Елена Тудоровская
Приключения Одиссея. Троянская война и ее герои
Троянская война и ее герои
Клятва героев
1
Зелены и веселы поля Лаконии, любимой богами. В синем небе сверкают вершины далеких снежных гор. Крутые холмы покрыты светлыми буковыми лесами, опоясаны масличными рощами. Вдоль цепи холмов бежит по камням бурный Эврот. На его правом высоком берегу раскинулся многолюдный город Спарта.
Уже несколько дней, как съехались гости в пышный дом спартанского царя Тиндарея. Их легкие колесницы стояли в ряд, кверху дышлами, под навесом в дальнем конце двора; кони дружно паслись на лугах за Эвротом, а хозяева проводили время в пирах и забавах, дожидаясь желанного для них решения Тиндарея. Потому что не праздное намерение повеселиться и попировать в гостеприимном и богатом доме привело их в Спарту.
От каменистых Ионических островов до плодородного Саламина, от горных долин Фессалии до песчаного Пилоса прославила громкая молва несравненную красавицу Елену, дочь Тиндарея. Ее называли подобной Афродите и считали красоту ее даром богов. Когда стало известно, что спартанский царь намерен выдать замуж свою прекрасную дочь, со всех сторон в Спарту съехались знатнейшие юноши, сыновья героев, молодые цари и воины. Несмотря на молодость, каждый был уже известен своей силой, своим мужеством или воинским уменьем; каждый надеялся, что именно его отличит перед другими прославленная красавица и с согласия отца назовет своим мужем. Но гордая Елена медлила с выбором, и юноши продолжали ежедневные пиры, шумные игры и состязания в палатах и во дворе царского дома.
2
Несмотря на ранний час, во дворе Тиндареева дома было шумно и людно. За высокой оградой собрались человек тридцать юношей; некоторые из них, в одних только коротких хитонах без рукавов и легких сандалиях, забавлялись метанием дротиков.[1] Другие, накинув короткие плащи от утренней прохлады, сидели на скамье под оградой и следили за состязанием.
|
|
Но игра не веселила сердца. Между гостями то и дело вспыхивали ссоры. Каждый из них видел в другом соперника и заранее ненавидел возможного избранника Елены.
Участники игры столпились в углу двора. Каждый сжимал в левой руке пучок дротиков. По очереди юноши выступали вперед; брошенные привычной рукой, маленькие копья летели вдоль забора и со звоном падали на плиты. Все участники с шумом обсуждали результаты удара.
Красивый, смуглый мальчик выделился из толпы. Он был еще очень юн и, вероятно, только что посвятил свои волосы богу Аполлону.[2] Но крепкие руки и широкие плечи позволяли ему соперничать в игре со старшими товарищами. Он с силой метнул свой дротик, и общий крик засвидетельствовал, что он опередил других. Но тотчас же со свистом вырвалось вперед новое копье; оно пролетело вдоль всего двора и вонзилось в землю в незамощенном конце. Этот дротик бросил невысокий, худощавый юноша, которого товарищи называли «маленьким Аяксом». Он принадлежал к племени локров и, как все локры, был отличным копьеметателем. Он насмешливо засмеялся и, хлопнув по плечу своего неудачливого соперника, крикнул:
– Нет, Патрокл, тебе еще надо подрасти, чтобы состязаться со взрослыми воинами!
Мальчик покраснел и гордо взглянул на обидчика. Его красивое безбородое лицо потемнело, он поднял сжатые кулаки, как бы защищаясь от оскорбления. Товарищи заступились за него:
|
|
– Ты, Аякс, просто выбрал дротик полегче!
– Дайте им тяжелые копья, тогда посмотрим, достаточно ли силы у самого Аякса!
Маленький Аякс с досадой швырнул на землю свое оружие и подбежал к скамье у ограды, где сидели остальные товарищи, не принимавшие участия в игре.
– Друг Аякс! – крикнул он. – Они хотят участника посильнее меня. Покажи им, что значит настоящая сила.
