Александр К. Золотько
Покер на костях
авторский текст https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=157740
«Золотько А.К. Покер на костях»: Фолио‑АСТ; Харьков; 2001
ISBN 966‑03‑1474‑4
Аннотация
Александр Золотько – признанный мастер боевика, автор жестких, по‑современному динамичных криминальных романов, представляет авторскую версию своего нового произведения – роман «Покер на костях»..
Александр Золотько
Покер на костях.
Преамбула.
В кабинете их было десять человек. Раньше они никогда не собирались таким составом и, не исключено, никогда больше не соберутся. Их не связывало ничего, кроме цели, хотя и цель у каждого из них была своя. Просто на какой‑то отрезок времени векторы их интересов совпали.
Они вовсе не были союзниками, эти десятеро, собравшиеся в слабо освещенном кабинете вокруг стола, как не были они и врагами. Все они великолепно знали и всегда выполняли правило старой английской дипломатии – у них не было ни постоянных друзей, ни постоянных врагов, только постоянные интересы.
Даже в этот момент, когда они, дружески поздоровавшись друг с другом, рассаживались вокруг массивного дубового стола, где‑то далеко, за пределами кабинета, их деньги, их люди, их организации вели между собой непримиримую борьбу. Никому из них даже в голову не пришло предложить перемирие на время переговоров. Они – серьезные деловые люди.
За столом сидели равные. Не было ни председателя, ни обслуживающего персонала. Никто не потрудился представиться, никто не стал объявлять повестку дня. Десятеро знали ее.
Слишком много времени и усилий заняла подготовка встречи. Слишком много людей пришлось устранить в ходе этих предварительных переговоров. Курьеры использовались не больше одного раза, консультанты имели право сделать не больше одной консультации.
К началу встречи не существовало ни одной страницы и ни одного файла, касающихся причин, целей и даже самого факта встречи.
О самой встрече знали только десятеро сидящих за столом и их охранники, разместившиеся вокруг здания. Но охранники тоже были одноразовыми.
– Как я понимаю, ни у кого не возникло возражения относительно кандидатуры исполнителя? – спросил один из десяти, сидевший спиной к камину.
То, что разговор начал он, вовсе ничего не значило. Кто‑то все равно этот разговор начал бы через секунду.
– Деньги на счет тоже поступили ото всех, – констатировал тот, что сидел справа от заговорившего первым.
– И никто не хочет внести никаких дополнений в первоначальный план, – полуутвердительно, полувопросительно сказал третий.
– Странная у нас получилась комбинация, – с легким смешком произнес четвертый, – заказчик не знает ни кто, ни как, ни где конкретно.
– Лично мне достаточно знать, что это будет. И то, что это произойдет в течение года.
– От года до полутора лет, – поправил говорившего сосед слева.
– Мне всегда было интересно, что может сделать профессионал, не ограниченный ни средствами, ни моралью. Чистый эксперимент, если хотите.
Трое из десяти засмеялись.
Остальные остались невозмутимыми.
– С самого начала мы договорились, что никто из нас не сможет остановить начатое… – произнес один из молчавших.
– Тогда давайте начинать, – сказал заговоривший первым. Он протянул руку к клавиатуре компьютера и нажал на клавишу «Энтер».
На экране высветилась иконка с сообщением о выполнении операции. Потом экран погас.
Все, кто собрался в кабинете, были людьми серьезными и волевыми. Пожалуй, ничто в мире не могло повергнуть их в трепет. Но даже они несколько секунд молча сидели после того, как заранее заложенная программа уничтожила в компьютере всю информацию.
Они не прощались, вставая из‑за стола. Они знали, что даже если кому‑нибудь из них придется увидеться, они никогда не заговорят об этом вечере и об этой встрече.
Потому, что не было этой встречи. Потому, что все десятеро в этот вечер находились в разных частях света.
И если что‑то произойдет за следующие год‑полтора, то никто из десяти к этому отношения иметь не будут. И никто из этих десяти не чувствовал себя преступником.
И никто из этих десяти не чувствовал себя обязанным остальным девяти хоть чем‑то. Более того, минимум четверо из десяти рассматривали результаты встречи, как очень удобное средство борьбы друг против друга.
Для всех десяти это было похоже на азартную игру. На чистый эксперимент, если хотите.
Часть первая.
Глава 1.
20 октября 1999 года, среда, 21‑00, Москва.
Кабинет был освещен только настольной лампой. Ее свет четко очерчивал круг на письменном столе. Посреди круга, словно посреди цирковой арены, лежал лист бумаги, заполненный печатным текстом.
– Похоже, у нас есть повод радоваться, – ровным голосом сказал человек, сидевший за письменным столом.
