Тема 2. Роль права в жизни выдающихся деятелей культуры -юристов, либо имевших прямое отношение к юриспруденции (биографический экскурс)




·

Многие деятели отечественной культуры, прежде чем стать служителями Муз и войти в историю литературы, искусства получили юридическое образование, которое всегда было достаточно престижным. Некоторые из них потрудились на юридическом поприще.

В разное время закончили юридические учебные заведения А. Н. Радищев, А. С. Грибоедов, поэты А. Н. Майков, Я. П. Полонский, А. Н. Апухтин, драматург А. Н. Островский, писатель Л. Н. Андреев, художники В. Д. Поленов, М. А. Врубель, Н. К. Рерих, И. Э. Грабарь, А. Н. Бенуа, М. В. Добужинский, И. Я. Билибин, В. В. Кандинский, композиторы П. И. Чайковский, А. Н. Серов, И. Ф. Стравинский, певец Л. В. Собинов, художественный критик В. В. Стасов. Приобрел юридические познания, обучаясь в Царскосельском лицее, А. С. Пушкин. Приобщался к юриспруденции в годы обучения в Нежинской гимназии высших наук Н. В. Гоголь. Собирались стать правоведами, но по разным причинам не завершили своего юридического образования Л. Н. Толстой, А. А. Блок, К. Д. Бальмонт, А. А. Ахматова, М. А. Волошин. Некоторые видные юристы сказали свое весомое слово в искусстве и литературе. Например, широко известны заслуги выдающегося отечественного юриста А. Ф. Кони на литературном поприще, в области культуры. Правовед Кони неслучайно был удостоен звания почетного академика изящной словесности.

Д. А. Ровинский вошел в историю как видный судебный деятель и выдающийся искусствовед, создатель капитальных трудов по истории русской и западноевропейской гравюры и народного кубка.

Прославленные чародеи слова Серебряного века, знаменитые адвокаты К. К. Арсеньев, В. Д. Спасович, С. А. Андреевский, А. И. Урусов были не только видными судебными деятелями, но и известными для своего времени литераторами. И это не исчерпывающий список выдающихся деятелей отечественной культуры, ставших (или собиравшихся стать) правоведами.

Примеров того, как люди, выбрав в юности один жизненный путь, в зрелом возрасте по влечению души или в силу обстоятельств переходили на новую стезю, в истории немало. Случилось, например, такое: Александр Блок, по его собственным словам, оказался на юридическом факультете «довольно бессознательно», но вскоре – уже вполне сознательно – будущий поэт перешел на историко-филологический.

Или, скажем, М. А. Врубель по примеру отца – военного юриста –закончил юридический факультет. Однако и в этом случае последнее слово осталось за Музами, а не Фемидой – Немезидой, и было бы напрасно проводить какие бы то ни было параллели между Врубелем – художником и Врубелем – правоведом.

Но во многих других случаях полученное в юности юридическое образование ощутимо повлияло на мировоззрение, жизненные взгляды, гражданскую позицию и творческий путь тех, кто известен нам как выдающийся литератор или художник, композитор или певец. Безусловно, существовали связи – как прямые, так и косвенные – между знаниями, приобретенными на юридическом факультете, и творческой практикой этих людей, а также их общественной, научной, просветительской деятельностью. И именно это, а не превратности судьбы некоторых служителей Муз, многие из которых, несмотря на ход времени, по-прежнему являются властителями дум, нашими духовными наставниками, представляет особый интерес.

К. Г. Паустовский говорил: «Всегда удивительна, но порой неожиданна власть гения над человеческими сердцами. Она выражается не только в непосредственном и неотразимом воздействии на нас со стороны всего им созданного, но и во всем, что так или иначе связано с ним самим, с его жизнью. Мы хотим знать о нем все. Мы хотим видеть все, что он видел, все, на чем останавливался его взгляд. Мы хотим по самой обстановке его жизни восстановить ход его сокровенных мыслей и порывы его воображения».

Руководствуясь этими глубоко справедливыми словами, перелистываем страницы биографий людей, которые известны, прежде всего, своим служением Музам, а не Фемиде и Немезиде.