Со скамьи поднялся гигант с широкой грудью и жилистыми ногами. Бугристые мышцы его длинных рук свидетельствовали о страшной силе. Он также носил имя Аякса. В отличие от его друга, маленького Аякса Локрийского, гиганта называли Аяксом Саламинским, но чаще – Теламонидом (по имени отца его Теламона).[3] Гигант усмехнулся и ответил маленькому Аяксу:
– Нет, друг Аякс, дротик слишком легок для моей руки, а в цель ты всегда попадешь вернее меня. Если они хотят, попробуем свою силу в метании дисков.
Презрительно поглядывая на маленького Аякса, юный Патрокл и его товарищи отошли в сторону. Из дома вынесли железные диски, тяжелые, выпуклые с обеих сторон, как чечевица. В конец двора, к навесу с колесницами, вышли сильные дискоболы. Среди них был чернобородый Диомед, отважный воин, уже известный своими воинскими подвигами, за ним – рослый и плечистый Филоктет и другие. Аякс Теламонид был на голову выше их всех. Каждый дискобол подхватывал тяжелый диск одной рукой, отводил руку назад и, развернувшись, с силой бросал диск вдоль по двору. Диск летел с гудением, звонко ударялся о плиты, затем подскакивал, крутясь перелетал еще два-три раза и останавливался. В счет шел только первый удар; это место отмечалось чертой.
|
|
Ни один диск не пролетел дальше, чем диск Аякса Теламонида. Но победитель не услышал обычных одобрительных восклицаний и дружелюбных шуток. Обрадовался победе друга один только маленький локр. Он захлопал в ладоши и воскликнул:
– Клянусь богами, Аякс, твой удар достоин самого Геракла!
Гигант Аякс громко засмеялся.
– Многим не по вкусу мой удар, друг Аякс, – ответил он. – Посмотри, как они насупились!
– Нечем хвалиться, Теламонид! – возразил ему сумрачный Филоктет, который кинул свой диск почти до черты Аякса. – Ты только и умеешь метать диск да драться на кулаках, а в других состязаниях ты не был бы первым.
К спорившим подошли еще двое юношей. Один из них – высокий, темноглазый, с пробивающейся темной бородкой – был одет богато и изысканно: золотая пряжка искусной чеканки скрепляла на левом плече блестящий льняной плащ;[4] золотая повязка стягивала его курчавые волосы; тонкие сандалии были украшены цветной кожей. Юношу звали Менелай; он принадлежал к царскому роду Атрея – богатому, но известному семейными несчастиями.
Одежда его товарища не отличалась богатством: он носил домотканый шерстяной плащ, грубые сандалии; вместо нарядной повязки голову его облегал простой кожаный шлем. Юноша казался на голову ниже Менелая, зато шире в плечах. Это был царь Итаки, маленького островка в Ионическом море. Жители Итаки избрали царем молодого Одиссея, хотя еще жив был его отец, отважный и мудрый Лаэрт, участник славного похода аргонавтов. Молодой царь не был славен ни могуществом рода, ни богатством, как Менелай, ни исполинской силой, как Аякс Теламонид, но товарищи уважали его и побаивались его острого языка. Как только он подошел к играющим, спор утих. Молодой итакиец сказал, язвительно улыбаясь:
– Я слышал хор одобрений; все восхищаются твоей силой, Теламонид?
Гигант нахмурился, а маленький Аякс задорно воскликнул:
– Не хочешь ли ты, Одиссей, показать свою силу? Бери новый диск. Вот отметка Теламонида.
Не торопясь, Одиссей снял свой плащ и отдал его Менелаю. Так же спокойно и без видимого усилия он поднял с земли железный диск. Юноши, сидевшие на скамье, встали с мест, чтобы лучше видеть. Они шептались и насмешливо поглядывали на Аякса: они кое-что уже слышали о силе и ловкости Одиссея. Вот загудел железный диск; он описал пологую дугу и ударился о землю рядом с отметкой Аякса Теламонида. К отметке подбежали маленький Аякс и Филоктет; они ожесточенно заспорили. Наконец Одиссей воскликнул:
– Я готов уступить тебе первенство, Аякс, гордость ахейцев! Ты силен как бык и вынослив как мул. Но когда царь Тиндарей будет выбирать своей дочери мужа, будущего царя Спарты, тогда понадобится что-нибудь побольше бычьей силы, не правда ли?