Словно боясь обжечься, он кончиками пальцев чуть подвинул лист бумаги от себя, в сторону собеседника.
– Похоже, – спокойно ответил тот.
– Только похоже, Миша…
– Только похоже, Виктор Николаевич.
– Никогда не замечал, что у меня в кабинете такое услужливое эхо, – недовольным тоном сказал Виктор Николаевич.
– Это не эхо такое услужливое, – сказал Михаил, – это я. Лицо его терялось в полумраке кабинета, но в голосе Виктор Николаевич почувствовал невеселую улыбку.
– В чем‑чем, а на этом грехе мне вас ловить не доводилось.
– А на каком доводилось? – спросил Михаил.
– Не нужно демонстрировать свою безгрешность, Миша, это раздражает всех, тем более начальство. Тем более! – пальцы Виктора Николаевича снова тронули лист бумаги. – Вы понимаете, что это значит?
– Вы имеете ввиду этот листок?
– Я имею ввиду эту информацию. Вы себе ясно представляете, что значит вот это? – на этот раз Виктор Николаевич взял листок в руки.
– Если верить тому, что здесь написано – нас «заказали».
– Что? – несколько недовольным тоном переспросил Виктор Николаевич.
– Нас. «Заказали». – раздельно произнес Михаил. – Как принято это в криминальном мире. Кто‑то выложил деньги, а кто‑то принял заказ.
– Я никогда не замечал в вас склонности к черным шуткам.
– Это не черные шутки, это, извините за пошлый каламбур, черная реальность. Если верить тому, что здесь написано.
– А вы склонны этому не верить?
– А я склонен этому верить, к сожалению. Прежде чем прийти к вам, я навел некоторые справки.
– Где, если не секрет?
– Какой может быть секрет от прямого и непосредственного начальства. Никаких секретов. То есть, абсолютно. Я от вашего имени дал указание аналитикам и «регистратуре». Кроме этого я задействовал «Спектр».
– Вы так серьезно это восприняли, что рискнули использовать «Спектр» без высочайшего соизволения? – в голосе Виктора Николаевича мелькнуло не раздражение, а, скорее, усталое удивление. Он слишком высоко ценил интуицию своего подчиненного, и слишком хорошо знал его скептицизм. – Миша, вы меня удивляете. Такое чувство, что вы решили полностью загубить свою карьеру.
– Не полностью, Виктор Николаевич, а окончательно. Еще никому на свете не удавалось частично загубить карьеру.
– Ну, это, Миша, уже почти хамство!
– Извините, Виктор Николаевич, просто очень сильно болит голова. Очень‑очень сильно.
– Сколько часов вы спали после получения этого? – руки Виктора Николаевича аккуратно вдвое свернули лист бумаги.
– Слишком много внезапно оказалось работы.
– Двое суток… – констатировал Виктор Николаевич.
– Трое. Еще сутки до прихода сообщения. И, кстати, чуть не забыл, информацию эту я получил по каналам «Спектра», так что имел полное право по тем же каналам ее и проверить.
– И что показала проверка?
Михаил тяжело вздохнул, и в круге света показалась синяя пластиковая папка:
– Прошу.
– Невозможно обойтись без эффектов! – пробормотал Виктор Николаевич, открывая папку. – Однако! Сколько накопали!
– Девяносто три страницы, согласно приложенной описи. Все – в единственном экземпляре. Печатал лично я, ленту с пишущей машинки уничтожил. Саму машинку уничтожить не решился, по причине ее принадлежности к казенному имуществу.
– Хорошо, хорошо, – рассеяно похвалил Виктор Николаевич, явно не расслышав, что именно сказал Михаил.
Виктор Николаевич читал быстро, аккуратно переворачивал листочки в папке левой рукой. Пальцы правой постукивали по крышке стола.
Михаил откинулся на спинку стула и помассировал переносицу. Он действительно сильно устал за трое бессонных суток. Теперь нужно было только немного подождать. Ровно столько, сколько понадобится Виктору Николаевичу на знакомство с содержимым папки.
Виктор Николаевич хмыкнул, перелистнул назад несколько страниц. Потом захлопнул папку. Помолчал.
– Как вы сказали, Миша? Нас «заказали»?
– Да.
– Беру назад свои замечания насчет черного юмора. Извините.
– Не за что. Я и сам не сразу поверил.
– Не сразу поверил, – задумчиво повторил Виктор Николаевич, – а что теперь делать мне? Что прикажете делать? Подготовить официальный рапорт о том, что кто‑то нанял кого‑то для проведения акции, или целой серии акций против России. Сообщить, что кто‑то решил объявить войну целому государству. Не другое государство, не группа государств, не партия, ни религиозное движение, а просто кто‑то… Это действительно может быть воспринято как шутка. Как глупая черная шутка… Сколько человек из потенциальных исполнителей уже могло быть задействовано?