***

Хронологически ряд интересующих нас фигур открывается фамилией Радищева А. Н., автора знаменитого «Путешествия из Петербурга в Москву». Родившийся в 1749 году Александр Радищев после окончания Пажеского корпуса по высочайшему повелению Екатерины II в 1767 г. в числе других лучших учеников был направлен в Лейпцигский университет изучать юриспруденцию. Императрица собственноручно составила по этому случаю подробную инструкцию, в которой молодым российским аристократам предписывалось обучаться «моральной философии, логике, истории, а наипаче праву, естественному и всенародному... и Римской империи правам».

Университет официально имел репутацию солидного учебного заведения. Хотя, по словам И. В. Г. Гете, который также обучался в нем, на всех четырех факультетах (философском, богословском, медицинском и юридическом) царил «тупой педантизм».

Несмотря на косность и рутину казенной университетской науки, более того, во многом вопреки ей, в основном за счет интенсивного самообразования Радищев обстоятельно знакомится с прогрессивными социально-политическими доктринами (трудами Мабли, Руссо, Дидро, Монтескье и др.), передовыми взглядами и идеями, которые стали фундаментом его общего и профессионально-юридического мировоззрения.

Окончив университет и возвратившись на родину, Радищев в 1771 году зачисляется на более чем скромную должность протоколиста в Первом департаменте Сената, ведавшего вопросами административного управления, контроля за исполнением законов местными властями. Затем была непродолжительная служба в качестве обер-аудитора (дивизионного прокурора) в штабе Финляндской дивизии, после чего выход в отставку и снова возвращение на государственную службу – теперь уже в Коммерц-коллегию, которая занималась внутренней и внешней торговлей, вопросами развития промышленности и ремесел. Далее – переход в столичную таможню, где Радищев стал управляющим.

Сохранились документальные свидетельства о разноплановой юридической практике А. Н. Радищева. Например, в качестве дивизионного прокурора он дал заключение по приговору полкового суда, осудившего к смертной казни 3-х солдат за убийство в пьяной драке хозяина избы, у которого они остановились на постой. В заключении обстоятельно аргументирован вывод о непредумышленном характере преступления, о том, что оно совершено в состоянии запальчивости. Смертная казнь была заменена другим наказанием.

В Коммерц-коллегии и таможне Радищев проявил себя как крупный специалист в области торгового законодательства, непосредственно участвовал в разрешении сложных, запутанных дел, связанных с его применением.

Материалы юридической практики, несомненно, нашли отражение в главном труде жизни А. Н. Радищева – его книге «Путешествие из Петербурга в Москву», за которую он был арестован и осужден как «бунтовщик хуже Пугачева» (слова Екатерины II) к смертной казни, замененной десятилетним заключением.

После отбытия наказания Радищев стараниями своего покровителя А. Р. Воронцова был привлечен к работе Комиссии по, составлению законов (при Екатерине II это было бы, конечно, немыслимо, но на троне находился Александр I, любивший «поиграть» в либерализм). Работая в Комиссии, Радищев не скрывал своего резко отрицательного отношения к крепостному праву, отстаивал идеи равенства всех граждан перед законом, требовал введения публичного судопроизводства (взамен инквизиционного процесса), отмены телесных наказаний и пыток. Среди подготовленных А. Н. Радищевым юридических трудов – «Проект гражданского уложения», записка «О законоположении». Работа «Опыт о законодавстве» была подготовлена еще до осуждения. В ней Радищев обращается к вопросу о «несистематизированности законов, коих число несчетно» и обстоятельно анализирует связанные с этим «неудобства». По его мнению, в целях упорядочивания практики пользования законодательными материалами целесообразно делать «выписки» из источников права, «извлекая оных единый смысл, дабы всем упражняющимся в законоучении подать способ единообразное иметь понятие о том, что закону преступно». При этом Радищев ссылался на знаменитые «Пандекты» Юстиниана.

Записка «О законоположении» ставит Радищева в ряд основоположников судебной стадии (наряду с Кетле и Герри) (об этом свидетельствовал проф. С. С. Остроумов).

Идеи Радищева о статистическом наблюдении за преступностью, о выявлении того, «какое побуждение или какая причина к совершению преступления», о приоритете предупреждения в ряду направлений противодействия преступности не потеряли своей научной ценности до наших дней и до сих пор воспроизводятся в учебниках по криминологии.

