В чьем присутствии ты уничтожаешься

И в чьем бытии ты сам существуешь?[162]

Подобным образом и христианские мистики на основании своего духовного опыта пришли к убеждению, что стремление видеть в Боге конкретное и буквальное существо только сбивает нас с истинного пути. «Если хочешь быть совершенным и свободным от греха, – говорил католический мистик Мейстер Экхарт, – тогда не веди пустых разговоров о Боге. Помимо того, тебе не стоит пытаться понять что-либо о Боге, поскольку Бог превышает всякое понимание. Учитель говорит: «Если бы у меня был Бог, которого я могу понять, я бы не считал его Богом». Если ты понимаешь что-нибудь о нем, он находится вне этого понимания, а поняв что-то о нем, ты впадаешь в неведение».[163]

Вывод мистиков достаточно ясен: Бог непознаваем по самой своей природе. Он не есть объективный факт или какое-то существо; на самом деле он есть само бытие, абсолютное недифференцированное единство, которое лежит в основе всего существования. Когда мы поймем эту истину, говорили мистики, все религии смогут соединить нас с этой более глубокой божественной силой. Если мы не понимаем этого и цепляемся за утешительные образы познаваемого Бога, наделенного свойствами личности, – радикальным образом иного относительно творения отдельного индивидуального существа, – мы преуменьшаем наивысшую реальность Бога и сводим его божественность к статуе маленького «глухого идола», которого Льюис так ядовито представил в своем стихотворении.

Мистики уверяют, что истинную природу Бога можно познать только в непосредственной мистической встрече. Объясняя это, Ивлин Андерхилл говорит: «Мистицизм в своем чистом виде есть наука о наивысшем, наука о единении с Абсолютом и ничего больше Мистик есть тот, кто достиг этого союза, а не тот, кто о нем говорит. Признак подлинного посвященного не в том, что он нечто знает, но в том, каков он есть ».[164]

Это не означает, конечно, что прочие люди не в состоянии оценить озарения мистиков. «Даже если мы неспособны пережить наивысшие состояния сознания, которых достигали мистики, – говорит Карен Армстронг, – мы можем узнать у них, например, что Бог не существует в примитивном смысле слова, или что само слово «Бог» есть лишь символ реальности, которая этот символ бесконечно превосходит».

«Признак подлинного посвященного не в том, что он нечто знает, но в том, каков он есть»

На протяжении веков о существовании такой реальности говорили только мистики. Наука по своей традиции отказывалась им верить, хотя наша работа позволяет думать, что в форме абсолютного единого бытия духовный союз, описанный мистиками по крайней мере не менее достоверен и не менее реален в буквальном смысле, чем любой другой опыт реальности. Нейробиологические и философские корреляты этого убеждения ясно показывают, что абсолютное единое бытие есть состояние наивысшего единения и полной недифференцированной целостности, такой план существования, где все различия исчезают и сравнения становятся невозможными. В абсолютном едином бытии нет никаких переживаний чего-либо, но это чистое и совершенное единство всех вещей – или единство ничто. Одна вещь не может существовать без другой, а потому индивидуальные существа и объекты не воспринимаются. Эгоцентричное Я здесь не может существовать, потому что оно лишено не-Я, с помощью которого себя определяло. Подобным образом Бога нельзя отделять от этого наивысшего единства, представляя его себе индивидуальным существом со свойствами личности – делая так, мы думаем о Боге, который не обладает абсолютной реальностью.

Такое восприятие абсолютной реальности требует, чтобы Бог стоял выше познаваемого существа, и ясно указывает на то, что все персонификации Бога представляют собой лишь символические попытки схватить недосягаемое. Это, однако, не означает, что представления о персонифицированном Боге бессмысленны или непременно неверны. Тот, кто переживает состояние абсолютного единого бытия, понимает, что тот Бог, которого мы можем познать, есть лишь отблеск высшей духовной реальности, подобно тому, вероятно, как один лучик света свидетельствует о славе солнца. В этом смысле любые воплощения Бога в форме персонификаций укоренены в восприятии более великой реальности, глубокой и тонкой, которая кажется уму реальной. В этой наивысшей реальности, лежащей за пределами материального существования и субъективных переживаний, все конфликты разрешены и важнейшие обещания всех религий осуществлены – страдания кончаются, единство и блаженство длятся вечно.

