Содержание
Введение
1. Сущность субъективного состава международного права
1.1. Содержание международной правосубъектности
1.2 Международно-правовое признание как институт права
Заключение
Список используемой литературы
Введение
Международное право - это система юридических норм, регулирующих межгосударственные отношения в целях обеспечения мира и сотрудничества.
Под межгосударственными отношениями понимаются, прежде всего, отношения с участием государств, межгосударственных организаций и государство подобных образований, таких, например, как нация, борющаяся за создание собственного государства, вольный город.
Таким образом, изучения вопроса о субъектах международного права является ключевым при изучении дисциплины международного права. Именно поэтому я считаю выбранную тему «Субъекты современного международного права» актуальной для изучения.
В данной работе рассматривается - понятие субъектов международного права, Содержание международной правосубъектности и т.д.
Во второй части работы раскрывается понятие международно-правового признания, его значение для международный отношений, содержание конститутивной и декларативной теории признания, анализируются виды и формы признания, юридические и политические критерии, которыми пользуются государства в ходе признания новых государств и правительств.
1. Сущность субъектного состава международного права
Содержание международной правосубъектности
Субъекты международного права — это международные личности, способные иметь международные права, нести международные обязанности и обеспечивать защиту своих субъективных прав через обращение в международные судебные институты. В науке международного права существует три мнения на понятие «субъект международного права». Первое — это участник международных правоотношений и уже далее обладатель международных прав и обязанностей. Второе — это носитель международных прав и обязанностей. Третье — в совмещенном варианте показывает субъектов международного права в аспекте способности участвовать в международных отношениях. Рассмотрение субъекта международного права в аспекте участника международных правоотношений представлено авторитетным мнением А.Н.Талалаева (Международное право. Учебник / Талалаев А.Н., Тункин Г.И., Шестаков Л.Н. и др. М., 1999, с. 89 —91), коллектива ученых в их совместных трудах (Международное право. Учебник / Под. ред. Ю-М. Колосова, Э.С. Кривчиковой. М., 2000, с. 77; Международное право. Учебник для вузов Г.В. Игнатенко, В.Я. Суворова, О.И. Тиунов и др. Под. ред. Г.В. Игнатенко. М., 1995, с. 49).
Обозначение субъекта международного права в плане носителя и обеспечителя международных прав и обязанностей мы находим в монографии В.М. Шуршалова (Международные правоотношения. М., 1971, с. 44 — 81), а в аспекте собственно носителя в книге И.И. Лукашука (Международное право. Общая часть. М., 2000, с. 309) и в совместном учебнике по международному праву под редакцией В.И. Кузнецова («Международное право» М., 2001, с. 42). Определение субъекта определенного права в плане способности участвовать в международных отношениях дано СВ. Черниченко (Международное право. Учебник. Под ред. Е.Т. Усенко, Г.Г. Шинкарецкой. М., 2003, с. 59-70).
Наука и практика современного международного права свидетельствуют в пользу рассмотрения понятия «субъект международного права» именно в аспекте лица (образования), способного иметь международные права, нести международные обязанности и обеспечивать защиту своих субъективных прав через обращение в международные судебные учреждения. Представленный вывод подтвержден авторитетом Международного суда. Конкретно речь о консультативном заключении суда от 11 апреля 1949 г. в деле о возмещении за ущерб, понесенный на службе ООН. В порядке констатации следует считать научно и практически обоснованной (из всех имеющихся в российской науке) позицию В.М. Шуршалова, который обозначает субъект международного права не просто как носитель международных прав и обязанностей, но и как создатель и обеспечитель права (указ. соч., с. 53 — 56). Просто быть носителем международных прав и обязанностей или просто участником международных правоотношений — этого недостаточно, чтобы считаться субъектом международного права. В международном праве не всякий носитель прав и обязанностей является, как справедливо отмечает В.М. Шуршалов, одновременно и сувереном, и создателем норм права, и гарантом их соблюдения. В то время как субъект международного права — это всегда создатель и их защитник от нарушений, субъект международных правоотношений не имеет правотворческих и правозащитных способностей. Представленная теоретическая конструкция авторитетного российского ученого по соотношению понятий «субъект международного права» и «субъект международного правоотношения» целиком верна и правильно отражает науку и практику современного международного права.
