологических личных немусульманских имен и подобные этому данные являются теми предварительными материалами, без которых невозможно любое историко-этнографическое исследование религиозного прошлого черкесов и смежных с ними народов. В собирании этих материалов [319] особенно много могут и должны сделать сами черкесы, адыгейцы и кабардинцы.

ПРИЛОЖЕНИЕ 26
1. СЕМЬ БРАТЬЕВ ЕРОКО(ВЫХ)
(Отрывок)
Когда ефенди достиг сражающихся, он предложил им поклясться на коране: «Именем этого корана поклянемся сегодня, мы да не испугаемся, шиитами умрем!» Однако прибывший на поле сражения Канболет Ероко(е) эту клятву отклонил: «Не пойдет»,— сказал и со своими шестью братьями поклялся так: «Эта Ауш-Герг-гора пока не испугается, мы да не испугаемся, именем корана клянемся!»
После этого все, кто жил в Кабарде и кто мог взять оружие, богу поклялись и три дня и три ночи между Ауш-Гергом и Урванью бились. Через Урвань и Вышхафек врага не пропустили. Три дня и три ночи шашками бились. И полегли в этом месте шесть братьев Ероко(вых). К ночи сильно ранили Канболета Ероко(ва). Умирая, Канболет приподнялся и, увидев шесть рядом лежащих, накрытых буркой тел, спросил: «Эти бедняги, несчастные, Татлостен, чьего рода?» Татлостен побоялся, что он узнает своих шестерых братьев, и сказал будто бы это чужие. Услышав это, Канболет вынул из-под бурки и показал Татлостену руку своего брата Исмела. «Эй, Татлостенов сын,— сказал Канболет,— перед богом солгал ты. Эта Ауш-Герг гора пока не испугается, мы не испугаемся, так перед богом мы поклялись и не солгали. Здесь лежащие — это шестеро моих братьев».
«Какой сегодня счастливый день!»—сказал Канболет и умер.
(Записано в селении Чегем I у Дагаза Мамбет, 110 лет, в декабре 1937 г.).
2. РОВ СТАРОГО ЧЕГЕМА
(Отрывок)
Я вверх как посмотрю — над ним звезда большая единственная сияет, я вниз как посмотрю — ни одна нога его опоры не имеет, над горой он парит, коня белого имеет... «Мы да не испугаемся, Ауш-Герги тому нам залог!..» — его именем воины клянутся. «В чегемский старый ров, о горе, нас ты если приносил, он нам крепостью казался!..»
(Записано там же). [320]
3. АУШ-ГЕРГИ
Моя песня самая счастливая! В старом поле, где мы несемся — там находится червонно-пламенно-усый 27; тот, к которому посылают отстой красного напитка; тот, для которого хранят самое лучшее вино. В-начале Аму-балки 28 кинты 29 действуют: убоину на арбах, наруженных верхом для нас возят. Вверх я посмотрю — многорогие старые 30 там пасутся, назад я посмотрю — усатый старый 31 там роет. Зубробородый! шерсть зубра у которого подстелена под ребрами — поднимайся и бей! 32 Ауш-Гергу бог Великий сопутствует, с нами едущая его спутница белолицая у него в тороках сидит. Старый князь на нашем кокшуале 33 восседает, наши кокшуали на месте не стоят, ногами туда сюда бьют. Наша княгиня-сноха рог напитка для нас готовит; старого Уруха тЕрен побурел, две старые бурые собаки Ее могут приволочить что — это наш бурдюк.
(Записано в сел. Аушегер у Амбия Шхагапсой, 82 лет, в октябре 1937 г.).
4. ТАУШ-ГЕРГИ
Бог ему спутник. У предводителя многих охотников белолицая спутница в тороках сидит. Колючие заросли терновника побурели. Две собаки бурые старые что волокут — их пища. В нашей Аму-балке кинты действуют. Мясо наших лосей на арбах верхом нагружено. Многое кому воздают— это Тауш-Герги. Старый наш Курпский лес 34 Тауш-Герги весь обыскал. Его коренастый белый конь устал носить лосиное мясо, так удачна была охота. Потому то в честь Тауш-Герги два Ендаровых сына слагают песню.
(Записано в сел. Ст. Черек у Махбша Осман, 110 лет, в декабре 1937 г.).
5. ТАУШ-ДЖЕРДЖИ
В нашем старом Арыке 35 многорогие старые пасутся. Наша лосина старому Джерджи пища. Тауш-Джерджи бог Великий сопутствует. У предводителя многих охотников белолицая спутница в тороках сидит. Проводник его старый Бадзелей-златокузнец 36. Вверх я посмотрю — там многорогие старые пасутся. Вниз я посмотрю — там усатый самец роет. В нашей Амубалке чибля 37 сгибают, каркас шалаша лосиными шкурами нам накрывают. [321] Лосиные кожи грудами на арбах лежат. Нашего терновника колючие заросли буреют. Две старые бурые собаки что волокут — их пища.