 

***

Александр Сергеевич Грибоедов, родившийся в 1795 году, еще мальчиком поступает на словесное отделение философского факультета Московского университета, которое успешно заканчивает, а в 1808 году (в 13 лет) переходит на этико-политическое (юридическое) отделение и через 2 года (в возрасте 15 лет) он уже не только кандидат словесных наук, но и кандидат прав. Затем он еще заканчивает естественно-математический факультет. Он свободно владел французским, английским, немецким и итальянским языками, знал древние, изучал восточные языки (арабский, персидский). Великолепно играл на фортепьяно, сочинял музыку (сохранились 2 вальса Грибоедова).

Он был не первым представителем старинного дворянского рода Грибоедовых, сказавшим свое слово на юридическом поприще. Его далекий предок был, например, одним из авторов Уложения царя Алексея Михайловича.

При подготовке в университет и во время обучения там А. Грибоедов брал уроки у лучших преподавателей Москвы: И. Ф. Буле – профессора естественного права и теории изящных искусств (выразительное сочетание!), доктора прав Б. И. Иона. Сам Грибоедов собирался сдавать экзамены на получение степени доктора прав, однако этому помешала война 1812 г.

А. Грибоедов был близок со многими декабристами. После декабристского восстания он был арестован и 4 месяца содержался под стражей на гауптвахте Главного Штаба. По этому поводу Грибоедов сочинил экспромт:

По духу времени и вкусу

Он ненавидел слово «раб»,

За то попался в Главный Штаб

И был притянут к Иисусу!

Непосредственное участие в движении декабристов доказано не было, и Грибоедов был освобожден из-под стражи.

Уже в юности он стал атеистом и вольнодумцем, был знаком с радищевским «Путешествием...».

После выхода в отставку из армии Грибоедов поступает на службу в Коллегию иностранных дел, где, несомненно, пригодилось его юридическое образование. Он был назначен секретарем русской дипломатической миссии в Персии, затем секретарем по иностранной части при штабе Кавказского корпуса.

Российско-персидские отношения в то время были довольно сложными и напряженными, то и дело между странами происходили военные столкновения. Дипломатам, трудившимся на этом направлении, работы хватало. Например, при непосредственном участии Грибоедова после русско-персидской войны 1826 года между Россией и Персией было заключено перемирие, а вскоре в местечке Туркманчай подписан почетный и выгодный для России мирный договор. По отзывам начальства, Грибоедов «оказал в дипломатических сношениях особенное искусство, был... по политическим делам весьма полезен». Он лично сформулировал ряд статей, составил и отредактировал окончательный текст проекта мирного договора.

Вскоре Грибоедов направляется в Персию в ранге полномочного министра (посланника). Персидские власти саботировали исполнение Туркманчайского договора, и посланнику Грибоедову пришлось основательно потрудиться по части его реализации, где, несомненно, пригодились его познания в области международного права. Значительные трудности возникали при исполнении положений мирового договора о возврате русских пленных, среди которых было немало женщин. За некоторых из них мужья - персы заплатили крупные деньги и не хотели терять столь дорогостоящий «товар». Женщинам, обращенным в мусульманство, угрожали и смертью.

Занимался посланник делами проживающих в Персии армян, пожелавших вернуться на родину (их число достигало 40 тыс.). Персидские власти чинили всяческие препятствия переселенцам, создавали затруднения в реализации их недвижимого имущества. Сам Грибоедов сообщал: «Я их (армян-переселенцев) общий стряпчий, и должен иметь их хождение по делам, за их домы, сады, мельницы! Многое мне удалось уже сделать и привести в исполнение». В конце концов, сложные международно-правовые и гражданско-правовые вопросы были решены справедливо и строго по закону.

Работа Грибоедова – дипломата заслужила высокие оценки современников. Один из них говорил: «...Грибоедов в Персии заменил единым своим лицом двадцатитысячную армию и не найдется... в России человека, столь способного к занятию его места».

Вместе с тем деятельность посланника Грибоедова, настойчиво отстаивавшего интересы России, вызывала озлобление у шахских сановников. Враждебное отношение к нему искусно подогревалось английскими дипломатами. Было спровоцировано нападение религиозных фанатиков на российскую миссию, и 11 февраля 1829 г. мужественно защищавшийся посланник был убит. Погибли почти все его сотрудники и охрана - всего 37 человек. Обезображенный труп Грибоедова убийцы в течение 3-х дней таскали по улицам и базарам Тегерана.

