Автором обосновывается положение, что значение actio in rem, actio in personam в римском праве определялось уровнем потребностей оборота и правовой системы того времени и не могло претендовать на универсальность правового понятия теории гражданского права.
В современном праве целесообразность и необходимость рецепции actio in rem, actio in personam, корректность отождествления названных исков с вещными и обязательственными исками отрицается.
Современные классификации исков и систематика субъективных гражданских прав не могут опираться на критерии римского права, которые в соответствующие периоды развития права действительно имели важную эмпирическую мотивацию.
Анализ источников римского права не позволяет утверждать, что конструкции actio in rem, actio in personam лежат в основе деления субъективных гражданских прав на вещные и обязательственные, абсолютные и относительные.
4. По результатам сравнительно-правового анализа общего и канонического права Германии, исследования англосаксонского права автор констатирует использование этими правопорядками терминов "actio in rem", "actio in personam" в значении, отличном от римских источников.
Показано, что старогерманское право и англо-американское право в рассматриваемый период уже содержало отличную от римского права систему защиты имущественных прав.
Источники римского права не содержат обособленного и законченного учения о субъективных правах как особой категории науки гражданского права.
Сформулированные в источниках положения об actio in rem, actio in personam не могут трактоваться в значении сформулированной законодателем системы классификации субъективных гражданских прав.
|
|
§ 1.2. Понятие вещного иска в современном гражданском праве
Становление правового и социального государства предполагает и требует беспрекословного соблюдения принципа законности не только при осуществлении, но и защите субъективных гражданских прав, обеспечении равноправия и состязательности спорящих сторон, реализации принципов независимости суда и диспозитивности в гражданском процессе. Смысл исковой защиты предполагает наличие спора о праве гражданском между истцом и ответчиком, который рассматривается super partes.
Традиционному в правовых семьях континентальной Европы делению гражданских прав на вещные и обязательственные соответствует параллельное деление исков на вещные и обязательственные <126>. И эта связь вещного права и вещного иска не является случайной, ибо одно обусловливает другое, одно немыслимо без другого. Характер иска определяется характером права, подлежащего защите таким иском. Это обстоятельство следует связать с бессмысленностью существования процессуального права без материального права, регулирующего взаимоотношения субъектов гражданского права. В этих условиях гражданское процессуальное право является своеобразной формой принудительного осуществления субъективных гражданских прав и служит их защите и охране.
--------------------------------
<126> Учение о вещных исках (признаках, системе) не является окончательно сформированным в теории гражданского права. В классической юридической литературе нередко только упоминается термин "вещный иск", но его содержание как самостоятельного общего понятия не раскрывается: зачастую он рассматривается как синоним иска о праве собственности (См.: Дернбург Г. Пандекты. Вещное право. СПб., 1905. Т. I. Ч. 2. С. 144 - 147).
|
|
Возможно сделать предварительное утверждение, что иск может иметь вещную или обязательственную природу в зависимости от содержания права, для принудительного осуществления и защиты которого он предназначен. Именно поэтому многие из признаков (характерных свойств) вещного иска тесно связаны, если не предопределены существом квалифицирующих признаков самого вещного права. Защищаемое иском право предопределяет специфику, содержание и направленность самого иска. Это заключение является общим правилом, из которого возможны исключения. Взаимосвязь защищаемого права и иска не является абсолютно строгой в том смысле, что в силу закона вещные иски могут считаться надлежащим способом защиты субъективных прав, которые не являются вещными правами, а субъект вещного права может прибегнуть к обязательственно-правовым способам защиты (например, при поломке вещи третьим лицом). Обратный ход рассуждений мог бы привести к ложным выводам, расходящимся с практическими реалиями. В исследованиях по гражданскому праву обращено внимание на то, что защита права собственности осуществляется не только виндикационным и негаторным исками, но и "исками из договора, из причинения вреда, из неосновательного обогащения... охарактеризовать все гражданско-правовые средства воздействия, охватываемые не только институтом права собственности, но и институтами обязательственного права" <127>. В настоящем исследовании нас интересует исключительно специфика вещного иска, его место в системе способов защиты гражданских прав.
|
|
--------------------------------
<127> Тархов В.А. Охрана прав трудящихся по советскому гражданскому законодательству: дис.... докт. юрид. наук. Саратов, 1965. С. 235.