Таким образом, при констатации сущности понятия «субъект международного права» надо проводить грань между, с одной стороны, участниками международных правоотношений и носителями международных прав и обязанностей, а с другой — лицами, способными иметь международные права и обязанности и, далее, обеспечивать защиту своих субъективных прав в судебно-арбитражном порядке.
Традиционно в субъектный состав современного международного права, как он обозначается в российской науке международной юриспруденции, включаются государства; международные организации; народы (нации), борющиеся за независимость и создание собственного суверенного государства в порядке реализации права на самоопределение. Индивид рассматривается не как носитель международного права, а как носитель международной правосубъектности в параметрах признания его самостоятельного международно-правового статуса.
Государства справедливо определяются как основные и первичные субъекты международного права. Сущность основного субъекта международного права государства приобрели в силу своего суверенного качества, независимости во внешних делах и верховенства на всем протяжении территории государства, его морского и воздушного пространства.
Постановочно государство определяет себя через суверенитет власти государства; покрываемую государством территорию на суше и море; заселяющее государство население.
Государства, обладающее качеством неотъемлемого суверенитета, юридически равнозначны. В рамках современного международного права государства строят свои отношения друг с другом на основе принципа суверенного равенства. «Организация (ООН) основана на принципе суверенного равенства всех ее Членов» — записано в п. 1 ст. 2 Устава ООН. Устанавливая принцип суверенного равенства всех государств, современное международное право через констатацию фактического различия между государствами — членами мирового сообщества создает надлежащие условия (Устав ООН, Статут Международного суда) для равноценного участия всех без исключения государств в процессах выработки международного права, его применения и обеспечения. Органом по обеспечению международного права в современном сообществе государств является Международный суд ООН. И он открыт для представления ему дел для рассмотрения всеми государствами мира на равнозначной юридический основе.
Устанавливая положение, согласно которому суд открыт для государств-участников (ст. 35), Статут Международного суда определяет, что государства — участники Статута могут в любое время заявлять, что они признают без особого о том соглашения, ipso acto, в отношении любого иного государства, принявшего такое же обязательство, юрисдикцию Суда обязательной по всем правовым вопросам (ст. 36).
Обозначение возможности принятия юрисдикции Суда конкретно по «правовым» вопросам носит по общему признанию науки и практики международного права исключительно формальный характер. Не проводя различия между правовыми и неправовыми спорами, международное право через запрет non-liquet предписывает востребованность судебного урегулирования любых могущих возникнуть споров между государствами. Международное право как целостная и законченная система права создает (через Международный суд) оптимальные условия для разрешения любого спора, переданного ему сторонами. Международный суд как орган международного правосудия не может отказаться вынести решение за отсутствием или неясностью подлежащей применению нормы права (ст. 11 Образцовых правил арбитражного процесса). Независимость государств во внешних делах в сочетании с принципом суверенного равенства позволяет всем государствам участвовать в юридически равноценном режиме во всех процессах нормопроизводства, правоприменения и обеспечения, осуществляемых в рамках ООН и вне организации. Постановление Постоянной палаты международного правосудия от 7 сентября 1937 г. по делу «Лотус» (между Францией и Турцией), согласно которому международное право регулирует отношения между суверенными и независимыми государствами, носит постановочный характер в международном правопорядке. Правило par in parem non habet imperium — равный не имеет власти над равным себе, — проявляясь через принцип суверенного равенства государства, создает нормальные условия для мирных, упорядоченных на основе права взаимоотношений.