В книге «Мистическое сердце» Вейн Тисдейл, говоря о якобы неразрешимом конфликте между верой в Бога-личность и признанием существования безличной наивысшей реальности, писал:

Как примирить эти на вид конфликтующие представления? Я думаю, что в ближайшие годы мы придем к более адекватному взгляду на божественное – на то, что верифицирует мистический опыт, – и поймем, что сюда входит и личная, и тран сперсональная реальность. Бог есть любящее присутствие, он мудр, добр и милостив, и одновременно он же есть безличный принцип наивысшего состояния сознания, основа кармы, шуньяты, или пустоты, и нирваны. Это две стороны единого источника, две фундаментальные истины, два мистических понимания наивысшей тайны. [165]

Иными словами, различные воплощения Бога есть метафорические интерпретации одной и той же духовной реальности – реальности, которая переживается как абсолютное единое бытие. Когда мы понимаем, что любая специфическая концепция Бога представляет собой часть большого паззла, укорененного в мистическом понимании того, что наиболее реально по своей сути, тогда все религии становятся братьями и сестрами, все веры становятся истинными, а во всех воплощениях Бога можно найти реальность.

Но если мы отвергнем это критическое понимание, если мы будем цепляться за образ Бога, видя в нем в буквальном смысле познаваемое существо, отделенное от любой иной реальности и независимое от нее, тогда мы, в лучшем случае, останемся с таким Богом, которого Льюис называл «хромой метафорой», символами, «которые не могут быть тобой». В худшем же случае мы создадим себе Бога, который станет препятствием на пути к единению и состраданию и вместо этого поведет нас к разделениям и соперничеству.

Представления о Боге со свойствами личности в истории оказывали не только негативное влияние. В своей книге «История Бога» Карен Армстронг утверждает, что представление о таком Боге оставило глубокий позитивный отпечаток на европейской культуре. «Наделенный личностью Бог, – пишет она, – помогал монотеистам ценить священные и неотчуждаемые права человека и уважать человеческую личность. Таким образом, иудео-христианская традиция помогла Западу прийти к либеральному гуманизму, который сегодня для него так дорог».

Однако тот же самый Бог-личность может стать для людей источником великих неприятностей. Она продолжает:

[Такой Бог] может быть просто идолом, созданным по нашему собственному образу и подобию, проекцией наших ограниченных потребностей, страхов и желаний. Мы можем думать, что этот Бог любит то, что нам нравится, и ненавидит то, что мы ненавидим, а это только укрепит наши предрассудки, вместо того чтобы побудить нас их преодолевать. Нам может казаться, что Бог не предотвратил какую-то катастрофу или даже желал, чтобы случилась трагедия, и потому мы можем считать его черствым и жестоким. Если нам легко принять мысль о том, что бедствия происходят по воле Бога, мы начнем соглашаться с такими вещами, с какими крайне важно не соглашаться. Сам тот факт, что Бог-личность имеет пол, также ставит перед нами границы: это означает, что мы считаем священной сексуальность половины всего человечества за счет женщин, и такое представление может нарушать равновесие в людских установках, касающихся отношения между полами, и порождать в этих отношениях неврозы. Поэтому Бог с личными свойствами представляет для людей опасность. Вместо того чтобы призывать нас к преодолению границ, эта «личность» может хвалить нас за то, что нам удобно жить в наших тесных рамках; такой Бог может сделать нас жестокими, равнодушными и самодовольными, то есть отчасти подобными ему (как мы его себе представляем). Вместо того чтобы наполнять нас состраданием, что должны делать все развитые религии, эта «личность» способна научить нас судить, проклинать и отвергать других людей. [166]

Бог, описанный Армстронг, есть Бог охоты на ведьм, инквизиции, священных войн, нетерпимого фундаментализма и бесчисленного множества иных форм религиозных преследований, которые верующие всегда совершали в твердой уверенности в том, что Бог все это одобряет. Право совершать подобные преступления основано на идее, что наш Бог есть единственный Бог, а наша религия – единственный и исключительный путь к истине. И тогда избранный Богом народ считает, что он имеет право или даже обязан противостоять «врагам Божиим», которых такие верующие считают менее святыми и в меньшей мере людьми, поскольку те не разделяют их буквалистской веры.