Признаки вещного иска должны определяться материально-правовыми, но не процессуальными критериями. Иной точки зрения придерживался Ю.С. Гамбаров, который отмечал, что одной из характерных черт вещного иска является подсудность, которая определяется не местонахождением ответчика, а местонахождением имущества-вещи. Личный иск может быть подан в уголовный суд, рассматривавший дело о совершенном преступлении, на котором иск основан, вещный иск невозможно заявить в уголовный процесс <128>. Эти особенности были квалифицированы ученым как отличительная характеристика вещных и обязательственных исков. Полагаем, что данные правила разрешают процессуально значимые вопросы порядка и места предъявления вещных исков, но не касаются содержательной специфики и юридической природы самих вещных исков.
--------------------------------
<128> Гамбаров Ю.С. Гражданский процесс. М., 1886. С. 237.
Установленные законодателем правила об исключительной подсудности не могут пониматься в значении признака вещного иска и в современном праве. В соответствии с ч. 1 ст. 38 АПК РФ иски о правах на недвижимое имущество предъявляются в арбитражный суд по месту нахождения имущества. Согласно Постановлению Пленума ВАС РФ N 54 от 12.10.2006 "О некоторых вопросах подсудности дел по искам о правах на недвижимое имущество" по месту нахождения недвижимого имущества рассматриваются дела, в которых удовлетворение заявленного требования и его принудительное исполнение повлечет необходимость государственной регистрации возникновения, изменения либо прекращения прав на недвижимое имущество или внесение записи в ЕГРП в отношении сделок, подлежащих государственной регистрации. При этом сами права на недвижимость не во всех случаях должны являться и быть квалифицированы как вещные.
По существу, сходная точка зрения обосновывается современными исследователями, которые, опираясь на текущую судебную практику <129>, приходят к заключению, что вещно-правовое требование не должно являться предметом рассмотрения в третейском суде, в чем предлагается видеть одну из особенностей вещных исков <130>. Полагаем возможным считать данную особенность процессуально значимым фактором разграничения подведомственности споров о правах на недвижимое имущество, но не отличительной характеристикой вещного иска как способа защиты вещных прав. По существу, замкнутость споров о защите вещных прав только государственными судами как взвешенное и до конца продуманное решение законодателя и правоприменителя вызывает некоторые возражения и может повлечь дискредитацию третейского разбирательства. Весьма небесспорной является апелляция названных авторов к п. 2 ст. 1 Федерального закона от 24 июля 2002 г. N 102-ФЗ, которым устанавливается, что дела, возникающие из административно-правовых отношений, не могут быть переданы на рассмотрение третейских судов. Спор о праве на недвижимое имущество, о его принадлежности, законности и правомерности юридически значимых действий в отношении объекта недвижимости ни в коем случае не образует спора о праве публичном, являясь конфликтом частных лиц по поводу принадлежности объекта права. Высказанный аргумент в пользу публичности спора, предметом которого выступает объект недвижимости, сведения о котором занесены в ЕГРП, несостоятелен, поскольку подтверждение правосубъектности любого юридического лица как основного участника предпринимательского оборота, созданного и действующего по праву Российской Федерации, сводится к регистрационной записи и сведениям ЕГРЮЛ, который, как и ЕГРП, является публичным реестром. Наконец, принудительное исполнение решений третейских судов опирается на действия приставов-исполнителей, что, конечно же, не может свидетельствовать о публично-правовой природе спора, разрешенного в третейском суде. Руководствуясь той же логикой, придется признать нелегитимным рассмотрение споров с участием юридических лиц в третейских судах, что лишено всякого смысла и обоснования.