Международные организации обоснованно рассматриваются как второстепенные и производные субъекты международного права. Второстепенные потому, что основными субъектами международного права выступают государства. Такими признаками, какими обладает государство (суверенитет, независимость во внешних делах и верховенство власти на определенном пространственном протяжении территории), международные организации, разумеется, себя не характеризуют. Отсюда и результат — второстепенный субъект международного права. Будучи таковыми, международные организации в логичном порядке не имеют собственной воли. Заключая договоры с государствами в соответствии с положениями Венской конвенции 1986 г. о праве международных договоров между государствами или между международными организациями, они не проявляют свою собственную волю (которой нет), а осуществляют свою компетенцию, которой они наделены по Уставу. Международная правосубъективность международной организации, подтвержденная Международным судом в консультативном заключении 1949 г. по делу о возмещении ущерба, понесенного на службе ООН, на практике проявляет себя в компетенции. В.М. Шуршалов, вполне обоснованно отвергая факт наличия у международной организации собственной воли, логично сводит всю проблему к компетенции. Концептуальная схема соотношения воли и компетенции международной организации показана В.М. Шуршаловым действительно убедительно в части доводов показательно фактически. По своему содержанию, констатирует В.М. Шуршалов (указ. соч., с. 61—62), воля международной организации сводится к компетенции, которой наделяются организации ее членами. И далее уже конкретно уточняется: к обязанности точно, в соответствии с учредительным актом, выполнять волю создателей международной организации. Общий вывод авторитета российской международной юриспруденции логичен и однозначен: организации не имеют своей собственной суверенной воли. Международные организации обладают конкретной компетенцией и на них возложена обязанность выполнять ту действительно суверенную волю, которой обладают государства как суверенные носители этой воли. Осуществляя свое свободное волеизъявление через учредительный акт международной организации, государства создают личность по обслуживанию своих собственных интерес именно через эту конкретную организацию. Представленные выводы по линии соотношения суверенной воли государств — учредителей международной организации и причин создания организации, природы компетенции, задач организации всецело подтверждаются в консультативном заключении суда, когда он говорит, что учреждение ООН являлось кульминационным моментом протяжении всей истории международного права, когда его развитие определялось потребностями международной жизни. Это самое важное: создание в июне 1945 г. международной организации цели и принципы которой зафиксированы в ее Уставе, явилось результатом совместной заинтересованности всех государств мира и определялось «потребностями международной жизни». В аспекте возложения на международную организацию соответствующих задач в консультативном заключении суд говорит о данном организации поручении по выполнению «определенных функций» и возложении на нее сопутствующих этому обязанностей и ответственности. И здесь предметно упомянуть о наших теоретических выводах, подкрепленных убедительной аргументацией В.М. Щуршалова (о наличии у международной организации не собственной воли, а именно компетенции): суд говорит о том, что в порядке выполнения международной организацией возложенной на нее обязанности и ответственности государства «наделили ее компетенцией, необходимой для эффективного выполнения этих функций».
Тем самым мы обозначили, что международные организации имеют компетенцию и отнюдь не собственную волю. И отсюда вытекает другой логический вывод. Юридическим обоснованием правоспособности (компетенции) международной организации является именно суверенная воля государств. Заключение логически вытекает из всего уже сказанного. И подтверждено со всей убедительностью В.М. Шуршаловым (указ. соч., с. 68). Возложение на международную организацию «определенных функций» сделано во исполнение свободного волеизъявления самих ее учредителей.
Сказанное отнюдь не говорит, что международная организация является просто «слугой» государства, выполняя по потребности любые его желания. В рамках принятых по Уставу обязательств государства несут определенные обязательства перед мировым сообществом, на которые надо время от времени обращать внимание самих государств-учредителей. И здесь международная организация в полной мере показывает свой международно-правовой статус. В консультативном заключении Международного суда 1949 г. так прямо и сказано: «Практика — в частности заключение конвенций, в которых Организация является стороной, — подтвердила такую правовую природу Организации (речь идет о правоспособности ООН отправлять свои функции и выполнять возложенные по Уставу цели и задачи), занимающей в определенных отношениях обособленное от своих членов правовое положение и обязанной напоминать им в случае необходимости об их обязательствах.» Вывод очевиден и обоснован. Международная организация (здесь — это ООН) при всем ее «второстепенном характере» является самостоятельной международно-правовой личностью со своей собственной международной правоспособностью и в параметрах признанной за ней международной правосубъектности обеспечивает выполнение со стороны государств-учредителей обязательств по Уставу.
Далее, в развитие общего понятийного содержания международно-правового статуса международных организаций следует сделать такой констатирующий вывод. Не являясь субъектом международного права, международные организации выступают на мировой арене как производные субъекты. И это потому, что международные организации возникают не сами по себе и являются и результатом правотворческой деятельности государств. Подписав Устав ООН 26 июня 1945 г., государства создали такую универсальную международную организацию, как Организация Объединенных Наций. На согласительной основе учреждаются и другие международные организации.