Персидские власти, объясняя эти трагические события, представили их как стихийное возмущение «черни». Царю были принесены извинения и богатые подарки, в том числе знаменитый алмаз «Шах» (хранится ныне в Алмазном фонде).

Юридическое образование А. С. Грибоедова не нашло прямого и непосредственного отражения в его творчестве. Но Н. В. Гоголь не зря назвал «Горе от ума» истинно общественной комедией (вместе с «Недорослем» Фонвизина). В этом произведении получили выражение государственно-правовые взгляды автора. В частности, устами Чацкого А. Грибоедов высказал свое отношение к господствовавшим в эпоху крепостничества порядкам и нравам, к казенно-бюрократическим, реакционным, с одной стороны, и прогрессивным, «бунтарским» – с другой, представлением о справедливости, гражданском долге и честности.

***

Александра Сергеевича Пушкина по образованию, полученному в Царскосельском лицее, нельзя причислить к «стопроцентным» юристам. Преподавание в лицее, предназначенном для подготовки высокообразованных государственных чиновников, было многопредметным, но с четко выраженной философской и юридической направленностью. В свидетельстве об окончании Пушкиным Лицея значится, что он в течение 6 лет обучался в этом закрытом, привилегированном учебном заведении и «оказал успехи... в праве естественном, частном и публичном, в гражданском и уголовном – хорошие, в государственной экономии и финансах – весьма хорошие».

Правовая направленность системы обучения в Лицее не была случайной. Он был открыт по проекту М. М. Сперанского, одного из крупнейших русских юристов XIX века, который вошел в историю отечественной юриспруденции благодаря составленному под его руководством Полному собранию законов Российской империи в 45 томах и Своду законов в 15 томах. Сперанский хорошо понимал роль юридических знаний в деле подготовки будущих государственных мужей.

Он оказал большое влияние на формирование, содержание и развитие государственно-правовых воззрений поэта. Они поддерживали добрые и плодотворные отношения на протяжении многих лет.

Заметное влияние на юного Пушкина оказал профессор «нравственно-политических» (по современным представлениям, юридических) наук А. П. Куницын – автор множества трудов по государственному и международному праву, по истории права.

К одной из лицейских годовщин уже зрелый Пушкин благодарил своего наставника такими словами:

Куницыну дань сердца и вина!

Он создал нас, он воспитал наш пламень,

Поставлен им краеугольный камень,

Им чистая лампада возжена.

 

После выпуска из Лицея Пушкин и 5 его однокашников поступили на дипломатическую службу, которая требовала основательной юридической подготовки. Сразу отметим, что дипломатическая карьера не влекла поэта, он тяготился службой и не снискал лавров на ней. И, тем не менее, не будет преувеличением, какой-то натяжкой, сказать, что право, юридическая наука и практика, история законоведения и государственного строительства нашли заметное место в жизни А. С. Пушкина, в его творчестве.

Об этом, прежде всего, свидетельствует круг общения взрослого Пушкина, его многолетние дружеские контакты с однокашниками. Из 28 соучеников Пушкина 19 стали чиновниками различных ведомств: финансов, просвещения, юстиции, дипломатической службы. А. С. Пушкин был неизменно предан «лицейскому братству», непрерывно общался с бывшими лицеистами, часто обращался к ним со стихотворными посланиями, с некоторыми поддерживал сердечные дружеские отношения. Это, например, «товарищ милый, друг прямой» Иван Пущин – судья, о котором один из его знакомых отозвался так: «первый честный человек, который сидел когда-либо в русской казенной палате».

Это Михаил Яковлев, к которому Пушкин обращался со словами «люблю тебя душою», который после окончания Лицея работал в Министерстве юстиции, затем во 2-м отделении Собственной Его Императорского Величества канцелярии по составлению законов, где трудился под непосредственным руководством М. М. Сперанского, дослужился до генеральского чина и должности сенатора. О степени душевной близости поэта с Яковлевым свидетельствует такой факт: незадолго до рокового события на Черной речке Пушкин показал Яковлеву гнусный пасквиль - «диплом ордена рогоносцев». Яковлев, по долгу службы знакомый с типографским делом, хорошо разбирался в сортах бумаги. Он определил, что «диплом» исполнен на бумаге, изготовленной за границей. Такой бумагой в России пользовались только иностранные посольства. Эта деталь дала Пушкину нить для поиска анонимщика. Конечно, нельзя винить Яковлева в трагическом развитии событий – он не предвидел (и не мог предвидеть) их дальнейший ход, закончившийся дуэлью.