--------------------------------
<129> Определение КС РФ от 04.06.2007 N 377-О-О; письмо ВАС РФ от 23.08.2007 N ВАС-С06/ОПП-1200; п. 27 информационного письма N 96 от 22.12.2005 "Обзор практики рассмотрения арбитражными судами дел о признании и приведении в исполнение решений иностранных судов, об оспаривании решений третейских судов и о выдаче исполнительных листов на принудительное исполнение решений третейских судов".
<130> Новоселова А.А., Подшивалов Т.П. Указ. соч. С. 41.
Нельзя согласиться и с тем, что вещный иск, и в частности виндикация, дает преимущественное право на удовлетворение из имущества должника сравнительно с правами истцов по обязательственным искам <131>. Этот вывод видится дискуссионным ввиду сомнительности приписываемых преимуществ, поскольку виндикационным иском виндикант забирает свою вещь из чужого незаконного владения, которая в имущественно-правовую сферу ответчика изначально не входит, а следовательно, бессмысленно ставить вопрос о действии каких-либо привилегий и преимуществ.
--------------------------------
<131> Гамбаров Ю.С. Цит. соч. С. 237 - 238.
Как следует из господствующего учения о вещном праве, внутреннее содержание вещного права предполагает наличие между лицом и вещью непосредственной связи, благодаря которой последняя отдается и растворяется в абсолютной воле субъекта, наделенного исключительной возможностью устранить любого от воздействия на нее как на объект своего права.
Устойчивость этого отношения гарантируется правопорядком институтом гражданско-правовой охраны вещных прав - установлением особых вещно-правовых способов защиты субъективных вещных прав, применяемых в случае их нарушения любым третьим лицом, не состоящим с собственником в обязательственных правоотношениях. В данном случае охрана как правовое понятие представляет собой те гарантии, которые обеспечиваются субъекту вещного права в условиях его нарушения в силу закона, обеспечивается императивным всеобщим запретом на совершение правонарушений. Здесь правовая норма являет собой охранительный рубеж субъективного права до его нарушения.
Закрепление в источниках права возможности существования вещного права не исчерпывает весь процесс его развития. Субъективное право только тогда получает действительную ценность, когда оно реализуется в конкретных социальных отношениях. Иными словами, речь идет о том, что контуры юридически значимых возможностей управомоченного субъекта должны быть определены на законодательном уровне относительно тех или иных жизненных ситуаций. Правопорядок закрепляет в норме закона должный, желаемый порядок существования и развития общественных отношений. При отклонении складывающихся социальных отношений от предписаний правовой нормы в действие приходит институт защиты гражданских прав.
Генеральная задача гражданско-правовой защиты в указанной ситуации состоит в обеспечении субъекту права гарантий для свободной реализации возможностей, предоставленных ему субъективным правом, устранении факта правонарушения и его последствий. Таким образом, право на защиту как научную категорию цивилистики можно определить особым свойством самого субъективного права, проявляющимся в условиях его нарушения. Кстати сказать, при таком понимании отношение между субъективным правом и правом на его защиту выступает как связь между абстрактным и конкретным.
Правонарушение характеризует возможный, но не обязательный виток развития права, в связи с чем трудно согласиться с распространенным в литературе положением, что в нарушенном состоянии субъективное гражданское право раскрывается наиболее полно в своем индивидуальном своеобразии. Критический в силу совершенного правонарушения этап развития вещного права требует максимальной индивидуализации носителей прав и обязанностей. Однако из этого никак не следует популярный в литературе тезис о возможности преобразования абсолютного вещного права в относительное <132>. В действительности речь может идти лишь о сближении абсолютного права, взятого в условиях нарушения, и относительного права по формальным признакам структуры, но не по сущностному содержанию.
--------------------------------
<132> Ср.: Агарков М.М. Ценность частного права / Агарков М.М. Избранные труды по гражданскому праву. М., 2002. Т. 1. С. 79.