Будучи второстепенными и производными субъектами международного права, международные организации обладают международной правосубъектностью, которая имеет прямо функциональный характер.
Народы (нации), борющиеся в порядке реализации права на самоопределение за национальную независимость и создание собственного суверенного государства, по всем признакам права и справедливости совершенно обоснованно показывают себя субъектами международного права. Постановочно это считается так, поскольку здесь присутствует потенциально новое государство со всеми уже обозначенными признаками суверенитета, независимости во внешних делах и верховенства власти на всем пространственном протяжении государства. В основе права борьбы народов (наций) за независимость лежит общепризнанный принцип самоопределения, вехами становления его в качестве такового являются 1945 г., 1960 г., 1966 г. и 1970 г.
Подписанный в 1945 г. Устав ООН закрепил принцип равенства и самоопределения народов в своем тексте. Это — постановления ст. 1, 55, 73 Устава ООН, а также вся гл. IX Устава ООН.
Принятая 14 декабря 1960 г. Генеральной Ассамблеей ООН Декларация о предоставлении независимости колониальным странам и народам записала: «все народы имеют право на самоопределение, в силу этого права они свободно устанавливают свой политический статус и осуществляют свое экономическое, социальное и культурное развитие».
Разработанные ООН и принятые в 1966 г. два пакта о правах человека (Международный пакт о гражданских и политических правах и Международный пакт об экономических, социальных и культурных правах) закрепили в текстах обоих пактов идентичные положения. Так, во исполнение права всех народов на самоопределение они «свободно устанавливают свой политический статус свободно обеспечивают свое экономическое, социальное и культурное развитие» (ст. 1). В том, что касается борьбы народов за независимость, записано требование «поощрять осуществление права на самоопределение и уважать это право» (ст. 3).
Принятая 24 октября 1970 г. Генеральной Ассамблеей ООН Декларация о принципах международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества между государствами, в соответствии с Уставом ООН включает в свой текст принцип равноправия и самоопределения народов, который был обозначен как внесший существенный вклад в современное международное право.
Реализовав свое неотъемлемое право на самоопределение, колониальные народы обрели государственность и стали полноправными членами ООН. Так, Декларация тысячелетия от 8 сентября 2000 г. была подписана 191 государством, принявших участие в Саммите нового тысячелетия (Нью-Йорк, 6 —8 сентября 2000 г.)
Статус индивида в параметрах субъектного состава современного права в доктринальном плане проявляет себя по-разному. Так, в ряде коллективных монографий (Международное право. Учебник. Под ред. В.И. Кузнецова. М., 2001, с. 57; Международное право: Учебник. Под ред. Ю.М. Колосова, Э.С. Кривчиковой. М., 2000, с. 86.) говорится, что индивиды не могут являться субъектами международного права. И.И. Лукашук (указ. соч., с. 26 — 30), солидаризуясь с мнением Ю.М. Колосова (Некоторые вопросы международного права / Сов. гос. и право. 1990. № 11. С. 89), вполне убедительно применяют к статусу индивида понятие дестинатора международного права. В конечном итоге И.И. Лукашук вполне обоснованно говорит о невозможности признания индивида субъектом международного права, поскольку это вполне повлекло бы за собой изменение самой природы этого права. Доводы авторитетного представителя российской науки убедительны.
Международное право регулирует отношения суверенных субъектов, наделенных всеми атрибутами власти, чего нет, разумеется, у индивидов. Параллельно с этой вполне обоснованной позицией в российской науке международного права присутствует понимание того, что индивид стал субъектом международного права. Выступая с такой позиции, признанный российский ученый — автор многих работ по правам человека — В.А. Карташкин представляет предметную аргументацию в пользу своего понимания проблемы (Права человека в международном и внутригосударственном праве. М-> 1995, с. 100). В этом же направлении высказывается Н.В. Захарова (Индивид – субьект международного права//Сов.гос.право.1989- № 11- С- 112 —118) и коллектив авторов в современном труде «Международное право: Учебник / Г.В. Игнатенко, В.Я. Суворова О.И. Тиунов и др. Под ред. Г.В. Игнатенко. М., 1995, с. 76. Так, конкретно показывается самостоятельный международно-правовой статус личности, свидетельствующий о его специфической международной правосубъектности.
