Записано со слов Марии Алексеевны Грохольской, бывшей узницы концлагеря Вассершенке в городе Хемниц.
Грохольская Мария Алексеевна родилась в 1939 году в Калужской области в деревне Скориново. Корни её рода происходят от поляков. Ей было четыре года, когда фашисты приехали на мотоциклах в их деревню. Первое, что они сделали, выгнали людей на улицу, не велели ничего брать с собой, а дома сожгли. В справке, выданной Центральным Архивом России написано: «Грохольская Мария Алексеевна была вывезена насильственно немецко-фашистскими войсками в августе 1943 г в Германию, где находилась по апрель 1945 года в лагере номер 285. Освобождал их 4 Украинский фронт. Компрометирующих материалов на них нет». Б ыло объявлено, что они пешком пойдут в Германию. Марии было тяжело идти, и мама, Грохольская Ефросинья Максимовна, всю дорогу несла её на руках. Рядом плелась двенадцатилетняя сестра Нина. Она несколько раз порывалась выбросить буханку хлеба, так она устала. Тётя, сестра отца тащила перину, на которой всей семьёй трое взрослых и двое детей отдыхали во время небольших остановок. Однажды фашист сбил Нину своей машиной. Девочка не могла идти, и он её посадил на телегу. У неё сильно разболелась рука. Медицинскую помощь никто не оказал. В течение трёх месяцев всех пленных гнали этапом в Германию. Было холодно и постоянно хотелось есть. Их определили в концлагерь Вассершенке в городе Хемниц.
Заключённые в лагере делились на четыре группы.
1)«Политические» – противники режима. Их отправляли на самые тяжёлые работы. 2) «Представители низших рас: цыгане и евреи». Они подвергались физическому истреблению. 3) «Уголовные преступники». 4) «Неблагонадёжные для Германии», к ним относились такие, как Мария, Нина и их родители.
Мама и папа, Грохольский Алексей Степанович, работали на железной дороге. На работу они шли, как на войну. Много узников погибло под колёсами поездов, так как было много путей, и люди не успевали вовремя сойти с рельсов. Нина работала на кухне. Однажды она принесла из столовой варёный картофель для Маши. Малышку спрятали под одеяло и велели молча съесть картошку, чтобы никто не видел. За такой поступок фашисты могли убить Нину. Кормили всех баландой из брюквы. В праздники детям давали пудинг. Взрослые удивлялись: как только дети едят такую гадость. Объяснение было одно: дети были голодные и рады были всему. Как-то раз Нина пришла заплаканная и рассказала, что взяла брюкву из мусорного ведра, а немец избил её плёткой. Девочка сказала, что запомнила его на всю жизнь. Заключённые находились в летних бараках. Спали на четырёхъярусных нарах. Бывало так, что ночью сверху стекала моча. Сменной одежды не было. Утром шли в сырой одежде и обуви. Рано утром взрослые уходили на работу, дети оставались в бараке одни. Единственная игра у них была «Пережегнуть» - перешагнуть. Дети ложились на полу, и водящий должен был перешагивать, не задевая лежащих детей. Поздно вечером возвращались с каторжной работы взрослые, холодные, голодные. У большинства из них ноги были опухшие, больные. Когда люди умирали, их трупы складывали в конце барака. Утром покойников уносили. Однажды дети отковыряли замазку в окнах. Взрослые быстро восстановили замазку, пока фашисты не заметили, боялись, что накажут всех детей. Местные жители приносили пленным ненужную одежду и обувь. Мария Алексеевна вспоминает эти моменты с благодарностью. Дети вытягивали руки из сетки и просили у немецких женщин еду. Те украдкой подкармливали детей. Настал долгожданный день освобождения пленных из концлагеря. Мария Алексеевна надолго запомнила этот день. Освободили пленных воины 4 Украинского фронта и подошедшие американские солдаты. Американцы бросали в толпы пленных конфеты. Маша плакала и просила у освободителей хлеба: «Дайте мне килограмм хлеба. Я есть хочу. Не нужны мне конфеты»! – кричала шестилетняя девочка. Мария и вся её семья видели зарево пожара, когда горел город Дрезден.
После освобождения из плена семья Грохольских решила вернуться на Родину. Там оставались родственники: бабушка, дядя и тётя, но у них в доме было очень тесно. Решили отправиться в Брест, там тоже были родственники. Но, и там не нашлось свободного места, пришлось ютиться на кухоньке. Машин папа построил шалаш из веток. Надо было искать жильё, начинались холода. Папа нашёл землянку и решил постелить в ней полы, но местная власть не разрешила занимать землянку. Недалеко от Бреста на станции Жабинка папа стучался в каждую дверь, чтобы пустили пожить, пока холода закончатся. Нина ходила по домам, побиралась. Все ей отказывали, говоря: «Иди дальше, Бог подаст». Только один раз подали милостыню – одно яйцо. Ефросинья Максимовна ходила к поездам и собирала всё, что выбрасывали из окон поезда, что можно было есть. Однажды она подобрала кусок сальтисона. Это был праздник. Кусок поделили всем на маленькие кусочки. Семья не жила, а существовала, стучались к небогатым, надеясь, что их поймут, им посочувствуют, но их не хотели понимать. От отчаяния постучались в ворота зажиточного крестьянина по фамилии Пасенюк. Он, не мешкая, впустил не известных ему людей, накормил, выделил лучшую комнату и запретил своей жене раскрывать рот. Было ясно, что бывших пленных нигде не жаловали. В семье Пасенюк своих детей было трое. Грохольские прожили много месяцев у добрых людей. Папа из картофельных очисток выбирал глазки и сажал на огороде, который ему выделил Пасенюк, Маша всегда ходила с папой на огород и просила у отца работу. Он шагами отмерял ей небольшой клочок огорода, и Маша полола картошку. А мама вырастила пшеницу. Хозяин уговаривал, чтобы Алексей (отец Марии Алексеевны) оставался у него. Вместе они построят себе дома, обзаведутся домашним скотом и заживут спокойной жизнью. Но, в это время началась вербовка в Кёнигсберг. Желающим уехать, давали подъёмные деньги. На эти деньги семья Грохольских купила корову. За корову требовалось отработать семь лет в совхозе Канаш, бывшая Восточная Пруссия.
Вдруг пришло письмо от сестры Алексея. Она звала на станцию Львовская Подольского района в Подмосковье. Не раздумывая, Грохольские всё продали и поехали на Львовскую. Нине становилось всё хуже и хуже, при ходьбе приходилось опираться на палочку. В тридцать лет она слегла и пролежала двадцать лет. В пятьдесят - она умерла.
От себя скажу: до сих пор Мария Алексеевна боится вслух произносить слова: концлагерь, пленные, фашисты. Она, пока рассказывала мне о своей жизни в плену, постоянно плакала и проклинала войну. Мария Алексеевна сейчас чувствует себя не очень хорошо, ноги болят. За ней ухаживает её дочь Елена Ивановна. Очень добрая, заботливая женщина. Доброго вам здоровья, милые женщины!
25.09.2020г.