– Все. Могли быть задействованы все. Россия, Украина, Белоруссия, пардон, Белорусь, Прибалтика… Вся территория бывшего СССР. Достоверно подтверждена активность более пятидесяти человек, стоявших у нас на учете.
– Активность…
– Они вышли из‑под контроля. Исчезли. И так, и так мы бы получили информацию о такой активности, только без первоначальной информации нам пришлось бы долго ломать голову над причиной такой суеты.
– А тут нам, значит, кто‑то помог… Кстати, ваши предположения насчет источника информации?
– Не знаю. Честно – не знаю. К нам информация попала через русскую мафию в Венгрии. Через…
– Стоп, можно я угадаю? – остановил Михаила Виктор Николаевич.
– Уже угадали. Это наш давний друг господин Зимний. Сейчас он в Будапеште, передает самые наилучшие пожелания. К нему информация поступила в виде запечатанного пакета с сопроводительной запиской. Зимний утверждает, что конверт не вскрывал. Я ему верю.
– Неординарный способ связи…
– Более чем.
– Может быть, с Зимним есть смысл поговорить немного подробнее?
– Я не думаю, что попытка выявить источник информации нам что‑нибудь конкретное даст. Нужно искать исполнителя.
– Исполнителей. Вы сами сказала о пятидесяти…
– Извините, оговорился. Нужно искать субподрядчика. Того, кто принял заказ. И вот его найти будет особенно трудно.
Виктор Николаевич припечатал ладонью папку:
– Это похоже на бред. Это нереально. Невозможно, ни за какие деньги невозможно террористическими методами сломать целое государство. Пусть даже такое издерганное, как наше. Пусть даже такое нелепое… Никто не сможет надежно перекрыть всю страну. Господи…
Михаил промолчал. Все это он уже успел обдумать за последние двое суток.
– Это невозможно! – повторил Виктор Николаевич. – Или вы думаете иначе? Никто и никогда такого не мог осуществить…
– Просто никто не пробовал, – сказал Михаил.
– Ладно, Миша. Что вы предлагаете предпринять?
– Во‑первых, предупредить Президента. Через Премьера, естественно. Еще раз напомнить об усилении бдительности. Тут можно ничего нового не объяснять, тут чеченцы нам немного помогли. В‑третьих, не все из тех, кто ушел из‑под нашего контроля, на самом деле исчез. Слава Богу, не лаптем щи хлебаем. Двоих мы готовы брать в любую минуту, еще четверых обложим в течение суток. Только…
– Что только? – быстро переспросил Виктор Николаевич.
– Сопредельные государства. В первую очередь – Украина. Сами знаете, «Спектр» «Спектром», а суверенитет врозь. Тем более, что у них там в самом разгаре выборы президента. И им, скорее всего, наши игры в «сыщики – разбойники», мягко говоря, покажутся неинтересными.
– С Украиной я попытаюсь договориться, – сказал Виктор Николаевич, – завтра к вечеру. Вы тем временем, аккуратно возьмите тех, кого сможете, и очень быстро и интенсивно выясните у них механизм вербовки, характер задания, ну, и так далее… И обязательно пошлите кого‑нибудь в Будапешт к Зимнему. Нельзя отказываться от малейшего шанса. Лучше всего – пару человек.
– Степень информированности? – сухо и по‑деловому спросил Михаил.
– Минимальная. Приехать, выяснить подробности и сообщить нам.
– Есть.
– А вам лично, Михаил, я приказываю поспать. Не менее десяти часов. Вопросы?
– Знаете, кем я хочу быть? – мечтательным голосом спросил Михаил.
– Кем?
– Генералом. Лучше – генерал‑лейтенантом, – вы только представьте себе – сижу я в своем служебном кабинете, заваливаю несчастного подчиненного приказами, а потом, напоследок, приказываю ему еще и поспать… Я был бы очень душевным генерал‑лейтенантом.
– А пока вы очень молодой и дерзкий подполковник, дорогой Михаил. И если будете так дерзить генерал‑лейтенантам – никогда не станете даже полковником. И не нужно прикидываться сиротой казанской. Я более чем уверен, что выполнение всех моих указаний вы уже подготовили и только ждали отмашки. Так?
– От вас ничего невозможно скрыть. Я иногда просто теряюсь. Я не готовил только поездку в Будапешт. Не предусмотрел. Виноват.