Поддерживал Пушкин отношения и с выпускником Лицея князем А. М. Горчаковым, который стал министром иностранных дел и умело отстаивал интересы России в дипломатических сражениях с такими знаковыми фигурами европейской политики, как Меттерних, Бисмарк.

Говоря о дружеских отношениях Пушкина с однокашниками, подчеркнем простую мысль о том, что он, при всем величии, монументальности его личности, не может быть понят вне своего времени, вне той социальной микросреды, в которой он жил, вне круга людей, которые его окружали и с которыми он общался. Воистину Пушкин был «такой же, как и все, только – гений». И даже если мысленно ограничить круг его общения только лицеистами выпуска 1817 года, то нельзя не видеть, что поэту – проникновенному лирику, который одновременно был поэтом-гражданином, было с кем обменяться мнениями, поговорить о судьбах Отечества, его прошлом и будущем государственном и общественном устройстве, о правах человека и духе законов. А эти вопросы всегда волновали Пушкина. Свидетельство тому - многие страницы его творческого наследия. Начнем с такого поражающего воображение факта. Уже в 18-летнем возрасте Пушкин был близок к пониманию того, что на современном языке именуется правовым государством. Он четко сформулировал в своих стихах мысль о необходимости ограничения самодержавия правом, о том, что жизнь общества должна быть подчинена справедливым законам, которые превыше всего. Кругом пышным цветом цвело самое дикое барство и своеволие чиновной братии, законы де-факто были как дышло, Царь-самодержец считался наместником Бога на земле, крепостными людьми торговали как скотом, а юный поэт провозглашал:

Владыки! Вам венец и трон

Дает Закон — а не природа;

Стоите выше вы народа,

Но вечный выше вас Закон.

 

И горе, горе племенам,

Где дремлет он неосторожно,

Где иль народу иль царям

Законом властвовать возможно!

(ода «Вольность», 1817 год).

Неслучайно эта поразительная по смысловой точности формулировка, выраженная в великолепной, истинно пушкинской художественной форме, нередко находит свое место в современной юридической литературе (информационно-аналитический доклад о состоянии законности и работе органов прокуратуры под ред. А. И. Алексеева. - М., 2003; мемуары бывшего Генерального прокурора СССР А. Я. Сухарева. - Воронеж, 2010).

Профессиональное юридическое образование Пушкина, его пытливый интерес к вопросам права прослеживается во многих произведениях. Особое место в этом отношении занимает роман «Дубровский», в основу которого положены сведения о подлинных событиях - о судебной тяжбе небольшого белорусского помещика Островского с соседом - крупным помещиком.

В этом же ряду следует назвать «Капитанскую дочку», наименования отдельных глав которой напоминают наименования разделов Уголовно-процессуального кодекса – «Арест», «Суд».

Государственно-правовые вопросы заняли видное место в публицистике Пушкина, в его исторических изысканиях, связанных с литературными планами, которые, к сожалению, не совсем оказались реализованными из-за ранней смерти поэта. В «Истории Петра» Пушкин дает лаконичную и вместе с тем весьма глубокую характеристику допетровского законодательства, суда и юридической практики: «правосудие отдаленное, в руках дьяков. Подати многосложные и неопределенные... Законы более обычаи, нежели законы – судьи безграмотны. Дьяки плуты. Нравы дикие, свирепые».

Объективно, научно достоверно оценивает Пушкин правовую систему, созданную царем-преобразователем на протяжении всего его царствования, «единовластного и самодержавного». Он высоко оценивает те преобразования, законодательные новеллы Петра I, которые отвечали потребностям общества, были действительно прогрессивными, например, отделение власти духовной от светской. Вместе с тем Пушкин видит изнанку законотворческой деятельности Петра I, сказывавшиеся в ней тиранические наклонности, своенравие, а порой и откровенное самодурство. «Варварский указ», «Тиранский закон» – эти и подобные им оценки нередки в отзывах Пушкина о правотворчестве петровского времени. А вот обобщенная оценка Пушкиным законодательной деятельности Петра I: «Достойна удивления разность между государственными учреждениями Петра Великого и временными его указами. Первые суть плоды ума обширного, исполненного доброжелательства и мудрости, вторые нередко жестоки, своенравны и, кажется, писаны кнутом. Первые были для вечности, или, по крайней мере, для будущего, – вторые вырвались у нетерпеливого самовластного помещика».