В особом плане представлено мнение авторитетнейшего российского ученого В.М. Шуршалова (указ. соч., с. 56, 76 — 80). Автор убедительно доказывает, что индивиды могут быть субъектами международных правоотношений. Соизмеряя этот вывод с обоснованным заявлением В.М. Шуршалова о том, что в международном праве не каждый носитель прав и обязанностей (субъект правоотношения) является одновременно и сувереном, и создателем норм права, и гарантом их соблюдения, мы склонны констатировать следующее. Индивиды как носители определенных международных прав и обязанностей выступают в качестве субъектов конкретных, предметно обозначенных международных правоотношений.
Тот факт, что, например, российские граждане во исполнение ст. 46 Конституции РФ могут с целью защиты своих прав и обязанностей обращаться в международные судебные институты, отнюдь не свидетельствует об их признании в качестве субъектов международного права. Такая возможность создана в силу ратификации Россией Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г. Как носители международных прав и обязанностей (по Конвенции 1950 г.) граждане РФ выступают в качестве субъектов конкретных международных правоотношений, упорядоченных в рамках международного сотрудничества России в области прав человека. Позитив накопленного опыта позволяет российским гражданам успешно реализовывать свой юридический статус в качестве субъектов правоотношений по линии прав человека.
Содержание международной правосубъектности четко и однозначно показано в консультативном заключении Международного суда от 11 апреля 1949 г. по делу о возмещении за ущерб, понесенный на службе ООН. Здесь присутствуют все три обозначенных Критерия: 1) способность иметь международные права; 2) способность нести международные обязанности; 3) способность обеспечить свои субъективные права через международные судебно-арбитражные инстанции. В Консультативном заключении 1949 г. предметно говорится о способности обладать международными правами и обязанностями и способности утверждать свои права путем выдвижения международно-правовых требований.
Конкретное обозначение сущности субъективного состава международного права и показ содержания международной правосубъектности ориентирован на активизацию участия всех субъектов международного права в международных отношениях и предметно — в нормотворческом, правоприменительном и правообеспечительном процессах.
Международно-правовое признание как институт права
Признание — это односторонний акт государства, посредством которого государство принимает определенную фактическую ситуацию, существование какого-либо организма, специального статуса, определенное изменение, которое произошло в международных отношениях. В сжатом виде признание включает принятие государством любого факта или ситуации, которые происходят в его отношениях с другими государствами. И уже в рамках этой широкой конструкции института признания присутствует признание государств, правительств, воюющей или восставшей стороны.
Признания в трактовке признания государства, правительства, воюющей или восставшей стороны не покрывают всех аспектов института признания. Как отдельный институт, признание включает в себя признание любых изменений в международном правопорядке, которые могут затрагивать, а могут и не затрагивать непосредственным образом данное государство. Признание имеет принципиально важное значение в процессе обычного нормопроизводства, где через проявление согласия на обязательность того или иного обычая он после длительной единообразной практики государств становится международной обычно-правовой нормой. Международные судебно-арбитражные органы всегда и везде подтверждали в своей практике именно широкое понимание института, а не просто признание государства, правительства, воюющей или восставшей стороны. Достаточно привести два примера, когда суд констатировал признание в одном случае через активное юридически значимое поведение, а в другом — как следствие пассивного поведения при обстоятельствах невыступления с актами протеста в определенные временные рамки. Так, в решении Постоянной палаты международного правосудия по делу о Восточной Гренландии от 5 апреля 1923 г. суд констатировал факт признания
Норвегией принадлежности спорной территории Дании. В основе признания была декларация министра иностранных дел Норвегии. Международный суд в своем решении от 18 декабря 1951 г. по делу о рыболовстве сделал заключение, о молчаливом признании Великобританией норвежской системы прямых исходных линий для установления границ исключительных прав на рыболовство.
Конкретная практика международных судебно-арбитражных органов подтверждает востребованность рассмотрения признания как отдельного института права именно в широком концептуальном плане. И далее, уже в развитие общих теоретических построений по предмету признания, идет рассмотрение отдельных его элементов уже в аспекте применения института признания в отношении государства, правительства, восставшей или воюющей стороны.