Аякс побагровел от досады. Сжав кулаки, он вплотную подошел к Одиссею; маленький Аякс следовал за ним. В ссору вмешался всегда благоразумный Диомед. Он положил руку на плечо Теламонида и обратился к Одиссею:
– О Лаэртид! – сказал он спокойно. – Недаром тебя называют хитроумным. Никто не сомневается, что ты можешь высмеять любого из нас. Если бы девушки предпочитали умнейших, то, несомненно, именно тебя выбрала бы мужем прекрасная Елена! Но ты понимаешь сам: в том единственном состязании, для которого мы съехались сюда, в Спарту, победителем может оказаться вовсе не самый умный, не самый старший, не самый сильный и ловкий. Так стоит ли нам ссориться и язвить друг друга обидными речами? Лучше останемся добрыми товарищами и в играх и в сватовстве.
– Ты прав, Диомед, – отвечал Одиссей, – ты, как всегда, благороден и прямодушен. Я вовсе не хотел обидеть кого-нибудь. Вспомните, что сам бессмертный Гермес,[5] отец всех шуток и проделок, поощряет острую насмешку – приправу веселья!
Одиссей обернулся и отыскал в толпе юного Патрокла Менетида. Одиссей кивнул Патроклу и громко произнес:
– Мы должны благодарить богов, что с Патроклом не прибыл его молодой друг Ахиллес, сын царя Пелея. С ним нам трудно было бы состязаться. Он сын богини и великого героя. В любом деле он должен превосходить нас. Говорят, что этот мальчик уже сейчас сильнее Аякса, храбрее Диомеда. Правда ли это, Патрокл?
Юный Патрокл кивнул головой и с гордой радостью взглянул на обидевшего его Аякса Локрийского. Одиссей продолжал:
– Великая слава ждет Ахиллеса Пелида! Его отец, царь Пелей, тоже знаменит своими подвигами. Он участвовал в прославленном походе аргонавтов – как и отец Диомеда, и Теламон, отец Аякса, как и мой отец. Но Ахиллесу предсказано, что он будет еще более великим героем!
Все юноши, забыв о своих спорах, собрались вокруг красноречивого итакийца. Одиссей обратился к ним:
– Пусть сегодня, на вечернем пире, кифаред[6] споет нам о славном походе аргонавтов. Вы увидите, как много еще нам надо сделать, чтобы сравняться в славе с нашими отцами!
Одиссей взял из рук Менелая свой плащ и вместе с другом покинул двор царского дома.
3
Одиссей с Менелаем прошли по кривой улочке, изрытой копытами коров и свиней, и свернули по тропинке между двумя усадьбами. Менелай заговорил о том, что больше всего тревожило его мысли.
– Скоро уже царь Тиндарей объявит нам о своем решении, – сказал он. – Один из нас получит руку прекрасной Елены. Кто будет этот удачник? Я думаю, что ты и Диомед достойнее других...
Одиссей перебил его:
– Не стоит говорить обо мне, друг Менелай. Я здесь всего два дня, а уже вижу, что мне не быть мужем Елены. Тиндарей ищет не только мужа для дочери, но и царя, которого признали бы спартанцы. Он стар и хочет передать царство зятю. Я же никогда не соглашусь покинуть свою милую родину ради самого плодородного и богатого царства в мире. Я изберу себе такую жену, которая захочет последовать за мной на мою небогатую маленькую Итаку. Пусть другие ищут себе царства тем, что женятся на царской дочери, – Патрокл, например. Он и его отец Менетий нашли себе приют в доме царя Пелея, но Патрокл – только друг Ахиллеса Пелида и никогда не станет царем во Фтии.