Параллельно может быть обнаружено методологически важное отличие прав вещных и обязательственных. Речь идет о стадиях реализации (осуществления) и возникновения соответствующих прав. Представляется, что для возникновения вещного права воля обязанного лица - всех третьих лиц, на которых возложена правоохранительная пассивная обязанность, не нужна, в то время как в сфере обязательственного права трудно себе представить правоотношение, которое возникло без влияния воли и действий обязанного лица (за исключением, конечно, деликта). Получается, что в вещном праве воля обязанного лица незначима вплоть до нарушения им соответствующего запрета ex lege, когда такое лицо произвольно вмешалось в процесс осуществления права, в результате субъектный состав предельно конкретизировался: управомоченному лицу противостоит совершенно определенный правонарушитель.
В то же время не вызывает сомнений, что тот же собственник в законодательно определенных объемах по своему усмотрению реализует принадлежащие ему правомочия по владению, пользованию, распоряжению имуществом, вступая в правоотношения по поводу своего имущества с третьими лицами. Именно в результате соприкосновения интересов автономных и формально независимых друг от друга субъектов во имя свободного перемещения тех или иных объектов из имущественной сферы одного лица в имущественную сферу другого на постоянной или временной взаимовыгодной основе зарождаются новые по содержанию права и обязанности, связывающие, управомочивающие и ограничивающие лиц, пожелавших вступить в такое правоотношение. Для собственника это состояние связанности проявляется в ограничении правовых возможностей по исключительному определяемому своей волей и интересом использованию, определению юридической судьбы и, главное, истребованию вещи, обремененной правами его контрагента.
Правовая связь контрагентов в договоре сильна. С его возникновением стороны приобретают качественно новый правовой статус в системе имущественных правоотношений: ведь до его заключения, к примеру, арендодатель не был арендодателем, а арендатор - арендатором. В этом проявляется регулятивное свойство-функция договора как сделки и правоотношения.
Есть и обратный эффект взаимоотношения собственника вещи и его контрагента, имеющего интерес к срочному владению/пользованию вещью. Возникшие между ними правоотношения более не могут рассматриваться как отношения собственника и третьего лица. В данном случае договор как юридический факт создает особый правовой режим взаимодействия лиц, который определяет права и обязанности сторон, способы разрешения конфликтов, в связи с чем в случае правонарушения кредитор не может прибегнуть к инструментарию вещно-правовой защиты, напротив, при наличии оснований он будет вынужден обратиться к гражданско-правовым способам защиты кредитора по соответствующему обязательству, а также, руководствуясь принципом солидарности интересов участников имущественного оборота и делового сотрудничества, принять все возможные и разумные меры к добровольному исполнению должником лежащей на нем обязанности по возврату вещи <133>. Невозможность применения вещно-правовых способов защиты к обязательственным правоотношениям, возникающих из договора, обусловлено пониманием договора как гражданско-правового режима, обусловливающего специфику взаимоотношения его сторон между собой и с третьими лицами.
--------------------------------
<133> Ср.: Schlechtriem P. Schuldrecht. AT. 
, 1994. Rn. 312; Esser J., Schmidt E. Schuldrecht. AT. Bd. 1. Heidelberg, 1993. S. 106; Fikentscher W. Schuldrecht. Heidelberg, 1991. Bd. 2. Rn. 360.
Такая область применения вещно-правовой защиты не может восприниматься как постулат, поскольку ее появление теснейшим образом связано как с историей становления и развития экономических отношений присвоения и товарообмена, так и с развитием юридической науки. Главным образом речь идет о развитии пандектного учения, опиравшегося не столько на римские основы, сколько на практические нужды товарооборота капиталистической формации.
Со сменой исторических типов и моделей экономических отношений в Древнем и Средневековом обществе связывается и изменение приоритетов в защищаемых правом интересах: то, что было выгодно римскому рабовладельцу, стало обременительно для средневекового европейского купца. Довольно наглядно данная особенность проявила себя в значении и защите фигуры добросовестного приобретателя имущества, отчужденного в его пользу неправомочным отчуждателем. На авансцену имущественного оборота вышел и гражданско-правовой договор как главный инструмент взаимоотношений товаровладельцев в имущественных отношениях, интересы участников которых требуют специальных способов защиты на случай правонарушений.
