"Дорогой сэр! Пользуясь первыми выпавшими мне свободными минутами, чтобы официально ответить на ваше письмо от 17-го числа прошлого месяца, сообщаю о результатах совещания с нашим руководством относительно предложения, изложенного в вашем письме, и одновременно постараюсь ответить на все ваши вопросы.
Прежде всего, хочу поблагодарить вас от имени целого отдела нашего Братства, особо заинтересованного в благосостоянии Индии, за предложение помощи, важность и искренность которого не вызывает сомнений. Ведя свое происхождение через превратности развития индийской цивилизации еще с отдаленного прошлого, мы испытываем к нашей родине столь глубокую и страстную любовь, что смогли сохранить ее даже в условиях расширяющего и космополитизирующего (извините меня, если это не английское слово) воздействия, которое оказывает на нас изучение законов Природы. И поэтому я, как и любой другой патриот Индии, испытываю сильнейшую благодарность за каждое доброе слово или поступок, совершенный в ее интересах.
Теперь поймите: коль скоро все мы убеждены, что упадок Индии во многом вызван удушением ее древней духовности и что все, помогающее восстановить высокий уровень мышления и морали, является для индийской нации возрождающей силой, каждый из нас естественным образом, безо всякого понукания, склонен способствовать созданию общества, о котором мы сейчас ведем речь, особенно если оно действительно мыслится как организация, чуждая всяким эгоистическим побуждениям и имеющая своею целью возродить древнюю науку и восстановить в мире уважение к нашей стране. Считайте это вещью само собою разумеющейся, которая не требует дальнейших торжественных заявлений. Но вы, как любой человек, сведущий в истории, знаете, что патриоты могут страдать напрасно, если обстоятельства оборачиваются против них. Временами случалось, что никакая человеческая власть и даже яростная сила высочайшего патриотизма не были в состоянии изменить неумолимый ход железного рока, и тогда народы угасали, погрузившись во тьму гибели, словно факелы, опущенные в воду. Поэтому мы, ощущающие упадок нашей страны, но не имеющие сил немедленно возвысить ее, не можем действовать так, как стали бы действовать при иных обстоятельствах, — ни в главном, ни в этом частном вопросе. Мы не имеем права принять ваше предложение более чем наполовину, хотя внутренне ощущаем готовность к этому, и потому вынуждены сказать, что идея, которую лелеете вы с мистером Синнеттом, осуществима лишь частично. Коротко говоря, ни меня, ни какого-либо другого Брата, ни даже продвинутого неофита нельзя специально назначить духовным руководителем или начальником англо-индийского отделения. Мы знаем, что было бы неплохо иметь возможность регулярно обучать вас и нескольких ваших коллег, демонстрируя вам феномены и сопровождая их рациональным объяснением. Хотя нам не удалось убедить никого, кроме вашей немногочисленной группы, нам было бы все же бесспорно выгодно привлечь к изучению азиатской парапсихологии хотя бы нескольких англичан, одаренных первоклассными способностями. Мы осознаем все это, а также гораздо большее; поэтому мы не отказываемся от переписки с вами и от того, чтобы разными способами оказывать вам иную помощь. Но от чего мы отказываемся, так это от любой ответственности, помимо периодической переписки и помощи советами, а также помимо демонстрации материальных, по возможности зримых, доказательств нашего присутствия, способных удовлетворить ваш интерес, — демонстрации, которую мы будем производить при благоприятном стечении обстоятельств. "Руководить" вами мы не согласны. Как бы велики ни были наши возможности, мы можем лишь обещать, что в полной мере воздадим вам по заслугам. Заслужите много — мы окажемся честными должниками; заслужите мало — сможете ожидать лишь возмещения своих затрат. Это не просто цитата из школьной прописи, хотя так может показаться; это всего лишь грубое изложение закона нашего ордена, и мы не можем преступить этот закон. Если бы нам, совершенно не знакомым с