Менелай остановился и схватил Одиссея за руку.
– Почему ты назвал Патрокла? – воскликнул он. – Разве тебе кажется, что царь Тиндарей или сама Елена отличают его? О Лаэртид, – продолжал с волнением Менелай, – я открою тебе свои мысли. Мне не надо спартанского царства, я хочу только, чтобы божественный взгляд Елены остановился на мне, чтобы она сказала: «Вот мой муж». Неужели же мне придется уступить ее сопернику?.. Скажи, Одиссей, ты уже видел ее, богиню среди женщин?
– Нет, – ответил Одиссей.
– Тогда пойдем со мной в масличную рощу. Я видел, что она со своими служанками пошла к источнику за водой. Там мы встретимся с ней, и ты сам сможешь судить, могу ли я надеяться на счастливый исход моих желаний.
В масличной роще было безлюдно и тихо; пели птицы, ветер колыхал серебристую листву старых маслин; солнечные блики скользили по земле. За кривыми могучими стволами замелькали белые девичьи одежды; послышались смех и болтовня. Вскоре девушки появились на тропинке. Они следовали вереницей одна за другой, и каждая бережно несла на плече медный кувшин с водой. Головные покрывала их были откинуты. Впереди шли две девушки, одетые богаче других. В первой из них можно было узнать прославленную красавицу, ради которой съехались в Спарту молодые цари и герои.
Когда юноши выступили из-за деревьев, она не опустила гордого взора. Одиссей невольно остановился. Действительно, божественно прекрасна была Елена. Разве только у светлой Афродиты могли быть такие золотые кудри, такая белая кожа, такие гордые брови и пламенный взгляд. Но ее сверкающая красота и надменное лицо не пленили Одиссея. Нет, не такую жену хотел бы он привести к своей строгой и скромной матери Антиклее. Одиссей вспомнил свой небогатый дом, простое убранство женской половины, без ковров и заморских тканей. Разве захочет разделить с ним его судьбу гордая красавица, которую ждут богатство, роскошь и удовольствия?
Он взглянул на вторую девушку, спутницу Елены, и она понравилась ему гораздо больше. Ум, кротость, сила духа – вот что прочел он на ее лице.
Елена поняла мысли незнакомца. Она покраснела от досады и повернулась к Менелаю, которого хорошо знала. В нем она была уверена. Юноша смотрел на нее горящим взглядом и не замечал ничего, кроме этой желанной и сияющей красоты. Елена сказала ему с вызывающей улыбкой:
– Ты стоишь, Менелай, как будто встретил страшную Горгону,[7] чей взгляд превращает людей в камень!
Пораженный в сердце ее неожиданной насмешкой, юноша не нашелся что ответить. Одиссей поспешил выручить друга. Он ответил красавице спокойно и дерзко:
– Если твой взгляд, божественная Елена, грозит превратить нас в камень, то, может быть, кроткие глаза твоей подруги смогут вернуть нас к жизни?
Елена вспыхнула от его дерзости – так обернуть ее шутку! Сравнить ее с чудовищем – Горгоной! Кто он такой, что осмелился на это? Ее подруга взглянула на чужеземца с удивлением. Как мог он заметить ее рядом с лучезарной Еленой? Она встретила умный и пристальный взгляд незнакомца, увидела его ласковую улыбку, покраснела и поспешно обратилась к раздосадованной подруге:
– Пойдем, милая сестра, не годится нам задерживаться так долго в роще. Нас могут увидеть, и какой-нибудь злоязычный насмешник станет рассказывать, что спартанские девушки вольно держат себя с чужеземцами!
Она опустила головное покрывало, и обе девушки удалились плавной походкой, придерживая свои кувшины. Служанки поспешили за ними. Когда последний белый хитон скрылся за деревьями, Одиссей спросил:
– Скажи мне, Менелай, кто эта девушка, которая называет Елену сестрой?
– Это Пенелопа, дочь Икария, младшего брата Тиндарея, – рассеянно ответил Менелай. – Их дома стоят поблизости, и Пенелопа часто гостит у Елены.