– Или не хотите попусту гонять своих людей. Вы очень трудный подчиненный, Михаил. Хорошо, к Зимнему поедут не ваши люди, а кто‑нибудь из парней Игоря Петровича. Не каждый день его ребятам выпадает заграничная командировка. Я сам поговорю с Игорем Петровичем. А вы, Михаил, отправляйтесь спать!
– Слушаюсь! – бодро ответил Михаил вставая. – Разрешите идти?
– Разрешаю. Только…
– Что? – быстро спросил Михаил.
– Если вы попытаетесь не выполнить мой приказ, я вас оставлю ночевать в управлении. Если будет нужно – прикажу накачать химией.
– Не нужно химии, я сам.
– И последнее, перестаньте делать из начальства болвана. Вы ведь с самого начала решили, что в Будапешт должны ехать люди из контрразведки. Так?
– Так. А еще это был контролируемый недостаток. Нужно же и начальству дать возможность проявить бдительность. Разрешите идти?
– Идите.
Михаил демонстративно щелкнул каблуками и вышел.
Виктор Николаевич еще раз задумчиво постучал пальцами по папке. Улыбнулся. Странные отношения сложились у него с Михаилом. Мало кто из знакомых Виктору Николаевичу генералов стал бы терпеть подобные выходки от подчиненных.
Но и мало кто из известных Виктору Николаевичу подполковников могли бы сравниться с Михаилом в профессионализме.
Виктор Николаевич открыл папку. Прежде чем связываться с Премьером, нужно было все еще раз внимательно изучить. Вхождение Премьера в политику не отменило его профессиональных навыков.
21 октября 1999 года, суббота, 19‑30, Киев.
– Почему именно ко мне? – спросил собеседник неожиданно.
Говоривший осекся. Он как раз собирался перейти от преамбулы к основной части своего короткого монолога, и фраза: «Решили обратиться к вам» должна была прозвучать еще только через пару минут.
– Простите?
– Вы вот‑вот должны были сказать нечто вроде «обратиться к вам», поэтому я решил немного сократить время нашей беседы.
– Да. – Говоривший неловко кивнул и бросил быстрый взгляд в угол переполненного кафе.
– Что «да»?
– Я действительно хотел сказать…
– Вот и говорите, – посоветовал собеседник, – и не надо переглядываться со своими людьми, а то я начну неприлично крутить головой и пытаться рассмотреть, кто же там прячется в сутолоке и дыму.
– Сергей Сергеевич…
– Можно просто – Сергей. Кстати, если бы вы представились мне хоть каким‑нибудь именем, вам и самому было намного проще со мной общаться. Или вам не дали по этому поводу указаний? Да не пяльтесь так мне за плечо! Давайте будем называть вас Брониславом?
– Почему Брониславом?
– Ну не Васей же вас звать, в самом деле? К тому же такое имя как‑то отбивает всякую охоту искать уменьшительно‑ласкательную форму. Броник, или как? – Сергей Сергеевич откровенно развлекался, рассматривая человека, сидевшего напротив.
– Хорошо, пусть будет Бронислав, Сергей…
– Просто Сергей. Мы с вами почти одного возраста.
Бронислав повертел шеей, воротник рубашки начинал ему мешать.
– Вы вообще непозволительно тянете время в беседе. И напрочь выпустили инициативу из рук. Вот сейчас, вместо того, чтобы диктовать мне свою волю, вы совершенно беспомощно барахтаетесь в моих словоизлияниях. Согласны?
– Да, но…
– Вот вы еще и умудрились согласиться с моим, по большому счету, оскорбительным заявлением. Знаете что, Бронислав?
– Что?
– Во‑первых, никогда не отвечайте на подобные вопросы подобным образом. «Знаете что?» – «Что?». Нужно было либо совершенно уйти от ответа, например, промолчать. Или по‑хамски ответить «Знаю» или «Не знаю», в зависимости от обстановки. Знаете что, Бронислав?
– Э‑э…
– Уже лучше. Значительно. Теперь дальше. – Сергей перелил остаток пива из бутылки в бокал и отхлебнул, – Переговоры вы вести совершенно не умеете. Вместо того, чтобы взять меня за шкирки и вытряхнуть из меня нужную вам реакцию, вы лихорадочно вспоминаете, что вам по этому поводу говорил ваш шеф…
– Какой шеф?
– Лучше молчите, Бронислав. Лучше молчите. Вы только что сообщили мне, что хорошо знаете где я работаю и чем именно занимаюсь. Это указывает на хорошую осведомленность тех, кто вас ко мне послал. А что, нельзя было дальше сообразить, как именно я отреагирую на ваши вялые попытки меня шантажировать? Я ведь и сам, в какой‑то мере, в этом специалист. Так что, Бронислав, чтобы не подставлять вас перед работодателем, я, пожалуй, возьму режиссуру нашей с вами беседы в свои руки. Иначе я сейчас встану и уйду, и вам снова придется меня вызванивать и разыскивать.