Вопросы, связанные с международным признанием, являются предметом исследования и пристального внимания многих юристов-международников как у нас в стране, так и за рубежом. Несмотря на обилие литературы по данному вопросу, ее анализ показывает неразработанность отдельных важных проблем международного признания. Так, проводя различие между видами международного признания (признание государств, правительств, воюющей и восставшей стороны), юристы в своем большинстве упускают, что акты признания применяются не только при констатации, признании государства, правительства или восставшей стороны. Анализ признания должен осуществляться в более широком плане: признание в качестве одностороннего юридического акта государства применимо не только в отношении государств, правительств, воюющей или восставшей стороны, но в отношении любых изменений, могущих иметь место в международном правопорядке. Общее определение признания, в отношении которого существует большее или меньшее согласие всех авторов, таково: признание представляет собой проявление односторонней воли государства, посредством которого субъект международного права констатирует данную ситуацию или определенную претензию какого-либо государства и выражает волю рассматривать их как соответствующие праву.
Всякое волеизъявление государства предполагает, что субъект права, проявляющий определенную волю, должен иметь в виду определенный объект или конкретную ситуацию. При этом данный объект должен быть законным. Выполнение этого требования обеспечивает действительность любого юридического акта, в том числе и акта признания. В настоящее время современное международное право определяет границы акта признания с учетом необходимости соблюдения императивных норм jus cogens. В этой связи является недопустимым признание факта или ситуации, которые противоречат норме jus cogens. А если акт признания в нарушение нормы jus cogens все-таки имел место, то декларация о признании в этом случае признается недействительной erga omnes (перед мировым сообществом в целом) и тем самым лишается возможности вызывать какие-либо правовые последствия. Положения ст. 53 Венской конвенции о праве международных договоров 1969 г. применимы с учетом специфики акта признания.
Объект в акте признания играет весьма определенную роль, так как волеизъявление в акте признания, будучи связанным с конкретной ситуацией, предполагает прежде всего его констатацию. А так как, с одной стороны, признание должно иметь свой объект, а с другой стороны, должна быть осуществлена констатация этого объекта, то поэтому невозможно, чтобы признание имело в качестве своего объекта несуществующую ситуацию. В этом случае признание не создавало бы свой объект, а просто констатировало его существование.
Таким образом, для акта признания присущи ограничения как юридического характера (необходимость соответствия нормам международного права и соответственно недопустимость нарушения норм jus cogens), так и чисто материального характера (необходимость существования данной фактической ситуации, которая становится объектом признания).
В связи с тем, что акт признания сам по себе не в состоянии создавать свой объект, а предполагает его существование и тем самым выполняет роль констатирующего фактора, признание обладает декларативным характером. То, что признание в его качестве волеизъявления государства влечет за собой определенные международно-правовые последствия, не может придавать ему конститутивный характер. Если бы это было так, то акт признания покрывал бы собой какой-либо порок, присущий признаваемой фактической ситуации.
Однако этого не происходит. Субъект акта признания лишается возможности сослаться на данный порок (недействительность в какой-либо форме признаваемого объекта) в будущем, чтобы освободиться от обязательных последствий для него, вытекающих из акта признания. Таким образом, акт признания обладает относительным характером, что, помимо прочего, подтверждается практикой Международного суда.
Таким образом, акт признания содержит два отличных друг от друга элемента: первый состоит в констатации объекта признания в его различных формах, а второй — в наличии намерения рассматривать данный объект как законный.
В одностороннем юридическом акте проявление воли является непременным условием (conditio per quam) международно-правовых последствий.
Акт признания, будучи направленным на создание соответствующих международно-правовых последствий, представляет собой акт намерения.
Определяя акт признания, как и любой юридический акт, в качестве акта намерения, было бы полезным узнать, придает ли международное право последствия внешнему волеизъявлению государства, находящему свое содержание в акте признания, или в так называемой реальной воле субъекта акта признания. В этом случае исходят из гипотезы, что здесь отсутствует тождественность между внешним проявлением воли и внутренним ее содержанием. Ответом на поставленный выше вопрос может служить справедливое мнение подавляющего числа юристов-международников о том, что международное право придает международно-правовые последствия всякому одностороннему юридическому акту, включая, разумеется, и акт признания, с учетом внешнего содержания волеизъявления.