4
Облака густой пыли, пронизанные косыми лучами вечернего солнца, врывались в распахнутые ворота царского двора. В клубах пыли с визгом и хрюканьем бежали щетинистые, остромордые свиньи. Два пастуха, в косматых хитонах из козьих шкур, погоняли свиней длинными бичами. На шее у пастухов висели острые бронзовые ножи. Пастухи пригнали свиней для жаркого к вечернему пиру: спартанский царь хотел быть радушным хозяином, и каждый вечер в царском доме молодые гости Тиндарея садились за обильный пир.
Не теряя времени, пастухи накинули аркан на большую свинью. Животное пронзительно завизжало. Тогда во двор сбежались юноши, гости Тиндарея, с широкими ножами в руках. Они мигом скинули свои хитоны – чтобы не запачкать их кровью – и деятельно принялись помогать пастухам. Одни кололи свиней, другие разложили посреди двора жаркий костер, чтобы опалить свиные туши. Треск пылавших поленьев, предсмертный визг животных, крики людей разносились по всей усадьбе.
На шум из дома вышел царь Тиндарей. Он стоял в дверях, кутаясь в пурпурную мантию, и внимательно рассматривал бойню. Губы его шевелились: царь подсчитывал убыль своих стад. За ним вышел высокий человек надменного вида, также в пурпурной мантии и с золотой повязкой на длинных черных волосах. Это был почетный гость Тиндарея, знаменитый Атрид Агамемнон. Он царствовал в пышных Микенах, богатейшем царстве Ахайи. Многие цари других ахейских городов подчинялись гордому властителю Микен. Не так давно Тиндарей выдал замуж за Агамемнона свою старшую дочь Клитемнестру. Спартанский царь очень дорожил родством с могущественным ахейским вождем и принимал его с особым радушием. Сейчас Агамемнон приехал в Спарту, рассчитывая женить на Елене своего младшего брата Менелая.
Глядя на суету во дворе, цари тихо разговаривали.
– Ты муж моей дочери, Агамемнон, – говорил Тиндарей, – и я могу рассказать тебе о своих заботах. Большая честь для меня, что столько знатных юношей съехались ко мне и сватают мою младшую дочь! Но я боюсь, что это сватовство совсем разорит меня и измучает всех в доме. Мои рабыни с утра до вечера мелют зерно для хлеба, – не могу же я угощать своих гостей кашей из немолотого зерна, как простой земледелец, который никогда не видит печеного хлеба! Сколько больших сосудов, врытых в землю в моей кладовой, уже опустело за это время! Вино, оливковое масло, овощи, лук – все это мы тратим каждый день, не считая. А свиньи, а бараны – лучшие из моих стад!
– На это твоя воля, благородный Тиндарей, – возразил Агамемнон. – Ты мог бы покончить дело поскорее. Выбери мужа Елене; остальные разъедутся по домам.
Тиндарей вздохнул:
– Это и есть главная моя беда, многославный! Среди женихов немало достойных юношей – и царей и сильных героев. Но скажу тебе, что всем им я предпочел бы брата твоего, Менелая. Двойными узами мы свяжем тогда наше родство с тобой. Я стар и мечтаю передать царский скипетр мужу Елены. Этого хочет и народ: им нужен умный военачальник, могучий воин и внимательный судья их споров. Пусть Менелай станет царем Спарты, – в союзе с тобой Спарта будет непобедимой и славной...
Слова Тиндарея отвечали замыслам Атрида, но гордый микенец не стал уверять в этом отца Елены.
– Если ты так хочешь видеть Менелая мужем Елены, – произнес он, – почему ты не скажешь этого прямо всем женихам?
– Я боюсь, благородный Атрид, – отвечал Тиндарей. – Я боюсь этих пылких юношей. Кого бы я ни выбрал, остальные могут оскорбиться отказом. Как бы они не вздумали объединиться, чтобы отомстить мне и моему зятю! Я хотел бы поговорить с самыми благоразумными из них: должны же они понять, что я не смогу выбрать всех! Но с кем говорить мне? Кто из них сумеет успокоить безрассудных?