– Знаете, Сергей…
– Знаю. А вы Бронислав, не сходите с ума. Вы уже сообщили мне, что у вас есть на меня компромат и ко мне – предложение. Я верно понял суть вашего выступления?
– Верно.
– Я сознаю, что компромат у вас, судя по вашему первоначально наглому виду, достаточно веский. И, судя по всему рисунку вашей речи, рано или поздно вы должны были мне его предъявить. Опустим словесную рутину и перейдем к созерцанию компромата. Он у вас наверняка с собой. И, скорее всего, в конверте. Я жду.
Бронислав вытащил из внутреннего кармана пиджака носовой платок и отер лоб. Медленно сложил платок несколько раз и сунул его назад в карман.
– Если вы настаиваете…
– Я вот сейчас возьму и обижусь.
– Ладно. – Из бокового кармана пальто Бронислав вынул плотный конверт и протянул его через стол Сергею.
– Мне задержать руку при передаче конверта, – спокойно спросил Сергей, – или ваш человек и так успеет меня сфотографировать?
Бронислав промолчал.
– Как знаете, – Сергей открыл конверт и не торопясь перелистал несколько машинописных листков. Потом внимательно посмотрел на фотографию, прикрепленную к тексту.
В кафе, и без того шумном, включили музыку, поэтому Бронислав не сразу расслышал, что именно сказал Сергей, вкладывая листки обратно в конверт.
– Что?
– Впечатляет, – чуть повысив голос сказал Сергей. – Даже очень впечатляет. Что дальше? Или вы просто хотели похвастаться своей информированностью?
Бронислав забрал конверт, брошенный Сергеем на стол, аккуратно положил его обратно в карман пальто:
– Нам нужно, чтобы вы…
– Вы сами‑то знакомы с содержимым конверта?
– Да.
– Тогда вы должны были понять, что все это… – Сергей указал пальцем на карман собеседника, – произошло только по одной причине. Мне нужны деньги. Из страха, простите, я работать не намерен. Вы готовы обсудить со мной финансовые детали? Или вас не уполномочили?
– Это вы будете обсуждать не со мной. Сейчас мы с вами вместе выйдем на улицу и немного покатаемся в машине.
– Рад, что вы снова вернулись на хорошо отрепетированную стезю сценария. Вот что даже с посредственным актером может сделать хорошее знание текста, – Сергей отодвинул бокал и встал из‑за стола.
Бронислав торопливо вскочил.
– Спокойнее, Броник, – наклонившись к его уху, сказал Сергей, – я никуда не бегу.
Они прошли к выходу. На крыльце Сергей щелкнул зонтиком:
– И где наша машина?
Бронислав покрутил головой.
Из висящих в воздухе мелких дождевых капель выдвинулся лиловый «форд».
– Садитесь, – решительно сказал Бронислав и открыл перед Сергеем заднюю дверцу. Свет в салоне не загорелся.
На заднем сидении уже кто‑то сидел.
– Добрый вечер, – вежливо сказал Сергей, закрыл зонт и сел в машину.
Бронислав торопливо сел на переднее сидение, возле водителя. Машина тронулась.
Молчал Сергей, молчали его попутчики.
Бронислав несколько раз оглянулся через плечо на Сергея.
Машина свернула с освещенного проспекта, немного попетляла по переулкам, наконец, насколько смог рассмотреть Сергей, выехала к Днепру, где‑то за городом и остановилась.
Бронислав снова оглянулся на заднее сидение.
– Где вы откопали такого некомпетентного и нервного типа? – ни к кому конкретно не обращаясь спросил Сергей.
– А сейчас вообще трудно найти толкового исполнителя, – чуть хрипловатым голосом сказал тот, кто сидел на заднем сидении. – Особенно на разовое мероприятие.
– На разовое мероприятие… Тогда понятно.
– Сергей Сергеевич Петров, майор военной контрразведки независимой Украины. Тридцать шесть лет, холост, материальное положение – не удовлетворительное.
– Для меня – совершенно неудовлетворительное, – поправил Сергей.
– Совершенно неудовлетворительное. Для того, чтобы его немного улучшить, господин Петров предпринял несколько операций…
– Нельзя немного ближе к делу? Я сегодня это уже слышал и читал. С кем, кстати, имею честь?
– Называйте меня, Сергей Сергеевич, Иваном Ивановичем.
– Сидоровым, надо полагать?
– Ивановым.