(Записано в сел. Заюко у Кельчуко Сижаж, 72, лет, в декабре 1937 г.).
6. ТАУШ-ДЖЕРДЖИ
Если ты выйдешь в поле — там находится червонно-пламенно-усый,— тот, для которого отстаивают красные напитки, тот, для которого хранят их чистейший отстой. Встаешь ли ты счастливый охотник? 38 Вверх я посмотрю — многорогие старые там пасутся, вниз я посмотрю — усатые самцы там роют. Встаешь ли ты, счастливый охотник? Если ты выйдешь в поле — там находится червонно-пламенно-усый. Куда его глаз ни посмотрит — туда он стреляет, ни один его выстрел не дает осечки, в кого попадет он — от него не уйдет. Встаешь ли ты, счастливый охотник? Шкура многорогого у которого под ребрами подселена, из шерсти многорогих чей чепрак, встаешь ли ты, счастливый охотник? Многорогие старые кружатся — их рога ветвисты, их бедра служат охотникам вместилищем для шипса 39, а молодое поколение многорогих мнит себя героями. Встаешь ли ты, счастливый охотник?
(Записано там же).
7. ДАУШ-ГЕРГИ
Терновник Пшишха 40 побурел, а две бурые старые собаки, что волокут — их пища. Дауш-Гергу бог Великий сопутствует, у самого Дауш-Герги спутница белолицая в тороках сидит. Если мы за лисицами охотимся, на лошадях поджарых мы едем; если мы лосей бьем, на лошадях жирных мы за ними отправляемся. В нашей Аму-балке чибля сгибают, нашу добычу возят на арбах до верха нагруженных. В нашем Арыке старом семь гор есть, семь 41 стад лосей там пасутся.
(Записано в сел. Кахун у Амирхана Хавпача, в ноябре 1937 г.)

Комментарии
1. «Эпиграфические заметки», I-III. Отделение литературы и языка (ОЛЯ) АН СССР, 1947, т. VI, вып. 6; IV-V, ОЛЯ АН СССР, 1948, т. VII, вып. 1.
2. В. В. Латышев. Сборник греческих надписей христианских времен из южной России. СПб., 1896 (новая серия), т. II, вып. 1, 1886; «Изв. имп. Арх. комиссии», вып. 10, 1904, стр. 98-101; вып. 47, 1913, стр. 115-116; вып. 58, 1915, стр. 37-38 и др.
3. Зихами издавна называют черкесов абхазы.
4. И. Джавахишвили. История грузинского народа, т. I. Тбилиси, 1913, стр. 106 и сл. (на грузинском языке); В. Ф. Миллер. Осетинские этюды, ч. 1, М., 1881, стр. 103, 119, 156 и ч. II, М., 1882, стр. 242, 256; Н. С. Джанашия. Религиозные верования абхазов. «Христианский Восток», т. IV. СПб., 1917, стр. 78-100; С. Званбая. Газета «Кавказ», 1853, №90 и др.
5. «Эпиграфические заметки», IV-V, ОЛЯ АН СССР, 1948, т. VII, вып. 1, стр. 79.
6. См. Т. М. Керашев. Дорога к счастью. Л., 1948, стр. 403. («Мхамет, уступая гостю почетное место, шагал слева от него»), а также повесть «Дочь шапгусов». Майкоп, 1951, стр. 10. («В знак особого почета прославленному гостю старик повернул обратно и поехал рядом, с левой стороны от него»).
7. Современное произношение второй части имени Джерджи. Эпитет «Ауш» однороден осетинскому Уас с метатезой дифтонга у черкесов. Эпитет этот употребляется, как полагают осетиноведы, в значении «святой». Эпитеты «Дауш» и «Тауш» — черкесские и, как можно судить по словарю Ш. Ногма, означали «честной». В статье я преимущественно пользуюсь формой Ауш-Герги как наиболее употребительной, хотя в фольклорных текстах встречаются и указанные выше разночтения имен.
8. Подавляющее большинство изобразительных памятников черкесов было уничтожено во время введения у них крымскими ханами мусульманства.
9. В. Ф. Миллер. Отголоски кавказских верований на могильных памятниках. «Материалы по археологии Кавказа», т. III. М., 1893.
10. «Записки имп. Археолог, об-ва», т. III, стр. 142.
11. Памятник стоит в саду возле краеведческого музея в г. Нальчике. Стилизованное изображение древа жизни в том виде, как оно дано на памятнике, часто встречается как аппликация на национальном женском платье и символизирует собой плодородие. Если этот памятник — надгробие, то возможно, что он женский. Христианских черкесских надгробий, надписи которых говорили бы о погребенных женщинах, до сих пор не засвидетельствовано.
12. Ш. Б. Ногма. Филологические труды, т. I. Нальчик, 1956, стр. 95, 100.