Агамемнон внимательно посмотрел на суетившуюся толпу гостей.
– Если тебе нужна помощь умного и прямого человека, – сказал он, – тебе может оказать ее Паламед, царь Эвбейский... или Диомед из Аргоса – он благоразумнее и опытнее других... Но нет, тут нужен советчик похитрее. Лучше всего попросить совета у Одиссея Лаэртида. Товарищи называют его хитроумным. Весь род его славится умом и хитростью. Говорят, что бог Гермес в свое время научил Одиссеева деда Автолика так составлять клятвы, чтобы их можно было обойти, не нарушая... Если Одиссей так же умен и хитер, как его дед, он сумеет помочь тебе в твоем деле.
5
В закопченных недрах очага пылал огонь, освещая палату. Бегали рабыни, готовя столы к вечернему пиру. Проворная служанка придвинула к очагу два кресла и покрыла их мягкими овчинами. Тиндарей сел и усадил против себя молодого царя Итаки. Женщина поставила им под ноги дубовые скамеечки и вышла.
Тиндарей осторожно завел разговор о том, как трудно ему выбрать достойного мужа Елене.
– Конечно, – говорил Тиндарей, – слава о твоей мудрости и воинской доблести дошла до Спарты, благородный Одиссей, и я больше всего хотел бы увидеть тебя своим зятем...
Тиндарей взглянул на гостя и помедлил, но Одиссей молчал.
– Но захочет ли этого Елена? – продолжал царь. – Кто знает, какие мысли внушит Афродита своенравной красавице?
Одиссей спокойно перебил льстивую речь старого царя.
– Если я могу дать тебе совет, о многочтимый Тиндарей, – сказал он, – то наилучшим зятем для тебя был бы Менелай, брат могущественного Агамемнона...
Тиндарей зорко посмотрел на собеседника: откуда он может знать семейные тайны царского дома, этот хитрец? Не таится ли в его словах обида или коварный умысел?
Но Одиссей продолжал с видом простодушной откровенности:
– Я сам молил богов о том, чтобы породниться с тобою, которого я безмерно чту и уважаю. Для этого я приехал сюда. Но я отступаю перед Менелаем. Я не буду мешать счастью друга и твоим интересам. Дело не во мне. Надо, чтобы и все другие женихи не питали злобы к тебе и примирились с твоим выбором.
Тиндарей сказал вздыхая:
– Их мести я и боюсь больше всего и не знаю, на что решиться.
Одиссей ответил:
– Я берусь научить тебя, как предотвратить их гнев. Я помогу тебе добиться их расположения. Но и ты должен взамен этого помочь мне.
– Я готов поклясться тебе в этом! – воскликнул обрадованный царь. – Скажи, чего ты хочешь?
– Ты говорил, что охотно породнился бы со мной, – сказал Одиссей. – Помоги же мне просватать дочь твоего брата Икария, и я буду счастлив назваться твоим родичем.
– Клянусь, что помогу тебе просватать Пенелопу, и призываю отца нашего, громовержца Зевса, в свидетели моей клятвы! – ответил Тиндарей и кивнул головой. Это считалось верным подкреплением всякой клятвы.
– Вот видишь, – продолжал Одиссей, – ты связал себя клятвой. Даже если я раздосадую тебя чем-нибудь, ты не нарушишь обещания, не захочешь навлечь на себя гнев Зевса – хранителя клятв. Так же надо связать клятвой и пылких женихов Елены. Пусть заранее торжественно поклянутся, что не станут мстить ни тебе, ни твоему избраннику. Пусть обещают, что сохранят дружбу к мужу Елены и помогут ему всегда, как только он попросит их о помощи.
– Да разве это возможно? – усомнился Тиндарей. – С чего они станут клясться в дружбе сопернику? Как добиться от них такой клятвы?
Одиссей возразил:
– Я уверен, что они согласятся. Каждый из них надеется, что именно он будет счастливым избранником Елены. Каждый будет думать, что это ему принесут такую клятву. А кому не пригодится помощь стольких сильных героев?