– Очень приятно познакомиться. Теперь к делу?
– Теперь к делу, – подтвердил Иван Иванович.
Водитель машины, до этого спокойно сидевший на своем месте, неожиданно поднял руку. Глухо выстрелил пистолет. Бронислава бросило к дверце. Стекло с его стороны покрылось темными пятнами.
В машине остро запахло сгоревшим порохом.
– А вы говорите – компетентность, – сказал Иван Иванович.
– А вы говорите – одноразовость, – в тон ему сказал Сергей.
– Давайте перейдем в другую машину. Вы тут не за что не брались руками?
– Обижаете, – ответил спокойно Петров, – перчатки по такой погоде вещь просто необходимая.
– Тогда можно выходить.
– Маленькая просьба…
– Что именно?
– Не мог бы ваш человек забрать у покойного Бронислава из правого кармана пальто конверт. Так, на всякий случай.
Не дожидаясь указаний, водитель вытащил конверт и протянул его Ивану Ивановичу.
– Мне он не нужен, – сказал Иван Иванович
– Мне, собственно, тоже, – ответил Петров, – но придется забрать.
– Осторожность и еще раз осторожность, – провозгласил будто тост Иван Иванович.
– Тем более, что наша с ним беседа в кафе все равно запечатлена вашими людьми.
– Вот именно.
– Только не рассчитывайте, что это поможет вам сбить цену.
– Я не покупаю дешевых вещей, – сказал Иван Иванович.
– Даже продаваясь, нужно сохранять чувство собственного достоинства, – сказал Петров, открыл дверцу и раскрыл зонт.
Другая машина, тоже лиловый «форд», стояла метрах в десяти.
– Постоянство вкусов свидетельствует о постоянстве характеров, – заметил Петров.
– Просто, если мы с вами договоримся окончательно, у вас будет лишнее алиби на случай, если кто‑нибудь видел, как вы садились в лиловый «форд» возле кафе. Эта машина принадлежит очень уважаемому человеку.
– Приятно иметь дело с осторожным и предусмотрительным человеком.
– Слушайте, Петров, вас самого не тошнит от идиотской тональности нашего разговора?
– Еще как, – Петров вслед за Иваном Ивановичем сел в машину.
Водитель первой машины, аккуратно прикрыл дверцы салона, сел за руль, щелкнул переключателем радио. Поискал хорошую мелодию.
Справа что‑то зашуршало. Водитель посмотрел, потом отвернулся. Ничего особого, просто подергивалась нога убитого.
Так бывает часто. Водитель это хорошо знал.
22 октября 1999 года, пятница, 18‑30 по местному времени, Будапешт, гостиница «Экспо».
Двое поляков въехали в двухместный номер на пятом этаже около полудня. Портье мельком глянул на новых постояльцев сквозь толстенные стекла очков, выполнил все формальности и выдал ключ, дежурно улыбнувшись.
Поляки были не самым худшим вариантом. В период челночного бума, гостиница стала постоянным местом обитания групп русских и украинских торговцев, привлеченных относительно низкими ценами и широко рекламируемыми шведскими завтраками.
Поляки, обменяв в вестибюле деньги, поднялись в лифте на свой этаж и больше вниз не спускались. По очереди приняли душ. Один из них сразу же уснул на той кровати, что была ближе к окну, второй – включил телевизор и расположился в кресле. Только раз он встал со своего места, чтобы достать из холодильника банку колы.
В пять зазвонил телефон. Сидевший в кресле, не двигаясь с места, спокойно взглянул на телефонный аппарат. Дав несколько звонков, телефон замолчал, для того, чтобы через минуту зазвонит снова. И снова сидевший в кресле проигнорировал старания телефона.
Когда через минуту телефон зазвонил снова, с кровати резко встал спавший и поднял трубку:
– Да? – спросил он по‑русски.
– Ждем звонка, – после небольшой паузы сказал кто‑то в телефонной трубке.
– Спущусь к телефону‑автомату, – по‑русски сказал проснувшийся, положив телефонную трубку на аппарат.
– Сходить с тобой, Дима? – спросил сидевший перед телевизором.
– Я сам. Ты пока собери вещи. Не исключено, что придется переехать к Зимнему.
– А мы ничего и не распаковывали.
– Все равно – осмотри все, чтобы ничего не посеять. И дверь за мной прикрой!
– Дима, не начинай занудствовать. Считай, что у нас отпуск.
– Двери, я сказал, сразу за мной закрой.
– Слушаюсь, гражданин капитан! – сидевший в кресле лихо откозырял.