Проник Пушкин и в подлинную суть законотворческой деятельности Екатерины II, отметив, в частности, ее «ничтожность в законодательстве... жестокую деятельность ее деспотизма под личиной кротости и терпимости, народ, угнетенный помещиками, казну, расхищенную любовниками», приправленные фиглярством в сношениях с Вольтером и другими светлыми умами эпохи.

Конечно, то, о чем мы говорим, не было определяющим, главным в творчестве Пушкина. Но и эти штрихи биографии великого поэта представляют собой значительный интерес, не оставляют нас равнодушными. Они дороги нам, как все, что связано с бессмертным Пушкиным и несет печать его гения.

***

Николай Васильевич Гоголь в молодости основательно изучал право в Нежинской гимназии высших наук, основная задача которой состояла «в приготовлении юношества на службу государства». В аттестате об окончании курса гимназии сказано, что «он окончил в оной полный курс учения в июне 1828 года... с очень хорошими успехами в науках, в том в правах римском, в российском гражданском и уголовном».

Некоторые соученики Гоголя по гимназии впоследствии стали известными правоведами. Это, например, ученый-юрист П. Г. Редкин, блиставший своими лекциями по энциклопедии законоведения в Московском университете.

Гоголь, с его обостренным чувством справедливости, склонен был посвятить себя юриспруденции. В письме своему родственнику он сообщает: «Я перебрал в уме все состояния, все должности в государстве и остановился на одном. На юстиции... Неправосудие, величайшее в мире несчастье, более всего разрывало мое сердце... ».

Но этим планам не суждено было сбыться. Правда, когда Гоголь после окончания гимназии уехал в Петербург, ему удалось поступить на службу в департамент уделов (главное управление царских имений). Но исполнение обязанностей мелкого чиновника не стало заметной вехой в его жизни, хотя нельзя считать хождение Гоголя в службу вовсе впустую потраченным временем. Какой-то материал для будущих произведений, в которых убедительно обрисован мир продажных чиновников, был получен им на службе.

В «Мертвых душах» убедительно, профессионально точно дана картина мира бесправия, чиновнического и судейского произвола, показана продажность власть имущих в Николаевской России. Сама сюжетная линия поэмы в прозе построена на основе скрупулезного изучения законодательства, лазеек в нем, практики его применения.

В «Мертвых душах», в «Ревизоре», в других произведениях Н. В. Гоголь заклеймил тех, кто должен был противостоять проходимцам типа Чичикова – царский суд, полицию, прокуратуру. Грозным оружием смеха он высмеял такие их глубокие хронические пороки, как бездушие, профессиональную безграмотность, вопиющий формализм, склонность к чревоугодию и пьянству, к волоките, к мздоимству и лихоимству. Созданные Гоголем сатирические образы судей, других правоохранителей до сих пор впечатляют многочисленных читателей и зрителей.

***

Профессия правоведа была в большом почете в семье Александра Николаевича Островского, известного русского драматурга, родившегося в 1823 г. Его отец был присяжным стряпчим Московского коммерческого суда. Младший брат, окончив юридический факультет, дослужился до поста министра государственных имуществ Российской империи.

Александр Островский собирался поступать на историко-филологический факультет Московского университета, но отец настоял на «семейном» варианте – юридическом.