западным, особенно с английским, образом мысли и действия, пришлось вмешаться в деятельность такого рода организации, то вы бы обнаружили, что ваши установившиеся привычки и традиции непрерывно вступают в противоречие если не с новыми устремлениями, взятыми сами по себе, то, по крайней мере, со способами их реализации, которые мы стали бы вам предлагать. Вы не смогли бы получить от нас единодушного разрешения даже на то, чтобы дойти до тех пределов, которых вы можете достичь самостоятельно. Я попросил мистера Синнетта составить проект, включающий ваши совместные идеи, дабы представить его нашим руководителям, потому что это кажется мне кратчайшим путем к достижению взаимного согласия. Ваше отделение не могло бы существовать под нашим "руководством"; вы вообще не те люди, которыми можно руководить в подобном смысле. Следовательно, общество родилось бы преждевременно и потерпело бы фиаско, выглядя столь же нелепо, как парижский экипаж, влекомый упряжкою индийских яков или верблюдов. Вы просите, чтобы мы обучали вас истинной науке — оккультному аспекту известной стороны Природы; и вы полагаете, что сделать это так же легко, как и попросить об этом. Похоже, вы не осознаете огромных трудностей, существующих на пути передачи даже элементарных начатков нашей науки тем, кого обучали привычными вам методами. Вы и в самом деле не понимаете, что чем в большей мере вы обладаете знанием одного рода, тем менее вы способны инстинктивно понять знание другого рода, потому что мысль человека обычно устремляется по привычной колее, и если у него не хватит смелости восполнить недостающее и проложить себе новые пути, то ему волей-неволей придется двигаться по проторенным дорожкам. Позвольте привести вам несколько примеров. Согласно точным наукам, вам следовало бы выделить лишь одну космическую энергию, не делая разницы между энергией, которую затрачивает путешественник, чтобы отодвинуть куст, преграждающий ему дорогу, и таким же количеством энергии, которое ученый-экспериментатор затрачивает на то, чтобы привести в движение маятник. Мы смотрим на это по-другому и знаем, что между двумя указанными случаями существует колоссальная разница. В первом случае человек попусту рассеивает и распыляет силу, во втором — концентрирует и сохраняет ее. Пожалуйста, поймите меня правильно: я имею в виду не относительную полезность обоих действий, как может показаться, но лишь тот факт, что в одном случае речь идет только о грубой силе, которая разбрасывается безо всякой трансмутации этой грубой энергии в более высокую возможную форму духовной динамики, а во втором случае указанное превращение как раз присутствует. Прошу вас, не сочтите, что я пускаюсь в туманные метафизические рассуждения. Мысль, которую я хочу выразить, состоит в том, что результатом высшей деятельности ума, занятого научными изысканиями, является эволюция сублимированной формы духовной энергии, которая может достигать неограниченных результатов в своем космическом действии; в то время как мозг, работающий автоматически, удерживает, или накапливает в себе, лишь определенное количество грубой силы, которая не породит никакого блага ни для индивидуума, ни для человечества. Человеческий мозг — неистощимый генератор самой утонченной космической силы, которую он производит из низкой, грубой энергии Природы; высший адепт делает себя центром, излучающим потенциальные возможности, которые эон за эоном порождают все новые взаимосвязи. В этом состоит разгадка способности адепта проецировать в видимый мир и материализовывать в нем формы, которые его воображение создало в невидимом мире из инертной космической материи. Адепт не создает ничего нового, он только пользуется и манипулирует накопленными в Природе материалами, которые находит вокруг себя, — материалами, которые прошли через все формы в течение бесконечных веков. Ему остается лишь выбрать ту форму, какую он пожелает, и призвать ее к объективному существованию. Разве это не покажется бредом сумасшедшего любому из ваших "ученых" биологов?