Дмитрий вернулся от двери, присел на корточки возле кресла:
– Сережа, я тебя прошу, приди немного в себя. Мы не в отпуске. И я не виноват, что нас отправили вместе. Ты знаешь, что в последний момент Родионов не смог поехать. Не нужно меня любить, просто выполни задание. А я не буду никому говорить о твоем поведении. По рукам?
Сергей молча встал с кресла и подошел к двери номера:
– Я закрою дверь.
Дмитрий вышел в коридор. Дверь за ним резко хлопнула. Дмитрий поморщился. Поначалу, в Москве, он даже обрадовался редкой возможности съездить за границу. Пусть на пару дней, и пусть не в Рио, но все‑таки разнообразие на фоне серых служебных будней. И только за два часа до отъезда ему сообщили, что вторым с ним поедет Сергей.
Не постоянный напарник Володя Родионов, а Сергей Алексеев. И только в поезде Дмитрий узнал, что Алексеева выдернули из отпуска на второй день после свадьбы. Требовалось знание польского в совершенстве и немного мадьярского. Алексеев почти все время поездки молчал, или откровенно провоцировал напарника на конфликт.
Дмитрий посмотрел на свое отражение в зеркальной стенке лифта, пригладил волосы.
В холе у входа было пусто. Портье с сильно косящим глазом за толстенными линзами очков посмотрел сквозь Дмитрия. Справа, со стороны ресторана, тянуло чем‑то жаренным.
Дмитрий, не торопясь, прошел через холл, вышел на улицу. Сыро. Мелкая водяная дрянь пропитала воздух и холодной испариной сразу же легла на лицо.
Телефонная будка находилась в ста метрах справа от гостиницы. Дмитрий набрал номер телефона и, когда на той стороне взяли трубку, сказал:
– Я позвонил.
– Вы второй раз ошиблись номером, – ответил мужской голос, и раздались короткие гудки.
Это значило, что из двух имеющихся вариантов места встречи, около памятника Барошу возле вокзала «Келети» и универмага «Корвин», расположенного дальше по проспекту Ракоци, Зимний выбрал универмаг.
22 октября 1999 года, пятница, 19‑30 по Киеву, Город.
Ситуация почти идиллическая: за окном мерзость заканчивающегося октября и пропитанная водой темнота позднего осеннего вечера. В комнате тепло, сухо и светло.
На письменном столе светится монитор компьютера, и по экрану, вращаясь и меняя цвет, плавает призыв «Пиши роман». Эту заставку я сам ввел в компьютер, вдохновленный, в свое время, двумя эпохальными событиями – появлением на прилавках моего первого романа и покупкой моего первого компьютера.
Пиши роман. В смысле, если у тебя один раз получилось исписать пятьсот страниц ни в чем не повинной бумаги и убедить издателя эти пятьсот машинописных страниц превратить в триста пятьдесят страниц книжного текста, то следует из этого сделать бизнес. По возможности, ужасно доходный и несущий славу.
Так уж сложилось, что уже почти три года я не могу отнести себя к категории работающих, хотя и безработным тоже считаться не могу. Если глубоко задуматься, то веду я почти богемный образ жизни. Птичка Божия…
А что? По всем параметрам подхожу. К тридцати семи годам я проработал шесть лет в школе, два года в Доме пионеров и школьников, год в коммерческих структурах, пять лет в прессе… Ну, и так далее. Закончил университет, издал книгу, развелся, потерял работу… Работа, кстати, не самое крупная моя потеря. Но об этом я предпочитаю не вспоминать.
Еще я сподобился заполучить себе ночной кошмар, приходящий ко мне время от времени и заставляющий просыпаться среди ночи с бьющимся в истерике сердцем. Но об этом тоже не нужно. Все нормально. Все просто превосходно. Была у меня одна знакомая, которая на дежурный вопрос: «Как живешь?» жизнерадостно сообщала, что все у нее в порядке, что и она и все ее родственники счастливы, что жизнью она довольна… А потом добавляла: «Это аутогенная тренировка».
Это аутогенная тренировка. Нужно убедить не столько окружающих, что все в жизни у тебя хорошо и правильно, нужно уговорить себя, что нормально каждый день лихорадочно пересчитывать деньги – хватит до завтра или нет, и суматошно метаться по промокшему городу, в поисках приработка. Или вот, нужно вбить себе в голову, что совершенно нет ничего плохого в том, когда отправляешь своего четырнадцатилетнего сына расклеивать предвыборные листовки, снабдив его ведром с клеем и наилучшими пожеланиями.
Так что, идилически весь сегодняшний вечер выглядит только в моем тренированном воображении. Все хорошо.
Это просто писатель сидит за письменным столом и продумывает сюжет будущего бестселлера, вот уже час тупо уставившись в экран монитора.