– Пусть будет так! – решил царь. – О Лаэртид! Недаром, как я слышал, в народе называют тебя «в советах равным Зевсу»! Пусть только женихи принесут клятву, и я никогда не забуду, чем я тебе обязан.
6
Утреннее солнце выплывало из-за далеких гор. Поля за Эвротом стояли седые от росы. На большой луг недалеко от Спарты по утоптанным тропинкам, оживленно разговаривая, сходились группы горожан. Собрались старейшины-геронты,[8] длиннобородые и важные. Пришел Тиндарей в белом жреческом венце,[9]кутаясь в косматую мантию. За ним легким шагом шли все женихи Елены. Следом кучка глашатаев вела белого тонконогого коня.
Все остановились на открытом месте над Эвротом. Тиндарей воздел руки к небу и громко провозгласил имена богов – гремящего в тучах Зевса и Солнце, бессмертного, дающего жизнь Гелиоса, призывая их быть свидетелями клятвы женихов. Тут же он произнес слова клятвы, подсказанной ему Одиссеем. Спартанский царь обратился к подземным богам, чтобы они жестоко покарали тех, кто нарушит клятву. Вытащив из-под мантии длинный меч, Тиндарей быстрым ударом перерезал горло коню. Тело жертвы рассекли на части. Женихи столпились вокруг жертвы; они становились ногами на кровавое, дымящееся мясо и громко восклицали:
– Как разливается по земле эта кровь, так да прольется кровь того, кто нарушит клятву!
Рассеченное тело жертвы не сожгли, как при обычном жертвоприношении, а подтащили к берегу и сбросили в мутную воду Эврота. Отныне каждый участник клятвы считал себя связанным узами дружбы и верности с будущим мужем Елены.
Никто, даже сам хитроумный Одиссей, придумавший клятву, не подозревал, сколько бед и испытаний принесет она каждому из них.
После жертвоприношения все женихи снова собрались в гостеприимной палате царского дома. Сюда пришел Тиндарей, на этот раз в золотом венце и с царским скипетром в руках. Свадьба дочери была для него важным делом. Распахнулись двери из внутренних покоев, и в палату вошла царица Леда. Когда-то она была знаменита своей красотой, – даже боги Олимпа обращали на нее свой взор. Сейчас ее красота уже поблекла, но царица до сих пор любила ярко вышитые платья, золотые украшения, ароматные притирания.
Спартанская царица вела за руку свою прекрасную дочь. Лицо Елены сияло гордостью. Это был час ее торжества: ради нее собрались здесь эти красивейшие и знатнейшие юноши! Они восхищаются ею и жадно ждут ее слова.
Елена подошла к отцу. Выбор ее уже был сделан; отец знал это, но все же тревожился.
– Дочь моя! – громко произнес Тиндарей. – Ты должна решить, кто из этих юношей будет твоим мужем.
Елена повернулась к женихам и смело окинула взглядом обращенные к ней лица. С гордой улыбкой она наблюдала простодушный восторг могучего Аякса Теламонида, жадное нетерпение маленького Аякса Локрийского; исподлобья и без улыбки смотрит на нее сумрачный Филоктет; полно сдержанного достоинства лицо благородного Диомеда; темноглазый Менелай не может скрыть тоски и страха.
Но тут красавица заметила за плечом Менелая умное, лукавое лицо Одиссея. Его тонкая улыбка напомнила Елене встречу в масличной роще. Девушка вспыхнула от досады. Не медля более, она прямо подошла к Менелаю. Со слезами восторга юноша схватил ее протянутую руку. Тотчас к нему приблизились Одиссей и Диомед и приветствовали его дружескими словами. Одиссей заранее знал исход дела, а благородное сердце Диомеда не позволяло ему завидовать чужой удаче. Другие женихи не сразу преодолели свою досаду. Они медлили, угрюмо перешептываясь. Но клятва обязывала их быть дружелюбными, к тому же многие любили пылкого, искреннего Менелая. Один за другим юноши стали подходить к молодой чете; они призывали на нее милость богов и еще раз повторяли Менелаю клятву неизменной дружбы.