Таким образом, предполагается, что последствия акта признания ясно желаемы субъектом права в той мере, в какой они выражены в этом акте. Как отмечается доктриной международного права, определение одностороннего характера акта осуществляется с учетом факта, что проявление воли одного субъекта права само по себе достаточно для наделения международным правом данного волеизъявления соответствующими последствиями.
Это определение, охватывая в целом основной элемент проблемы односторонности волеизъявления государства, оставляет вне поля зрения некоторые неразрешенные вопросы. Так, можно вполне справедливо поставить вопрос о том, какова, например, природа проявления воли, включенного в международный договор, которое, будучи взято отдельно, само по себе, способно производить те же последствия, что и договор. Применительно к акту признания эта проблема имеет важное значение, тем более по ней в доктрине международного права нет единой точки зрения.
В этом плане возникает вопрос: должно ли признание определенной ситуации, являющееся объектом конвенционного положения, рассматриваться тем не менее как односторонний юридический акт? Подобное признание, данное в конвенции или договоре может в действительности обладать теми же последствиями, что и признание, сделанное на основе односторонней декларации. В том и другом случае речь идет о проявлении воли всего одного субъекта права, который этим проявлением констатирует определенную ситуацию и выражает намерение рассматривать как соответствующую праву.
Между тем, как в том, так и другом случае имеет место признание на основе конвенционного акта.
В доктрине международного права, в частности в российской доктрине международного права, (Признание в современном международном праве / Под ред. Д.И. Фельдмана. М., 1975. С. 58), высказывалось мнение, согласно которому признание может вызывать правовые последствия только при наличии проявления воли в форме согласия со стороны другого государства. Тем самым ставится под сомнение возможность того, что признание в форме волеизъявления одного государства способно вызывать правовые последствия точно так же, как и признание, облеченное в форму конвенционного акта. Между тем, как уже отмечалось выше, признание, принимающее форму одностороннего волеизъявления государства, которое направлено на признание каких-либо изменений в международном правопорядке как соответствующих праву, вполне может существовать в качестве самостоятельного института международного права.
Таким образом, признание может быть облечено как в форму одностороннего юридического акта, так и в форму конвенционного акта. В зависимости от того, каким способом оформлено признание, и зависит его юридическая характеристика. Эта точка зрения подтверждается обширной международной судебной практикой. Постоянная палата международного правосудия, а впоследствии Международный суд ООН в процессе судебных разбирательств придавали серьезное значение и учитывали возможные юридические последствия поведения и актов какого-либо одного государства, направленных на признание изменений в международном правопорядке как соответствующих международному праву. Очень важно, что международные судебные инстанции учитывали и признание в форме конвенционного акта и волеизъявление одного государства, направленное на молчаливое или явно выраженное знание как законных соответствующих изменений в международном правопорядке.
В зарубежной доктрине международного права выдвигалось мнение, согласно которому международно-правовые последствия признания (признание определенных изменений в международном правопорядке как соответствующих праву) в силу его одностороннего характера остаются без изменений даже при отсутствии ратификации договора, включающего в себя признание.
Однако признание в данном случае уже не является односторонним актом, а, будучи включенным в договор, приобретает конвенционный характер. Помимо этого, нам представляется неверным утверждение о том, что отсутствие акта ратификации договора со стороны государства, осуществившего на основе этого документа признание, никак не влияет на это последнее.
Договор, являясь согласованным документом между участвующими в нем государствами, требует для вступления в силу ратификации. Поэтому проявление воли государства не в форме ратификации ясно свидетельствует о нежелании государства признать те или иные изменения в международном правопорядке.
Что касается первоначального признания, выраженного, например, при акте подписания договора, то оно остается без каких-либо последствий для сделавшего его государства. Этот вывод подтверждается практикой Международного суда ООН. Так, в деле о праве на дипломатическое убежище Международный суд в противовес заявлению Колумбии, согласно которому Перу признало принцип права на дипломатическое убежище, будучи одним из государств, подписавших в 1933 г. в Монтевидео соответствующую Конвенцию, заключил, что отсутствие ратификации этой Конвенции со стороны Перу свидетельствует о непризнании указанного выше принципа. В деле о континентальном шельфе Северного моря Международный суд заключил, что ФРГ не признала принцип эквидистанции при разграничении континентального шельфа в силу того, что она не ратифицировала Конвенцию 1958 г. О континентальном шельфе, хотя ранее подписала е