Дурацкое состояние. Сидишь не в силах заставить себя отстучать на клавиатуре первое слово. Сидишь, ругаешь себя нецензурно и борешься с соблазном послать все к чертовой матери. А где‑то в глубине души точно знаешь, что если таки удастся это проклятое слово напечатать, то потом все пойдет гораздо проще. Как бы само собой. И потом будет мучительно обидно прерываться на сон и совершенно невозможно продолжать сражаться с клавишами и сном одновременно. И где‑то к двум часам ночи все‑таки придется укладываться спать на скрипучий диван‑кровать только для того, чтобы еще почти час засыпать, успокаивая разошедшееся в писательском раже сердце.
Если повезет, в эту ночь удастся разминуться со своим дежурным кошмаром, часам к одиннадцати утра получится тяжело, с натугой проснуться. И перемещаться по квартире, время от времени косясь в сторону компьютера. Никогда не удается предугадать, получится сегодня написать первое слово или нет.
Черт. Я в последний момент удержал себя и не встал из‑за стола. Сиди. Сиди и работай. Пиши роман. Гоголь, говорят, когда не мог ничего придумать, исписывал пачки листов одной фразой «Нечего писать».
Проблема у меня несколько другая. Я знаю, что нужно писать. Я не могу заставить себя начать писать. В «Виконте де Бражелоне» силач Портос иногда не мог заставить себя сдвинуться с места. Из‑за этого и погиб.
Вот и я – хочу, знаю что, но не могу. Можно это назвать умственной импотенцией? Нельзя. Я надеюсь, что нельзя. У меня все в порядке. Я талантлив и удачлив.
Это аутогенная тренировка.
Кажется пошло. Первое слово сформировалось где‑то в районе желудка и медленно стало подниматься к горлу. Немного похоже на приступ тошноты. Теперь главное – не спугнуть. Замереть, сцепить зубы, подняв руки над клавиатурой, и ждать. Еще секунда…
Зазвонил телефон. Я его себе поставил недавно. Ужасно страдал из‑за того, что приходится для телефонного звонка выходить на улицу, чувствовал себя почти неполноценным, пока не водрузил телефонный аппарат на полку книжного стеллажа. А потом понял в очередной раз, что не бывает на свете полного счастья. Что подобно тому, как к любимой жене прилагается не менее любимая теща, так и к удобству домашнего телефона прилагается ужас несвоевременных звонков.
Первое слово, добравшееся уже почти до голосовых связок, замерло неуверенно, я закрыл глаза, тщетно надеясь, что телефон передумает и промолчит.
Телефон зазвонил снова. Гоголю, между прочим, никто и никогда не звонил во время работы над «Мертвыми душами».
– Да? – спросил я в телефонную трубку, встав из‑за стола и подойдя к стеллажу. Я до сих пор не могу понять, почему не протяну телефонный шнур до письменного стола. На каждый звонок приходится вставать и идти полтора метра.
– Это я, папа, – сказал Сан Саныч.
В таких случаях я обычно отвечаю что, мол, не правда, что папа – это я, но на этот раз приходится обходиться без шуток. Сегодняшний вечер знаменателен не только моими писательскими потугами.
Сегодня мой старший сын не просто первый раз принял участие в политической борьбе, расклеивая листовки, призывающие всех голосовать за нынешнего президента, он не просто зарабатывал на этом деньги. Сегодня он получил свой первый привод в милицию.
Все, в общим, правильно. Нельзя изгаживать столбы, стены и заборы всякими политическими бумажками. Но за каждую такую политическую бумажку Сашке платят пятнадцать копеек. И триста наклеенных за вечер листовок гарантируют сорок пять гривен чистой прибыли. С этим приходится считаться.
Надо отдать должное нашей милиции. Она пресекла расклейку в самом начале, привезла моего сына в районный отдел и через пятнадцать минут выпустила его на все четыре стороны, уразумев, что в объяснении по поводу предосудительных действий Сашки будет значится, что листовки он расклеивал в поддержку ныне действующего президента.
В общем, все нормально, Сашка уже успел добраться до лыжной базы, на которой работает моя сестра, а его тетя. И самое главное, о чем печалится мое чадо, что в милиции у него не отобрали листовки. Тогда бы он получил вознаграждение, не работая. Ему так было обещано. А теперь придется связываться с одним из предвыборных штабов, сообщать об инциденте, называть фамилию провинившегося милиционера и ждать дальнейших инструкций.
Приблизительно это я сообщил своему наследнику, положил трубку и попытался вернуться к столу. Первое слово, как это ни странно, не сбежало, а копошилось в пищеводе, решая, идти наве