К вечеру опустели просторные покои Тиндареева дома. Гости царя покинули Спарту. Их путь лежал вдоль бурливого Эврота к морю, где давно уже ожидали их многовесельные корабли.
Один только Одиссей еще оставался в пышных покоях царского дома.
7
Через открытые двери мегарона[10] Одиссей увидел приближающегося Тиндарея. Спартанский царь возвращался из дома брата своего Икария. Царь шел медленно, в раздумье опустив свою седую голову. Одиссей встретил его у порога и нетерпеливо спросил:
– Видел ли ты Икария, о многочтимый царь?
Тиндарей оперся о руку гостя и увел его в глубину двора. Там они сели на каменной скамье, в тени раскидистого дуба.
– Сын мой, – начал Тиндарей. – Я говорил с моим братом Икарием. Он согласен отдать тебе свою дочь в жены. Он и супруга его, разумная мать Пенелопы, рады иметь зятем прославленного и любимого богами сына Лаэрта...
Тиндарей помедлил в смущении.
– Но Икарий хочет одного, – продолжал он, – чтобы ты остался с Пенелопой в Лаконии. Старшая дочь его вышла замуж и уехала в далекую Фессалию. Икарий не расстанется с младшей, любимой дочерью. В Итаку он ее не отпустит.
– Что же ты сказал ему на это? – спросил Одиссей.
– Я сказал, что ты, наверно, не согласишься покинуть Итаку. На этом мы и расстались, и я не могу сообщить тебе доброй вести...
Одиссей задумался.
– О благородный Тиндарей, – наконец заговорил он, – помнишь ли ты свою клятву?
– Недоверчивый! – отвечал спартанский царь. – Я клялся отцом нашим Зевсом и с радостью хотел бы исполнить свою клятву: ты помог мне в трудном деле, дал мне желанного зятя и оберег меня от злобы отвергнутых женихов. Я готов сделать все, что только может сделать смертный, не раздражая бессмертных.
– Хорошо, – сказал Одиссей, – тогда помоги мне увидеться с Пенелопой.
– Я помогу тебе, – согласился Тиндарей. – Вечером Пенелопа придет к царице Леде: вместе с Еленой они ткут большой покров в покоях царицы. Леда знает о моей клятве, она не станет препятствовать вашей встрече.
– Благодарю тебя, царь, – отвечал Одиссей. – Кроме того, прошу тебя, дай мне колесницу с парой коней, чтобы добраться до моря. Сегодня ночью я уезжаю из Спарты.
8
И юная Пенелопа бежала с чужеземцем из отчего дома.
Глубокая ночь сошла на холмы и поля Лаконии. В темноте белела гладко укатанная дорога. Повозка, запряженная парой лучших коней из табунов царя Тиндарея, уносила беглецов из Спарты. Мимо них неясными тенями мелькали кустарники, деревья, камни. Где-то внизу шумел бессонный Эврот.
Возница стоя погонял коней, которые и без того неслись во всю прыть. Возницей был друг Одиссея, царский сын Ментес с острова Тафии. Молодой тафиец прибыл в Спарту вместе с Одиссеем. Он не надеялся получить руку царской дочери. Ему хотелось только сопутствовать другу да свести знакомство с доблестными сверстниками. Он порицал выбор Елены: как могла она предпочесть Менелая Одиссею! Ментес был доволен, что их чернобокий корабль все же привезет в Итаку Одиссея вместе с молодой женой. Пусть никто не скажет, что мудрый Одиссей в чем-нибудь потерпел неудачу.
Ударами бича и криком Ментес продолжал погонять коней. На крутом повороте дороги он уже заметил вдалеке погоню: в темноте за ними неслись огни множества факелов, и расстояние между погоней и беглецами все уменьшалось. Отдаленные крики, топот, ржанье коней постепенно приближались.