Поначалу освоение юридических наук шло довольно успешно. Однако на втором курсе произошла осечка. В начале Островский не явился на весеннюю сессию, а затем потерпел фиаско на экзамене по римскому праву. Существует версия, что экзаменовавший его профессор вымогал у него взятку. Во всяком случае этот знаток jus romanum, вещавший с кафедры, что jus est are boni et aequi (право есть искусство добра и справедливости), впоследствии был изобличен в мздоимстве. Возможно, однако, что если не сама «единица» по римскому праву, то связанные с нею последствия (перспектива отчисления) соответствовали личным устремлениям студента Островского. Но Островский – старший продолжал гнуть свою линию и устроил недоучившегося студента в московский Совестный суд на должность канцелярского служителя. Об этом учреждении стоит сказать особо. Этот суд учредила Екатерина II, обнаружив и здесь склонность к политическому позерству. В стране, где «граждане» даже формально не считались таковыми, где людей секли розгами в меру хотения и фантазии их собственников, где крепостных обменивали на породистых жеребцов, «Мудрая Законодательница» (по определению Пушкина – «Тартюф в юбке и короне») предписывала Совестному суду руководствоваться «человеколюбием, почтением к особе ближнего и отвращением от угнетения». Совестный суд состоял из председателя и заместителей по сословному признаку: из дворян - по делам дворян, из горожан - по делам горожан, из крестьян - по делам крестьян. В нем рассматривались в примирительном порядке иски родителей к детям и детей к родителям, споры о разделе имущества, торговые тяжбы и некоторые уголовные дела: малолетних, о колдовстве и др. Вершил «правосудие» Совестный суд «по совести», а не по закону, что открывало простор для произвола и коррупции. И, конечно, будущему драматургу, в творчестве которого тема неправого суда заняла видное место, было на что посмотреть в этом ветхозаветном присутствии. Также как и впоследствии на работе в Коммерческом суде, куда Островский поступил в 1845 году. Там взятка была по сути узаконена (став элементом пресловутого кормления).

Многие литературные произведения А. Н. Островского тесно связаны с тем, что он видел на службе в упомянутых судах. Анализ этих произведений будет дан в последующих лекциях по курсу. О том насколько правдив и точен был Островский в изображении судебных порядков, можно судить по высказыванию многоопытного правоведа А. Ф. Кони, который говорил: «Мне не раз, слушая и видя многое, что совершалось и говорилось в суде, приходилось спрашивать себя: "Да не отрывок ли это из какой-нибудь неизвестной мне комедии Островского, разыгрываемый опытными любителями?"».

Отметим, что уже став известным драматургом, Островский поддерживал тесные отношения с А. Ф. Кони, Ф. Н. Плевако, другими знаменитыми юристами. Драматург избирался в состав присяжных Окружного суда, участвовал в работе мирового суда.

***

Владимир Васильевич Стасов, жизнь которого охватила 3/4 XIX века с выходом в век XX (1824-1906), на десятилетие Серебряного века, находился в эпицентре отечественной духовной культуры.

По образованию он был юристом, окончив петербургское Училище правоведения. Получив диплом правоведа в 1843 г. (т. е. еще до судебной реформы), он был зачислен в Межевой Департамент Правительствующего Сената, затем работал в сенатском Департаменте Герольдии (где рассматривались дела о принадлежности к дворянскому состоянию и почетному гражданству, дела, связанные с переменой фамилий и некоторые другие).

Поработал Стасов и в Министерстве юстиции (в качестве юрисконсульта). Но постепенно, как говорится, по зову и велению сердца он отходит от государственной службы, выходит в 1851 г. в отставку в чине надворного советника и посвящает себя разносторонней деятельности в сфере художественной культуры: искусства и литературы.

В. В. Стасов оставил интересные воспоминания «Училище правоведения сорок лет назад». На них мы и сосредоточим внимание, чтобы поближе познакомиться с организацией юридического образования в первой половине XIX в. Училище представляло собой закрытое, привилегированное учебное заведение, находившееся под покровительством одного из членов императорской фамилии. Поступавшие в него сдавали экзамены по русскому, немецкому, французскому и латинскому языкам, математике, истории и географии. В зависимости от возраста и уровня знаний они зачислялись в разные классы. Стасов провел в училище 7 лет. Училище давало не только специальное, но и общее образование. В младших классах преподавалась грамматика, математика, физика, литература и другие общеобразовательные предметы. Много внимания уделялось занятию спортом, светскому воспитанию. В училище действовал строгий, полувоенный режим. Например, подъем для воспитанников был в 6 часов утра. Домой их отпускали только в воскресенье на несколько часов, с обязательным «печатным билетом», в котором родители должны были сделать отметки о времени прихода и ухода. Занятия ежедневно длились по 8 часов. Существовала развернутая система наказаний: от лишения компота и выставления к «столбу» до карцера и сечения розгами.