Вы говорите, что существует ряд отраслей науки, с которыми вы совершенно не знакомы, и что, по вашему мнению, вы сможете сделать немало добра, если ознакомитесь с ними, посвятив учению долгие годы. Несомненно, так оно и есть; но позвольте мне вкратце более ясно изложить вам разницу между методами физических наук (в приложении к которым эпитет "точные" часто является всего лишь комплиментом) и наук метафизических. Мистер Тиндаль ставит метафизические науки, которые, как вы знаете, не поддаются проверке перед смешанной аудиторией, в один ряд с поэтическим творчеством. С другой стороны, реалистическая наука, основанная на фактах, сугубо прозаична. Но для нас, бедных безвестных филантропов, любой факт как тех, так и других наук интересен лишь в той мере, в какой он потенциально может принести нравственные результаты и пользу человечеству. А что может быть более безразличным ко всем и вся в своем гордом одиночестве и более связанным с исключительно эгоистическими потребностями в своем распространении, нежели материалистическая наука фактов? Позвольте мне спросить... какое отношение имеют законы Фарадея, Тиндаля и прочих к филантропии, взятой в ее абстрактном отношении к человечеству, если рассматривать его как разумное целое? Что они дают человеку как отдельному атому этого великого и гармоничного целого, даже если и могут порою приносить этому атому практическую пользу? Космическая энергия есть нечто вечное и непрерывное; материя неразрушима, и это подтверждают научные факты. Усомнитесь в них — и вы невежда; отрицайте их — и вы опасный безумец, фанатик; сошлитесь на усовершенствование теорий — и вы наглый шарлатан. Но даже эти научные факты никогда не давали обществу экспериментаторов никакого доказательства того, что Природа сознательно предпочитает, чтобы материя была более неразрушимой в органических, а не в неорганических формах, и что Природа медленно и непрерывно работает, стремясь к своей цели — к возникновению сознательной жизни из инертного вещества. Отсюда проистекает невежество ученых в вопросах распыления и сгущения космической энергии в ее метафизическом аспекте, отсюда их разногласия по поводу теории Дарвина, неуверенность относительно того, какова степень сознательной жизни в отдельных стихиях, и, как неизбежное следствие, презрительное неприятие любого феномена, который не вписывается в ими же установленные условия, равно как и неприятие самой мысли о том, что в укромных уголках Природы трудится бесчисленное множество если не мыслящих, то, во всяком случае, полуразумных сил. Вот вам еще одна практическая иллюстрация: мы видим громадную разницу между качеством двух одинаковых количеств энергии, которые затрачивают два человека, один из которых идет на свою скромную ежедневную работу, а другой — в полицейский участок доносить на приятеля. Люди науки в этом случае не замечают никакого различия. Это не они, а мы видим специфическую разницу между энергией ветра и энергией вращающегося колеса. А почему? Потому что любая мысль человека, развиваясь, переходит в духовный мир и становится активной сущностью, присоединяясь, или, как еще можно выразиться, срастаясь с одним из элементалов, то есть с одною из полуразумных сил соответствующего царства. Она продолжает жить в качестве активного разумного существа, порождения человеческого сознания, и период ее жизни определяется изначальной интенсивностью усилия мозга, которое эту мысль породило. Таким образом, добрая мысль сохраняется в качестве деятельной, благотворной силы, злая — в качестве вредоносного демона. Вот так человек непрерывно населяет энергетический поток, создаваемый им в пространстве, творениями своих фантазий, желаний, побуждений и страстей; этот поток реагирует на любой организм, вступающий с ним в контакт и наделенный нервной системой или просто чувствительностью, — реагирует пропорционально своей динамической интенсивности. Буддисты называют этот поток "шандба", индуисты дают ему название "карма". Адепт сознательно развивает эти формы, другие люди исторгают их из себя бессознательно. Чтобы достичь успеха и сохранить свою силу, адепт должен жить в одиночестве, более или менее погрузившись в глубины собственной души. Точные науки еще меньше способны осознать, что муравей, сооружающий муравейник, пчела за работой и птица, вьющая гнездо, накапливают, каждый своим нехитрым способом, столько же космической энергии в ее потенциальной форме, сколько Гайдн, Платон или пахарь, проводящий борозду плугом, — своими способами; напротив, охотник, убивающий добычу ради удовольствия или выгоды, или позитивист, напрягающий свой разум, дабы доказать, что плюс, умноженный на плюс, дает минус, тратят не меньше энергии, чем тигр, набрасывающийся на жертву. Все они грабят Природу, вместо того чтобы обогащать ее, и всем им придется держать за это ответ в зависимости от степени их разумности.
Точные науки, основанные на опыте, не имеют ничего общего с моралью, добродетелью и филантропией; следовательно, они не могут притязать на нашу помощь, пока не придут в гармонию с метафизикой. Они представляют собою лишь холодную классификацию фактов, внешних по отношению к человеку, — фактов, которые существовали до него и будут существовать после него, и сфера полезности этих наук прекращается для нас на внешней границе этих фактов; точные науки мало волнует, какие заключения и результаты последуют для человечества из материалов, добытых их методами. Следовательно, коль скоро наша сфера лежит так же далеко за пределами сферы точных наук, как орбита Урана — за пределами орбиты Земли, мы определенно отказываемся быть колесованными на колесе вашей науки. Для точных наук теплота — всего лишь вид движения, а движение порождает теплоту, но почему механическое движение вращающегося колеса должно иметь в метафизическом плане гораздо большую ценность, нежели теплота, в которую это движение постепенно преобразуется, — это точным наукам еще предстоит открыть. Для людей науки немыслимо философское и трансцендентное (а потому нелепое) представление средневековых теософов о том, что кульминацией окончательного прогресса человеческого труда, подкрепленного нескончаемыми человеческими открытиями, должен стать некий процесс, который, подобно энергии Солнца, способной выступать в качестве непосредственного двигателя, приведет к превращению неорганической материи в пищевые продукты. Если бы Солнцу, великому питающему отцу нашей планетной системы, пришлось бы завтра "в условиях эксперимента" высиживать гранитных цыплят из гальки, то они (люди науки) приняли бы это как научный факт, не размениваясь на сожаления по поводу того, что каменные цыплята — не живая птица, и ими нельзя накормить умирающих от голода. Но если какой-нибудь шаберон в голодное время перешел бы через Гималаи и своим способом воспроизвел в большом количестве мешки с рисом, чтобы спасти множество людей, умирающих от голода, — ваши судьи и сборщики налогов наверняка засадили бы его в тюрьму, чтобы заставить признаться, чьи амбары он ограбил. Таковы точные науки и ваше здравомыслящее общество. И хотя, по вашим словам, вас впечатляет то, как сильно распространилось в мире невежество по любому вопросу, которое вы метко характеризуете как "несколько очевидных фактов, собранных и грубо обобщенных, и технический жаргон, изобретенный для того, чтобы скрывать людское невежество во всем, что лежит за пределами этих фактов"; хотя вы говорите о своей вере в бесконечные возможности Природы, вы тем не менее согласны потратить свою жизнь на работу, которая идет на пользу лишь все тем же точным наукам...
Что касается ряда вопросов, заданных вами, то я, если позволите, начну с вопроса о том, что "Братству" якобы не удалось "оставить какой-либо след в мировой истории". Вы полагаете, что Братьям, при тех исключительных преимуществах, которыми они располагают, следовало бы "собрать в свои школы значительную часть наиболее просвещенных умов каждого народа". Но откуда вы знаете, что Братья не оставили в истории следа? Знакомы ли вы с их стремлениями, успехами, неудачами? Есть ли у вас основания судить их? Да и как ваше общество могло бы собрать доказательства поступков, совершенных людьми, которые перекрыли все возможные подступы для назойливых любопытных, чтобы не дать за собою шпионить? Первейшим условием успеха Братьев было то, чтобы за ними никто не следил и чтобы им никто не мешал. Сами они знают, чего добились, но всё, что могли воспринять те, кто не входит в их круг, — это результаты и следствия, причины которых скрыты от посторонних глаз. Чтобы как-то объяснить эти результаты, людям в разные эпохи приходилось изобретать теории о вмешательстве богов, об особых провиденциальных силах, о благоприятном или враждебном влиянии звезд. В течение так называемого исторического периода, а также и до него не было времени, когда бы наши предшественники не формировали события, не "делали историю", факты которой историки впоследствии неизменно искажали в угоду современным предрассудкам. Вполне ли вы уверены в том, что видные героические фигуры, эти действующие лица драм, следовавших одна за другою, зачастую не были просто марионетками в руках Братьев? Мы никогда не претендовали на способность ввергать целые народы в тот или иной кризис вопреки основным тенденциям космических процессов вселенной. Циклические процессы должны идти своим чередом. Периоды света и тьмы в умственной и нравственной сферах сменяют друг друга, как день сменяет ночь. Великие и малые юги должны завершаться согласно установленному порядку вещей. А мы сами, несомые мощным потоком, можем лишь видоизменять и корректировать некоторые из его малых течений. Если бы мы обладали властью воображаемого Личного Бога, а неизменные универсальные законы были бы нашей игрушкой, тогда, конечно, мы смогли бы создать такие условия, что эта земля превратилась бы в Аркадию для возвышенных душ. Но поскольку мы вынуждены иметь дело с неизменным законом и сами являемся его созданиями, мы должны были делать то, что могли, и оставаться благодарными. Бывали периоды, когда "значительная часть просвещенных умов" обучалась в наших школах. Такие времена знали Индия, Персия, Египет, Греция и Рим. Но, как я отмечал в одном из писем к мистеру Синнетту, адепт — это цветок своей эпохи, и за целое столетие появляется сравнительно немного таких людей. В плане морали Земля является полем битвы ничуть не меньше, нежели в отношении физических сил, и неистовость животных страстей всегда склонна подавлять духовность под влиянием грубых энергий низшей группы эфирных сил. Чего еще можно ожидать от людей, столь тесно связанных с низшим царством, из которого они вышли в процессе эволюции? Верно и то, что именно сейчас наши ряды редеют, но это потому, что, как я уже говорил, мы принадлежим к роду человеческому, подвластны циклическому импульсу и бессильны обратить его вспять. В силах ли вы повернуть Ганг и Брахмапутру обратно к истокам? Можете ли вы хотя бы перегородить их плотинами так, чтобы вздувшиеся воды не вышли из берегов? Нет; но вы можете частично направить эти воды в каналы и использовать их гидравлическую энергию на благо человечества.
Так и мы, хотя не в силах помешать движению мира в направлении, предначертанном судьбою, но все же можем отвести часть его энергии в полезные каналы. Если вы представляете нас полубогами, мое объяснение вас не удовлетворит; но если рассматривать нас как простых людей, которые, быть может, стали чуть более мудрыми благодаря специальной подготовке, оно должно послужить ответом на ваше возражение.
"Чего хорошего можем добиться мы с моим приятелем (мы неотделимы друг от друга) при помощи оккультных наук?" — спрашиваете вы. Если туземцы увидят, что англичане и даже некоторые высшие чиновники британской администрации в Индии проявляют интерес к науке и философии их предков, они и сами открыто возьмутся за их изучение. А если они придут к пониманию того, что древние "божественные" феномены были не чудесами, а научными эффектами, то ослабеют суеверия. Таким образом, величайшее зло, угнетающее индийскую цивилизацию и препятствующее ее возрождению, со временем исчезнет. Ныне в образовании господствует тенденция к тому, чтобы сделать индийцев материалистами и с корнем выкорчевать из них духовность. При условии надлежащего понимания того, что хотели выразить наши предки в своих писаниях и учениях, образование стало бы благословением, тогда как сейчас оно зачастую является проклятием. В настоящее время коренные жители Индии, как необразованные, так и просвещенные, считают, что христианская вера и современная наука делают англичан слишком предубежденными, чтобы последние стремились понять индийцев и их традиции. Англичане и индийцы охвачены взаимной ненавистью и недоверием. Под влиянием изменившегося отношения к древней философии индийские князья и состоятельные люди стали бы открывать средние школы для обучения пандитов; снова обнаружились бы старинные рукописи, до сих пор скрытые и недосягаемые для европейцев, а имеете с ними — ключ ко многому из того, что было веками недоступно пониманию народных масс, того, что ваши скептически настроенные санскритологи не стремятся, а ваши религиозные миссионеры — не осмеливаются понять. Наука приобрела бы при этом многое, а человечество — всё. Благодаря стимулирующему влиянию англо-индийского Теософического Общества, мы со временем могли бы стать свидетелями нового золотого века санскритской литературы...
Обратив свои взоры к Цейлону, мы увидим, как наиболее просвещенные священнослужители объединяются под руководством Теософического Общества, придя к новому толкованию буддийской философии; а в Галле 15-го сентября, в присутствии более чем трехсот учащихся, открылась светская теософская школа для обучения сингальской молодежи — пример, которому на этом острове собираются последовать еще в трех местах. Если Теософическое Общество "в своем теперешнем состоянии" и в самом деле не обладает "подлинной жизнеспособностью", но при этом его скромные усилия тем не менее приносят столько практической пользы, то насколько более впечатляющих результатов следует ожидать от организации, устроенной в соответствии с самым лучшим проектом, какой вы только могли предложить?
Те причины, которые внедряют материализм в сознание индусов, в равной степени воздействуют и на все мышление Запада. Система образования возводит на престол скептицизм, но заключает в темницу духовность. Вы могли бы принести колоссальную пользу, помогая народам Запада обрести надежную основу для воссоздания их гибнущей веры. Все, что им нужно, — это эмпирические свидетельства, источником которых может служить только азиатская парапсихология. Дайте их Европе, и вы принесете счастье душам тысяч людей. Эра слепой веры миновала, воцарилась эпоха исследований. Исследования, которые лишь разоблачают ошибки, но не дают никакого фундамента, на котором могла бы строить душа, лишь создают борцов с традиционными религиями и предрассудками. В силу своей деструктивности такого рода борьба ничего не дает; она способна лишь разрушать. Но человека не может удовлетворить одно лишь голое отрицание. Агностицизм — это всего лишь временная остановка на пути. Этот момент подходит для того, чтобы задать направление периодически возвращающемуся импульсу, который уже на подходе и который либо заставит нашу эпоху двигаться в сторону крайнего атеизма, либо потащит ее назад, к полному контролю духовенства над государственными делами, если вообще не вернет ее к философии древних ариев, ориентированной на душевные потребности. Тот, кто в наши дни наблюдает за тем, что происходит, с одной стороны, среди католиков, которые плодят чудеса с такою же легкостью, как термиты — свое потомство, а с другой стороны — среди вольнодумцев, которые в массовом порядке превращаются в агностиков, — тот сможет уловить современные тенденции. Наш век охватила целая оргия необыкновенных явлений. Католики в большом количестве приводят для подтверждения веры в сверхъестественное те самые чудеса, на которые спиритуалисты ссылаются в противовес догмам о вечных муках и искуплении. А скептики потешаются и над католиками, и над спиритуалистами. Нойте, и другие, и третьи — слепцы, не имеющие поводыря. Вы и ваши коллеги можете помочь в предоставлении материала для универсальной религиозной философии, которая необходима миру, — философии, неуязвимой для нападок со стороны ученых, поскольку она сама по себе является завершением абсолютной науки, и религии, воистину достойной этого названия, поскольку она будет включать в себя отношения человека физического с человеком психическим, а их обоих — с тем, что выше и ниже их. Разве ради этого не стоит принести небольшую жертву? И если вы, по зрелом размышлении, все же решитесь предаться этой новой деятельности, то вам следует знать, что ваше Общество — это не лавка чудес, не клуб, устраивающий званые обеды, и не организация, чья цель состоит в изучении феноменов.
Главная задача Общества заключается в том, чтобы искоренять современные предрассудки и скептицизм, извлекать из древних источников, давно пребывающих под спудом, доказательства того, что человек может творить свое будущее, свою судьбу, зная наверняка, что при желании он способен жить в потустороннем мире, что все "феномены" являются лишь проявлением естественного закона, а долг каждого разумного существа — постичь этот закон".
Я до сих пор ничего не сказал об обстоятельствах, при которых разные письма Кут Хуми попадали ко мне в руки; по сравнению с тем существенным интересом, который представляет идейное содержание этих писем, условия, при которых я получил их, могут вызывать у читателя, способного оценить философию посланий, не более чем второстепенный интерес. Тем не менее достойно внимания любое эмпирическое свидетельство, помогающее выявить природу способностей, присущих адептам, при том, что рациональное объяснение этих способностей по-прежнему скрыто от мира. До тех пор, пока мы не в состоянии доказать существование таких способностей путем априорного анализа возможностей, скрытых в человеке, сам факт их существования можно установить лишь путем накопления подобных свидетельств.
Мой друг, которому было адресовано последнее послание, написал на него длинный ответ, а позднее дополнительно направил Кут Хуми еще одно письмо, которое предварительно переслал мне с просьбой прочитать его, а потом запечатать и выслать или передать мадам Блаватской, чтобы она переправила его по назначению. Мы ожидали, что мадам в ближайшее время заедет погостить в мой дом в Аллахабаде по дороге из Амритсара и Лахора, где она, как я уже отмечал, провела немного времени после того, как наши домочадцы в Симле разъехались на каникулы. Как пожелал мой друг, я передал письмо мадам Блаватской, заклеив и запечатав плотный конверт, в котором мне его доставили. Тем же вечером, несколько часов спустя, вернувшись домой на ужин, я узнал, что письмо было отправлено и уже успело вернуться. Мадам Блаватская рассказала мне, что она сидела за письменным столом у себя в комнате и разговаривала с посетителем, бессознательно вертя в руках синий карандаш. Внезапно она обратила внимание на то, что бумага, по которой она водит кончиком карандаша, — это мое письмо, которое адресат должным образом получил своими методами час или два назад. Мадам Блаватская обнаружила, что, говоря о чем-то совершенно постороннем, она неосознанно написала на конверте слова, которые так на нем и остались: "Прочитано и возвращено с благодарностью и несколькими комментариями. Пожалуйста, вскройте". Я внимательно осмотрел конверт: он был абсолютно неповрежден, заклеен и запечатан именно в том виде, в каком я его и передал. Вскрыв конверт, я обнаружил в нем письмо своего друга, которое я ранее передал мадам Блаватской, и еще одно послание от Кут Хуми, предназначенное мне. В последнем содержались критические замечания по поводу первого письма — ряд карандашных пометок, отсылавших к конкретным пассажам письма-первоисточника. Вот еще одна иллюстрация того, как материя проходит сквозь материю; для тысяч людей, которые на собственном опыте познакомились с этим феноменом, занимаясь спиритизмом, подобное прохождение представляет собою такое же очевидное явление природы, как и восход солнца. Я сталкивался с данным феноменом не только на спиритических сеансах, но, как будет видно из этих записей, во многих случаях, когда не было оснований подозревать какое-либо иное воздействие, кроме воздействия живых существ, наделенных способностями, которые в зачаточном состоянии есть, быть может, у всех нас, — просто эти существа благодаря знанию получили возможность пользоваться ими.
Оставив в стороне параллельные демонстрации всех предыдущих феноменов, описанных мною, и изолированно рассматривая только этот феномен с письмом, скептически настроенные критики, вероятно, скажут: "Ну конечно, у мадам Блаватской было достаточно времени, чтобы вскрыть конверт одним из тех способов, к которым прибегают медиумы, заявляющие, что они получают из загробного мира ответы на запечатанные письма". Но, во-первых, доказательства, свидетельствующие о подлинности джеламской телеграммы, а также неотъемлемые признаки всей нашей переписки показывают, что письма, которые я получаю и в которых узнаю почерк Кут Хуми, во всяком случае, не являются работой мадам Блаватской; во-вторых, только что описанный мною случай следует сравнить с другим, в точности на него похожим, который произошел чуть позже и при иных обстоятельствах. Кут Хуми прислал мне письмо, адресованное моему другу, чтобы я прочел его и переправил по назначению. Мне представилась возможность связаться с Кут Хуми по поводу этого письма, прежде чем открыть его. Я написал записку, запечатал ее в обычный заклеивающийся конверт и отдал мадам Блаватской. Она положила конверт в карман, зашла к себе в комнату, куда вела дверь из гостиной, и почти сразу же вышла. Она отсутствовала не более тридцати секунд. По ее словам, "он" получил мое послание немедленно. Затем мадам прошла со мной через весь дом в мой кабинет, несколько минут пообщалась с моей супругой в соседней комнате, а затем вернулась ко мне и прилегла на кушетку. Я продолжал заниматься своими делами; так прошло минут десять, а может, и меньше. Вдруг мадам встала. "Вот ваше письмо", — сказала она, указывая на подушку, где только что покоилась ее голова; теперь там лежало письмо, написанное мною. На вид конверт казался совершенно нетронутым, только стоявшее на нем имя Кут Хуми было зачеркнуто, а сверху начертано мое имя. Тщательно осмотрев конверт, я распечатал его и обнаружил на чистой странице, оставшейся в конце моего письма, нужный мне ответ, написанный почерком Кут Хуми. Следует отметить, что весь тот короткий промежуток времени, который прошел между вручением ей моего письма и его возвращением вышеописанным способом, мадам Блаватская непрерывно оставалась у меня на виду, исключая лишь те тридцать секунд, которые она пробыла в своей комнате, и одну-две минуты, проведенные ею в комнате моей супруги. В течение того времени, пока мы ожидали ответ, в мою комнату больше никто не входил. Данный случай является таким полным, абсолютным и автоматическим доказательством целенаправленного использования сверхнормальных способностей, какое только можно ожидать от эксперимента. Любой, даже самый решительный приверженец банальности не сумеет всерьез оспорить убедительность данного случая, кроме как обвинив меня в том, что я неверно описал этот феномен. Единственным прибежищем таких критиков остаются лишь идиотские насмешки либо утверждение, будто я искажаю факты. Что касается последней гипотезы, то я могу лишь заверить и заверяю, что с предельною точностью изложил ход событий.