Представители германской пандектистики обращали внимание на то, что в гражданском праве существует общее требование о возврате имущества, сферы которого разделяются в обязательственном и вещном праве. Действие вещного требования о возврате вещи прекращает свое действие в том случае, когда владение спорной вещью основано на законном основании или непрекращенном обязательстве вернуть вещь ее собственнику - контрагенту по договору. Виндикационное требование в данном случае не является надлежащим способом защиты нарушенного права, а ответчик приобретает возражение против такого иска о правомочности и договорном характере владения спорным имуществом <134>.
--------------------------------
<134> См.: Oertmann P. Dingliche und 
// JhJ. Bd. 25. 1912. S. 45, 47.
В целом данные убеждения разделяет и современная германская цивилистика, виднейшие представители которой отмечают, что применение виндикационного иска в отношении владения, производного от воли собственника, не может быть оправдано, поскольку тем самым нарушается субъективная правовая связь контрагентов, а следовательно, и принцип автономии обязательственного права в целом <135>. Думается, той же логике последовали высшие судебные инстанции в п. 34 совместного Постановления Пленумов ВС РФ и ВАС РФ N 10/22, закрепив правило о том, что спор о возврате имущества, вытекающий из договорных отношений или отношений, связанных с применением последствий недействительной сделки, подлежит разрешению в соответствии с законодательством, регулирующим данные отношения.
--------------------------------
<135> См.: Baur F. Lehrbuch des Sachenrechts. 
- Berlin, 1966. S. 77; Schwab K.-H., Pruetting H. Sachenrecht. , 1994. S. 243; Raiser L. Eigentumsanspruch und Recht zum Besitz // Festschrift 
M. Wolff. , 1952. S. 123, 139; Schreiber K. Das 
. Jura, 1992. T. I: Vindikationslage, 
. S. 356, 358; Zeuner A. Zum 
zwischen Vindikation und Besitzrecht / Festschrift W. Felgentraeger. 
, 1969. S. 423, 424, 429; Gursky K.H. Die neuere 
Rechtsprechung zum Mobiliarsachenrecht. JZ. 1984. S. 604, 609.
Различия нарушений вещных и обязательственных субъективных прав проявляются не только по формальной определенности личности правонарушителя, кругу возможных ответчиков, но могут быть обнаружены в содержании самих правоотношений. В вещном праве правонарушение (лишение владения или узурпация правомочий субъекта вещного права) связано с вероломным вмешательством в осуществление вещного права лица, которое не связано с субъектом вещного права гражданско-правовой обязанностью <136>: всеобщая пассивная обязанность по ненарушению чужого вещного права, как мы считаем, не является гражданско-правовой. Кроме того, заявляемые исковые требования в защиту вещных прав необязательно должны быть связаны с правонарушением, совершенным ответчиком.
--------------------------------
<136> Данный вывод специально обосновывается в публикациях автора (См.: Синицын С.А. Всеобщая пассивная обязанность как признак абсолютного права // Законодательство. 2013. N 8).
Принципиально иная картина складывается при нарушении обязательственных прав. Во всех случаях здесь имеет место правонарушение (неисполнение или ненадлежащее исполнение) лежащей на контрагенте конкретной, как правило, предусмотренной договором гражданско-правовой обязанности, что влечет за собой применение гражданско-правовых санкций. При нарушении обязательственных прав наблюдается и отмеченный О.С. Иоффе ведущий признак гражданско-правовой ответственности: возникновение для правонарушителя дополнительных неблагоприятных последствий, вызванных совершением правонарушения и состоящих либо в замене обязанности, либо присоединении новой обязанности к ранее существовавшей <137>. Целесообразно учитывать договорное взаимодействие и взаимосвязь должника и кредитора: на основании положений договора или закона кредитор правомочен применять в отношении должника, оказавшегося в просрочке, меры оперативного воздействия, которые имеют важное стимулирующее и правоохранительное значение.
--------------------------------
<137> См.: Иоффе О.С. Ответственность по советскому гражданскому праву: дис.... докт. юрид. наук. Л., 1954. С. 19.
Специфика обязательственного правоотношения предполагает правовой режим взаимодействия должника и кредитора в обязательстве, чем обусловлены особенности рассмотрения споров об исполнении обязательств между субъектами, имеющими друг к другу взаимные гражданские права и обязанности, притязания. Неисполнение или ненадлежащее исполнение конкретной гражданско-правовой обязанности по договору представляет собой вид гражданского правонарушения.
Тем не менее, несмотря на кажущуюся простоту и бесспорность, нижеследующие материалы современной российской арбитражной практики не позволяют однозначно утверждать, что во всех случаях к отношениям сторон суды обоснованно применяют механизмы вещно-правовой защиты <138>. Справедливость этого замечания подтверждается, к примеру, при рассмотрении споров, вытекающих из арендных правоотношений. Так, суды кассационной инстанции нередко удовлетворяют заявленные арендодателем виндикационные иски к арендатору, не возвратившему по истечении срока договора арендованное имущество <139>. Юридическое существо взаимоотношений данных субъектов не может привести к предъявлению вещного иска, поскольку все основания для правильного разрешения возникшего конфликта лежат в плоскости обязательственного права. Согласно ч. 4 ст. 425 ГК РФ окончание срока действия договора не освобождает стороны от ответственности за его нарушение. Далее, в ст. 622 ГК РФ разъясняется, что при прекращении арендного правоотношения арендатор обязан вернуть арендодателю имущество, а если этого не произойдет, то последний сможет потребовать внесения арендной платы за все время просрочки. В свою очередь, руководствуясь диспозицией ст. 621 ГК РФ, логично предположить, что требование о возврате арендованного имущества правомерно в тех случаях, когда из материалов дела явно следует, что арендатор в письменной форме не уведомил арендодателя о желании воспользоваться своим преимущественным правом на заключение договора аренды на новый срок, а равно при выраженном несогласии арендодателя на продолжение с ним договорных отношений. Наконец, в целях непосредственного возврата индивидуально определенного имущества арендодатель должен обосновать свое требование ст. 398, а не 301 ГК РФ. Именно по этим причинам невозможно согласиться с проф. М.И. Брагинским, признающим за заказчиком право на истребование результата работы от подрядчика в виндикационном порядке <140> или с А.В. Коноваловым, смело говорящим об отсутствии препятствий для удовлетворения вещного иска в споре лиц, связанных договорным правоотношением <141>.
--------------------------------
<138> Правда, при этом нельзя не признать обоснованность вывода арбитражных судов, выработанного с учетом правовой позиции КС РФ (Постановление N 6-П от 21.04.2003 по делу о проверке конституционности положений п. п. 1, 2 ст. 167 ГК РФ), что в спорах об истребовании имущества, отчужденного самим собственником по недействительной сделке, виндикационный иск не применим (См.: П. 2 Обзора судебной практики по некоторым вопросам, связанным с истребованием имущества из чужого незаконного владения // Информационное письмо ВАС РФ. N 126 от 13.11.2008).
<139> См.: Постановление ФАС МО N КГ-А40/2479-01 от 23.05.2001 // СПС "КонсультантПлюс"; Постановление ФАС МО N КГ-А40/1640-01 // СПС "КонсультантПлюс"; Постановление ФАС ДО N Ф03-А51/97-1/459 // СПС "КонсультантПлюс"; Обоснование этой позиции может быть найдено и в теоретической литературе (См.: Амфитеатров Г.Н. Иски собственников о возврате принадлежащего им имущества. М., 1945. С. 8; Enneccerus I., Kipp T., Wolff M. Lehrbuch des Buergerlichen Rechts. Marburg, 1923. Bd. III. Sachenrecht. S. 290).
<140> См.: Брагинский М.И. Договор подряда и подобные ему договоры. М., 1999. С. 52.
<141> См.: Коновалов А.В. Владельческая защита в российском праве // Правоведение. 1998. N 4.
Таким образом, с учетом вышеизложенного можно сделать вывод о внедоговорном характере вещных исков, которые в силу данной характеристики не подлежат удовлетворению во всех случаях, когда истца и ответчика связывают длящиеся договорные связи, неисполненные обязательства по передаче вещи по ранее заключенным договорам.
Объектом вещного иска во всех случаях является индивидуально-определенная телесная вещь, принадлежащая субъекту активной легитимации на основании вещного права. Из буквального понимания сказанного следует, что нематериальные объекты гражданских прав, бестелесные вещи, телесные вещи, определяемые родовыми признаками, но не обособленные от схожих с ними вещей, защите вещными исками не подлежат. Основанием для такого вывода является в первую очередь ставший традиционным подход науки гражданского права, согласно которому объектом вещного права являются отдельные индивидуально-определенные телесные вещи, но никак не их совокупность. Дополнительным аргументом, вероятно, выступают трудности прежде всего практического плана в части идентификации утраченной истцом и находящейся у ответчика вещи.
Отсутствуют какие бы то ни было основания считать объектом виндикации бестелесные вещи, в том числе причислять к ним права на получение абстрактной ценности. Однако отметим, что эти представления являются, скорее, желаемыми, полагающимися на авторитет науки пандектного права, которой, конечно, не были известны запросы сегодняшней практической жизни. Категоричное отрицание виндикации нематериальных объектов сводится к догмам гражданско-правовой идеологии и никак не учитывает сложившейся законодательной основы и правоприменительной практики. В этих условиях такое отрицание является отрицанием очевидных сложившихся реалий, пусть и негативных и противоестественных в своем содержании. Складывающаяся ситуация в судебно-арбитражной практике многократно усиливается громкими указаниями Президиума ВАС РФ, вошедшими едва ли не повсеместно в его текущую практику при составлении Постановлений Президиума ВАС РФ на то, что "приведенное толкование правовых норм является общеобязательным и подлежит применению судами при рассмотрении аналогичных дел": отдельный казус и точечное судейское усмотрение, изначально ориентированное и привязанное к конкретным обстоятельствам дела, становится руководящим ориентиром для развития всей судебно-арбитражной практики по данной категории дел. Подобная практика изначально являлась порочной и не основанной на законе, поскольку ч. 2 ст. 13 Закона "Об арбитражных судах в Российской Федерации" в действовавшей редакции (утратила силу в связи со вступлением в силу ФКЗ от 04.06.2014 N 8-ФКЗ) устанавливала вполне определенное правило, что по вопросам своего ведения Пленум ВАС РФ принимает постановления, обязательные для арбитражных судов в Российской Федерации.
Установленный непосредственно законом правовой режим ряда бестелесных объектов гражданских прав (газа, энергии, доли в уставном капитале хозяйственного общества, бездокументарных ценных бумаг) de lege lata не препятствует возникновению права собственности на эти объекты, а в ряде случаев и предполагает возможность перехода права собственности на них, что актуализирует вопрос об условиях, пределах и порядке защиты права собственности на эти объекты.
Возникновению права собственности на бестелесные вещи формально не препятствуют законодательные дефиниции: ч. 1 ст. 209 ГК РФ называет правомочия собственника относительно принадлежащего ему имущества, а ч. 2 ст. 216 ГК РФ определяет объект вещных прав лиц, не являющихся собственником, имуществом, а не индивидуально-определенной вещью <142>. Практически значимое следствие этого законодательного допущения обнаруживает себя в легальной формулировке виндикационного иска (ст. 301 ГК РФ), где говорится о праве собственника истребовать свое имущество из чужого незаконного владения. Из буквального прочтения текста указанной нормы следуют три важнейших обстоятельства. Первое состоит в том, что право на предъявление виндикационного иска принадлежит только собственнику. Из этого следует, что законодательное предназначение виндикационного иска состоит в защите именно права собственности, а не любого титульного владения имуществом. Второе - что право на предъявление виндикационного иска может рассматриваться как субсидиарное правомочие собственника, следующее непосредственно из текста закона. Третье - что объект виндикации в силу закона не ограничен индивидуально-определенными телесными вещами, а охватывает имущество, принадлежащее собственнику: тезис о том, что понятие имущества шире понятия индивидуально-определенной телесной вещи, давно получил должное обоснование в литературе по гражданскому праву и не нуждается в специальном доказывании. Из сказанного следует, что действующее российское законодательство не замыкает круг возможных объектов виндикации только индивидуально-определенными телесными вещами.