В училище преподавался полный для того времени курс юридических наук. Отзывы В. В. Стасова о преподавании отдельных правовых дисциплин весьма критичны и наполнены саркастическими замечаниями. Профессор уголовного права Калмыков, вспоминал В. В. Стасов, выкрикивал с кафедры, что наказание требуется самой идеей божественной справедливости. «Неужели такую непроходимую чепуху читают и взаправду в немецких университетах, куда Калмыков ездил на стажировку», – думали мы. Другой профессор, некто Палибин, приводил нас в изумление, читая под заголовком "Государственное право" прямо статьи из Свода законов, которые должны заучиваться слово в слово...». Профессор Шнейдер, по воспоминаниям Стасова, «казался нам тяжелым немецким педантом со своим "римским правом, которое мы никак не соглашались признать чудодейственной силой, долженствующей прочистить, осветить и направить все наши понятия о праве, о всем справедливом, несправедливом, законном и преступном. Нам показалось, что тут излагаются все такие ординарные вещи, которые мы очень хорошо знаем и без классического римского права: например, нельзя строить свой дом на чужой земле, нельзя продавать яблоки из чужого сада..."».

Одобрительно отзывался Стасов о курсе судебной медицины, которая тогда включала ряд положений, относящихся ныне к криминалистике. Интересная деталь: в Мариинскую больницу для вскрытия трупов училище посылало не всех, а только лучших учеников. Перед этим давали им «для храбрости» по рюмке мадеры, но все равно дело не обходилось без обмороков.

Если в воспоминаниях об официальной стороне жизни училища нередки ирония и сарказм, то о неофициальной, неформальной ее стороне Стасов вспоминал с большой теплотой. В частности, Стасов отмечает «наличие того художественного элемента», который преобладал в училище. В особом почете была среди учеников музыка. Почти каждый играл на каком-нибудь инструменте. Систематически давались концерты, устраивались музыкальные вечера. В целом среди воспитанников был силен дух вольнодумства, критическое отношение ко всему казенному. Они зачитывались прогрессивными «Отечественными записками», с восторгом встретили появление «Мертвых душ» Н. В. Гоголя.

Суммируя все плюсы и минусы пребывания в училище, Стасов делает такой вывод: «Для меня было великим счастьем то, что случайно занесен был именно в это училище, а не какое-нибудь другое».

Закончил училище также младший брат Владимира Васильевича Дмитрий, который стал известным адвокатом.

***

По выражению А. Ф. Кони, творчество Льва Николаевича Толстого было не только изображением, но и исканием правды. И закономерно, что Лев Толстой после непродолжительной учебы на восточном факультете Казанского университета поступает в 1845 г. на юридический. На юридическом факультете Толстой, по его собственным словам, «в первый раз стал серьезно заниматься». Его внимание привлекали, прежде всего, энциклопедия права и уголовное право. Он активно участвовал в собеседованиях, которые устраивал на лекциях профессор уголовного права Фогель. Одно из них – о смертной казни – особенно заинтересовало студента Толстого. Впоследствии он не раз обращался к этой теме.

Посещал Толстой и юридическую «клинику» профессора гражданского права Д. И. Мейера. В клинике маститый правовед-цивилист, подобно юристу Древнего Рима, в присутствии своих учеников давал юридические консультации всем желающим.

Наряду с юридическими дисциплинами Толстой изучал на юридическом факультете теорию красноречия, логику, психологию и даже теорию словесности.

По заданию Мейера Толстой провел интересную исследовательскую работу – сравнительный анализ сочинения Монтескье «О духе законов» и «Наказа» Екатерины II. Сравнение было не в пользу императрицы. Толстой, в частности, отмечал, что в «Наказе» «больше мелочности, чем основательности, более остроумия, чем разума, более тщеславия, чем любви к истине и, наконец, более себялюбия, чем любви к народу». По мнению Толстого, из двух начал, заключенных в «Наказе» идей французских просветителей, с одной стороны, деспотизма и тщеславия самой Екатерины – с другой, преобладает второе, а в целом «Наказ» принес больше славы Екатерине, нежели пользы России.

Касаясь вопросов уголовного права, молодой Толстой признавал в качестве особенно значимой превентивную функцию наказания. Сформулировал он и такую важную мысль: «закон положительный, чтобы быть совершен, должен быть тожествен закону нравственному». Уже тогда Толстой высказал резко отрицательное отношение к крепостному праву, отвергал смертную казнь. Как видим, учеба Толстого на юридическом факультете давала пытливому юноше богатую пищу для искания правды, для оценки сущего и должного с позиции вечных начал нравственности, по меркам нравственного закона и справедливости, в чем он в дальнейшем весьма преуспел.

Преподавательс<



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2017-12-07 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: