А.А. Иерусалимская
// Проблемы хронологии памятников Евразии в эпоху раннего средневековья. / КСИА. Вып. 158. М.: 1979. С. 114-120.
Ткани, в первую очередь шёлковые, обладают в качестве датирующего материала рядом несомненных достоинств, а иногда даже преимуществ по сравнению с другими видами археологических находок.
Относительная недолговечность суживает границы бытования тканей — в особенности если это одежда — и делает их в этом смысле более надёжным датирующим фактором, чем, например, «долгоживущие» золотые монеты или драгоценные украшения.
Далее, особая роль шёлка в эпоху раннего средневековья, когда он приравнивался по стоимости к золоту, создает порой благоприятные условия для установления «родословной» некоторых знаменитых шёлковых тканей. Это не только помогает атрибуции данного шёлка, но и делает его как бы эталоном для других, близких по стилю и технике. Так, знаменитый византийский шёлк из Мозака с изображением конного императора, поражающего льва, был подарен Константином V Пипину Короткому, [1] пожертвовавшему его в собор святого Кальмина. Таким образом terminus ante quem этой ткани определяется датой кончины короля франков — 768 г., a terminus post quem — началом правления названного византийского императора (741 г.). Согласно сохранившейся монастырской документации, рака святого Ламберта в Люттихе была украшена в 705 г. (по другим сведениям — в 718 г.) целым ткацким куском характернейшего согдийского шёлка, [2] что опять-таки определяет дату terminus ante quem для этой и аналогичных ей тканей. Число подобных примеров могло бы быть увеличено.
Иногда датировке ткани (или даже целой группы тканей) помогают конкретные исторические события, связанные с её эпохой. Так, например, известно, что египетско-римский «город-люкс» Антиноя, из некрополей которой (беспорядочно раскопанных А. Гайе, вскрывшим за период с 1896 по 1902 г. почти без всякой фиксации 40 тыс. погребений) происходит множество простых и несколько десятков шёлковых фрагментов, был разрушен арабами в 640 г. и никогда более не возрождался. Поэтому типичный образец продукции Антинои, найденный на Северном Кавказе в Хасаутском могильнике (рис. 1), должен иметь, как и все другие ткани этого центра, в качестве terminus ante quem эту дату. С поправкой на возможную длительность «путешествия» этого фрагмента на Кавказ следует, по-видимому, всё же считать, что он очутился в погребении ещё в пределах VII в. (тем более что шёлк использован в одежде, а сохранность его не свидетельствует о длительной носке). Датировка этого шёлка оказывается единственным основанием возводить начало захоронений в Хасаутском могильнике к последней четверти — концу VII в.
|
|
Наконец, отдельные образцы средневекового ткачества (чаще всего не старше IX в.) содержат тканные надписи, иногда — с датой (ткань Кливлендского музея с куфической надписью 998 г.), иногда — с именами того или иного политического деятеля (шёлк Музея Виктории и Альберта с именем халифа Мервана, видимо Второго, 744-750 гг.); шёлк Лувра с именем правителя Хорасана Абу Мансура Бухтегина (верхняя дата — 961 г.); серия византийских шелков громадного раппорта с изображением львов и надписями Романа и Христофора (921-931), Василия и Константина (976-1025) и др. Наиболее ранний случай такого рода — шёлковая ткань из раки Мадельберты в Льеже, [3] в орнамент которой включена монограмма императора Ираклия (610-641). Датировка целой серии тканей, группирующихся но технико-стилистическим признакам вокруг этого шёлка, счастливым образом дважды взаимопроверяема: для проис-
|
|
(114/115)
Рис. 1. Шёлковый фрагмент из Антинои. Хасаутский могильник.
(Открыть Рис. 1 в новом окне)
ходящих из Антинои, как уже указывалось верхней датой является 640 г.; для происходящих из Панаполиса-Ахмима дату определяет находка аналогичной ткани в Астане с документом 643 г.
Во всех рассмотренных примерах имели место идеальные случаи твёрдой датировки тканей. Такие случаи, к сожалению, крайне редки, отчего и в хронологии раннесредневекового текстиля до сих пор существует множество противоречивых мнений и традиционных заблуждений. Порой отсутствие строгой научной методики приводит даже крупных специалистов в области прикладного искусства средневековья к самым фантастическим построениям. Упомянем лишь известного византиниста X. Вентцеля, [4] приписавшего недавно все европейские находки византийских тканей (в число которых попали не только византийские и главное — имеющие бесспорные основания для датировки их VII-VIII вв.) однократной исторической акции: замужеству византийской принцессы Теофано, ставшей в X в. женой императора Оттона. В угоду этой теории была предложена без всяких обоснований тотальная передатировка всего раннесредневекового текстиля. Одна и та же ткань в разных изданиях нередко фигурирует с датировками, отличающимися на два столетия, причем опять-таки без всяких доказательств.
|
|
Эта ситуация в значительной мере связана с тем, что перечисленные выше «достоинства» шёлковых тканей как датирующего материала оборачиваются подчас их «недостатками»:
1. Недолговечность тканей обусловила сравнительно небольшое количество сохранившихся во всем мире образцов, что создаёт обрывочный характер наших знаний и затрудняет создание типологических рядов (северокавказские находки являются в этом отношении уникальным явлением).
2. Высокая ценность шёлка привела к специфическим формам его существования в Европе, которое в сущности нельзя назвать «бытованием», но нарочитым сохранением в особых условиях и при особом отношении, что может значительно растягивать «срок жизни» того или иного экземпляра, не говоря уже о легендарных родословных, порождаемых такими своеобразными формами использования шёлка и дающих ещё больший простор для произвольных датировок.
Так, знаменитый византийский шёлк с «охотой Бахрама Гура» [5] датируется в пределах от VI до IX в. в зависимости от того, например, ориентируются ли исследователи на версию о том, что миланский экземпляр этого шёлка (из собора Сант-Амброджио) происходит из гробницы святого Амброзия (куда он был якобы помещён в VI в.), или на версию, что шёлк этот изначально, будучи ещё новым, украшал соборный алтарь работы Вольвиниуса 835 г. (так же как был новым другой вариант того же шёлка, использованный в качестве переплета Пражского Евангелия
(115/116)
Рис. 2. Шёлк «с сенмурвами» (деталь кафтана). Мощевая Балка.
(Открыть Рис. 2 в новом окне)
IX в.). Между тем особенности стиля и техники этой ткани чётко связывают её с памятниками конца VII — начала VIII в., чему соответствует и находка её в могильнике VIII-IX вв. Мощевая Балка, и типологическое место в ряду датированных европейских образцов. [6] При этом в любом случае почти век отделяет момент изготовления ткани — или первого из её вариантов — от использования её для Пражского Евангелия или в алтаре собора Сант-Амброджио. Что следует в таком случае предполагать: длительность ли использования или длительный выпуск тканей с этим изображением?
Ещё один пример: столь же известный, как только что описанный, «шёлк с сенмурвами» (из собора Сен-Ло) [7] был датирован VI-VII вв., исходя из сасанидских изображений — прежде всего одежды Хосрова II
(116/117)
на рельефе из Так-и Бостана. Шелка с этим сюжетом действительно ткались в сасанидском Иране — это не вызывает, разумеется, никаких сомнений. Однако, отождествление с ними шёлка из Сен-Ло оказалось несостоятельным: новые находки аналогичных тканей (рис. 2), [8] составляющих все вместе единую группу, бесспорно доказали, что все эти ткани изготовлены уже в постсасанидскую эпоху, не ранее VIII в. Сюжет этот продолжает существовать и в ещё более позднее время: давно известна очень эклектичная византийская ткань XI в., где он присутствует среди других (также «сасанидских») мотивов. [9] Недавно маленький фрагмент шёлка с сенмурвами найден в Шпейере, в гробнице Филиппа Швабского (XIII в.). [10] Мы сталкиваемся тем самым с основной проблемой, затрудняющей датировку раннесредневековых тканей (а следовательно, и использование их для хронологизации археологических комплексов), а именно, с фактом механического способа воспроизведения ткацкого рисунка на многоремизном станке, что создаёт возможность длительного существования каких-то типов узоров, а также передачи «во времени» и «в пространстве» готовых рецептур заправки станка. Это облегчало и возвращение старой моды на какие-либо сюжеты или орнаменты — правда, всегда исторически обусловленные.
В таких случаях, кроме скрупулезного стилистического анализа, на помощь может прийти исследование техники изготовления тканей. Так и в разобранном примере: фрагмент с сенмурвами из Шпейера оказался выполненным в технике «лампас», появившейся не раньше XI в. Анализ ткацкой техники вообще приобретает в последние годы всё большее значение, главным образом благодаря координирующим работам Международного центра по изучению древнего текстиля (CIETA) в Лионе. Существенная роль в этих работах принадлежит Г. Виалю, который успешно развивает предложенный ещё в 40-х годах нашего века Ф. Гюише метод реконструирования типов древнего станка на основании изучения ткацких ошибок. В результате выявлен ряд объективных критериев оценки того или иного образца, позволяющих расставить некоторые хронологические вехи в связи с появлением тех или иных усовершенствований в станке. Так, связанная с многоремизным станком техника «самит» возникает не ранее VI в.; приспособление, регулирующее работу бердо (создающее относительную стабильность размеров раппорта) — не ранее X в.; «лампасная» техника — с XI в. и т.д., вплоть до появления жаккардовой машины.
В этой связи следует, по-видимому, относиться с осторожностью к прямым отождествлениям реально сохранившихся тканей и изображений тканей на различных памятниках. В отношении тканей с сенмурвами этот метод привёл, как мы видели, к ошибке в одно или два столетия в датировке шёлка. В той же степени возможны и обратные ошибки — при датировке изображения на рельефе или фреске на основании ткани. Не имея возможности детально изучить изображённую ткань ни с точки зрения стиля, ни тем более в отношении техники, нельзя твёрдо сказать, например, изображена ли в Пенджикенте «ткань с пегасами» типа найденных в Антиное (как это, по-видимому, имеет место на фресках Афрасиаба), [11] или поздняя византийская копия таких шелков, известная по «краснофонной ткани с пегасами» VIII в. из Ватикана. [12]
Резюмируя всё изложенное, подчёркиваем, что мы не отрицаем возможность привлечения тканей в качестве датирующего материала вообще, но лишь излагаем все трудности, с которыми приходится при этом сталкиваться.
При обоснованной датировке, при учёте всей информации относительно обстоятельств находки (включая характер использования, степень изношенности и т.д.) ткань может порой играть весьма существенную роль при корректировке даты археологического комплекса.
Помимо «хасаутского» шёлка из Антинои, приведём в заключение ещё
(117/118)
Рис. 3. Фрагмент шёлка египетского производства. Верхнечирюртовский могильник.
(Открыть Рис. 3 в новом окне)
два примера, когда шёлковые ткани оказывают ощутимое влияние на датировку.
1. Шёлк египетского происхождения, декорировавший одежду из погребения 53 Верхнечирюртовского бескурганного катакомбного могильника (рис. 3), [13] принадлежит к рассмотренному выше типу «западных» шелков, для которых перекрёстными датировками установлена верхняя дата 640-643 гг. Учитывая, что ткань находилась в интенсивной и, видимо, длительной эксплуатации, этот хронологический рубеж следует, по-видимому, передвинуть на несколько десятилетий вперёд, отнеся вероятный период, когда ткань попала в погребение, к концу VII в. Факт этот в данном случае немаловажен, поскольку для других датирующих находок из этого могильника (золотых сасанидских и византийских монет середины VII в., позднесасанидских ложных перстней) [14] можно предполагать достаточно протяжённую дату. Полученная датировка может быть в известной степени распространена на большую категорию металлических изделий, встреченных с данной тканью или в сочетании с предметами этого комплекса и имеющих в то же время ясные соответствия в памятниках нижнего слоя Сууксу.
2. Погребальный инвентарь женского погребения из Мощевой Балки, очень стандартный для этого могильника (глиняный кувшинчик, деревянный ковш, плетёная шкатулка, железные тесло с рукоятью и ножик в ножнах, зеркало, типичный набор бус), [15] давал возможность лишь для широкой датировки VIII-X вв. Однако декорировавшие одежду ткани позволяют сузить датировку комплекса. Шёлковая ткань с орнаментом в виде трилистника (типа карточных «треф»), [16] почти распавшаяся, декорировавшая шапочку и диадему погребённой, принадлежит к той же группе византийско-египетского импорта, что и «верхнечирюртовская». Степень её изношенности свидетельствует о ещё более длительной носке и заставляет отнести её дату в этом комплексе, очевидно, уже к VIII в. Другой шёлк — с двойными секирами (в трёх вариантах) — украшал
(118/119)
Рис. 4. Инвентарь из погребения девочки. Мощевая Балка.
(Открыть Рис. 4 в новом окне)
шубу и платье погребённой. Эта ткань (согдийская или местная) принадлежит к числу наиболее распространённых на Северном Кавказе, что позволяет чётко представить типологию их орнамента и техники. Одна из наиболее поздних её разновидностей представлена мешочком из Эшкакона (IX в.). [17] Более близкий рассматриваемому типологический вариант ткани украшал платье из погребения девочки в Мощевой Балке (рис. 4), где встречены индикации византийских монет первой половины VIII в. По всей вероятности, шёлк из женского погребения датируется временем не позднее второй половины VIII в., а его прекрасная сохранность не свидетельствует о длительном использовании. Таким образом, дата рассмотренного погребения — по-видимому, конец VIII в. или, самое позднее, начало IX в.
Приведённые примеры показывают, что ткани могут оказываться достаточно надёжным хронологическим показателем, но лишь при условии критического отношения и всестороннего изучения.
(119/120)
[1] Музей истории тканей в Лионе. По другим данным, этот дар был приурочен уже к погребению Пипина Короткого. См.: Micheaux R., de. Le tissu de Mozac.— Bulletin de liaison du CIETA, n° 17, 1963; Falke O. Kunstgeschichte der Seidenweberei. Berlin, 1921, Taf. VIa. В дальнейшем читатель будет отсылаться именно к этому сводному изданию, как наиболее доступному.
[2] Льеж, музей Диозесан. Иерусалимская А.А. К сложению школы художественного шелкоткачества в Согде. — В кн.: Средняя Азия и Иран. Л., 1972, с. 10, рис. 2.
[3] Музей Диозесан, фрагменты — в Ватикане, Марбурге, Дюссельдорфе. Falke О. Kunstgeschichte..., Abb. 201; Volbach W.F. Il tessuto nell’Arte Antica. Milano, 1966, n° 53, 54.
[4] Wentzel H. Das byzantinische Erbe der Ottonischen Kaiser.— Aachener Kunstblätter, 43, 1972, S. 11-96.
[5] Иерусалимская А.А. Ткань с Бахрамом Гуром из могильника Мощевая Балка. — Труды ГЭ, V, 1961, с. 40-50.
[6] К середине IX в. один из образцов этого шёлка (из собора в Реймсе) был уже настолько ветхим, что его использовали в качестве набивки подушки святого Реми. См.: Bulletin de liaison du CIETA, n° 15, 1962, p. 48.
[7] Два фрагмента — в Лондоне и Париже. Библиографию см.: Иерусалимская А.А. Новая находка так называемого сасанидского шёлка с сенмурвами. — СГЭ, XXXIV, 1972, с. 11-15.
[8] В Реймсе (покров и уже упоминавшаяся подушка святого Реми; последняя — с вышитой надписью, определяющей в качестве поздней даты 852 г.), в Сан Сальваторе (Италия) и в Мощевой Балке (на террасе, не имевшей могил другого периода, кроме VIII-IX вв.). См.: Jeroussalimskaja A, Le kafetan aux simourghs du tombeau de Mochtchevaja Balka (Caucase Septentrional). — In: Studia Iranica, 1978, t. 7, f. 2, p. 183-226.
[9] Falke O. Kunstgeschichte..., Abb. 171, S. 24.
[10] Müller-Christensen S., Kubach H.E., Stein G. Die Gräber im Königschor. «Der Dom zu Speyer». — In: Die Kunstdenkmäler von Rheinland-Pfalz, Bd V. Deutscher Kunstverlag, 1972, S. 962, № 1511.
[11] См. об этом: Иерусалимская А.А. К сложению школы..., с. 38-40.
[12] Falke O. Kunstgeschichte..., Abb. 175.
[13] Иерусалимская А.А. Западные ткани на Дальнем Востоке. — В кн.: Культура и искусство Индии и стран Дальнего Востока. Л., 1975, с. 49.
[14] Путинцева Н.Д. Верхнечирюртовский катакомбный могильник. — В кн.: Материалы по археологии Дагестана, т. II. Махачкала, 1964.
[15] Раскопки Е.А. Милованова. Одежда передана в ГЭ, остальной материал — в школьном музее пос. Курджиново Урупского р-на.
[16] Абсолютно аналогичную см.: Иерусалимская А.А. Западные ткани..., с. 48, рис. 10.
[17] Кузнецов В.А., Рунич А.П. Погребение аланского дружинника IX в. — СА, 1974, № 3, с. 196-203.