--------------------------------
<142> В современных российских диссертационных исследованиях по объектам вещных прав обосновывается, что признаком объекта вещного права является "материальность и физическая обособленность" и "индивидуальная определенность", а "принудительное расширение вещно-правового режима и распространение его на имущественные права ("бестелесные вещи") невозможно в силу различий их естественных свойств"; "в отношении электрической энергии как объекта прав могут быть установлены только обязательственные, но не вещные права, значение которых заключается в наделении потребителя возможностью требовать бесперебойного обеспечения электрической энергией" (Бадмаева С.Ю. Объекты вещных прав в российском гражданском праве: автореф. дис.... канд. юрид. наук. М., 2008. С. 8 - 9, 19, 21). Трудность и незавершенность подобной интерпретации связываются нами с тем, что круг возможных получателей энергии совсем не должен замыкаться потребителями, а право требования бесперебойной подачи энергии характеризует только процесс надлежащего исполнения обязанности поставщика энергии, что не дает никаких представлений об энергии как объекте гражданских прав, как и о сущностном содержании права на энергию.
С.М. Корнеев указывал на то, что электроэнергия является "благом", выступает в качестве предмета договорных обязательств, "является социалистической собственностью". Ограничения использования электроэнергии в гражданском обороте связывались С.М. Корнеевым с ее физическими свойствами потребляемости, которые не позволяют считать ее предметом договора имущественного найма и осуществлять защиту права собственности на электроэнергию путем виндикации. Свойство потребляемости само по себе не может служить достаточной характеристикой вида имущества как объекта гражданских прав, поскольку многие объекты вещных прав отвечают свойствам потребляемости (мел, краски, костюм, банка с вареньем и др.) и их потребляемость не определяет принципиальную невозможность их виндикации. Тем не менее энергия и газ подчинены в силу прямого предписания закона вещно-правовому режиму; правильно было бы сказать, что газ и энергия являются вещами особого рода. Законодатель располагает нормы об энергоснабжении в главе 30 ГК РФ "купля-продажа", а ч. 1 ст. 454 ГК РФ предусматривает в качестве общего правового последствия купли-продажи прекращение права собственности на отчуждаемую вещь у продавца и возникновение права собственности на нее же у покупателя.
Сказанное актуализирует вопрос о пределах и способах защиты прав на энергию. Современная российская судебно-арбитражная практика приходит к выводу скорее о принципиальной возможности расширенного понимания объектов виндикации, чем к отрицанию такового. Коллегия судей ВАС РФ согласилась с обоснованностью выводов нижестоящих судов о невозможности истребования спорного газа из владения ответчика по договорному требованию в связи с недоказанностью возникновения самих договорных отношений, указав при этом на то, что виндикационного иска в отношении сжиженного газа истцом не заявлялось и судами поэтому рассмотрен иск из договора хранения (Определение ВАС РФ об отказе в передаче дела в Президиум ВАС РФ от 15.02.2010 N ВАС-1015/10 // СПС "КонсультантПлюс"). С нашей точки зрения, виндикационный и негаторный иски не могут использоваться в спорах, объектом которых выступает нематериализованная энергия, считаясь надлежащим способом защиты нарушенных прав.
Рассмотрим на других примерах целесообразность и практические последствия дозволений, следующих из ст. ст. 209, 301 ГК РФ.